Страница шесть (Page Six)

Уилл прошелся по всему дому, собаки следовали за ним по пятам. ФБР оставили после себя еще больше беспорядка, чем в прошлый раз. Шкафы открыты, мебель переставлена, содержимое полок и столов перемешано. Черные пятна на дверных ручках и оконных рамах показывали, где они посыпали порошок, выявляя отпечатки. Ленты, огораживающие место преступления, развевались меж деревьев и кустов на заднем дворе, и все пространство вокруг перед Уиллом использовалось как стоянка. На кухне, в частности, был полный хаос; каждую тарелку и большую часть его столового серебра необходимо было почистить и сложить туда, где ему следовало находиться. Беверли беспомощно пожала плечами. — Я попыталась почистить некоторые, но сама ненавижу, когда кто-нибудь трогает мои вещи, так что… Уилл проглотил свой гнев. Беверли всегда ставила долг дружбы превыше всего. Она не заслуживала терпеть его испорченное настроение. — Я никогда не буду в состоянии сделать подобное для тебя. — Ты ничего мне не должен, и ты это знаешь. Они переступили через беспорядок в кабинете Уилла, по иронии судьбы единственной комнаты, которая осталась почти нетронутой ФБР. Уилл включил ноутбук. Он не горел желанием проверять электронную почту, не разобранную за две недели. Беверли плюхнулась на диван. Бастер немедленно подбежал и растянулся рядом с ней, подставляя живот под почесывание. — Так. Этот парень. Лектер. — Что про него? Беверли ухмыльнулась: — Давай, Уилл. Ты просто выплыл из этого ресторана, — она сделала сложный жест, который задействовал все десять пальцев. Бастер заскулил на нее. — И он вился рядом. — Он нашел нас с Мэтью. Предполагаю, что он чувствует ответственность. — И это все. Предыдущие вылазки на минное поле отношений доказали Уиллу, что лучше быть одному. Он жил сам по себе практически со старшей школы, и впоследствии приобрел причуды и привычки, которые другим редко кажутся привлекательными или хотя бы терпимыми. Потом были собаки и его узконаправленная сосредоточенность, когда он приступал к своей работе. Да и тысячи других причин. Уилл подумал о пробуждении в больнице, руке Ганнибала вокруг своих пальцев. Травма как один из способов объединения людей. Он не был уверен, насколько его интерес к Ганнибалу был просто спроецированым приятным отношением. — Я не знаю. Может быть. А может и нет. — Все, что я хочу сказать — не критикуй, пока не попробовал, — сказала Беверли. — Он кажется хорошим парнем. Уилл открыл свою почту, поморщившись, когда увидел количество непрочитанных сообщений. — Я подумаю об этом. Вечером позвонил Кроуфорд. — Не буду говорить, что предупреждал тебя. Так как дела? Дождь снова ударил в окна. Собаки, наевшись до отвала, растянулись на одеялах и подушках, вывалив розовые языки. Огонь потрескивал в очаге. У Уилла был стакан хорошего виски под рукой и пицца на вынос на столе. — В зависимости от… У меня еще есть работа? — Мы не собираемся тебя увольнять, Уилл. — Позволь мне перефразировать: я до сих пор имею мою работу? Кроуфорд колебался дольше на несколько секунд. — Конечно. — А чего ты мне не говоришь? — Ничего. Уилл вздохнул: — Джек… — Похоже, у тебя завелось несколько влиятельных друзей. Просто рассказываю. Уилл застонал. Это было именно то, чего он слышать не хотел. — Насколько все плохо? На линии раздался звук почесывания Кроуфордом своей козлиной бородки. — Доктор Блум ничего не говорит? Визитка доктора Блум по-прежнему торчала между ушами статуэтки собачки на буфете. — Профессор из Джорджтауна. Лектор в Квантико и консультирует поведенческий отдел. Мы пересекались. — Она из Дональда веревки вьет. Он был готов уже… — Уволить меня? Кроуфорд прогудел. — Проходила встреча с издателем, юристами, вся эта галиматья. Ты должен посмотреть на это с их точки зрения, Уилл. Это была бы преступная халатность, если бы они отправили тебя отсюда, и написали об этом, чтобы тебя потом же и атаковали в первую очередь. Уилл знал, как все работает в верхних эшелонах. В первую очередь, юристы компании «Sun» беспокоились о защите общественного имиджа и активов своих клиентов. Мертвый репортер на зарплате — в Балтиморе, а не в какой-то далекой, охваченной войной стране третьего мира, где жизнь ничего не стоит — закончится плохой рекламой для издания. Потом заявление, которое было упомянуто Беверли: соглашение о неразглашении. ФБР запретили оглашать историю с Мэтью и нападением на Уилла, вплоть до того, что Уиллу еще предстоит поискать какое-либо упоминание о ней в любой газете или интернет-новостях вообще. «Sun» не сможет извлечь из этого выгоду, если разболтает все как есть. Могущественные друзья, в самом деле. Доктор Блум, вероятно, думала, что она сделает ему одолжение, вмешавшись таким образом. Она сделала все, чтобы Уилл по-прежнему имел работу, когда выйдет из больницы. ФБР защищали его частную жизнь. Но его возмущала даже сама идея быть благодарным за их вмешательство; теперь же он был прямо-таки в долгу перед ними. И, конечно, они ожидают чего-то взамен. И он мог догадаться, что это было. — Это поможет, если я сам переговорю с Дональдом? Кроуфорд фыркнул. — С твоим особенным обаянием Уилла Грэма? Нет. Хочешь несколько советов? Приходи в понедельник, притворись, что ничего не произошло. — Ты имеешь в виду, солгать. — Именно это я имею в виду. Если ты не хочешь придавать дело огласке, чтобы получить особое отношение. — Сколько людей знают об этом соглашении с ФБР, так или иначе? О том, что произошло на самом деле? — Беверли была в моем офисе, когда пришли полицейские. Я не знаю, рассказала ли она кому-нибудь. Дональд знает, адвокаты знают. Мы полагали, что чем меньше людей вовлечено, тем лучше для всех заинтересованных сторон. Официальная версия в том, что ты попал в аварию. Беверли рассказала бы Зеллеру и Прайсу. Из всего того, что Уилл знал и находил в них терпимым, только в малых дозах, Зеллер и Прайс не будут поднимать шум. Остальные же его коллеги — совсем другая история. Уилл был не в лучших отношениях с ними. Большинство из них считали его высокомерным козлом, а он не всегда интересовался исправлять их предвзятое мнение. — Какой несчастный случай? — Ты придумаешь, какой, — грубовато ответил ему Кроуфорд. — Я уже достаточно лгал. Но имей в виду: если ты решишь рассказать всем правду, то репутация этой газеты будет поставлена на карту. Этот парень, Браун, убил пять или шесть человек. И мы помогаем ФБР скрыть это. Первые звоночки головной боли начинали покалывать в висках Уилла. Ложь имела привычку быть красивой конструкцией, которая разрушалась под собственным весом. — Что-то всегда просачивается сквозь щели. Ты знаешь это. — Мы будем разбираться с этим, когда уже столкнемся на деле. Так. Увидимся в понедельник. Линия оборвалась. Уилл осел на диван. Уинстон, подбежав, положил голову ему на бедро. Лежащий у камина Дикон широко зевнул, завозились Бастер и Пикс. Остальные трое уже спали, растянувшись во все стороны в довольстве. Мир. Спокойствие. Жизнь Уилла была вроде ничего, до последнего времени. У него было предчувствие, что все становится только хуже. Понедельник наступил с утренним морозом. Барни, швейцар, поприветствовал Уилла с широкой улыбкой и положил свою медвежью лапу-руку ему на плечо. — Надеюсь, что вы чувствуете себя лучше, мистер Грэм. — Спасибо, Барни. Новости об «аварии» Уилла уже обошли все этажи. Люди, которые никогда даже не здоровались с ним, приветствовали его, как будто он давно потерявшаяся овечка, вернувшаяся в стадо. Он сбежал в безопасность стола Беверли, где был немедленно огражден Зеллером и Прайсом. Поверх редакции Кроуфорд послал ему многозначительный взгляд. — Кажется, Шерлок Холмс вернулся, — Кроуфорд повысил свой голос над другими. — Теперь, давайте послушаем, что он нам расскажет, чтобы мы могли, наконец, остановить слухи. — Авария на рыбалке, — сказал Уилл. Сидящий рядом с ним Зеллер захохотал. — Что, они действительно здорово кусаются? Несколько человек засмеялось, кто-то захихикал. Большинство из них уже вернулись к своим рабочим местам. Кроуфорд, выглядя довольным, ушел к себе. Зеллер поглядел на Уилла с любопытством. — Ты не хочешь просветить нас, что на самом деле произошло? Беверли пожала плечами. — Я только рассказала им о соглашении. Прайс выпрямился. — Что, есть еще что-то? Уилл подвел итог встречи с Мэтью, как он поведал это Пурнелл, выдавая голые факты. Умолчав о некоторых аспектах — он был еще не готов делиться этим с кем-либо, когда сам едва мог допустить их применительно к себе. В конце концов, Зеллер и Прайс уже и так смотрели на него с бровями, уползшими в близость к волосам. Прайс выглядел обеспокоенным. — Не лучше ли тебе домой, в постель? Или в больницу? — Этот парень же не выпотрошил меня. — к счастью, Мэтью не смог зайти так далеко. — Это просто колотая рана. — Беверли закатила глаза. — О да, мачо. Зеллер и Прайс рассмеялись. Уилл полагал, что уж теперь он вне подозрений. Во время обеденного перерыва в столовой Дональд Сатклифф сидел за столом Уилла. Он вытащил кожаную папку из портфеля, щелкнул авторучкой и вручил Уиллу. — Подпишите это, пожалуйста. Уилл прочитал одну страницу. Еще одно соглашение, на этот раз для него: «Sun» хотели убедиться, что он не собирается получать прибыль от своей встречи с Мэтью. С юридической точки зрения это было фуфло, но он все равно подписал его, полагая, что это поможет всем наверху немного быстрее снова забыть его имя.  — Спасибо, мистер Грэм, — сказал Дональд, встал и ушел. Ничего интересного не произошло за оставшуюся часть дня. У Уилла было много чего на доработке, но, в конце концов, не осталось ничего, что можно было бы даже почитать или посмотреть. Чем медленнее двигалось время, тем чаще он ловил себя на поглядывании на телефон. — Сделай уже этот чертов звонок! — цыкнула Беверли раздраженно, когда он начал обматывать телефонный шнур вокруг своих пальцев. — Не будь такой королевой подростковой драмы. Уилл поехал на лифте на верхний этаж. Замок на выходе на крышу был сломан несколько лет назад, и никто не потрудился его заменить. Курильщики использовали крышу, когда была хорошая погода. Сегодня ветер был холодным, влажным; Уилл нашел здесь местечко для себя. Он сидел на одной из больших вентиляционных труб, с мобильником в руке. Ганнибал взял трубку на втором гудке. — Ганнибал Лектер. — Привет. — Уилл, — Голос Ганнибала отдавался странным эхом. — Один момент, пожалуйста. Я в подвале, — Уилл прислушивался к шагам Ганнибала по тому, что звучало как деревянная лестница, хлопку двери. Музыка играла в фоновом режиме, классическая, тяжелая. — Я ждал твоего звонка, — тепло начал Ганнибал. — А я почти передумал. — Я рад, что ты позвонил. — Ты появился бы снова в моем доме, если бы я не ответил? — Это было извинение. Но да. Ты прав. Я не сдаюсь так легко.       Уилл смотрел на горизонт Балтимора. Может быть, они дошли бы до этой точки, даже если бы встречи с Мэтью и не произошло. Просто услышанный голос Ганнибала заставил трепетать тепло в его животе. Королева подростковой драмы, в самом деле. Ганнибал продолжил:  — Я бы с удовольствием снова приготовил что-нибудь для тебя. — Я хотел бы этого. — Хорошо, — Ганнибал прозвучал довольно и извинительно. — Хотя, боюсь, я сегодня вечером… — Не сегодня. Я сильно вымотан. — Твоя рана…? — Нет, просто работа. Политика. Ганнибал усмехнулся, как будто точно знал, про что Уилл говорил. — Когда тебе было бы удобно? — Завтра? На следующий день? У меня нет никаких конкретных планов на большинство вечеров. — Если только не произойдет убийство. Я полагаю, тогда ты помчишься как заяц сразу же. Уилл почесал бровь. — Это моя работа, — независимо от того, где это происходило, он хотел убедиться, что Ганнибал знал, на что сам подписывается. — Так бывает. — Восхитительная преданность делу. Тогда, завтра? Уилл кивнул, понял, что Ганнибал не мог его видеть, и откашлялся. — Да. — Замечательно. В восемь часов? — Хорошо. Долгое время после окончания разговора Уилл по-прежнему сидел на крыше, глядя в никуда. У него будет свидание. Он не позволил себе почувствовать ничего, кроме осторожного оптимизма; у него раньше были свидания, иногда даже больше, чем одно, с одним и тем же человеком. Знакомства не проблема. Проблема была в том, что следующий шаг спотыкался о последующую презентацию. Беверли вопросительно посмотрела на него, когда он вернулся в отдел новостей основательно замерзшим. Уилл помахал ладонью вверх-вниз: может быть, может и нет. Она фыркнула и покачала головой, а затем снова исчезла за экраном своего компьютера. На следующий день стало еще холоднее. Листья хрустели под ногами во время утренней прогулки. Дыхание собак клубилось в воздухе, а кончик носа покраснел. У него началась головная боль уже по возвращении домой. Он принял душ, поменял бинты. Уилл чувствовал себя немного больным и замотавшимся за две недели лжи вокруг и ничего неделанья. Подживающий шрам между ребрами пульсировал, когда он смазывал его мазью; он казался маленьким, несущественным. Даже большой шрам на бедре не выглядел так плохо. Ничего похожего на рваную, зияющую дыру, которую он оставил на горле Мэтью. Если бы у него был нож… Уилл оделся. Он задержался на выборе свитеров, соблазняясь надеть один с растянутым воротом, и только потом придал этому особое значение. Задался вопросом, почему вообще удосужился это заметить. Ганнибал видел его с чьей-то чужой кровью на лице и его это не оттолкнуло. Прекрати уже пытаться сам себя саботировать, твердо сказал себе Уилл. Он поставил еду и воду для собак, собрал свою сумку и дорожный стакан. Его мобильный зазвонил в то время, когда он вышел к машине. И чуть не врезался в машину, когда прочитал сообщение. Чесапикский Потрошитель снова нанес удар. Уилл нашел место достаточно легко. Распахнутое, пустое пространство было трудно пропустить — фургоны ФБР преграждали вход. Его первой мыслью было проехать и сделать вид, что он просто проходил мимо, но что-то раздражало в глубине сознания. Уилл припарковался у тротуара и выловил сотовый телефон из сумки. Он приехал прямо сюда, в убежденности, что кавалерия уже отбыла; Бойл не отправил бы его на место, кишащее другими полицейскими или ФБР. Номер, с которого пришло сообщение, был не детектива Бойла. В спешке и внезапном волнении, Уилл не заметил ничего кроме слов. Этих волшебных слов: «Чесапикский Потрошитель». — Сволочи, — он набрал номер на экране. Мелодия звонка, что-то веселое, зазвучала за пределами его автомобиля. Он поднял голову. Доктор Блум стояла у обочины, с телефоном в руке. Ее улыбка была наполовину триумфальной, наполовину извиняющейся. Уилл опустил окно. — Устали ждать моего звонка? — А вы бы позвонили? Он думал об этом в больнице, думал после больницы. В конце концов, он все откладывал. — Может быть. — По моему опыту, «может быть» переводится как «никогда». — А сейчас меня не спрашивают, не так ли? Доктор Блум посмотрела вниз по дороге. — Никто не держит вас здесь. Вы можете просто уехать. Он считал, что обдумывать этот выбор может только идиот. — Что вы надеетесь получить с этого? — Я надеюсь, что поймаю Потрошителя. — Это все? Доктор Блум пристально посмотрела на него. — Я не собираюсь лгать. Вы меня интересуете. Эмпатия сама по себе не такой выдающийся аспект разума. Мы все делаем это в какой-то степени. Но сопереживание убийцам… Уилл стиснул зубы. — Эмпатия это не то же самое, что симпатия. — Я знаю это, — быстро поправилась доктор Блум. — Я не предлагаю вам симпатизировать никому из них. Но у вас есть склонность. И очевидный интерес. — Вы так говорите, что это звучит, как будто я восхищаюсь этими людьми. — Вы пишете об убийцах, а не о жертвах или семьях потерпевших. Это действительно говорит что-то о вас. Или вы не согласны? — Доктор Блум сделала приглашающий жест. — Теперь мы продолжим? Среди припаркованных автомобилей стоял фургон коронера. Его задняя дверь была открыта, показывая пустую каталку. Они еще не переместили тело. Любопытство победило раздражение. Уилл еще никогда раньше не видел жертву Потрошителя. Кто знал, что он увидит, какой скрытый смысл и сообщения, которые он нашел бы в центре сцены театра Потрошителя? Одного пазла в мозаике не хватало. — Где Пурнелл? — Свидетельствует в суде. — А она одобрила? — Это не от нее был звонок. Там слышалось «уже не важно» в этом заявлении, и Уилл не знал, что делать. Для того, кто, по ее собственным словам, просто читал лекции в Квантико, доктор Блум, оказалось, имеет большое влияние на ФБР. Доктор Блум указала путь к стоянке. Вишневое дерево в полном цвету, посаженное в центре широкого пространства, выделялось, как большой воспаленный палец. Бетон вокруг его корней был разломан, большие куски, разбросанные в близлежащем радиусе так, как если бы дерево выросло здесь естественно. Уилл остановился у первых паутинок-трещин в бетоне, глядя на тело, висевшее в дереве — тело, слитое с деревом. — Я знаю этого парня. Шелдон Айли. Доктор Блум остановилась рядом с ним. — Из балтиморского городского совета, да. Он пропал без вести несколько дней назад. Вы лично знали его? — Нет. Но я помню его по фото, — хотя лицо высоко в соцветиях было расслаблено после смерти, Уилл признал в нем самодовольно выглядящего оппортунистического Шелдона Айли, который был на передовице. — Это было пять-шесть лет назад. Он был посредником в сделке развития лесных массивов, несмотря на протест ЕРА. — Уилл огляделся по сторонам. Плоский серый бетон покрывал все расстояние к дальней дороге и линии деревьев на другой стороне. — Мы, вероятно, стоим на результате этой сделки. Асфальтовый рай. — Хорошая память, — прокомментировала доктор Блум. — Что? — Вы признали его по фото, которое видели «пять, шесть лет назад». — Я здесь, потому что вы хотите, чтобы я посмотрел, или потому, что вы хотите посмотреть на меня? Доктор Блум выдержала его свирепый взгляд. — В обоих случаях. Вы обращались в полицейскую академию в Новом Орлеане, прежде чем выбрали перо вместо пистолета. Вы прошли все испытания с честью, за исключением психологических тестов на вступительных экзаменах. Уилл почувствовал, как его волосы поднимаются. Это было то, чего даже Беверли не знала о нем. — И? — Мне просто интересно, почему. Обнаруженная нестабильность и дальнейший возможный спектр диагнозов, если бы он просто продержался еще в течение нескольких тестов, антисоциальные тенденции — психиатры в академии объяснили ему более чем подробно, почему ему не хотелось бы все это повторять. Так что не было ничего плохого с ним. Так же он не любил вечеринки и предпочитал оставаться в своих собственных мыслях, и что? Это не дает никому права ковыряться в его голове, так, как будто это салат-бар на самообслуживании. Почувствовав его растущую ярость, доктор Блум сменила тему. — Что вы видите, когда смотрите на это? Уилл посмотрел на тело. Карма. Наказание. Ирония. И самодовольство. Полость в середине Айли была заполнена букетами цветов. Белладонна вместо сердца, цепь из белого олеандра вместо кишечника, крестовник на месте печени — все ядовитые. Уилл добавил «осуждение» в список того, что он видел. Количество символики на этой одинокой картине было подавляющим. Он закрыл глаза, отбрасывая доктора Блум, фургоны ФБР, взгляды других агентов, которые он мог чувствовать, как иглы в спину. Он представил качающийся маятник, отматывающий время назад, пока не исчезли даже трещины в бетоне. Он был Чесапикским Потрошителем. У него не было никакой особой ненависти к Айли, только низкое изнуряющеe презрение к подвиду человека, которым тот был. Он терпелив. Пять или шесть лет с момента сделки по развитию лесного массива. Он любил символику и ироничные каламбуры, и не имеет значения, если кто-то не понимал их, потому что он их понимал, и этого было достаточно. Он … — Что ты здесь делаешь, медитируешь? Выдернутый из своего погружения в ментальные пути Потрошителя, Уилл оказался лицом к лицу с миниатюрной рыжеволосой дамой. Доктор Блум, которая отошла на несколько шагов от Уилла, уже заметила это, и пошла к ним с выражением раздражения и гнева на лице. Рыжеволосая с любопытством посмотрела на Уилла. — Подождите, я тебя знаю. Ты Уилл Грэм, репортер. — Вас не должно быть здесь, — Уиллу удалось увернуться. Рыжеволосая фыркнула. — Ну, либо вас не должно быть здесь. — Фредди! — доктор Блум добралась до них. — Я попросила всех остаться у фургонов. Фредди вскинула брови на доктора Блум. — Я всегда за новые и инновационные методы профилирования, но позволять использовать гражданских… Не слишком ли много вы на себя берете? — Он ничего не делает, просто смотрит. Мистер Грэм здесь с ведома руководителей отдела. Ты знаешь это. Уилл отошел от женщин и многообещающих аргументов, нуждаясь в моменте, чтобы найти психическое равновесие. Он не любил компанию, когда посещал места преступлений. Каждое из них имело свое собственное магнитное ядро, и магнетизм Потрошителя всегда был сильным. Уилл чувствовал себя неустойчиво, и резкое прерывание не сделало ему никакого одолжения. Доктор Блум присоединилась к нему через несколько минут. — С вами все в порядке? Головная боль у него началась после выгула собак и росла до известия о новом нападении. Он обыскал карманы в поисках баночки с аспирином, потом вспомнил, что оставил его в своей сумке в машине. — Мне нужно выбраться отсюда. Фредди смотрела на них с прищуренными глазами и угрюмо скривившимся ртом. — Приятно познакомиться, мистер Грэм, — язвительно сказала она. Доктор Блум последовала за Уиллом, отступающим от стоянки. Она ничего не говорила, пока он не нашел баночку аспирина и не запил таблетки холодным, несвежим кофе. — Простите. Прерывание не было запланировано. — Хотя, она права. Я гражданский. Я даже не свидетель. — Когда мы поймаем Потрошителя, у нас должно быть достаточно улик, чтобы посадить его на всю оставшуюся жизнь, со свидетелями или без. Уилл тихо фыркнул. Когда. — Я был бы осторожен с таким оптимизмом. — Вы не верите, что мы поймаем его? — Не так скоро, нет. — Почему вы так уверены? — Шелдон Айли был буквально привит к этому дереву. И дерево. Живое дерево, с корнями. На появление его здесь и установку, должны были быть потрачены даже не часы. Потрошитель, вероятно, даже вырастил его сам, и они не срослись за одну ночь. Это серьезное планирование. Затрачены годы на реализацию. — Таким образом, он дотошный, целеустремленный… — Терпеливый, — подхватил Уилл. — Он терпеливый. У него есть контроль над своими желаниями. Контроль. Это дает ему преимущество над большинством других садистов-убийц. Даже если Потрошитель идет повеселиться, он никогда не теряет контроль. — Что еще? — Айли был брокером при сделке, которая уничтожила место гнездования для находящихся под угрозой исчезновения певчих птиц и превратила его в место для стоянки. Потрошитель превратил Айли в дерево и растение на этой стоянке. Он любит свои маленькие внутренние шутки, свои каламбуры, свое… мастерство. — Это не значит, что он не совершит ошибку, — сказала доктор Блум скептически. — Или то, что он никогда не будет пойман. — Я не говорю о «никогда», — возразил Уилл, — но я не верю, что в ближайшее время вы сможете его поймать. Когда вы думаете, что близки к его поимке, это потому, что он хочет, чтобы вы так думали. Это все, — он указал место для стоянки автомобилей, — является его театральной сценой, и он один пишет сценарий. На этом рот доктора Блум напрягся, и даль отразилась в ее глазах. Уилл сидел боком на водительском сиденье в своем автомобиле. — Что вы на самом деле надеетесь получить от этого? Все, что я только что сказал вам, есть в файлах, конфискованных у меня Пурнелл. — Я знаю. — Так что это было? Что, тест? — Проба. Я думаю, что вы могли бы быть ценным приобретением для нашей работы. В более официальном качестве, нежели тайно проникающим на место преступления. Она, должно быть, пошутила. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но это работает только в кино и сериалах. Вы не можете просто взять случайных людей с улицы и использовать их в ФБР. — Мы пытались поймать Потрошителя уже очень долгое время. Он работает в районе Балтимора в течение уже более десяти лет, и вы правы… мы не стали ближе к его поимке, чем мы были, когда определили первый случай как работу Потрошителя. — И вы думаете, я могу помочь вам поймать его. — Я думаю, что у вас есть более глубокое понимание убийц, чем у любого профайлера, с которым я когда-либо работала. С юридической точки зрения нет ничего, что бы говорило, что вы не можете работать с нами. Это можно так же представить, как консультации специалиста, который не работает в ФБР. Мы делаем так все время, — она виновато улыбнулась. — Вы, конечно же, не смогли бы писать обо всем этом, по крайней мере, пока бы мы не поймали Потрошителя, и он благополучно не был бы за решеткой. Она предлагает ему работу. Он мог бы получить больше, чем просто доступ, о котором он когда-то думал, а не только голые места преступлений, но и к своим файлам, возможно, даже в их лабораториях. Это была влажная мечта любого репортера — быть причастным к такой возможности, этакого рода шансу заглянуть за кулисы. Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Подумайте об этом, — предложила доктор Блум. — Это все, чего я прошу. — Я позвоню, — он завел машину и заметил ее удивленный взгляд. — Я на самом деле позвоню. Доктор Блум усмехнулась. — Звоните. Потому что я не думаю, что трюк с телефоном сработает во второй раз.