Добро пожаловать

Рукия успела вовремя – Куросаки готов был начать драку с не пропускавшей его охраной, дежурившей у выхода с территории Академии. Собственно, Кучики появилась буквально в последний момент, когда Ичиго уже примерялся, кого из шинигами атаковать первым. - И почему я не удивлена… - ворчала юная аристократка, оттаскивая за шиворот подальше от ворот брыкающегося Куросаки. – На минуту оставить без присмотра нельзя, бестолочь! - И почему я не удивлен! Ты других кидо, кроме Сай, не знаешь что ли, мелкая? – не остался в долгу тот. Спасибо за заботу одногруппниц – благодаря их подпитке реацу он относительно спокойно перенес этот бакудо. – Тоже мне, отличница! Возмущенную тираду завершил глухой удар и последовавший за ним тихий стон. - Так о чем это я… - потирая кулак пробормотала Рукия. – Ах, да! – вновь схватив притихшего «арестанта» за шкирку, продолжила она свой путь, скрываясь за деревьями парка. Дежурные шинигами проводили странную парочку озадаченными взглядами. - Так вот, покидать Академию студент может только в случае крайней необходимости и с письменного разрешения руководства. И шило в одном месте не является уважительной причиной! - А взрывы на территории Готея тоже не причина?! – снова взвился Ичиго. Кучики остановилась и вздохнула, оставшись спиной к Куросаки. Постояв так несколько секунд, она развернулась и серьезно ответила: - Это внутренние дела двенадцатого отряда, которые не касаются… - тут она осеклась. - Посторонних? – мрачно закончил за нее Ичиго. - Ну, ты это хотела сказать? - Которые не касаются членов других отрядов и организаций, – произнесла Рукия, поджав губы. И, вздохнув в очередной раз, освободила Куросаки от пут заклинания. - Так у вас там очередная война не намечается? – разминая руки, подозрительно покосился на нее снизу вверх Ичиго. Земля была холодная и влажная от выпадающей росы. - Нет - угомонись уже, - отозвалась Кучики, сложив руки на груди. Огляделась вокруг, сосредоточенно нахмурившись, проверяя, нет ли поблизости нежелательных слушателей. - Какой-то офицер из двенадцатого свихнулся и подорвал себя вместе с одним из складов оборудования, - все же пояснила она. Куросаки присвистнул. – Только это засекреченная информация, и если ты кому-нибудь проболтаешься – я тебя прикончу. - Понятно… - кивнул Ичиго, поднимаясь с дорожки и отряхивая одежду. – Ну, они там, в технологическом отделе, все выглядят малость… того, - выразительно повел пальцем у головы он. – Хотя подобное, на мой взгляд, перебор даже для шизиков-ученых. - Не смешно, - снова стукнула по рыжей макушке Рукия. – Он помимо себя еще четырнадцать человек угробил. Не говоря уже о раненых. Рощу окутывала предрассветная серость зарождающегося света. Цикады и птицы, переполошенные недавним грохотом, вовсю перекликались, словно вторя бушевавшему недавно в общежитии хаосу. - Извини, - проронил Ичиго, отведя взгляд. Затылок болел после щедрой оплеухи, прижатая ладонь не особо помогала – шишка грозила вырасти знатная. Можно сказать, аристократическая. – Наши все целы? - Они все – наши, - мрачно отозвалась Рукия, не глядя на него. - Я не… черт, ну ты же меня поняла! – прорычал Куросаки. Общаться с ней в таком настроении всегда было тяжело. - Целы-целы – взрывы быстро локализовали с помощью барьеров, они не успели распространиться до других отрядов, - сжалилась Кучики, задумчиво ковыряя неровно положенный камешек в дорожке. - Ясно… Насыщенная беседа, нечего сказать. «Непринужденная легкая» атмосфера ощущалась всеми фибрами души. Вздохнув, Ичиго отнял вспотевшую руку от головы и провел по косоде на груди, вытирая ладонь. И наткнулся на ошарашенный взгляд Рукии. - Да у тебя кровь идет! – воскликнула она, даже слегка подскочив. Куросаки поморщился от резкого звука, отдавшегося в голове болью, и оглядел себя – на белой форме красовался красный смазанный отпечаток. Кучики, не теряя времени даром, заставила Ичиго наклониться и осматривала рану. – С тебя вообще что ли глаз сводить нельзя?! Когда ты только умуд… рился… - запнувшись, на тон ниже договорила она, осознав. Она просто стукнула его с привычной силой, забыв, в каком он состоянии, никак не ожидая такого результата. Только сотрясения ему сейчас не хватало. - Я в порядке, - попытался отмахнуться Куросаки, пошатнувшись. - Цыц! – безапелляционно оборвала его Рукия, сосредоточенно стягивая поврежденные сосуды и кожу духовной силой. Извинения она с некоторым трудом сдержала, чтобы не ставить обоих в еще более неудобное положение, но Ичиго и сам все понял по ее виноватому взгляду. И это злило. Распрощались они как-то скомкано и неловко. Кучики сослалась на служебные обязанности, не терпевшие отлагательств, хотя помощи их отряда в происшествии явно не требовалось, а до начала рабочего дня оставалось еще несколько часов. Куросаки послушно с ней согласился и ответил, что ему нужно повторить перед занятиями параграф по альмалогии, которая должна была быть через день. Между ним и друзьями выстраивалась все более прочная стена из недомолвок, лжи и отстраненности. Даже Абараи, пусть почти незаметно, стал вести себя более покровительственно и снисходительно. Но Куросаки не видел выхода из этой ситуации, не мог найти способа разрушить эту преграду и вернуть прежнее обоюдное доверие. Он лишь продолжал надеяться, что по завершении обучения все вернется на круги своя. Или с возвращением былых сил. Как же ему не хватало прежней мощи! С ней он стоял наравне с сильными мира сего, заставлял считаться со своим мнением – сейчас же все чаще Ичиго чувствовал себя непоседливым ребенком, которого взрослые дяди и тети боятся оставить без присмотра, чтобы не натворил дел. Он чувствовал изменение отношения прежних знакомых, и это невероятно выводило из себя, заставляя скрипеть зубами от бессилия. Куросаки уже затруднялся вспомнить, когда в последний раз просыпался не то, чтобы с хорошим, а хотя бы с нормальным настроением. День за днем шел кувырком с самого утра. У него и прежде был довольно суматошный образ жизни, однако нынешнее положение ощущалось иначе. Беспокойнее, при видимой упорядоченности. Ичиго не любил чувствовать себя уязвимым. Оставшаяся неделя прошла без происшествий, опять взвинчивая нервы до предела в ожидании очередного удара исподтишка. Учитель Кийоши продолжал свой прессинг, безжалостно заваливая его по своим предметам так, что не подкопаешься. Все вопросы и задания, что он давал Куросаки, действительно были по текущим темам, но в них всегда был какой-то подвох, который Ичиго, как ни старался, не мог разгадать и проваливался снова и снова. Кучики Горо нашел новое развлечение – теперь он время от времени «случайно» усиливал духовное давление, когда проходил мимо, доводя Куросаки до полуобморочного состояния. Тот сам удивлялся, на каких резервах умудрялся оставаться на ногах с гордо поднятой головой и даже что-то отвечать окружающим. Впечатление портил только не сходящий зеленоватый цвет лица. Однажды, во время очередной подобной стычки, Ичиго поймал на себе задумчивый взгляд спутницы Горо, раньше смотревшей на него исключительно снисходительно с легкой ноткой презрения. Рейко – «высокомерная», ей идеально подходило это имя. Акира как-то попытался приструнить компанию Кучики, видя, что Куросаки не в силах найти уплывающим сознанием достойный ответ на колкость. Зачинщики конфликта удалились не солоно хлебавши – в словесных баталиях мало кто мог потягаться с Бенджиро. Но, оставшись наедине, Ичиго, не сдерживаясь, ударил того в солнечное сплетение и убедительно попросил больше не вмешиваться в его проблемы, когда не просят. Акира обиделся и не разговаривал с ним целых три дня. В пятницу после занятий Куросаки решил задержаться в додзе и потренироваться еще немного в одиночестве – тело, привычное к приемам карате, упрямилось и не желало перестраиваться на техники других боевых искусств. Его боевой опыт и врожденные способности давали большое преимущество перед другими студентами, однако Ичиго хотел преодолеть этот барьер чисто для себя – он никогда не делал что-то просто чтобы отличиться от остальных, его цель была выше. По программе обучения им два года предстояло комплексно изучать несколько видов рукопашного боя, а затем их должны были распределить по группам, специализирующимся на конкретных школах. Но умение грамотно совмещать техники из различных путей могло стать очень полезным в бою, дезориентировав противника. А потому Куросаки выматывал себя в зале, перетекая из одной стойки в другую и отрабатывая дыхание и удары. Спустя пару часов, окончательно выдохшись, наскоро приняв душ, он поплелся к себе по пустым коридорам Академии. «Блин, похоже перестарался…» - отстраненно подумал Ичиго, вяло переставляя ноги по лестнице и отчетливо ощущая заторможенность восприятия. На выходе на третий этаж он успел заметить краем глаза метнувшуюся к нему справа тень, но вовремя среагировать на удар в челюсть изможденные мышцы не сумели… - Слов ты похоже не понимаешь, Куросаки… *** Акуми пружинистой походкой прогуливалась по парку неподалеку от фонтанов. Ее завораживало зрелище бурлящих струй воды, вздымавшихся ввысь, словно по волшебству, но перспектива намокнуть заставляла ежиться и давить в зародыше раздраженное шипение. Инстинкты перебороть было можно, но получать удовольствие от невиданного в Руконгае зрелища, напряженно сопротивляясь собственной натуре, было нереально. Поэтому кошке оставалось лишь любоваться на чудесный источник издалека. Она больше часа сидела в тени, вслушиваясь в чарующие звуки парка: плеск воды, смех студентов, пение птиц, шелест листьев и много-много других шорохов. Разделение и опознание каждого из них всегда успокаивало Мидори своей медитативностью. Сейчас она хотела спокойствия и одиночества, чтобы подумать – стервец Сенрецу категорично заявил, что не будет с ней разговаривать, пока она не выполнит свое обещание. Он всегда так внезапно вспоминал, кто из них старший, кто кого оберегает и воспитывает, что Акуми каждый раз искренне удивлялась этой резкой перемене. Но, в конце концов, именно такой – непостоянный, взбалмошный, но рассудительный и упрямый, когда необходимо – он вызывал в ней уважение и даже некоторый трепет, хотя в последнем она никогда в жизни не признается даже себе. Именно такой Харукадзе не позволил взбеленившемся жителям семьдесят восьмого района на западе Руконгая забить ее камнями. Озлобленная толпа приняла ее за демона, прикинувшегося ребенком, чтобы смягчить сердца наивных честных людей и загрызть тех, кто решится ее приютить. Именно Сенрецу закрыл собой умирающую от голода девочку, привязанную к столбу посреди деревни, и палкой больше часа отбивал брошенные камни. Он выхаживал ее, разговаривал с ней, постоянно пытался развеселить. Акуми боялась улыбаться и смотреть в глаза, забивалась в угол и шипела, когда он пытался погладить ее по голове или ободряюще тронуть за плечо. Им постоянно приходилось кочевать с места на место, потому что люди не желали принимать странную девочку с демонической внешностью, звериными повадками и диким взглядом. Каждый раз, когда их выгоняли из очередной деревни, Мидори вся сжималась, словно пытаясь исчезнуть, и беззвучно плакала с застывшим лицом – только слезы катились по щекам. Харукадзе не говорил никому, но это были одни из самых страшных и тяжелых моментов в его жизни. Он тогда пытался отшучиваться, постоянно что-то говорить, чтобы отвлечь Акуми от происходящего, но его не покидали мысли, что он видит, как она медленно умирает изнутри – и ничего не может с этим поделать. Но Сенрецу не сдавался. И спустя год сумел пробиться сквозь броню – Мидори доверилась ему, впустила в свое сердце. Впервые увидев ее робкую улыбку, он не сразу смог поверить глазам и напугал ее, сжав в объятиях от радости. Она тогда снова замолчала на несколько дней, и Харукадзе, не переставая, извинялся и каялся и чудом доставал ей какие-то вкусности, пока она не пришла в себя. А уж когда она впервые отвесила ему подзатыльник за какую-то безумную выходку, Сенрецу вообще был на седьмом небе от счастья – весь день ходил с сияющей улыбкой и повторял: «Ты меня ударила! Блин, ты меня ударила!» Из воспоминаний Акуми вырвали перешептывания, царапнувшие неприятными интонациями. И знакомым тембром голосов. Когда же в разговоре промелькнуло имя Куросаки в сочетании с парой эпитетов нецензурного характера, она вся превратилась в слух, поспешив к источнику звука. - Ничего, этот сучонок скоро попищит. Он пожалеет, что на свет родился - у меня есть парочка знакомых с шестого курса. - Ты с ними уже базарил? – любопытно прохрипели в ответ. - Нет пока что, - звук плевка. – Сегодня намекну им, что кое-кто из студентов слишком много о себе думает. - Эти те ребятки, что перышками банду Кривых в пятьдесят девятом защекотали? – оживился третий собеседник. - Они самые, - довольно хмыкнул Яэн. А первым был именно он. – Ну, думаю, мокрушничать с этим петушком нам ни к чему – он при одном их приближении в штаны наложит и в отключку убултыхается. Опустят пару-тройку раз, и он сам умолять будет об отчислении. - Уверен? Не думаю, что двойки будет достаточно… - с сомнением протянул третий заговорщик. - Без базара – стопудовый рамс, - отмахнулся Кирибата. – Они у самого Чиноми полгода батрачили, - на полтона ниже добавил он. - Да ладно, брешешь! - Жить надоело? – угрожающе протянул Яэн. На несколько секунд повисла тишина – упрекать главаря во лжи больше никто не решился. - Зашкварили, - констатировал он. - Далеко собрались? – холодно прозвенел девичий голосок за их спинами. - О, смотрите, кто нарисовался! – ухмыльнулся долговязый, плавно поведя головой. Длинная серьга скользнула по его плечу. Его приятели однозначно были не менее рады видеть в безлюдном месте хрупкую фигурку недавней не-жертвы. Акуми стояла, прижав уши и скрестив руки на груди, и едва сдерживала шипение. Хвост метался из стороны в сторону и хлестал по ногам. - Тебе в детстве не говорили, что подслушивать нехорошо? – обманчиво ласково протянул Яэн, шагая к Мидори. - А вам не объясняли, что некоторых людей лучше не трогать? – рыкнула она в ответ, мягко переходя в атакующую стойку. Ответить очередной пошлой мерзостью ни один из них не успел – кошка начала охоту. Спустя минуту долговязый и хрипой лежали без сознания, а Яэн стоял, прижавшись спиной к дереву и боясь пошевелиться. - А теперь слушай сюда… - мурлыкнула она, придерживая Кирибату когтистыми пальчиками за самое уязвимое место. - С-сука… - выдохнул Яэн, прижимая ладонь к располосованной щеке в попытке удержать струящуюся кровь. И в следующий миг ударился затылком о ствол дерева, шарахнувшись назад – Мидори резко подалась к нему, издав звериный мяукающий рык, на секунду на ее лице отчетливо проступили кости черепа. – Если кто-нибудь из вас или с вашей подачки тронет Куросаки Ичиго – кастрирую. Всех. Без опиума. Вот этими когтями, - чуть сжала она хватку для убедительности. - Я понятно объяснила? – Я понял! Понял! – в ужасе завопил он, побелев. - Хороший мальчик, - кивнула она, отступая. – Даже не вздумай солгать – я стану твоим самым страшным ночным кошмаром. Кирибара с мычанием коротко замотал головой, боясь моргнуть и выпустить демоницу из вида. Мидори окинула взглядом поверженных противников, презрительно дернула губой и, развернувшись, зашагала прочь. Здесь ей делать больше нечего. Пока. Яэн бессильно сполз на землю – дрожащие колени не держали. В своем районе Руконгая он с приятелями был грозой окрестностей, в этой же треклятой Академии кругом были какие-то монстры. Это чудовище выглядело так невинно и беспомощно – почему она позволила им тогда прижать себя в коридоре? Не спас ли их тогда Куросаки от страшной участи? Акуми расстроено покачала головой и поплелась к жилому корпусу. Вид фонтанов больше не радовал, солнечный день вообще выцветал на глазах при мысли о предстоящей встрече с Сенрецу. Она не только не выполнила свое последнее обещание, но еще и нарушила другое. Харукадзе рассердится на нее, очень сильно рассердится и, может быть, совсем перестанет с ней разговаривать. Он ведь просил ее никого не калечить… *** Ичиго пришел в себя рывком. Его трясло от пробирающего холода, а стоило попытаться шевельнуться, как тело прострелило болью от затылка до кончиков пальцев. Руки были неудобно заведены назад, кожу спины царапала жесткая кора дерева, к которому, судя по всему, его привязали. Сколько он так просидел, определить было невозможно - увидеть что-либо не позволяла тугая повязка на глазах. Из-за общего онемения от холода и пребывания в неудобной позе Куросаки не сразу понял, что из одежды на нем оставили только фундоши. Ичиго, стиснув стучащие зубы, чтобы не отвлекали, прислушался к энергетическому фону. Никакой реацу поблизости не ощущалось – похоже, его оставили одного. Но все же на территории Академии, потому как где-то справа, в отдалении, чувствовался знакомый бурлящий сгусток духовной силы. Кругом оглушительно переговаривались цикады, довольно сильный ветер шумел верхушками деревьев, в воздухе пахло сыростью. Для полного «счастья» оставалось еще разразиться дождю. Куросаки подергал руками, проверяя надежность пут, попытался снять повязку о плечо или о дерево – тщетно. Глубоко вдохнув и выдохнув, Ичиго попробовал нащупать узлы, но замерзшие пальцы не слушались. Еще раз вздохнув, он велел себе успокоиться и стал разминать затекшие мышцы, насколько позволяло его положение. Так влипать ему еще не доводилось. К некоторому облегчению сколько-нибудь серьезных повреждений ему не нанесли – синяки да ссадины скорее были получены случайно. Единственной травмой был первый удар по челюсти, которым его и оглушили. Это вроде бы было хорошо, но радости особой не вызывало. Ичиго ясно давали понять, кто управляет ситуацией, не причиняя вреда, но давя на психику. Запугать Куросаки не так-то просто, но все же, едва придя в себя, он ощутил неприятные щупальца страха, сжавшие сердце, так что сложно было отрицать действенность их методов. Кто бы за этим не стоял. А самое неприятное в том, что Ичиго по-прежнему не имел понятия, кого стоит поблагодарить за подобную «любезность». Массаж действовал – чувствительность медленно, но верно возвращалась. Провозившись еще бог знает сколько времени, Куросаки наконец освободил руки, немного сорвав кожу на запястьях, и сдернул повязку с глаз. На улице стояла глубокая ночь. Небо, затянутое тучами, не пропускало лунного света, и разглядеть что-либо было почти невозможно. Все вокруг было лишь едва угадываемыми черными силуэтами. На земле в паре метров от Ичиго что-то белело – при ближайшем рассмотрении это оказался сложенный вдвое лист бумаги, не иначе очередная записка. Она лежала на стопке ткани, придавленная камнем, чтобы не сдуло ветром. Повозившись еще немного, Куросаки на ощупь разобрал, что куча этого тряпья – его одежда. - Заботливые какие… - скривился он, поспешно одеваясь. Безумно хотелось пить. О горячем чае можно было лишь мечтать. Спотыкаясь, падая, поднимаясь и вновь падая, до Академии Ичиго добрался совершенно без сил. С грохотом ввалившись в свою комнату, он рухнул на футон. Проснулся он от яркого света, бьющего в глаза – солнце вовсю хозяйничало, коварно пробравшись в окно. Куросаки со стоном отвернулся прочь и только тут почувствовал, что все это время крепко сжимал в руке ту бумажку, что обнаружил в парке. Расправив скомканный лист, Ичиго прочел все тот же каллиграфический почерк: «В следующий раз тебя здесь закопают». ____________________________________________________ ________________________________________ ______________________________ Я понимаю, что вам хочется продолжения, я правда стараюсь писать, когда появляется время, но, чаще всего остаются только ночи. Простите, что так мало. Экзамены начнутся с понедельника - пожелайте мне удачи. Буду безмерно рада развернутым отзывам - они безумно мотивируют. )