Пешком по просёлку

      В тот день Кирилл не успел толком рассмотреть деревню. После завтрака, который, впрочем, был около двенадцати, попытался разузнать, что за владения ему попались, но полученные сведения разочаровали так же, как и сама новость о двух месяцах здесь.       Дом не мог похвастаться даже комнатами, потому что она была лишь одна и по размерам походила на каморку, чем на жилой зал: деревянный, покошенный секретер с кучей фотографий за стеклянной панелью для посуды, шкаф, по виду старше бабушки, раскладной диван, креслице с прогрызенной тканью и небольшой телевизор. Спальное место оказалось приготовлено для Кирилла, сама Мария Захаровна заверила, что будет спать на летней кухне: там и прохладнее, и удобнее, она всё же не хотела бы стеснять своего внука.       — А что с условиями? — с надеждой спросил Кирилл, облегчённо кидаясь к розетке. Работающей, нормальной розетке.       — Свет у нас есть, — бабушка щёлкнула выключателем, и люстра с советским стеклянным плафоном приветливо замигала, — газ в баллонах, это я тебе на кухне покажу. Туалет за курятником...       — Канализации нет? — перебил её Кирилл, ошарашенно моргая. Наличие света поселило в нём теплящуюся надежду на присутствие отголосков двадцать первого века и здесь, но слова бабушки безжалостно затоптали росточек.       — Откуда эт у нас? Радуйся, что скважина у нас с краном, всегда воду можно добыть!       — А душ?       — А, вон, — она отодвинула шторку и через стекло указала на небольшую шиферную кабинку с синим пластмассовым баком наверху, — утречком я заливаю, к вечеру, коли позволяет солнце, будет и тёпленькая водичка!       Вся жестокая реальность свалилась на него огромным комом картин ужаса, где из деревенского туалета вылезает нечто или сам человек сваливается внутрь. Утонуть в дерьме не хотелось, зависеть от солнца и его жара — тоже, оставалось лишь продолжать искать хоть какие-нибудь плюсы.       — Но раковина же в столовой! — последний аргумент, по его мнению, железный, маячил перед глазами белёсым фаянсом.       — Так под ней ведро для слива стоит, — она повернулась и в подтверждение указала рукой. Видимо, Кирилл выглядел настолько жалко и разочаровано, что она попыталась исправиться. — Зато телевидение есть! Пять каналов!       Обреченный вздох слышали, казалось, в райцентре, так горько прозвучал он из уст привыкшего ко всем благам цивилизации и прогресса. Наличие связи, интернета и возможности подзарядки смартфона померкло, перестало радовать, а в голове крутились проклятия, маты, ругательства...       — Ты не грусти, Кирюш, — бабушка села рядом и, как ребёнка, погладила его по голове, — у нас тут природа всё заменяет. Да и молодые от скуки не страдают, это я от Гришки знаю. Так что всё хорошо будет, проживём эти месяцы, ты оглянуться не успеешь.       — Хорошо.       Конечно, ничего хорошего он видеть в своём злоключении не мог, да и этот Гришка — ещё одно полено в костёр ненависти к селу. Оставалось лишь равнодушно улыбнуться, кивнуть, мол, да, бабуль, всё будет замечательно, какие вообще могут возникнуть проблемы в этой прекрасной помойной дыре?       — Ой, ты же не спал! — она засуетилась, полезла в шкаф, достала большую пуховую подушку, простынь, неожиданно новую и не вычурную, и вручила в руки ссутулившемуся Кириллу. — Отдохни, а завтра уж начнём работать!       — Работать?       Казалось, что расстроить его уже ничего не могло, скажи бабушка про отсутствие магазинов, еды, кроме как бегающей по двору, но работа! Кирилл, работавший только один раз — и то ради спора — официантом, умудрился разбить четыре тарелки, облить двух гостей, при этом талантливо обматерить мужика в прекрасном гаспачо и получить выговор. Спор был выигран, пакетик травы, бывший ставкой, удвоен, а желание работать атрофировалось на корню.       — А как же! — Мария Захаровна упёрла руки в бока, нахмурилась и понизила голос. — Засмеют же тебя, коли ты, здоровый мужик, будешь сидьма сидеть, а я другого просить о помощи буду.       О том, что в селе все зависят друг от друга, что каждая новость тщательно пережевывается и перетирается сплетницами, прежде чем разнестись по домам, Кирилл знал из сериалов, что раньше смотрела его мать. Но работать из-за чьих-то слов? Будь он таким дураком, уже давно перестал бы требовать от отца карманные деньги, переехал в отдельную съемную квартирку где-нибудь в Алтуфьево и пахал бы на неё до мешков под глазами.       — Выбора у меня нет, да?       — Кто не работает, тот не ест, — коротко, со строгостью, присущей его отцу, ответила бабушка и, развернувшись, пошла в кухню, — иди, умойся, голову охлади, чтоб уснуть.       Хоть с отцом он и препирался по каждому поводу, даже из-за оставленной зубочистки на столешнице, то бабушку, как и маму, причислял к категории людей, которых если не уважать, то задирать не стоит. Хватило получасового ролика о родах, который они бухими по чистой случайности посмотрели ещё в выпускном классе. Желудок опустошался с колоссальной скоростью, голова трезвела, стоило прокрутить ещё раз увиденные кадры, и девушек — не тех, что рожали только пошлые намёки и лживые признания, сидя на коленях и ёрзая своим задом по штанам стоимостью больше, чем вся их одежда — стали уважать. Во многом это было заслугой темноволосой кровавой головы, вылезавшей из худенькой, но оравшей громче, чем центерновый рокер, девчонки.       Поднявшись, он с опущенной головой к тёмно-коричневой облупленной половице поплёлся к раковине. Ведро под сливом всё также кривило душу, а непонятное устройство вместо крана не давало подсказок, с какой стороны к нему подступиться. Пластиковая ёмкость с тонкой примочкой снизу настораживала больше, чем годилась в использование, но воду Кирилл видел через верх, значит, именно отсюда её добывать и нужно.       — Вот горе луковое, — охнула Мария Захаровна из дверей, неодобрительно качая головой, — нажми снизу!       Единственное, на что можно было нажать, было похоже на колпачок средства для мытья посуды и, по логике, при нажатии оно закрывалось, это Кирилл помнил с того же дня, как ректор, усевшись на любезно подготовленный Валиком стул, свой испачканный в мыле зад. Других вариантов, однако, бабушка не предусматривала и над внуком — немного, совсем чуть-чуть неприспособленным к подобной жизни — смеяться не должна была. И Кирилл поверил, скептически покосился на своего пластмассового врага, ещё раз осмотрел его на наличие вентилей и задвижек и, не найдя таковых, хлопнул рукой по низу.       Брызнула вода.       Отшатнувшись, словно там был кипяток, он ещё раз посмотрел на адское приспособление, уже уверенней в наличии в нём воды. Ладонь, как и пара пятен на майке, приятно отдавали свежестью, какая возможна только от ледяной родниковой воды, и в эту свежесть, обжигающе колючую, хотелось окунуть лицо. Он вновь прислонил руку к низу, в этот раз не хлопая, а осторожно нажимая.       Вода потекла медленной струёй.       Наполнялись ладошки долго и неумело. Тяжело было придерживать одной рукой заглушку, при этом не давать стекающей воде вытекать за пределы ладошек.       — Наигрался?       Мужской басистый голос заставил его вздрогнуть, расплескать всё содержимое не только на лицо, но и на одежду, пол. Гриша стоял в дверном проёме, упирался в косяк и кривился в ухмылке, наблюдая за мытарствами Кирилла с водой.       — Чё надо?       Рыкнул он настолько серьёзно и грубо, что, не удержавшись, удивленно распахнул глаза и, пока собеседник пытался найтись с ответом, сделал себе мысленную зарубку попытаться выдать такое Вале.       — Я-то думал, ты хиляк, — русые волосы колыхнулись, стоило Грише резко развернуться обратно в коридор, — ну, тогда жалеть тебя не буду.       Что жалеть, кого и как, узнавать Кириллу не хотелось совсем. Он уже причислил этого деревенского к душевнобольным, а те люди, необычные и креативные, надумают себе чего, потом санитарам расхлёбывать. Осталось только узнать, как тут с больницами и есть ли санитары. А, ещё в полицию сходить, намекнуть им парой сотен из тех запасов, что Кирилл всё-таки протащил с собой, об огнестрельном оружии в руках неадеквата, и жизнь, пусть немного подгаженная навозом, умывальником и огородом, покажется сносной.       От холодной воды не пришла та бодрость, что ждал Кирилл, плеская её в лицо до последней капли. После полёта всё так же тянуло спать, не слишком долгий, но запутанный путь на машине укачал получше маминых рук и кресла-качалки, веки слипались, принуждая размеренно хлопать ими.       Диван приветственно скрипнул, подушка промялась под весом усталой головы, а простынь зашуршала, покрываясь первыми складками. Кирилл потянулся, руками упираясь в крашеную стену, зевнул и скрутился в привычный клубок для сна, но в последний момент вспомнил, что забыл хоть как-то отчитаться о своих путешествиях.       Выключенный телефон валялся на сумке, пришлось вновь подниматься, хмурясь, как при знакомстве с Гришей, и брести за единственной связью с цивилизацией. Экран мерцнул, налился синеватым свечением и оповестил о нескольких сообщениях в социальных сетях. Одной их них он поспешил воспользоваться, нажимая на первый кружок с подписью "Валька". Доехал. Здесь нет водопровода :( Познакомился с местными. Спаситектоможет. Как Амстердам? 14.41       Мигнула иконка: "Пользователь появился в сети".

Собираю чемоданы. Держись. 14.43

      С чувством выполненного долга Кирилл кивнул телефону, словно тот мог передать его жест собеседнику, отложил его под подушку и вновь уткнулся в неё, пытаясь уснуть.       Через пару часов его разбудило жуткое желание сходить в туалет. Если ослушаться инстинктов по проверке почты или прочего, можно было, то тут пришлось не просто вставать, а подскакивать, бегом семеня к выходу.       — Бабушка!       Крик вышел громким, чётким, поэтому ответ, вернее, такое же "Ау", что старушка кричала гостю, раздалось в ту же секунду из небольшого здания в нескольких метрах от дома. Постройка оказалась летней кухней.       — Не спится, милый? — она помешивала что-то в кастрюле, ногой отпихивая играющегося со штаниной котёнка.       — Спится, вышел по нужде, — ответил Кирилл. Он сморщился, заметив на потолке липкую ленту, увешанную мухами, — куда?       — Вдоль дома иди, там уж не спутаешь.       Оставаться больше в этом логове котов — а за свою неполную минуту он насчитал здесь троих котят и одну взрослую кошку — не было никакого желания, да и мочевой пузырь уже спазмами намекал о себе. Выскочив из кухни, Кирилл, стараясь не наступить на снующих по двору кур и индюшек, огляделся. Дом был крохотным и по меркам города, и по меркам остального двора, поэтому искомую деревянную кабинку было видно даже отсюда. Но покошенное, сбитое нечто на краю огорода не внушало доверия.       Внутри воняло так же, как и в подворотне клуба, куда каждую ночь сбегали опустошать желудок проститутки и прочие не слишком привередливые люди. Каждый проулок в центре пестрил месивом разнообразных человеческих жидкостей, но даже он не мог сравниться с прекрасным впечатлением от деревянного помоста с дырой посередине и стаей жирных кишащих повсюду мух.       — Блядь...       Не удержавшись, Кирилл всё же выскочил, матернулся, но низ живота свело так, что пришлось задерживать дыхание и превращаться в снайпера, чтобы пережить это, казалось бы, ничем ни примечательное дело.       Облегчение пришло с некой гордостью за себя. Не вырвал же тут! Хоть так и не смог побороть мерзостное чувство от туалета, но не устроил истерику. Всё, перевоспитание прошло успешно, он всё понял, принял и готов ехать домой, к водопроводу и Валику.       — Городской!       Голос деревенского дружка врезался в сознание с первого сказанного слова, даже поворачиваться не пришлось, чтобы понять, его зовёт Гриша. Желание говорить с ним было меньше, чем запираться в сортире вместе с мухами, и Кирилл, хмыкнув, пошёл обратно во двор, чтобы найти, где бы помыть руки.       — Видишь кран возле досок? — голос всё не замолкал. — Поверни его, и будет тебе вода.       Наверное, верить всем его приучили деньги, да и кто будет врать человеку, который может купить твою жизнь при том, что такая дешевка на его кошельке не скажется? Подвоха, а именно откровенного вранья, а не подлизывания и лести, можно было ждать лишь от прокуренных дев, уверенных, что за их раздвинутые ноги им перепадёт что-то кроме секса. Кирилл от тупого деревенского помощь принимать считал ниже своего достоинства — кто он, а кто этот "Гришка"? — но можно же было сделать вид, что гениальная идея проверить кран посетила его самого, а этот голос так, для фона вещал какой-то бред.       Скрипнув, рукоять провернулась. Послышался гулкий шум, похожий на сбивчивый шёпот, но вода литься не торопилась, словно что-то ей мешало. Кирилл, как мужчина, наблюдавший за сантехником, правда, чтобы этот бедняк ничего не спёр из его ванны, нагнулся с жгучим желанием заглянуть внутрь, но не успел.       Поток ледяной воды с безумной скоростью ударился о землю, разбился на струи, обливая Кирилла с ног до головы. Звякнуло пустое ведро в стороне, вскрикнул и он сам, не ожидая получить по морде водой, а за забором, откуда звучал умный голос, раздалось неконтролируемое ржание. Наглотавшись, придя в себя от шока, Кирилл дёрнул кран, и поток воды тут же затих, немного покапав напоследок.       — Что случилось? — из кухни высыпалась бабушка вместе со свитой котов. Заметив мокрого с ног до головы внука, она охнула и побежала в дом за полотенцем.       — Ну, как искупался, городской? — ехидный вопрос прозвучал уже не смешно, и Кирилл, стянув с себя мокрую майку, запустил ею прямо по направлению забора. По звонкому шлепку понял, что попал.       — Сука, — выругался Кирилл, смотря на свои бриджи в состоянии детской неожиданности, — убью при встрече.