When he's down I got him

Кларк прекрасно помнил, как не успел увернуться от удара, впервые повстречавшись со сторожевым модулем. Конечно, тогда он не ожидал атаки, а сейчас Брюс точно знал, что она последует, но знание не уравнивало его с Кларком ни в силе, ни в скорости. Огромный опыт участия в драках давал ему определенные преимущества в момент нападения, и для человека Брюс двигался невероятно быстро, но все-таки он был один против стаи криптонских механизмов и всей охраны корабля. Хотя та отчего-то не спешила в коридор… зато военные один за другим выхватывали оружие. Кларк даже не задумался о том, как поступить. Только чудом — возможно, потому, что не переключился с рентгеновского зрения на обычное и все еще видел как на чертеже все палубы, — он не рванул прямо сквозь обшивку, пробив лишь ведущий в купол шлюз и лист пластика, прикрывающий неохраняемую дыру. Кларк срезал коридорами второй палубы, не заботясь о том, что воздушным потоком смело кого-то из находившихся там людей. Он ни в кого и ни во что не врезался, хотя никогда раньше не летал на таких скоростях в напоминающих лабиринты помещениях. Он — что было гораздо важнее — успел вовремя. Страх нагнал его уже над Готэмом. В полной мере осознав, что именно сейчас чуть не случилось, Кларк крепче прижал к себе драгоценный груз и пусть запоздало, но сообразил, что Брюс находится на грани обморока не из-за полученных в схватке повреждений, а из-за полета. Лететь оставалось всего ничего, но он постарался сделать остаток пути настолько безопасным и комфортным, насколько сумел. — Ты в порядке? Конечно нет — Кларк и сам это понимал: в голове мелькали обрывки еще школьных знаний о воздействии перегрузок на организм человека, из которых следовало, что Брюс никак не мог быть в порядке. И рана еще: обрывок щупальца до сих пор обвивал его предплечье — Кларк обломил длинный хвост, но петля осталась. — Поставь. Меня. На землю. «Мог ведь и вообще руки лишиться». — Ты же на ногах не устоишь. Давай в пещеру отнесу, — предложил Кларк, про себя сокрушаясь, что не догадался сразу отправиться туда. Так странно было заново осознавать, что Брюс — пусть невероятно сильный и выносливый — но человек; Кларк постоянно забывал об этом. И каждый раз, когда ему казалось, что теперь-то он ясно видит границу возможностей Бэтмена, та словно отодвигалась еще дальше. Брюс не упал — выскользнул из рук. У Кларка в кулаке остался кусок металла. Разогнуть спираль на предплечье он успел, а вот удержать Брюса — нет, но тот, похоже, в поддержке и не нуждался. На первом шаге его качнуло, но ко второму от этой неустойчивости не осталось и следа. «Заметного человеку следа». Другой формой зрения Кларк воспользовался автоматически, просто потому что не знал более надежного способа быстро оценить чье-то физическое состояние. Броня скрывала — но не от него — мелкие мышечные сокращения: Брюса трясло. Плащ не давал рассмотреть его в инфракрасном спектре; Кларк видел только руки до локтей, когда Брюс, стоя вполоборота, с усилием разжал правый кулак и смахнул с невероятно холодного запястья левой вдавленные в перчатку осколки микрокомпьютера. Там, куда пришлась хватка охранного модуля, температура была значительно выше, а в трех местах светились короткие тонкие линии сочащихся кровью порезов. Кларк испытал облегчение, не обнаружив ни переломов, ни трещин: роботы обычно не осторожничали, когда кого-то ловили, и были вполне способны раздробить кости в крошку так же, как осыпавшийся на ступени высокотехнологичный гаджет. Бэтмен легко отделался. Возможно, сам он считал иначе. Кларк не сумел истолковать значение его взгляда, брошенного через плечо, не догадался заглянуть под маску, а губы и подбородок не выдавали эмоций. Не произнеся ни слова, Брюс стремительно вошел в дом. Окей, Кларк не ждал ни бурных оваций, ни восторгов, ни даже простого «спасибо»: он понимал, что нервное напряжение, травма, шок просто не оставляли места благодарности. Все пошло настолько наперекосяк, что вряд ли Брюс сейчас думал о чем-то, кроме полного провала всех планов, и чувствовал что-то, кроме боли от впившихся в руку лезвий. Кларк все понимал, но все равно был бы признателен за «я в порядке», пусть даже и насквозь фальшивое, или хоть какое-то указание, как ему быть дальше. Двадцать минут назад он опасался, что Брюс велит убираться вслед за самолетом в безопасное место, и не собирался слушаться никаких приказов. Отчасти даже радовался, что Бэтмен ограничился оценкой его умственных способностей и оставил инструкции при себе. А сейчас, находясь в безопасном, надежном укрытии, где никто не отдавал ему распоряжений, Кларк стоял на крыльце и чувствовал себя совершенно растерянным. И Альфред в наушнике молчал. Хотя он вряд ли знал, что именно случилось, но выводы из пары реплик, которыми Кларк и Брюс обменялись, уже находясь на территории поместья, наверняка сделал. Среди мыслей, промчавшихся в голове Кларка за последние несколько секунд, не оказалось идеи оставить Брюса одного. Не тогда, когда его пульс метался, как ошалевшая птица, — на отметке выше ста двадцати в минуту, а сколько точно, Кларк не считал. Рваный ритм говорил лишь о том, что он беспокоился не беспочвенно. И не тогда, когда элементы костюма не позволяли Бэтмену его снять. Пусть шипы вонзились на каких-то полдюйма, но этого было достаточно, чтобы причинять боль. И на ступеньках крыльца осталась капелька крови. Кларк мог легко и быстро разогнуть зубцы и заодно посмотреть, только ли руку зацепило чем-то замораживающим. Или хотя бы проследить, что Брюс дошел до медблока в пещере. Через распахнутую входную дверь Кларк видел, как он остановился в холле, у дальней стены, оперся на нее левой рукой, прижав запястье к виску, как будто пытался заслониться от света — в почти полной-то темноте! — и снова стиснул правую в кулак. Брюс весь как-то ссутулился, и в ночной тишине скрип зубов был бы слышен даже без сверхслуха. Кларк оказался рядом в одно мгновение, просто потому, что… он и сам не сумел бы сказать, почему и зачем поступил так, если ему только что ясно дали понять, что приближаться к Брюсу не стоит. До него доходило слишком долго. Кларк катастрофически поздно сообразил, как следовало расценивать поведение Брюса. Тот развернулся, распрямляясь, как до предела сжатая пружина, в одно движение поменялся с Кларком местами, впечатав его в декоративную панель с такой силой, что под лопатками затрещало дерево. Кларк не почувствовал удар спиной, зато неожиданно ощутил его в груди, под шрамом, — неприятный, хотя и не болезненный, укол, напоминающий об обстоятельствах, при которых Брюс уже смотрел на него так. Сжатые в тонкую линию губы, играющие на челюсти желваки — Брюса трясло не от болевого шока, его колотило от едва сдерживаемой ярости. Конечно, не такой, как тогда, в ноябре, — убивать друг друга они давно уже передумали, — но сравнить ее с чем-то еще у Кларка шанса не было. Не то чтоб он очень хотел, чтобы он когда-нибудь появился: холодок все равно пробирал, но тоже совершенно по-другому. Кларк понимал, что у Брюса имелись очень серьезные причины беситься, как понимал и то, что сам в своих действиях не раскаивается. Повторись ситуация — он бы только вмешался раньше, в идеале — до того, как острые металлические пластины вспороли перчатку. Возможно, он бы не успел, но все равно попытался бы. — Какого хера ты устроил?! Прежде чем зарычать, Брюс отпустил его плечи и отступил на шаг. Кларк в который раз позавидовал его выдержке: он-то ждал удара в челюсть, а никак не слов. Время растягивалось, как жевательная резинка. Не зная, что ответить, Кларк ощущал себя так, будто взгляд пронзил его насквозь и пришпилил к стене. Ярость человека, которого он ни за что не хотел бы злить, выбила воздух из легких. Но Кларк не смог бы поступить иначе. Потому что куда сильнее он не хотел его потерять. — Рентген показал, что в черепной коробке у тебя есть мозг. Ты им пользуешься? Или опция «здравый смысл» конфликтует со сверхспособностями? Либо одно работает, либо другое — вместе никак? Бэтмен, похоже, и не нуждался в ответах. Казалось, что, будь у него тепловое зрение, от Кларка уже не осталось бы мокрого места — расстрелял бы в упор, на атомы расщепил бы. Но кулаки он опустил, хотя Кларк не сомневался, что больше всего на свете Брюс сейчас хочет ему врезать. «Чего церемонишься? Полегчает ведь. Давай». Он не стал бы сопротивляться и защищаться, как не попытался остановить Брюса, когда тот треснул его об стену. Получить по лицу, даже грохнуться без сознания было бы проще, чем молча выслушивать… это все. — Какого хрена ты вылез из самолета? Какого хрена сунулся на корабль! Кларк не выдержал: — А ты сам как думаешь? — Я думаю, что приземляясь в своей спасательной капсуле, ты ударился головой! А затем кислородное голодание в младенчестве довершило дело, обеспечив тебе слабоумие на всю жизнь. — Я тебя вытаскивал! — Я тебя не об этом просил! Мне не нужна была помощь… — Как будто ты попросил бы, даже если бы была нужна! — перебил Кларк, не заметив, что с раздраженного тона перешел на крик. — …мне нужна была информация. Все, чем ты мог помочь и как должен был помогать, мы обсудили до вылета! — Смотреть, как тебя разрывают на куски? — Свалить, когда было велено! Никто меня на куски не разрывал, они только ловили… — Неужели?! И когда же ты это понял? Когда чуть не лишился руки? Кровь капала на мраморный пол, но Бэтмен не обращал на это внимания, как и на сами раны. — На три целых и восемь десятых секунды раньше. Я объяснял тебе, почему надо действовать скрытно, я говорил, что тебя не должны видеть, — ты слушал меня вообще или так, для проформы кивал? А чем твоя выходка обернется, подумал? «Да сколько можно!» С самого детства, с проклятого школьного автобуса — даже еще раньше, на самом деле, но именно тогда он узнал правду о своем происхождении, оттого и запомнил тот случай особенно ярко, — Кларк только и слышал: «прячься, скрывайся, молчи, не высовывайся, не показывай, что ты умеешь, на что способен». Сотни слов, а сводилось все к одному: он обязан выверять каждый свой шаг. Каждый раз, когда он делал что-то не по расчету, а потому, что должен был, потому, что не мог поступить иначе и продолжать при этом считать себя кем-то… нет, не героем, хотя бы просто хорошим… он даже человеком себя не мог считать — он был вынужден убегать, ломать уклад кое-как устоявшейся жизни. Супермен представлял угрозу для всех, с кем хоть насколько-нибудь сближался, задолго до того, как нашел в Канаде исследовательский корабль с Криптона. — И ты туда же, — с горечью бросил Кларк, не заботясь уже о том, как Брюс воспримет его слова и воспримет ли вообще. — Давай, расскажи мне, что мир еще не готов! Всю жизнь только об этом и слышу, послушаю еще раз! К чему он теперь готовится? Он помнил, что обещал себе не срываться, не давать воли эмоциям — и что толку с тех обещаний? Даже те, кто знал его как облупленного, повторяли одно и то же. Ладно, в детстве его учили, Кларк и сам теперь понимал, что не зря запрещали многое (почти все), но и сейчас ничего ведь, по сути, не изменилось. Даже с Брюсом, который вроде бы понимал. — Ты где такой дури набрался? — Ядовитый вопрос прозвучал на полтона тише, и вообще, Брюс, в отличие от него, практически не повышал голос. Да, рычал в модулятор сквозь зубы, но не орал. — Этот мир никогда ни к чему не бывает готов и даже не пробует подготовиться. Все изменения носят взрывной характер, они всегда шок, и неважно, прибытие это инопланетян, появление мета-людей или изобретение зажигалки. Мир, поверь мне, тебя переживет. Это ты ни хрена не готов! Прежде всего — сталкиваться с последствиями и с реакцией окружающих на свои поступки. Брюс без промаха бил по больному. Кларк прекрасно понимал, как в действительности обстоят дела. Только вот никакой возможности усвоить нужные уроки, не рискуя в процессе лишить кого-то жизни, у него никогда не было. И с тех пор, как его невмешательство отняло у него отца… рассказала ли мама Бэтмену и об этом? Скорее всего, нет. Та трагедия выставляла Кларка в ужасном свете. Мама ни разу не упрекнула его, и всегда твердила, что он поступил правильно. Берегла. Брюс все верно подметил — Кларк другого и не ожидал. Не учел Брюс только одно. Мелочь, в сущности, особенно на фоне всего прочего. Кларк убеждал себя, что подождет, что не к месту и не ко времени, но с такой, как у Брюса, жизнью «не ко времени», вероятно, затянется навсегда. Кларк отлично умел выбирать из всех худших моментов самый неподходящий: — Я уже видел однажды, как погиб близкий мне человек. Мог спасти его. Но ничего не сделал. Я просто стоял и смотрел. — Он взглянул Брюсу прямо в глаза. — Больше такое не повторится. Только с этим последствием я не готов столкнуться. С остальными справлюсь как-нибудь. Брюс скривился — насмешливо и презрительно: — Интересно, с чего ты решил, что мы стали близкими? Укол в груди — однозначно из-за раны. Разумеется. Больше там нечему болеть. — Для тебя, может, и нет. Для меня… — пересилив судорогу в сведенных мышцах, Кларк улыбнулся. Он, должно быть, сейчас выглядел как безумный. «Ну и пусть». Он прикрыл глаза: — Ты ведь и сам все знаешь, верно? В наступившей тишине Кларк отчетливо различал глухие удары колотящегося под горлом сердца. Капли крови с грохотом падали на пол. Брюс молчал — пульс за сотню и не успокоится никак, боже, что Кларк все-таки натворил такого ужасного? — не меньше минуты. — Кларк. — Он впервые за время ссоры обратился к нему по имени — хриплым голосом, ниже, чем просто из-за модулятора, да и тот не мешал Кларку различать настоящие интонации. — Не лезь в это. Пожалуйста. Не надо. — Поздно. — Кларк покачал головой, задевая затылком стену. — Я уже влез. — И признался, снова глядя на Брюса в упор: — И вылезти не смогу. Не хочу. Мне нравится. И тебе тоже нравилось вечером в твой день рождения. И не лги, что я все придумал. Ты сам сказал это Альфреду. Да, я слышал. Он напрасно меня выгораживал: это я настоял, а не он. Он пытался меня отговорить. И наутро ты не был против. Брюс не ответил, и через пару секунд Кларк продолжил, не задумываясь, в какие дебри его несет и насколько верны его догадки: — Тебе явно плевать на общественное мнение, иначе ты вел бы совсем не такую жизнь. То, что я не человек, тебя вроде бы тоже не волнует. Так почему? Брюс… чего ты боишься? Может, он ошибался и вовсе не понимал, отчего Брюс ведет себя именно так — практика показала, что, пытаясь истолковать его слова и поступки, Кларк ошибался гораздо чаще, чем с любым другим человеком. Что тогда говорить о мыслях и эмоциях? Кларк не знал, сумеет ли вообще их понять, если только Брюс сам не расскажет — а он молчал. Стоял так близко — только руку протяни, смотрел на Кларка и молчал. Кларк вдруг почувствовал, насколько же он устал. Они оба, но та усталость, которая навалилась сейчас на его плечи, давила и гнула к земле сильнее, чем гравитационный луч: не выбраться — самому, одному — уж точно. Никакого смысла дергаться не было. Кларк вздохнул, как он надеялся, бесшумно, и сообщил (как будто Брюс сам не знал): — У тебя кровь идет. Давай я разогну лезвия и… Он протянул руку, но Брюс отдернул свою и отошел еще на шаг назад. И еще на два, разворачиваясь в движении, так, что край плаща взметнулся, хлестнув Кларка по коленям. — Не трогай. — И, после паузы, добавил — уже выходя из особняка: — Иди к себе. Кларк не знал, сколько времени простоял, глядя на улицу через распахнутую входную дверь и ничего не видя. Он не пошел бы «к себе», если бы мог улететь, но его шатало, стена под спиной, казалось, раскачивалась, как и лестница под ногами, когда он нашел в себе силы добраться до нее и начать подниматься. — Альфред… если вы меня все еще слышите… ему требуется медицинская помощь. Может, вас он послушает… Голос в наушнике отозвался незамедлительно: — Боюсь, мистер Кент, что не в этот раз.