Девушка из Берлина: Любовница Группенфюрера

Я вошла в приёмную и замерла в дверях. Ульрих Райнхарт стоял у моего стола и перебирал документы, которые я неосторожно оставила без присмотра, прежде чем уйти на ланч. Где был Георг, одному богу было известно. - Что вы здесь делаете, и кто вам позволил рыться в моих бумагах? - спросила я резким тоном, несмотря на то, что руки мои враз похолодели и стали влажными от пота. Почему Райнхарт всегда производил на меня такой эффект, я не знаю. Но как мне не хотелось это признавать, он наводил на меня самый настоящий физический страх. - Здравствуй, Аннализа. - Он хищно мне ухмыльнулся. - Моя красавица-Аннализа. Моя храбрая маленькая шпионка. - О чём вы на этот раз? - я попыталась, чтобы это прозвучало как можно более спокойно, пусть внутри у меня всё и начало сворачиваться в тугой узел. "Мюллер вас расследует... Будьте осторожны," вспомнились слова Шелленберга. Райнхарт работает на Гестапо. Нехорошо всё это, ой как нехорошо. - Да брось, ты прекрасно знаешь, о чём я. Надо отдать тебе должное, ты довольно долго продержалась в течение нескольких лет; другие обычно попадаются всего через несколько месяцев. Ты же... Не знаю даже, как тебе удавалось проскользнуть между нашими пальцами каждый раз. Но не волнуйся, на сей раз я пришёл подготовленным. - Могу я поинтересоваться, в чём меня на этот раз обвиняют? - Стараясь изобразить на лице смертную скуку, я скрестила руки на груди, чтобы он не видел, как начали едва заметно дрожать мои пальцы. - Да всё то же, всё то же. Старый добрый международный шпионаж. - Райнхарт принял такую же позу, но в отличие от меня он широко улыбался. - Видишь ли, когда началась вся эта история с радио и твоим дружком-евреем, у меня и малейшего сомнения не возникло, что это ты с ним в паре работала. - С меня те обвинения были сняты. - Да, были. Благодаря твоему начальнику, который так любит лазить к тебе под юбку, но дело сейчас не в этом. "Если он так громко об этом говорит, Эрнста в кабинете тоже нет. Дьявол." - Знаешь, меня крайне редко подводит интуиция в подобных случаях, вот я и спросил Группенфюрера Мюллера отдать мне твоё дело. Долго, ох как долго и мучительно я над ним бился, пытаясь соединить недостающие звенья, но чего-то всегда недоставало. А затем, угадай, что случилось? Я нарочно ничего не спросила просто потому, что ему очень хотелось, чтобы я это сделала. Райнхарт фыркнул. - Та девчонка начала пальбу прямо перед входом. Припоминаешь? - Припоминаю, и довольно неплохо. Она стреляла в моего шефа. - Нет. - Райнхарт покачал головой и рассмеялся. - Нет, и вот где и начинается самое интересное. Она стреляла в тебя. - Это было политическое покушение. Она пыталась застрелить шефа РСХА, и Группенфюрер Мюллер закрыл дело. - А вот тут ты ошибаешься. Он сказал, что закрыл его, чтобы ты ничего не заподозрила, пока мы не закончим расследование, и не дёрнула куда-нибудь из страны с фальшивым паспортом, который наверняка у тебя где-нибудь припрятан. Я невольно сглотнула, но тут же заставила себя собраться. - И зачем это ей, интересно, в меня стрелять? - Именно. Как раз этот вопрос я и обсуждал с Группенфюрером Мюллером бессчётное количество раз, пока всё наконец не встало на свои места после того, как мы провели обыск в её доме. Угадай, что мы нашли? Маленькую записку со словами "Время вышло. Р." Прямо там, у неё на письменном столе. Что-то произошло, что заставило её изменить свои планы, и она не успела её отослать. Но почерк, чернила и бумага совпадает идеально с теми записками, что ты сама лично нам передавала. - Это только доказывает, что она хотела убить меня, но никак не делает меня шпионкой. - Дай мне минутку, мы сейчас до этого дойдём. Теперь у нас есть эта девушка, Ребека, член сопротивления, которая решает застрелить тебя вместо шефа РСХА, и при этом кричит "Сдохни, убийца!" перед тем, как открыть стрельбу. Хм, должен признать, меня крайне заинтересовало, что же ты такого ужасного должна была сделать, чтобы она выбрала тебя своей жертвой, а не такую значимую политическую фигуру, как твой шеф, который был в двух шагах от тебя? И вот я начал копать глубже, и угадай, что я выяснил? Что Ребека состояла в интимной связи с бывшим лидером сопротивления Йозефом, который таинственным образом исчез в ту самую ночь, когда тебя освободили из тюрьмы. Какое интересное совпадение, ты не находишь? И всю последующую неделю ты не приходишь на работу, потому что ты ударилась головой, упав с лестницы у себя дома. Но не получила ли ты это ранение каким-то другим образом? Скажем, борясь с кем-то? Он смотрел мне прямо в глаза, и я старалась их не отводить, притворяясь, что его слова не производили на меня совершенно никакого впечатления, когда на самом деле сердце у меня бешено колотилось в груди. - Все ваши обвинения абсолютно необоснованны. - А ты не теряешь надежды, да? - Райнхарт снова фыркнул. - Я продолжу с твоего позволения. Йозеф пропал, и его тело так и не было найдено. Ладно. И кому же была выгодна его смерть? Нам, Гестапо, конечно же. Только вот мы к его исчезновению были непричастны. Кто же тогда его убил? Тот, кому нужно было, чтобы Йозеф исчез, и быстро. И если мне не изменяет память, твой бывший партнёр из труппы во время допроса указал, что именно Йозеф отдавал ему приказы. И тут Йозефа не стало. Почему? Да потому, что кому-то было очень невыгодно, чтобы мы схватили и начали его допрашивать. Поправь меня, если я ошибаюсь. На этот раз я не знала, что сказать. - Превосходно! Значит, я прав. И если это именно тебе было так нужно, чтобы Йозеф раз и навсегда замолчал, чтобы не дай Бог он смог нам рассказать, что он ровным счётом ничего общего не имел с твоим дружком-евреем, это приводит нас к единственно-правильному выводу: это было твоё радио, это ты была тогда с евреем, когда тот передавал сообщения в тот день, это ты была за рулём ускользнувшего от нас мерседеса, и если ты никакого отношения к сопротивлению не имеешь, это означает только одно - ты работаешь на союзников. О да, кстати, у тебя весьма очаровательный американский выговор, согласно одному из наших агентов, который проследовал за тобой во время твоей поездки в Цюрих. Фотографии, на которых ты беседуешь с агентом американской контрразведки, тоже вышли просто прекрасно. "Человек с газетой на скамье напротив. Ну конечно. Как я могла быть такой дурой?" Я молча стояла на своём месте без единой мысли в голове, кроме одной: конец мне. Теперь точно. - Не знаешь, что сказать? Ничего, я здесь не для того, чтобы тебя допрашивать. Просто хотел сообщить, что твой шеф скорее всего обдумывает различные способы твоей казни, читая сейчас твоё дело со всей этой информацией. Тебе некуда отсюда бежать, а я хотел предоставить ему удовольствие лично тебя арестовать. Спорить готов, меня за это повысят. Я приду посмотреть, как тебя будут вешать, если ты не против. Он бросил ещё одну отвратительную ухмылку в мою сторону, и направился к выходу. - Ах да, чуть не забыл. - Он внезапно остановился, подошёл ко мне, задрал мне рукав и снял крест с моего запястья - мою последнюю надежду. - Ты еврейка, и носишь на себе католический крест? Это вряд ли. Он быстро разобрался, как работал скрытый механизм, и вынул маленькую капсулу изнутри. - Цианид? - Он покачал головой. - Прощай, евреечка. Райнхарт уже давно покинул приёмную, когда Георг вошёл со стопкой бумаг в руках. - Аннализа? Всё хорошо? "Чего я стою? Бежать надо отсюда!" Адреналин накрыл меня горячей волной; я кивнула, быстро схватила свою сумку из-под стола, сказала что-то о том, что скоро вернусь и вышла из приёмной. Направляясь к главной лестнице, я продолжала мерить взглядом как всегда стоящих на посту эсесовцев, пытаясь угадать, был ли им отдан приказ никуда меня не выпускать. Они и не пошевелились, и я чуть не бегом бросилась на третий этаж, вот уже пролёт второго... И тут я услышала его голос за спиной. - Аннализа!!! Я задержалась всего на секунду, чтобы поднять голову и увидеть гневное лицо Эрнста этажом выше, и бросилась бежать, на сей раз уже со всех ног, чуть не сбивая встречающихся мне на пути сотрудников. Я знала, что он был прямо у меня за спиной, я слышала его громкие шаги, но почему-то он не крикнул эсесовцам, стоящим при входе в гараж, чтобы те задержали меня. Сам хотел меня поймать, догадалась я, и ужаснулась при мысли о том, что он со мной тогда сделает. Пытаясь добежать до машины быстрее него, я не глядя рылась в сумке в поисках ключей дрожащей рукой, наконец выудила их, дёрнула на себя водительскую дверь и заперла её изнутри как раз в ту секунду, когда Эрнст врезал по ней кулаком, чудом не разбив стекло. - Ну-ка открой сейчас же эту чёртову дверь!!! - Нет! Я сунула ключи в зажигание и завела машину, заметив краем глаза, как он вынимал пистолет. "Ну и пусть, пусть уж лучше застрелит, чем живьём поймает!" Я вжала ногу в педаль газа и сорвалась с места. Он почему-то решил не стрелять мне вслед, но и отпускать меня так просто не собирался. Уже на улице, в зеркале заднего вида я заметила его чёрный мерседес, быстро нагоняющий мою машину. Я вжала педаль газа ещё глубже в пол, надеясь быстрее него добраться до дома, где у меня хотя бы был пистолет, которым я могла себя защитить. Ключи от входной двери у меня были наготове, когда я выпрыгнула из машины и услышала, как он хлопнул своей водительской дверью у меня за спиной. Вбежав внутрь, я даже не пыталась запереть за собой входную дверь, и так на опыте зная, что в его взбешённом состоянии никакие замки его не остановят. Я взбежала по лестнице на второй этаж, бросилась к себе в спальню, дёрнула на себя ящик прикроватного столика, схватила пистолет и направила его на дверь как раз в ту секунду, когда презлой шеф РСХА также остановился в дверях, держа меня на прицеле. Мы начали одновременно кричать друг на друга, я, предупреждая его, чтобы ни шагу ко мне не делал, или я его на месте пристрелю, а он, требуя, чтобы я опустила оружие и сдалась, потому как я была врагом государства и находилась под арестом. Мы всё больше поднимали голоса, стараясь перекричать друг друга, но никто не хотел уступать первым. - Ты мне в лицо врала!!! Всё это время, ты мне нагло врала в лицо!!! - У меня были на то свои причины! Твоё правительство не оставило мне выбора!!! - Как ты только посмела пойти против своей собственной страны?! - Да ты убил половину населения этой страны!!! - Чёртова еврейка!!! - Нацист чёртов!!! - Вот почему вы все заслуживаете смерти! Все вы просто куча мерзких предателей, подлые крысы, которые бьют в спину! Всех вас к дьяволу в газовую камеру!!! - Еврейская нация - единственная нация в мире, ни разу не развязавшая войну за всю свою историю! Это вы всё начали, нацисты проклятые!!! Да вы же невинных людей убиваете!!! Детей маленьких!!! - Да потому что все вы предатели! Ты только посмотри на себя! Вы, евреи, сделали так, что мы проиграли Великую войну! Так теперь вы хотите, чтобы мы и эту проиграли?! - Евреи сражались бок о бок с немцами в Великой войне!!! А вы теперь посылаете бывших героев войны в лагеря! И кто из нас двоих предатель?! - Да я тебя лично в Аушвиц отвезу, лично тебя затащу за руку в газовую камеру и дверь закрою!!! - Не раньше, чем я тебе пулю пущу между глаз, чтобы никто больше не страдал из-за тебя! Да ты такой же, как Гейдрих!!! Все вы одного поля ягодки, с вашим национальным превосходством!!! К моему удивлению он не начал кричать мне в ответ, только вдруг опустил пистолет и щёлкнул предохранителем. - Давай. - Чего? - я продолжала переводить взгляд с его опущенной руки на него и обратно, не понимая его реакции. - Давай. Стреляй, - спокойно ответил Эрнст. Я переступила с ноги на ногу, пытаясь понять, в какую такую игру он со мной надумал играть на сей раз. - Ну? Мне что, весь день тебя ждать? Стреляй уже давай. Я поджала губы и нахмурилась ещё сильнее. - Ты первый стреляй. - Я не буду в тебя стрелять. Если ты меня сейчас не убьёшь, я тебя в лагерь отвезу. Я повернулась к нему полубоком, по-прежнему высоко держа пистолет. У меня даже рука не дрожала, но заставить себя спустить курок я не могла, пусть и моя жизнь от этого зависела. - Аннализа, ну стреляй же. Ты же уже убивала раньше, ты знаешь, как это делается. Давай, избавь мир от очередного нациста. Я заслужил. Я идиот, поверил тебе. Если уж еврейка меня так легко провела, то я точно заслуживаю позорной смерти. Ты же должно быть так меня ненавидишь, после всего, что я с тобой сделал. Давай, стреляй. Я ничего больше не слышала, кроме своего собственного сердцебиения. Я слегка погладила курок указательным пальцем в последний раз, и опустила пистолет обратно на прикроватный столик. В этот раз Эрнст нахмурился, наблюдая за моими действиями. - Не могу. - Пожала плечами я. - Вези меня, куда хочешь. Я ждала, чтобы он подошёл ко мне и отвёл меня вниз, в свою машину, и отвёз обратно в Гестапо, но он так и стоял на том же месте, не двигаясь. Мы молча смотрели друг на друга в течение как казалось нескольких часов, когда я наконец заметила тень улыбки у него на лице. - Ты любишь меня. Эти три слова, что он сказал, а вернее полу-спросил, заставили меня вздрогнуть, как от удара. Я сразу же затрясла головой, но он только улыбнулся ещё шире, уверенный теперь в своей догадке. - Ты любишь меня. Любишь, правда ведь? - Нет. Вовсе даже не люблю. - Не можешь застрелить, потому что любишь. Всегда любила. - Нет... Эрнст подошёл ко мне и положил свой пистолет рядом с моим. - Посмотри на меня. - Я упорно смотрела в пол, и он взял моё лицо в руки, заставив меня поднять на него глаза. - Ты любишь меня, Аннализа. Правда любишь. - Ну и что? Ты, значит, тоже меня любишь, если не смог застрелить. - А я тебя в лагерь отвезу, - почти ласково проговорил он, гладя меня по щеке. - Давай. Поехали. - Вот так просто? - он придвинулся ближе ко мне. - Делай со мной, что хочешь. Эрнст ещё какое-то время смотрел на меня, а затем медленно наклонился ко мне и нежно коснулся губами моих. Я закрыла глаза и поцеловала его в ответ, всё ещё едва дыша, всё ещё ужасно напуганная, такая маленькая и беззащитная без своего оружия и легенды. Просто обычная девушка, отдающая свою обнаженную душу врагу, который стал для неё ближе всех на свете. Делай со мной, что хочешь... Я не двигалась, пока он раздевал меня, пуговицу за пуговицей, очень медленно, пока не снял с меня всё до последней детали одежды, в то время как сам стоял передо мной в полном обмундировании. Не осталось между нами больше лжи, и нечего больше было прятать; я позволила ему смотреть на себя в свете дня сколько ему хотелось, пока он не протянул ко мне руки и не обнял меня, целуя так крепко, что в лёгких не осталось больше воздуха. Он был моим воздухом. - Займёшься любовью с еврейкой? - улыбнулась я ему, когда он осторожно уложил меня на кровать и лёг сверху. - Нет. С девушкой, которую люблю. Я обняла его руками и ногами одновременно, клянясь себе в ту минуту, что никогда больше его не отпущу. Он ведь был прав: я любила его, каждой самой крохотной клеточкой своего тела.