Ради чего мы живем

Я от природы совсем не таков, каким ты меня видишь – жестоким, себялюбивым, беспощадным. Женщина научила меня жестокосердию, а потому я и мстил всегда женщинам, но не таким, как ты. Солнце уже достигло зенита, а Буагильбер не был намерен делать привал. Ревекка даже умудрилась подремать, уткнувшись носом в спину Амета. Они двигались не спеша, поэтому девушка не боялась упасть. К тому же у ее сопровождающего была молниеносная реакция, и в случае, если она соскользнула бы с седла, он всегда успел бы поймать ее. Конечно, для мужчин, закаленных в боях и долгих переходах, эта прогулка по осеннему лесу казалась отдыхом, но Ревекка , хоть и много ездила с отцом, тем не менее привыкла к куда как более комфортной дороге. Отец всегда держал для нее паланкин и останавливался по ее просьбе. К тому же Ревекка еще не оправилась после своего похищения в Эмпассе, хоть она и поспала вчера. Она не видела своего лица, но руки ее были покрыты синяками. Наконец Буагильбер остановился, объявив получасовой отдых. Спешившись, он передал поводья Болдуину и подошел к девушки. Храмовник протянул руки, помогая девушке спешится. Ее платье видимо запуталось в стременах, и Ревекке пришлось пережить несколько унизительных моментов, пока Буагильбер самолично поправлял подол ее платья. Она довольно неуклюже скользнула к нему в руки. Храмовник задержал ее в объятиях несколько дольше положенного. Ревекка осторожно отстранилась от него. Ей не хотелось спорить с ним на людях: во-первых, это было неприлично, а в-вторых, могла разозлить мужчину. Буагильбер вежливо подал ей руку и провел к поваленному дереву, на которое расторопный слуга уже постелил плащ. Ревекка с удовольствием прошлась после многочасовой езды. Однако каждый шаг был будто по иголкам - ее стопы, туго перебинтованные, опухли после долгого сидения в седле. Девушка постаралась удержать вздох боли, но Буагильбер, следивший за ее лицом, казалось понял все без слов и тут же снова подхватил на руки. Ревекка уткнулась взглядом ему в грудь. Конечно, вокруг все прекрасно знают о том, что она потенциальная, а возможно и уже любовница храмовника, но такое публичное проявление собственности показалось ей не к месту. Однако свита Буагильбера совершенно не реагировала на ее присутствие, не было даже демонстративного "отвода глаз". Они воспринимали ситуацию как вполне естественную. Это обрадовало девушку, так как меньше всего ей хотелось бы чувствовать презрение или жалость со стороны окружающих. Но значит ли это, что такое поведение для храмовника типично? Ревекка не могла представить его таскающим за собой после каждого похода похищенных девиц. Видимо, он настолько сильно почитался своими слугами, что те не допускали и мысли, будто их господин совершает нечто непристойное. Сам Буагильбер несколько злился из-за ненужного привала. Он остановился только ради девушки, которая наверняка захочет есть и немного прогуляться. Во время езды он не раз оглядывался на нее. Ревекка вовсю клевала носом, доверчиво прильнув к Амету. Интересно, знай она как этот сарацин мастерски пытает людей, прониклась бы она к нему такими дружескими чувствами? Сам Амет не выказывал по этому поводу никаких эмоций. Наконец Бриан решил остановиться. Недалеко располагалась обитель, но храмовник не мог туда явиться с Ревеккой. К завтрашнему вечеру они прибудут в замок Витре. Его хозяин - давний друг Бриана, поэтому он не опасался привозить туда девушку. Она была спокойна и молчалива. Бриан, конечно, не ожидал от нее возбужденной болтовни всю дорогу, но она даже ни разу не попросила воды, а когда он помог ей слезть с лошади, а потом подхватил на руки, помня о разбитых ножках, не услышал ни одного возражения. Связано это было с усталостью или же со смирением, Буагильбер не знал, но нашел это вполне удобным в дороге. Ревекка была легкая как перышко, рыцарю она показалась легче его собственного меча. Он усадил девушку на дерево и подал флягу с водой. Она с благодарностью сделала несколько глотков. - Ты голодна, Ревекка? Девушка покачала головой. От него ей не хотелось ничего. - Благодарю, нет. - Мы не будем останавливаться до самого вечера, учти это. - А куда мы едем? Ну, в смысле, вы же не можете остановиться со мной в монастыре. Буагильбер улыбнулся. - Ты беспокоишься за меня? Ревекка удивленно посмотрела на него, она не вкладывала в свои слова такого смысла. Однако нашла лучшим промолчать. Пусть истолковывает ее слова как ему угодно. Бесполезно говорить что-либо. -Сэр... А могу я отлучиться? - тихо спросила девушка. Несколько секунд Буагильбер смотрел на нее, не понимая ее слов. Куда она собирается отлучаться? Вокруг лес! Но тут же одернул себя. Мужчины в его отряде никогда не беспокоились по этому вопросу. А вот девушке, смущенно склонившей голову, явно было неуютно. - Да, конечно. - И вновь поднял ее на руки. - Вы...что делаете? Отпустите меня! Это необязательно! - Моя прекрасная черноокая гурия, твои ножки изранены в битве за свою честь, мой долг - носить тебя на руках. - Ситуация явно веселила рыцаря, который с удовольствием нес Ревекку в сторону деревьев. Его люди лишь мельком взглянули на них и вновь отвернулись, занимаясь своими делами. А вот Ревекку ситуация напрягла. - Отпустите меня!Это совсем не смешно, сэр храмовник! - Бриан, - поправил ее мужчина. - Что? - Я хочу, чтобы ты называла меня по имени, моя маленькая строптивица. - Зачем? - Ревекка начала злиться. Этот человек решил окончательно унизить ее? Неужели она совершила в своей жизни настолько тяжкий грех, что теперь расплачивается за него этим насилием над собственной жизнью? - Хочу услышать, как твой медовый голосок произнесет мое имя, - усмехнулся Буагильбер. - Ты всегда зовешь меня храмовником, я уже возненавидел это слово, из твоих прелестных уст оно звучит подобно ругательству. - Потому что напоминает вам о ваших обетах, что вы ежеминутно нарушаете? - парировала девушка. - Мои обеты? Я и забыл о них, - вкрадчивым голосом проговорил Буагильбер. - И готов забыть весь мир, лишь бы твой маленький алый ротик пропел мое имя: Бриан. - Я не желаю звать вас по имени, сэр рыцарь, а вам следует наконец оставить меня в покое! Хотя бы на несколько минут! Да остановитесь вы! - Только если ты исполнишь мою просьбу. - Вы всегда просите методом шантажа? - Только с теми, с кем по-другому не выходит. Ты, мой сладоточивый цветок, идешь по тонкому лезвию ножа. Будь ты мужчиной, я бы вырвал твой острый язычок. - Опять угрозы? И кому же? Беззащитной девушке? - Беззащитной? Твоё упрямство ранит меня куда сильнее сабель неверных. - Но оно не способно противостоять тому, чтобы вы все дальше несли меня в чащу. - Подобно бумерангу, что я видел в пустынях Сирии, твой характер обращается против тебя же. - Хорошо, сэр Бриан, - словно отчеканила Ревекка. Но храмовник покачал головой. - Ты мое имя произносишь, словно молотом в сердце бьешь, даже холодом повеяло. Скажи так, будто я - твой возлюбленный, которого ты долгими ночами ждала после разлуки. - Прекратите этот балаган! Буагильбер пожал плечами. - Мне все равно, я и до завтра подожду. Ревекка закрыла глаза и постаралась успокоиться. Ей нельзя реагировать на его издевки. Ну что такого в этом имени? - Пожалуйста, Бриан, - со всевозможной мягкостью проговорила она. Храмовник остановился. - Уже лучше, но так ты бы встретила брата, а не любимого мужчину. - Бриан опустил ее на землю. - Хотя откуда девственной нимфе знать о том, как после Крестового похода прекрасная дама встречает своего рыцаря? Ревекка мудро пропустила мимо ушей речь Буагильбера. - Вы либо отпустите мою руку, либо отойдите сами, - напомнила она ему. На лице Буагильбера медленно расцветала жесткая ухмылка. - Мы договорились лишь на то, что я остановлюсь. Я даже сделал больше-позволил тебе выпорхнуть из кольца моих рук. - Какое благородство, сэр храмовник, - ядовито заметила Ревекка. - Твой голос в один миг способен источать и мед, и яд? - Мой голос вам не помеха. Уйдите! - Моя прекрасная дочь Израиля, разве ваш народ не любит заключать сделки? - Пожалуй, причина, по которой я вынуждена слушать вас, никак не связана с моим народом! - Отнюдь, лишь у евреев я встречал такое упрямство. - Разве это не еще один предрассудок, которые вы так любите высмеивать? - Я никогда не посмею высмеивать что-либо, связанное с моим цветком Палестины, - учтиво сказал Буагильбер, наклоняясь к лицу девушки. Она сама приподняла на носочки, чтобы оказаться прямо напротив его лица. - Что же вы, сэр храмовник... э... Бриан, хотите от меня? - О, - Буагильбер сделал вид, точно задумался. - Пожалуй есть кое-что, чего я от тебя хотел бы. - Тогда на правах торговца напоминаю вам, что я прошу малого, лишь несколько минут, - деловым тоном заметила девушка. - В таком случае вместо любви длиной в жизнь попрошу лишь короткий поцелуй. Ревекка отшатнулась. - Не вы ли только что обещали не смеяться надо мной? Буагильбер пожал плечами. -Я смеюсь лишь над самим собой. Подумать только, командор тамплиеров выпрашивает поцелуй у девчонки! - Храмовник пожал плечами. - Заметь, я не принуждаю тебя. Ты хотела свободы - получай. Выбор за тобой. - Интересно вы толкуете понятие свободы! Не зря про храмовников говорят, что они в коварстве сравнимы лишь со змеями. - Не преувеличивай, Ревекка. Змеи хитры, но и их я обведу вокруг пальца. У них нет той цели, что раз за разом заставляет меня выискивать поводы обнять тебя. - Совсем недавно вам не нужен был повод! - Груз обид разом навалился на Ревекку. - Не вы ли, словно палач в жутких темницах Ноттингемского замка, мучили меня вчера? Буагильбер прикоснулся к ее лицу. Ревекка не шелохнулась. - Я не хотел причинять тебе боль тогда, Ревекка. Но тебе было необходимо уяснить, что твоя безопасность - лишь следствие моей доброй воли. Если я возжелаю тебя, то остановить меня твоим нежным рукам не под силу. - Словно в доказательство своих слов Буагильбер прижал ее ладошку к своей могучей, почтив два раза большей ладони. Девушке показалось, что будто искра промелькнула, когда она своей рукой коснулась загрубевшей кожи мужчины. - Я надеюсь не на себя, а на то слово, что вы мне дали в Торкилстоне. Вы сказали, что хоть не раз нарушали обеты вашего ордена, своё слово вы ни разу не нарушили. - Разве я не держу его? - Буагильбер переплел свои пальцы с ее. Девушка покачала головой. - Я не знаю. Вы пугаете меня и беззастенчиво пользуетесь человеческой беспомощностью. Буагильбер отпустил ее руку, но резким движением, точно она не живой человек, а кукла, привлек девушку ближе к себе. - Учти, все, что я сказал тебе - правда. Я связан своим словом, но как ты верно подметила, храмовники хуже иезуитов. Твоё согласие я получу - обманом или силой, для меня это не принципиально. Он ожидал реакции девушки, но она поступила несколько неожиданно для него. Внезапно схватила его голову свободной рукой, наклонила её, быстро коснулась своими губами уголка его рта и тут же отскочила. Бриан застыл. - Вы похваляетесь своим умом, сэр храмовник, а я не вижу смысла спорить, раз мы не слышим друг друга. Предпочту, чтобы вы лучше выполнили свою часть нашей сделки. Я только что вас поцеловала. Бриан расхохотался. - Маленькая дьяволица! Не так я представлял это! - Как вы сами сказали чуть раньше, мы не уточнили всех условий нашего договора, поэтому я выполнила его на свое усмотрение. Бриан отпустил ее и поклонился. - Браво, хитрая лисичка! Во всем поступайте с людьми так, как хотите, чтобы они поступали с вами. Ты - истинная дочь своего отца! Бриан пошел в обратную сторону, немало развеселившись. - Боюсь, что немало еще храмовнику придется постараться, чтобы перехитрить ростовщика! - услышала Ревекка. *** Когда они остановились в следующий раз, уже было темно. Спешится Ревекке помог Гуго, который с беспокойством смотрел на нее. - Вы раньше, леди, ездили верхом целый день? Ревекка покачала головой. - Без отдыха - никогда. - Значит, наутро будет больно. Придется терпеть. Ревекка кивнула. - Я выдержу, спасибо. - А у нее есть выбор? - Гуго, мы остановимся в лесу? Разве не лучше было бы добраться до какого-нибудь постоялого двора? - Нет, леди. На мили кругом тут лес. Недалеко правда есть обитель, но туда мы не можем пойти. Вы сами понимаете. Ваше присутствие в свите сэра Бриана трудно объяснить. - Хорошо, я поняла, - вздохнула девушка. Но все оказалось не так уж и плохо. Костер дарил свет и тепло, девушка с удовольствием присела возле него. Буагильбер накрыл ее еще одним плащом. Девушка с удивлением смотрела на его белый цвет. В своих мыслях, она сначала не поняла, что это его собственный плащ. - Похоже на очередную издевку над своим же орденом, - заметила она. - Плащ рыцаря Храма у еврейки. Какое богохульство! Бриан дал ей флягу. - Спасибо, - поблагодарила девушка, взяв сосуд одной рукой, а второй заворачиваясь в теплый плащ. Но пригубив жидкость, она тут же отдернула флягу, закашлявшись. - Что это? - Приор Эймер называл это Aqua vitae. - Живая вода? - сморщилась Ревекка. - Это отвратительно! Я использую ее при настойке трав и в страшном сне мне бы не приснилось пить это! - В долгих походах ее можно и пить, и использовать для промывания ранений. А у тебя она притупит боль. Завтра ты не встанешь, Ревекка. Твое изнеженное тело не выдержит всех дней пути. - Ошибаешься. Я достаточно вынослива, - запротестовала Ревекка. Она готова была оспорить все, что говорил храмовник. - Конечно, я не отрицаю, что мне дорога покажется тяжелой, но это не значит, что я буду заглушать боль крепким алкоголем! Бриан сел рядом с ней и без спора протянул другую флягу. - Здесь эль. Девушка подвинулась, давая ему место сесть, а, возможно, и оказаться подальше от него. - Ты раньше когда-нибудь ночевала в таких условиях? - спросил он ее. - Как-то в детстве, - пожала плечами Ревекка. - Мой отец всегда находил кров. Он боялся разбойников. Здесь их много? - Не больше, чем везде. Но надо быть глупцом, чтобы напасть на вооруженный отряд. - Я видела, как совершенно безумные штурмовали целый замок! - напомнила ему Ревекка. - И кажется они его даже захватили? - невинно поинтересовалась она. - Лишь благодаря сумасшедшей старухе, что подожгла его, - буркнул Буагильбер. Не сладко ему было вспоминать это поражение. Напоминание об Урфриде и Ревекку навело на грустные мысли. - А разве эта сумасшедшая старуха - не образ моего будущего, на которое ты меня обрекаешь, сэр храмовник? Она сейчас же почувствовала, что задавать этот вопрос не следовало. Буагильбер, которому и так напомнили о его бегстве из замка, а теперь и снова уткнули носом в его "вину" перед девушкой, начинал злиться. - Ты, моя прекрасная лилия, раз за разом испытываешь судьбу. Смотри, как бы участь этой женщины не стала для тебя лучшим вариантом. - Участь этой несчастной стоит для меня ярким примером. Я скорее брошусь в огонь, чем повторю ее судьбу. - Я знаю это, Ревекка, я видел тебя в Темплстоу, когда ты предпочла костер мне. Но чего ты ждешь от меня? Что я отпущу ту, ради которой пожертвовал стольким? - Чем ты пожертвовал, сэр рыцарь? - взвилась Ревекка. - Ты сохранил свое место в ордене, твоей жизни никто не угрожает и даже я опять нахожусь в твоих руках. Объясни же мне наконец, что ты потеряешь, отпустив меня? Мы ведь могли бы стать друзьями, храмовник. Я верю, что ты сдержишь свое слово, но и я от своего не отступлюсь. Так и проведем мы жизнь бок о бок, тихо ненавидя друг друга. - Пусть так, пусть ты превратишься в олицетворение ненависти и точно фурия станешь преследовать меня, но я и тогда не отпущу тебя, - тихо сказал Буагильбер. - Я многое повидал в жизни и не собираюсь упускать истинный Божий дар в твоем лице, Ревекка. Ты горда и сильна, твоя воля подобна моей, с твоей красотой сравнится лишь моя воинская доблесть, а твое образование, нетипичное для женщины, сможет оценить лишь такой мужчина как я. - Все это хорошо, что ты говоришь, храмовник, но воля моя зачахнет вблизи тебя, красота с возрастом потускнеет, а знания развеются, если не применять их. - Хватит, девушка! - разозлился Буагильбер. - Ты уже достаточно наговорила, и моё терпение на исходе. Он поднялся, чтобы обсудить с отрядом очередь ночного дежурства. К ней приблизился Гуго и подал кусок хлеба и копченого мяса, что они взяли в Эмпассе. - Поешь, моя леди. - Гуго, постой! Я не знаю, что мне делать. Твой господин ... он... неужели он не отпустит меня от себя? Гуго напрягся от ее вопроса. - Это не мое дело, леди. - Я всего лишь прошу твоего ответа. Неужели сказать мне "да" или "нет" в твоих глазах выглядит предательством? - Я обязан сэру рыцарю своей жизнью, миледи. Я его слуга. Он хороший господин. Вам следует примириться со своей судьбой. Многие ее назвали бы завидной. - Завидной? - Но Гуго поклонился и ушел, оставив девушку, которой огонь казался уже не дружелюбным, а опасным. Спать Буагильбер приказал Ревекке с ним. Эта идея ей понравилась еще меньше чем все предыдущие, но посмотрев на его лицо, она решила, что куда хуже будет начать с ним спорить. Вокруг люди, и он не станет прикасаться к ней как тогда, когда выкрутив ее руку, заставил стонать под своими прикосновениями. На удивление, для самого Буагильбера возможность провести ночь рядом с Ревеккой как-то не внушала большой радости. Ступив на нормандскую землю, он вновь предался тем размышлениям, что волновали всех дворян. Соперничество английских монархов все время приводили к беспорядкам, устранять которые приходилось вассалам короля. Чертова королева-мать, эта изменница Алиенора, вместо того, чтобы усмирить своего львиного отпрыска, раз за разом сталкивает его лбом с аквитанскими баронами. Согласно завещанию ее отца, наследовать этот огромный кусок Европы должен сын Алиеноры, но у Львиного Сердца никак не выходило разобраться с проблемами страны даже внутри острова, не говоря уже о континентальной части своих владений. А Гиень была слишком сильным соседом для Нормандии, чтобы местное дворянство смотрела на выходки Плантагенета сквозь пальцы. К тому же он разругался и с Бомануэром, буквально выгнав того с английских земель. Орден это оскорбило. Его дружка Альберта спасло лишь его новое положение в связи с отстранением Монт-Фитчета. Ричард с удовольствием его бы повесил вместе с братом Филиппом, но этот сумасброд еще не до конца лишился рассудка. Ведь только глупец полезет атаковать замок в окружении разбойников! У Ричарда нет детей, династия могла бы прерваться на нем! Кто знает, до чего в своих рыцарских исканиях еще дойдет этот варвар. Сам Буагильбер находил по меньшей мере глупым поведение Львиного Сердца. Будь он простым воином-это одно, но наплевав на всю Англию, забыв о том, что смерть короля привела бы к войне и грызне между спорными наследниками-нет, Ричард об этом не думает. Ясно, от кого Айвенго понабрался таких идиотских идеалов. А ведь весьма многообещающий был воин, сильный, смелый, упрямый. Но глупец. Как, собственно, и вся его заносчивая не по рангу семейка. Буагильбер, наследник знатного дома, еще более укрепивший имя своих предков своими боевыми заслугами, задумался о том, что его нелюбовь к Айвенго можно объяснить и тем, что тот свой саксонский род продолжит, красотка Ровена с радостью и любовью разделит с ним брачное ложе. А может, она и холодна как ледышка, способная лишь служить украшением замка, без мыслей и содержания. Буагильбер посмотрел на Ревекку. Вот она, страсть, ум, гордость, сила духа. Каких сыновей она могла бы ему подарить! Но в юности кровь кипит, обида кажется убийственной, а отчаяние-безысходным. Он не жалел о вступлении в орден, только в нем он видел свое будущее, но девушка, что стояла перед ним, не хотела делить с ним его честолюбивые замыслы. Интересно, а какой она была бы матерью? - Ложись, Ревекка. Девушка устроилась на импровизированной лежанке, что соорудили для нее: несколько слоев сухой травы сверху накрыли толстым плащом. Остальные спали прямо на земле. Часовым оставили Болдуина. За костром следил Амет. Ревекка сжалась, когда почувствовала тело храмовника, прижавшееся к ней. Оно было твердым как камень. Спиной девушка ощущала стальные мышцы груди рыцаря. Одна его рука обняла за талию. Девушка предпочла бы мерзнуть в одиночестве, но устраивать сцену посреди леса было глупо и недостойно. Она лишь сбросила руку Буагильбера на землю, сделав вид, что поправляет одеяло. Погруженный в свои мысли, храмовник не обратил на это внимания. Но Ревекке не спалось. Она перевернулась на спину и смотрела на видневшиеся за густыми кронами звезды ночного неба. Костер был совсем слабый, его свет не перебивал блеск далеких светил. Небо было темным, практически черным. Несколько ярких белых точек, остальные слабо мерцали, словно подмигивали. Звенели цикады, видимо забыв, что в Европу пришла осень. Вдалеке завывал ветер. Верхушки деревьев лишь слегка покачивались, мешая увидеть полную картину неба. В воздухе ощущалась легкая дымка, а редкие искры костра напоминали девушке светлячков из далекого детства. Ревекка согрелась под теплым тамплиерским плащом. Наблюдая за далекими звездами, она вспоминала сказки Мириам. И тут послышался храп одного из наемников. Это было настолько оскорбительное и смешное возвращение Ревекки на землю, что она не смогла подавить смешок. - Поверь, это лишь начало, дальше еще хуже - совсем как труба, что зовет в бой. Ревекка даже содрогнулась от неожиданности. - Вы не спите? - Глупый, конечно, вопрос. - Не хочу. Я любовался твоим лицом, а ты даже не покосилась в мою сторону. - Я смотрела на звезды. Некоторые верят, что там нас ждут умершие раньше друзья. - Меня мои скорее в аду ждут, - усмехнулся Буагильбер. - Мы сами строим свою судьбу, сэр рыцарь. Мужчина коснулся ее лица. - Кто увидит - решит, что я бью тебя. - Настолько все плохо? Вас это не пугает? - Девушка упорно не смотрела на него, уперев свой взгляд наверх. Слишком уж мало то расстояние, что их разделяет. Лежа в темноте, ей казалось, что они с Буагильбером наедине, а от мысли об этом внутри девушки поднималось какое-то странное чувство. Уже не паника, не злость, а какая-то тревога, страх выглядеть нелепой. Раз за разом она вспоминала его прикосновения к ней, испытывая при этом уже не отвращение, а стыд. Но тишина с редкими переливами голосов ночных птиц и уханьем филинов внушала ей спокойствие. - Ты можешь исцарапать свое лицо, разбить его - я не стану от этого меньше любить тебя. - Перестанете. Ваше чувство основано лишь на плотском желании. - Опять будешь спорить? - Я устала от этого, - призналась Ревекка. - Никогда не любила бессмысленных ссор, которые ничего не решат. А наши с вами - именно такие. - Так ты смирилась? - с живым любопытством спросил Буагильбер. - Прежде дождь прольется сорок дней над палестинскими пустынями, чем я стану твоей наложницей, храмовник! - тут же отгородилась девушка. - Значит, нам следует ждать потопа, что превратит Иерусалим в сад Эдема. Девушка наконец повернулась к нему. - Почему вы так уверены в этом? - Ты, Ревекка, ведешь себя как маленькое и неразумное дитя. Но я привык брать то, что хочу. Я пробью твою оборону, возьму после долгой осады крепость, в которой ты хранишь свое сердце. - Крепость, что станет вашей, пострадает от многочисленных попыток штурма, ее жители погибнут, защищая свой дом, а вам, вместо цветущих садов, достанутся лишь голые стены. - Быть может, что в твоей крепости поселится предатель. - Предатель? - Да, поверь, не только мужчины сходят с ума от желания. Женщины тоже страдают, когда тот, кто распалил их страсть, не довершил начатое до конца. Ревекка сглотнула. - Что за непристойности я вынуждена слушать! - Пока только слушать. А тебе я раздобуду зеркало. - Оно мне не нужно. - Не переживай, за него я не стану просить у тебя что-либо. Ревекка опять уставилась на небо. - Что дальше, сэр рыцарь? Вы привезете меня в ... Рогневилл... Я правильно произношу? - Последний слог мягче, это старинное слово, означает королевский, точнее царский, от слова "цезарь", город. - Рогневилль. Очень красиво. - Ревекка представила себе огромный старинный замок, чье название только говорит само за себя. Она опять повернула голову к мягко улыбающемуся Буагильберу и застыла, смотря на него. Ни разу до этого она не видела такой доброй улыбки на его лице. - Вы рады попасть домой? Буагильбер задумался над ее вопросом. - Домой? Нет, Рогневилль я домом не считаю. - Но ведь там прошло ваше детство? - Я рад навестить Рогневилль, одна мысль об этом наполняет меня счастьем. Но это будет лишь краткий визит. - Почему же? Вам не хочется остаться в вашем собственном же замке? - Он уже не совсем мой, скажем так. Став тамплиером, я отдал его в распоряжение ордена. - Свой родной дом? - Ревекка даже приподнялась на локте. - У тебя разве нет ни братьев, ни сестер? - Все умерли в младенчестве. Я - последний прямой потомок моего предка, Ингварра Мудрого, что пришел на эти земли вместе с Пешеходом, герцогом Роллоном. - Ингварр, - повторила шепотом Ревекка, словно пробуя имя на вкус. - Ваши предки - викинги? Тогда ясно, откуда в вас эти ярость и своеволие, - улыбнулась она, чувствуя желание поделиться тем спокойствием, что постепенно заполняло ее душу в эту звездную ночь. - Тогда откуда же произрастает твое упрямство, моя Валаамова ослица? - поднял брови Бриан. Ревекка не обиделась, только кулачком ударила его в грудь. - Между прочим, она спасла своего хозяина, - беззлобно огрызнулась девушка. - Быть может в этом и твоя роль? - схватился за ее фразу Буагильбер. - Спасти хозяина? Или может за вас тюки и грузы на спине таскать? - передразнила его Ревекка. - Могу с уверенностью сказать тебе только одно - никогда ты не встретишь души, более нуждающейся в спасении, чем моя. Ревекка отвела взгляд, понимая, что он, вместо дружеской беседы, тянет ее в очередную перепалку. - Я тоже лишилась братьев и сестер в раннем детстве, - отвела тему разговора девушка, не желая портить такую чудесную ночь исповедью заблудшего храмовника. - Пять братьев и сестер моя мать подарила моему отцу. Я была шестой - и последней. Мать и мой братик, единственный кого я помню, умерли от простуды. - Разве евреи - не лучшие врачи? - Они сгорели как свечки, не продержавшись и нескольких дней. Я тогда и захотела лечить людей, ради меня отец уехал в Антиохию, где ввел в дом раввина Манассии. - Я слышал о нем, - сказал Буагильбер. - Я бывал в Византии, его почитали как очень мудрого человека. Даже удивительно, что доблестные монахи не обвинили его в ереси, - зло отметил он. - Его дочь расплатилась за суеверия, что окружают мой народ,- помрачнела Ревекка. Уж лучше бы она не останавливала храмовника - все лучше, чем вспомнить судьбу Мириам. Буагильбер наблюдал за тем как поменялось выражение лица девушки. Секунду назад она готова была смеяться, но сейчас вновь закрылась в себе. Мужчина не был тем человеком, что способен мгновенно улучшить настроение. Тем более женщине, чья близость могла распалить его только при одной мысли о ней. К тому же он знал, что сейчас не стоит ее трогать. Подобно ему самому, она замыкалась в своей боли, не открывала ее никому. Словно маленький раненый зверек, она предпочитала спрятаться и тихо зализывать свои раны. В детстве он был таким, но с возрастом научился превращать боль, которую причиняли ему, в ярость, что крушила других. В отличие от Ревекки, ему не было знакомо чувство угнетения. Потомственный аристократ, богатый, знатный, влиятельный, ему не приходилось усмирять свои буйные страсти для того, чтобы выжить. Напротив, остальным приходилось подстраиваться под него, дабы гнев Буагильбера не обратился на них. Ему уже за сорок лет, из которых половину он провел в Святой Земле. Ни один двор Европы, где он успел побывать, не сравниться с коварством, которое точно песок, проникает во все комнаты дворца Балдуина Четвертого, а потом и остатков его семьи - племянника и сестры с мужем, которые не отстояли Иерусалим. Хотя Буагильбер даже сам признавался, что объективно оценивать Ги он не сможет, ибо его симпатии были полностью на стороне Конрада Монферратского, которого эти предатели подло убили, видимо испугавшись сразиться с ним в открытом бою. Буагильбер в ярости стукнул кулаком по земле. Знай он, что у них хватит смелости подослать к Конраду убийц, он бы не покинул Иерусалимское королевство. Ревекка удивленно посмотрела на храмовника. Его глаза будто горели, вздувшиеся вены на лице показывали весь гнев, что он прятал внутри себя. Чуткая девушка понимала, что злится он не на нее. Она не знала - стоит ли ей попытаться успокоить мужчину или же наоборот, дать ему время остыть. Она села и поджала ноги к себе, обняв колени руками, внимательно наблюдая за Буагильбером. Тот, усилием воли подавив горестный всплеск отчаянья в своей душе, похлопал ладонью по лежанке, словно приглашая Ревекку обратно. Той этот жест показался очень двусмысленным, так как хорошо иллюстрировал их отношения согласно планам храмовника. Девушка поджала губы. Ей было любопытно, что так разгневало рыцаря, но спрашивать не стала. Не ее это дело. Да и насколько она изучила Буагильбера - вряд ли он поделился бы с ней. Он далеко не из тех, что позволит окружающим знать о его чувствах и помыслах, пусть даже это будут ближайшие к нему люди. Но насколько его еще хватит? Не потому ли он столь жесток, что та боль, которую он хранит внутри, начинает его самого пожирать? Ревекка одернула себя. Ей со своей жалостью тут нечего делать. Великая женская глупость - полагать, что твое сочувствие может что-то изменить! Буагильбер возмужал в битвах, ему ни к чему ее расспросы. Даже будь они друзьями, Ревекка понимала, что он не из тех, кто делился бы своими мыслями с женщиной, считая ее существом болтливым и тщеславным. Девушка, с детства знающая цену людским предрассудкам, никогда не стремилась кого-либо переубедить. Если все те английские йомены, кого она излечила, не взяв ни единой монеты, вспоминают ее лишь с упреками - пусть, она не обижается. Зря Буагильбер считает ее уникальной в своем упрямстве. Все люди упрямы, важно лишь найти тот жизненный принцип, поменять который они не смогут. В этот момент Болдуин разбудил одного из наемников, а сам ушел спать. Разбуженный мужчина несколько минут походил вокруг их лагеря, подбросил хвороста в маленький костер и уселся затачивать свой кинжал. Девушка следила за ним, затем легла и наконец задала вопрос. - Я так и не спросила: кто же нарушил мое созерцание звезд своим воинствующим храпом? - Отгадай, - видимо, Буагильбер тоже решил отвлечься от своих проблем. - Ну что ж... Это точно не Болдуин, не новый часовой и не ты, - перечислила девушка. - Я? - переспросил храмовник. - То что вы рыцарь Христа, не означает что вы не человек. - Вот бы ты это поняла, - намекнул на ее категоричность в вопросах религиозных обетов храмовник. Девушка пропустила это мимо ушей. Чему она точно научилась - так это не слышать всего того, что может повлечь за собой скандал. Мириам учила ее, что ей, как женщине и хозяйке дома, следует уметь сглаживать острые углы. правда, не всегда у нее это выходило с храмовником, который одной фразой мог вывести ее из душевного равновесия. - Вряд ли это Амет, - продолжила Ревекка. - Можно поспорить, но да, это не он. - Кто-то из отряда? Я ведь не знаю их имен! - О нет, дорогая, ты пропустила того, с кем наиболее близко познакомилась за это время и кого предпочитаешь звать в случае беды. Вместо меня! - Гуго?! - расплылась в широкой улыбке девушка. Видимо последние дни она только и делала, что хмурилась, так как после улыбки в ее скулах тут же запульсировала тупая боль. Девушка охнула и приложила ладошки к лицу. - Это тебе наказание за твой острый язычок, - подметил Буагильбер. - Сильно болит? - вдруг с беспокойством спросил он. - Нет, пустяки. Я надеюсь, что завтра мы доберемся до какого-нибудь постоялого двора? Я смогу заменить повязки на ногах и сделать еще компрессы. - Мы остановимся в замке моего друга, там о тебе позаботятся. - Но... Как вы меня представите им? Как свою любовницу? - Как свою спутницу. Я не собираюсь лгать, а ведь ты и правда все еще девица. - Не собираетесь ... лгать? Буагильбер состроил невинную рожицу. Но так как такое выражение лица мало шло к его острым чертам, девушка снова заулыбалась и тут же захныкала, отчего тихо рассмеялась. - Так я и буду то плакать, то смеяться, - подвела итог Ревекка и запнулась, увидев как на нее смотрит Буагильбер. Его поразила ее внезапная непосредственность. Если в порыве защитить свою честь его покорили ее гордость и сила духа, то сейчас, смеясь над собственными же синяками, девушка показалась ему настолько искренней, что он даже опешил от такой невинности в человеке. Ему не доводилось проводить с женщиной ночь подобным образом. С лица Ревекки точно слетела маска, и он увидел девочку, что несмотря на превратности судьбы, по-прежнему любила смеяться и смотреть на звезды. Была ли такой королева Сибилла? Или душок грязных интриг убивает на корню умение человека наслаждаться такими простыми вещами? Сам себе Буагильбер показался грязным, полным горечи и жестокости, беспощадным человеком, которого честолюбие разрывает изнутри. Его амбиции, которые привели его в орден, дали ему силу, власть и могущество, но лишили умения смеяться над своими горестями. Убить человека для него ничего не значит, неважно, кто он - сарацин, еврей или христианин, граф или разбойник, старик или юноша. Жезл гроссмейстера - вот цель Буагильбера. С той властью, что он символизирует, он мог бы воплотить в жизнь свои амбициозные планы, а те разговоры, что они ведут на тайных собраниях ордена, он превратил бы в далеко идущие проекты. В этом его жизнь, то, ради чего живет он. А ради чего живет эта девочка, что застыла под его тяжелым взглядом, как мышь перед коброй? Буагильбер отвернулся. - Спи, завтра нам предстоит долгий путь. Ревекка без спора тихо свернулась калачиком. Звезды над головой были слишком высоко, их не достать, пламя костра - слишком слабое, чтобы разогреть, но все еще опасное, а филины, что летают в лесах - жестокие хищники. Ночь холодна, а этот плащ точно по волшебству перестал греть. Инстинктивно, Ревекка хотела было пододвинуться к храмовнику, чье размеренное дыхание на удивление вместо тревоги вызывало в ней доверие. Видимо, так действует на нее темный лес, похожий на те, что в тех же сказках описывала ей Мириам. Но девушка вовремя остановила себя. Она же уже не ребенок, она справится.