Ради чего мы живем

Великий город Руан, прежний Ротомагус, оплот кельтских народов, что защищали свою независимость от алчных римлян, разросся в первую очередь благодаря судоходности Сены, матери рек Франции. "В год 841 пришли викинги со своим вожаком Оскаром и 14 мая сожгли город Руан" - так было поведано в хрониках фонтенельских монахов. Но город возродился из пепла и стал оплотом Бесстрашного Ричарда в борьбе за независимость Нормандии. Руан был так же известен тем, что подобно германским могущественным городам, получил коммунальную грамоту, согласно которому городом управлял совет «Ста пэров», а жители объединялись в профессиональные корпорации и в братства мастеров. Гордые руанцы не зависели от прихотей королей и герцогов - они сами были королями в своей стихии - торговле. Соль и рыбу они везли в Париж, а вина — в Англию. Власть Руана распространялась далеко за пределы долины Сены, мощь города привлекала немало чужеземцев и авантюристов, желающих поживиться за счет торговых кварталов. Словно бурлящий котел, жизнь в Руане не замирала ни на секунду. В первый момент Ревекка была сильно напугана таким шумным, похожим на муравейник, местом. Высокие, толстые стены, окружавшие город подобно крепости, напоминали о том, что когда-то Руан прославился как неприступный и непреклонный король городов, но сейчас стражники лишь лениво оглядывали новоприбывших, не заостряя внимания ни на их лицах, ни на вверительных грамотах. Рука Бриана плотно прижимала к себе девушку. Утром он разбудил Ревекку, сурово приказал приготовиться к выезду. Настроения у Буагильбера не было, его хмурый вид внушал ужас отряду - одна из лошадей потеряла подкову, как оказалось, а наемник, что не уследил за своим животным, попал храмовнику под горячую руку. Буагильбер приказал ему идти пешком. В ответ на возмущение наемника, который не собирался выполнять такое нелепое по его мнению поручение, Бриан отрезал, что лошадь хромала еще до того, как они остановились у Бюжо, и только лень не дала солдату отправиться в кузницу. Потом он заметил, что только полный идиот бросит на волю случая такое важное для человека, чья жизнь и достаток зависят от коня, происшествие, а полные идиоты ему в отряде не нужны. Наемник вспылил, благо товарищи его оттащили. Гуго с ними не было. Как узнала Ревекка, Бриан отправил его в Руан еще до рассвета, чтобы оруженосец подготовил для них дом. Что-то беспокоило Буагильбера, он беспрестанно оглядывался, точно ожидая засады. Когда его взгляд остановился на застывшей девушке, он кивком подозвал ее. Ревекка подошла. Не произнося ни слова, Бриан закинул ее в седло, а сам уселся позади. Его настороженность передалась девушке, она тоже начала с подозрением смотреть по сторонам, не зная, чего же ищет. На рыцаре не было ни белого плаща, ни другой выдающей в нем храмовника символики. Даже его щит был покрыт тканью. Он явно ожидал нападения, не доверяя Ревекку уже никому. Первое время девушка старалась не прислоняться к мужчине, но в скачке это было бесполезно. Она откинулась храмовнику на грудь, ощущая его крепкие бедра и сильные руки, что обхватывали ее талию, держа поводья. Прежде она не ездила вместе с Буагильбером, не считая случая когда тот забирал ее у Мартина, но тогда девушка едва была в сознании. Против своей воли, Ревекка отдалась ощущению безопасности в руках храмовника. Кто бы мог подумать! Чего бы Буагильбер не опасался, девушка чувствовала себя под защитой в его объятиях. Её ноздри щекотал терпкий запах смешанного мужского и конского пота, к которому примешивался еще какой-то аромат, основу которого девушка понять не могла, который принадлежал этому мужчине, что раз за разом делает ей все больнее, но на которого раз за разом она злится все меньше. Руан не был похож ни на провинциальный Йорк, ни на грязный Париж, ни на с размахом построенные города Византии. Мрачный и пугающий издалека, он оказался слишком пестрым, слишком суетливым вблизи. Лето, когда ярмарки расцветают, уже проходило, уступая место осени, большинство крестьян было вынуждено уйти в поля, собирая урожай. Скоро начнется пора барщин на землях сеньоров. Однако здесь, где крепостной труд был скорее исключением, чем правилом, Ревекка увидела разношерстную толпу народа, настолько сильно разнящегося внутри себя, что это не могло не привлечь внимания. С одной стороны монахи призывали к смирению, к покорности, убеждая христиан вернуться в Святую Землю, а с другой стороны зазывалы, чьи голоса были слышны на другом конце площади, приглашали взглянуть на их товар. Домашний скот продавали прямо на улицах, чуть в стороне - лошадей. Ревекка вглядывалась в толпу, надеясь приметить желтый цвет, который выдал бы ей соотечественников, но, видимо, осторожный иудейский народ еще помнил свои страдания на этой земле, оттого не желал явно выказывать своего присутствия. - Ты точно впервые в городе, Ревекка, - прервал ее размышления Буагильбер. - В таком впервые, - согласилась девушка. Копыта лошадей звонко цокали по недавно отстроенной каменной мостовой. В городе была построена канализация, но нечистоты по-прежнему сбрасывались в канавы, что портило впечатление от новых дорог и отремонтированных зданий. Кроме того, шумный рынок, устроенный прямо у ворот города, мешал наслаждаться строгой готической красотой соборов, у подножия которых и собиралась вся вакханалия. Ревекка поморщилась. - Как можно жить при таком шуме? Бриан пожал плечами. - Они платят определенную мзду епископату, а те закрывают глаза на жалобы священников. Эти горлопаны запросто перекричат церковный хор. - Но почему они торгуют прямо у стены? - Главный рынок на площади, в центре, но там все забито местными, они не пускают пришлых. Все эти цыгане, ломбардцы и саксы остаются у внешней стены. Однако здесь много флорентийцев, они дают в рост деньги, к тому многие из них прославленные золотых дел мастера. - А евреи? - А евреи, милая моя Ревекка, здесь не в чести. Но не переживай, ошибки, подобной в Эмпассе, я не допущу, - с угрозой проговорил Бриан. Ревекка вздохнула. На сердце было тяжело. Ночью она никак не могла уснуть, все время прикладывая ладошку к губам, продолжавшим гореть огнем. Ей казалось, что на ней теперь будто клеймо - настолько сокрушающим для нее был вчерашний вечер. Девушка вновь облизнула губы. Попробовав один раз, слишком тяжело остановиться. Остановится ли храмовник? Девушка внутренне посмеялась над собой. Конечно, он же похитил ее просто чтобы было с кем поспорить вечерами. Гуго встретил их у одного из мостов. Он поклонился господину и отвел их к новому пристанищу. Оно представляло собой небольшой домик, выстроенный из камня, расположенный в нескольких кварталах от рыночной площади и Руанского собора с другой стороны. Девушке выделили небольшую, но очень роскошно обставленную комнату. Она была совсем не похожа на покои в замке Витре. Стены ее были увешаны тонкими коврами, не пропускавшими сквозняки, а пол выложен древесиной и выкрашен. Окно было одно, но, в отличии от бойниц замков, красиво выделанное, с рамой, в которую были вставлены вперемешку кусочки слюды и бумаги. Ставни открывались, и Ревекка немедленно распахнула окно, впуская свежий воздух в комнату. В углу стоял красиво отделанный сундук для платьев, а напротив постели - даже изящный резной столик, предназначенный впрочем не для письма и чтения, а скорее для хранения косметики модницами. Слуга внес котомку с одеждой Ревекки. Ее , а точнее даже не совсем ее, вещи смотрелись особенно сиротливо на фоне богатства нового жилища. Девушка вспомнила свою богато убранную комнату в доме отца. Сундуки ломились от тканей, легких и воздушных, на которые Исаак из Йорка не скупился, дабы порадовать дочку. Ее ларцы были полны драгоценностей, лучших, что могли предложить ей ювелиры разных стран. И на это ее возлюбленный родитель закрывал глаза. Более того, он дозволял ей покупать те книги и свитки, что его друзья-евреи бывало завозили к ним. Как бы не был жаден и скуп ростовщик Исаак, ни разу на самой себе Ревекка этого не ощутила. Все богатства мира лежали у ее ног, но не уберегли они ее от опасности, что подкараулила и поглотила . Девушка присела на край кровати. Ей уже давно следовало признать правду. Бегство ей не удастся, а разглашение об их связи храмовника не страшит. Он уже начинает предъявлять на нее права. Ревекка закрыла лицо ладонями. Иегова, что же ей делать? Как выпутаться из этой паутины, которой ее опутал Буагильбер? Куда сильнее чем он, ее страшила собственная слабость. Неужели он прав, и она привязана к нему по собственному желанию? Раздался стук в дверь, но храмовник вошел, не дожидаясь разрешения. Девушка оглянулась. - Я надеюсь, тебя хорошо устроили. Ревекка развела руками, показывая богато обставленную комнату. Взгляд Бриана прошелся по бедно одетой девушке и жалкой котомке рядом. Он нахмурился. - Тебе следует купить ткани на платья. Пусть тебе пришлют портниху. Не желаю, чтобы в Рогневилль ты прибыла как нищая. Ревекка не ответила. Буагильбер не стал продолжать беседу, раз ей хочется молчать - пусть, для него это не имеет принципиального значения. Он вышел. Через минуту к ней вошла женщина старше средних лет, низенькая, пышная, с красиво уложенной прической. - Прекрасная госпожа, если пожелаете, мои слуги принесут вам ванну, а потом я приглашу торговцев, чтобы вы могли выбрать подходящие вам ткани, - затараторила она. - Мой брат владеет лавкой с чудными материалами! Вам принесут образцы, а портниха в этот же вечер снимет с вас мерки, - добавила она, надеясь что столь удачная клиентка не выскользнет из ее ушлых ручек. Ревекке было все равно. Она кивнула и тут же забыла с чем согласилась. Ее полностью поглотило ощущение неизбежности того, что с ней может сотворить храмовник. Второй день проходил в непрекращающихся душевных муках, сплетенных из его власти над ней и сомнений, что вгрызлись в ее сердце. Она смела думать, что ее дух поднялся после падения, что она полна жизненных сил для борьбы с храмовником, но, коварный змей, он опять вышел победителем, сломив ее гордость о ее же малодушие. Это не столько злило, сколько печалило прекрасную еврейку. Неужто в этом жестоком мире для нее нет места, где этот проклятый клятвопреступник не оставит ее в покое? Когда слуги внесли деревянную бадью и несколько ушатов горячей воды, Ревекка только обрадовалась. Хотя бы на несколько минут она отвлечется от суетных забот, наслаждаясь ванной,что наверняка расслабила бы ее затекшие мышцы и хоть немного уняла бы пульсирующую боль в висках. Никаких трав у целительницы правда не было, чтобы приумножить лечебные свойства воды, но девушка давно уже махнула на это рукой. Присутствие храмовника, который не постесняется ворваться к ней именно в тот момент, когда она будет нежиться в воде, несколько смущало Ревекку, но та бойкая женщина, как оказалось - жена хозяина дома, уверила девушку, что Буагильбер ушел в город. Для избалованной дочери купца то, что Клодия называла ванной, виделось старой грязной лоханью, которой Ревекка пользовалась лишь при необходимости. Как бы девушка себя не ругала, но она не могла привыкнуть к европейским привычкам. Ей казалось, что даже беднейшие представители ее народа никогда не брезговали хорошей ванной - какая ирония, что именно евреев называли нечистыми! Однако видимо здесь часто останавливались богатые и знатные люди, потому что бадья была большой, гладкой. Ее стены выложили тончайшей хлопковой тканью. Мадам Леруа, как представилась хозяйка, предложила Ревекке служанок, чтобы те помогли ей вымыть голову, но девушка отказалась. Ей хотелось в одиночестве понежиться в воде, смывая с себя пыль и дорожную усталость. Однако куда больше чем дорога ее утомил братец мадам Леруа, который, надеясь напасть на дурочку, пытался подсунуть ей какую-то подделку, утверждая, что это настоящий индийский шелк. Ревекку настолько это рассмешило, что она даже не разозлилась на беднягу, которому повезло не попасться за свою выходку Буагильберу. Он бы с него кожу живьем содрал, преподнеся возлюбленной вместо шелка. Бррр. Эта мысль раззадорила Ревекку, которая, час проспорив с торговцем, смилостивилась и выбрала несколько отрезов сатина, крепа и шерсти. К несчастью, расплачивался с ним Гуго, милый и внимательный только к Ревекке, но уж точно не к тем, кто собирался надуть его. Так что судя по вытянутым лицам господ Леруа их родственничек не только не нажился, а еще и продал себе в убыток. Мадам на гостью явно обиделась, хотя вида и не подала. Однако отомстила она ей, приведя портниху - молодую девушку, едва ли старше, а может и младше Ревекки, худенькую и болезненную, что путалась в собственных юбках. Она низко поклонилась Ревекке и, заикаясь, поинтересовалась чего конкретно госпожа хотела бы. Ревекка отослала всех из комнаты, оставшись с девушкой наедине. - Как тебя зовут? - Она присела в кресло, предлагая тоже самое портнихе. Та нервно сглотнула. - Я вас чем-то прогневила, мадам? Ревекка рассмеялась. - Я не замужем. Мое имя ... - Ревекка запнулась. - Мария. - Зачем она солгала? - Я Адель, - присела в реверансе девушка. - Ты здешняя уроженка? - Да... То есть нет... Я из Парижа, приехала сюда из-за супруга. - Ты замужем? - в свою очередь поинтересовалась теперь Ревекка. - Да, госпожа, уже пять лет. - Поздравляю Ты счастлива в браке? Лицо Адель помрачнело. - Да... То есть была счастлива, госпожа. Мой супруг ... он умер недавно, - как-то неуверенно проговорила она. - О, прости. - Ревекка опустила голову. - Я не хотела тебя ранить. Прости за праздное любопытство. - Ничего, госпожа. Так вы хотите платья? Сколько? Я могу предложить вам несколько моделей... Ревекка поднялась, взяла за руки нервную девушку и усадила рядом. - Я долгие недели не могла ни с кем по-настоящему поговорить, Адель. И, честно говоря,я не знаю, что именно мне нужно. Одежда у меня есть, она более всего подходит для дороги. Но человек, что привез меня сюда, посчитал, что я, должно быть, выгляжу как нищенка и недостойна в таком виде стоять рядом с ним. Адель упрямо не поднимала глаз и нервно теребила накидку. - В таком случае я сошью вам платье на свой вкус, госпожа. Если госпожа, конечно же, позволит, - тут же поправилась она. Ревекка вздохнула. - Я буду очень тебе благодарна, Адель. - Позвольте снять с вас мерки. Ревекка встала. Несмотря на молодость и нервозность, эта девочка явно прекрасно разбиралась в своем деле. Она тщательно записывала каждую цифру, заставляя Ревекку не только стоять и сидеть, но и принимать необычные позы, наклоняться и даже составить фигуру паспье. - Я не танцую, Адель, - заметила Ревекка, не понимая как ей встать. - Это неприятность, моя милая. Придется тебя учить. Ревекка вздрогнула, а бедняжка Адель тут же отскочила куда-то в сторону, торопливо кланяясь. Буагильбер вошел в комнату, оглядывая разложенные на постели ткани и швейные принадлежности, принесенные портнихой. - Сколько еще продлится ваша примерка? - вежливо поинтересовался он, не сводя глаз с одетой в тонкое белое платье Ревекки. - Я уже закончила, господин, - пробормотала Адель, торопливо собираясь и не поднимая головы. Еврейке показалось, что девушка прячет лицо. Уже на выходе Бриан резким движением поймал портниху за руку и дернул к себе, заставляя посмотреть на него. Он долго всматривался в черты, явно ему незнакомые, после чего отпустил руку девушки. - Мы задержимся здесь самое большое на два дня. Тебе придется поторопиться. - Два дня? Но, господин, я не успею... Буагильбер пожал плечами. - Мне это безразлично. Работай ночью. Я заплачу только за готовую работу. Адель чуть не расплакалась. Она поклонилась и выбежала, споткнувшись где в коридоре. - Это было слишком жестоко, - заметила Ревекка. - Девочка ничего вам не сделала. - Я тоже ничего ей не сделал. - Бриан сделал шаг по направлению к тонкой фигурке в белом. - Лишь напомнил о том кем она является. - И кем? - вызывающе спросила девушка. - Никем, - процедил Бриан. - Тогда еврейка еще хуже, не так ли? - Еврейка, не умеющая танцевать, - несомненно. Ревекка отступила. - Зачем вы явились? - Это для тебя. -Бриан протянул ей маленькое круглое зеркальце в серебряной оправе. Его поверхность была идеально гладкой, почти не искажающей отражение. Искусная резьба, украшавшая оправу, говорило о тонкой работе мастера. Ревекка заставила себя не протягивать взметнувшуюся за этим сокровищем руку. - Я не могу принять его. - Она энергично затрясла головой. - Отчего же? Я обещал тебе зеркало, Ревекка. Как только мы прибудем в Рогневилль, я одарю тебя бриллиантами и сапфирами, но ни один из этих камней не сравнится с красотой, что ты увидишь, заглянув в это безделушку. Безделушку.... Такая безделушка стоит куда дороже многих украшений, что носила Ревекка. Оттого тон храмовника оскорбил ее. - Брось свои льстивые речи. Они не идут человеку, что поступает сообразно твоим делам. Я не приму подарка, храмовник. Буагильбер не опускал руки. - Возьми его, Ревекка, а я забуду то оскорбление, что ты нанесла мне сейчас. - Правда, сказанная в лицо, разве оскорбление? - Ревекка попятилась. - Загляните сами в это зеркало и увидите отступника, насильника и убийцу. Лицо Бриана осталось невозмутимым, он сжал зеркало в ладони, а потом со всей силы бросил о стену. Ревекка отскочила, прижимая к груди руки. Ее темные глаза расширились, в них отражался приближавшийся точно вестник ужаса, храмовник. Однако на полпути к ней Бриан остановился, прислушался к чему-то, а потом без единого слова вышел, громко хлопнув дверью. Ревекка бросилась следом, но оказалась заперта снаружи. "Я не повторю ошибки, допущенной в Эмпассе". Ревекка со злостью пнула дверь. А она не повторит тогда своей.

***

Солнце уже давно село. Ночная прохлада наполнила комнату. Легкий ветерок вносил аромат жасмина, что цвел под окном. Жасмин был любимым растением Мириам. Она говорила, что это растение успокаивает не только в виде отвара. Достаточно лишь посмотреть на него, чтобы замереть, наслаждаясь той красотой, что Господь даровал людям. В детстве Ревекка обрывала цветы по всему саду и ставила их у изголовья любимой наставницы. Уже много лет прошло, но аромат цветов тут же пробудил в Ревекке чувство ребенка, которому удалось порадовать родителя. Служанка приходила к ней, принеся ужин и забрав позже остатки. От нее Ревекка узнала, что Буагильбер ушел уже давно - после того как, разозлившись, выбросил целое состояние, что могло бы составить счастье немалой семьи. Зеркало не разбилось. Работа мастера была хороша - серебряная оправа крепко держала и не позволила треснуть зеркалу. Ревекка бережно взяла его и положила на стол. Брать себе его она не хотела ни при каких обстоятельствах. Но надо же! Храмовник помнил об их разговоре, когда, сожалея о полученных ею травмах, пообещал зеркальце. Девушка все же не удержалась и взглянула на себя. Синяки сходили, ее лицо по-прежнему было красиво. Но что-то в нем изменилось. Пропала ее непосредственность, взгляд стал резким, колючим, скулы очертились более резко, кожа была очень бледной, отчего ее глаза казались еще темнее. К тому же под ними пролегли глубокие синие тени. Из ее очей пропал тот синеватый блеск, что виднелся на дне и который отец называл искрой Божией. Видимо она разгневала Господа чем-то, и теперь ее жизнь лишь в ее руках без Его защиты. Ревекка очень сильно похудела, собственная рука ей казалось плетью. Девушке это не нравилось. От такого недалеко и заболеть. Она тряхнула головой. А будь что будет! Сон сморил ее быстро. Ей виделась Мириам, для которой она вновь собрала цветы, но почему-то перед ней была уже и не ее наставница, а Буагильбер. Ревекка дарила ему букет нежных белых цветов, а Бриан со злобным хохотом разорвал тот в клочья. Его глаза пугали девушку, но она, как это часто бывает во сне, никак не могла уйти от него. Потом она увидела, что ее ногу обхватила тонкая цепь все из тех же цветов. Ревекка дернула ее, цветы осыпались, а цепочка стала золотой. Второй ее конец был у Бриана в руках. Девушка все рвалась на волю, ей казалось, что коснись ее храмовник - она сгорит дотла. Его руки превратились в языки пламени. Они окружали девушку, не давая возможности вырваться. Вокруг раздавались стоны несчастных, они молили о пощаде, Ревекка пыталась зажать уши, чтобы не слышать эти крики, но от пламени занялось ее платье. Она начала тушить его голыми руками, даже не чувствуя запаха горелой плоти. Вот ее волосы загорелись. Ревекка закричала, размахивая руками. Ее наполнял ужас, заставляющий плакать. Девушка начала задыхаться и кашлять, пытаясь бороться за каждую секунду жизни, не сразу сообразив, что вокруг темнота и прохлада, огня нет, даже очаг давно потух, а ее держит на руках мужчина, чей запах внушает ей инстинктивное доверие. Ревекка уткнулась носом ему в грудь, все еще во власти кошмара. Храмовник прошел к креслу, уселся, откинулся на спинку, а девушку, точно ребенка, боком посадил к себе на колени, одной рукой удерживая ее за спину, а другой обхватив ножки, закинутые на подлокотник. Комната была погружена во тьму. Ревекка не боялась темноты, а после увиденного этой ночью точно бы не зажгла ни одной свечи. Она чувствовала липкий пот подмышками, а в горле пересохло так, будто она и правда надышалась дыма. Постепенно туман сновидения рассеивался, девушка окончательно проснулась. Теперь ее пугал не умноженный нереальностью , а быть может и слишком реальный страх перед огнем и смертью от него, а вполне осязаемое чувство мужского тела, к которому ее прижимали. Буагильбер скинул одеяло в которое она завернулась по детской привычке, оставив девушку в тонкой ночной рубашке. Девушка впервые так близко чувствовала его, даже в тот день после похищения ее Мартином, когда храмовник касался ее, сама Ревекка сохранила воспоминания скорее о способе, которым Бриан воспользовался, дабы получить доступ к ее телу, но теперь она сама вдыхала запах мужчины, который на удивление был достаточно свеж и приятен. Видимо, многие привычки восточных народов, в том числе и периодическое купание, он перенял, когда воевал в Святой Земле. К тому же сама Ревекка никогда не чувствовала такого волнения, что наполняло ее при контакте с мужским телом. Да, она ухаживала за Айвенго и другими мужчинами, но ни разу никто ее не прижимал к себе с такой бережностью, одновременно не давая вырваться. Где-то в районе живота ей стало будто щекотно, а там, где рука храмовника касалась ее, кожа начинала покрываться мурашками. В полумраке она не видела лица Буагильбера, но, будучи у его груди, слышала биение его сердца. Такое близкое положение ей показалось еще более интимным, чем когда он ласкал ее грудь. Темнота окружала их, но это была совсем уже не та темень, что пугала ее в темнице Витре, холодная и пустая. Нет, она была обволакивающая и расслабляющая, с привкусом вожделения, что наполняло комнату. Девушка точно оголенными нервами ощущала аромат того наслаждения, запретного плода, вкушение которого возможно лишь между супругами. Однажды, когда они с отцом переезжали в Англию, она услышала как носильщики смеялись. Самого разговора она не помнила, но одна фраза ее заинтересовала, мол любопытство сгубило больше девственниц, чем любовь. Тогда Ревекке эти слова показались оскорбительными для любой девушки. В конце концов, она не бессловесная и оторванная от жизни леди из высокого замка. С детства изучая медицину и анатомию тела, девушка знала и о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Но кто бы мог подумать, что пять лет спустя сама Ревекка прильнет к мужчине, чья близость заставляла ее ощущать непонятное волнение в груди и животе, словно из нее вытягивают весь воздух. Крепость тела воина, с юности сражавшегося на поле брани, настолько сильно контрастировала с ее хрупкостью и изяществом, что ее любознательный разум, вне ее согласия, сам подкинул давнюю утреннюю картину, когда своим бедром Ревекка ощутила крепость не только груди и рук, но и других частей тела храмовника. Ей захотелось вновь ощутить то сладострастное чувство, что лишь тенью накрыло ее в тот миг, как храмовник прижимал ее к земле, вырвав силой поцелуй. Места, где рука мужчина касалась ее тела, будто горели огнем. Ревекке одновременно хотелось и сбежать от этого греховного наслаждения, что уже туманило ее разум, и прижаться к Буагильберу, чтобы он склонил к ней голову, чтобы его огненные уста разогрели ее закоченевшее тело, а мозолистые пальцы опять дарили легкие, точно прикосновения крыльев бабочки, ласки. Однако разум напомнил ей и о том, что человек, на коленях которого она сидит, - убийца и палач, как она сама про него же сказала. И вообще, что он забыл у нее в комнате столь глубокой ночью?! Он мало того, что похитил ее у отца, так еще и заставляет испытывать такие греховные чувства! Этот дьявол во плоти и правда пробудил в ее молодом и желавшем любви теле это постыдное чувство похоти! Ревекке захотелось окунуться в глубокую прорубь, только бы смыть с себя все следы его прикосновений! Ах, если бы можно было также омыть и свою душу, застрявшую в тисках врага рода человеческого! Это все он виноват, этот лживый, хищный, мерзкий человек! Ревекку охватил настолько сильная ярость, что она даже задрожала. Как он может быть таким... спокойным, обрекая окружающих людей на страдания? Сколько раз он отправлял людей на пытки и смерть, а сам развлекался? Неужели для этого человека нет совершенно ничего святого!? - Отпустите меня, - процедила она сквозь зубы. Если бы все было так просто! Ревекка не любила глупых и необдуманных поступков. Среди ее народа ее почитали не только за красоту, но и за рассудительность, что не раз спасала Исаака и его родню от необдуманных поступков. Но видимо день был такой, что заставлял девушку совершать не поддающиеся логическому объяснению вещи. - Клянусь, я выцарапаю вам глаза, если вы сейчас же не поставите меня на ноги! - Боюсь, что тебе это не удастся. Опять этот тон господина, которого вывела из себя никчемная рабыня. - Так считаете?! - точно кошка прошипела она, впиваясь ногтями изо всех сил в его руку. Но воин, что пережил куда более серьезные раны без малейшей помощи, лишь перехватил ее руки, однако Ревекка, почувствовав, что он отпустил ее ноги, заколотила по креслу, понимая, что выглядит как умалишенная, но надеясь, что ему самому этот фарс надоест, и он ее отпустит. Бриану и правда это надоело. Он резко встал, отчего девушка неуклюже упала прямо ему под ноги. Она подняла голову, смотря на храмовника исподлобья снизу вверх - так смотрят рабы на хозяев. Вот это ее место, наверное. И не спустится к ней добрый ангел в виде прекрасного белокурого рыцаря, чтобы спасти от рук распутника. Давно уж не достойна она такого спасения, ибо Буагильбер отравил ее помыслы, наполнил злыми чувствами сердце, пошатнул даже самую веру ее в спасение человечества, ибо некого спасать, пока она в своем наивном незнании человеческого сердца раз за разом повторяла попытки добраться до благородства, заросшего в душе Бриана алчными и тщеславными намерениями. Девушка грациозно поднялась. Сорочка соскользнула с одного ее плеча. Ревекка откинула назад распущенные после ванны волосы, темной гривой рассыпавшиеся по ее спине. У Буагильбера даже дыхание затаилось. Девушка сделала шаг назад, встав в тонкой полоске лунного света, что проникала через раскрытое окно. Тонкая ткань не только не скрывала, а скорее подчеркивала тонкую, даже худенькую, но удивительно гармонично сложенную фигурку девушки. Роскошные кудри, водопадом спускавшиеся до поясницы, подчеркивали белизну ее кожи, что без солнечного света казалась ему светлее чем у знатных северных девиц, гордившихся собственной белизной. Сами волосы, черные, густые, в них так и хотелось зарыться лицом, вдыхая легкий аромат женского тела. А быть может, распаленная страстью, она бы откидывала их наверх, желая, чтобы ни дюйм ее тела не остался без его внимания. Линия ее шеи и оголенного плеча, не скрытые волосами, заставила Буагильбера нервно сглотнуть. Перед ним стояла не живая девушка, а вероятно скульптура одного из тех мастеров древности, что создал прекраснейшую из камня, отдав на веки ей собственное сердце. Лишь богиня - и теперь уже не целомудренная Диана - могла стоять перед ним с таким вызовом и дерзостью. Ее лицо с точеными скулами, тонкими, но свежими губами, высоким лбом и изогнутыми соблазнительной дугой бровями манило его, будто он не хозяин пленной еврейки, а лишь жалкий смертный, которому пленительная королева пери дозволила взглянуть на себя. Ее манящие, подернутые дымкой желания глаза казались ему теми звездами, что вывели волхвов на только рожденного Иисуса - так и ему они предсказывали путь. Но то будет путь полный не благочестия, а лишь порока и наслаждений. Пусть так! Одна ночь с этой женщиной стоит тысячи жизней. Буагильбер сделал к ней шаг, но Ревекка, откинув назад голову, рассмеялась тихим серебристым смехом, точно дразня его, и отступила назад, точно завлекая моряка в сети смертельно опасных сирен. Вероятно сам суккуб сегодня поменялся местами с его пленницей, от которой ничего не было в этой натянутой как струна и изнывающей от желания девушке. Это не могла быть целомудренная и скромная Ревекка. Но Буагильбер почувствовал, что жар наполнил его от самых кончиков пальцев. Он расстегнул ремень туники и бросил прямо на пол. Его глаза уже ничего не видели, в голове стучала кровь, а желание стало настолько болезненным, что храмовнику показалось будто оно неестественно. Бриан в два шага прошел то расстояние, что отделяло их, но девушка опять мягко отступила. Мужчина, слишком резкий, слишком порывистый, не выдержал этой пытки. Он схватил это существо, что испытывало его на прочность, и прижал к стене. Ревекка была куда как ниже Бриана, отчего мужчине пришлось наклониться. Но обнаженные руки девушки движением тигрицы скользнули по его плечам, обхватили за шею и склонили его голову. Он почувствовал снова этот вкус ледяной вишни. Изнывая от неутоленного желания, Бриан руками приподнял ее за талию, вжимая в стену, даже не задумываясь, что причиняет этим Ревекке жуткую боль. Но та и не думала об этом. Вот его губы, его плоть. Она не может больше ждать, когда огонь поглотит ее. Жасмин - это ее невинность, то, что безумный храмовник разрушит, а может и уже разрушил в ней. Цепь из прежде благородных слов и обещаний превратится в золото - презренный металл, которым все покупается и продается, а огненный Бриан - это то пламя, что спалит ее и ничего не оставит от прежней Ревекки. Она превратится в подобие Урфриды - жалкую, никому не нужную, брошенную всеми сумасшедшую мстительницу. Но это все потом, потом, разве не так? Разве нельзя насладиться ощущением сильного мужского тела так же, как и обычной ванной? Неужто за несколько мгновений упоительного наслаждения придется платить вечным адом в другой жизни? Так ради этого порочного чуда Буагильбер готов был бросить к ее ногам и свою жизнь, и орден, и весь мир, скажи она ему одно единственное слово :"да" ? Буагильбер вцепился в нее точно дикий зверь. Он на секунду оторвался от нее, единым движением скинул тунику, порвав ее. Налевать! Отрываясь от ее губ,ему казалось,что он теряет воздух. Он пил ее всю, до дна. Она только его. Его полностью. О этот вишневый вкус! Ты пьянишь сильнее вина! Кто тот восточный мудрец, кто сказал, что мужчина,не вкусивший любимой женщины не достоин ни ада, ни рая? Ревекка обняла его за плечи, прижимаясь к нему всем телом, словно пытаясь слиться воединое. Она откинула голову чуть в сторону, а Буагильбер провел губами по ее шее, спускаясь все ниже. Он потянул Ревекку на пол. Эти церковники велят спать с супругой лишь в благочестивом виде, не допуская обнажения. Они учат, что прелюбодеяние - страшный грех. Говорят, что неуемная страсть - путь к гибели души. Да пусть проваливают ко всем чертям! Но внезапно девушка остановилась. Бриан не знал почему, но она будто застыла. Горячая, точно лава, она покрылась ледяной коркой, стала подобной камням, скованным вечной мерзлотой. А его пыл, сталкиваясь с ледяным воздухом, застывал,превращаясь в острые пики, что ранили его не менее остро, чем сабли сарацин. - Вы довольны, сэр храмовник? - тихо-тихо прошептала девушка. Это были ее глаза, нежные, печальные. В них не было слез, лишь скорбь. - Вы этого ждете от меня? Бриан опешил. Его разум никак не мог остудить горячую кровь. - Так продолжайте. - Ревекка закрыла глаза, словно разрешая ему и дальше распоряжаться ее телом. - Располагайте мною как вы сочтете нужным. Видите, я покорна. Скоро мы прибудем в Рогневилль, и я буду хранить воспоминание о нашей первой ночи. Пульсирующая кровь внизу живота подталкивала Буагильбера воспользоваться состоянием Ревекки, но самолюбие его было ранено. Он вскочил, точно она ужалила его и попятился. Дурман рассеивался , и он видел маленькую,худую девочку, на белой коже которой было немало отметин- там он хватал ее своими сильными руками. Ее голова была покорно сложена - так юные одалиски ожидают султана,не смея перечить. Но он не желает такой Ревекки. как не желает и той искусительницы, что вызвала в нем умопомешательство, но не дала взамен ничего. Ему не нужна ни смиренная рабыня, ни дышащая пороком соблазнительница. Ему нужна Ревекка. та, что готова была спорить с ним до хрипоты, готова была выброситься в окно, лишь бы не потерять своей чести, готова была простить обидчика несмотря на всю ту боль, что он ей причинил или мог причинить. А та, что сейчас смотрела на него своими скорбными очами была не она. Это лишь тень женщины, что заставляла его совершать безумства. Буагильбер подхватил тунику и вышел, неспособный вымолвить ни слова.