Ради чего мы живем

— Несчастный ты человек! — воскликнула Ревекка. — Неужели ты обречен рисковать жизнью из-за верований, которых не признает твой здравый смысл? Ведь это все равно, что отдавать свои сокровища за то, что не может заменить хлеба. Но обо мне ты так не думай. Твоя решимость зыблется на бурных и переменчивых волнах людского мнения, а моя держится на скалах вечности.       Гуго и Болдуин по-разному относились к сложившейся ситуации. Если первый был спокоен и рад, что девушка вновь вернулась к его господину и ей ничто не угрожает - все-таки он успел привязаться к этой рассудительной, но странной девушке, то второй находился в смятении чувств. Ему казалось странным поведение его господина. Чтобы Бриан де Буагильбер как сумасшедший ездил по всей стране, выискивая свидетелей, угрожая знатным господам, не жалея самого себя - это было весьма странно. И сам Болдуин объяснить это мог только колдовством. Ну чем еще могла привлечь храмовника эта еврейка? Своими чудесными очами? Или тонким станом? Или грациозностью движений? Оруженосец даже вздрогнул. Не хватало ему еще самому подпасть под чары этой нечестивицы. Гуго смеялся над его поведением, но Болдуин считал ниже своего достоинства препираться с этим человеком. Хоть гасконец и был оруженосцем, но он простолюдин и в жизни не сможет быть равным д'Ойлею - дворянину. Их общение складывалось в основном только из необходимых в дороге или жизни в лагере брошенных друг другу фраз. Однако Буагильбер благоволил к Гуго, а Болдуину следовало с этим смириться.       Гасконец же умело лавировал между свирепым нравом господина, заносчивостью Болдуина и неуступчивостью прекрасной спутницы храмовника. Господин еще накануне недавней сцены велел ему навестить Ревекку и передать его подарки - в доме Тибо намечался праздник, а его Ревекка должна блистать на нем.       Оруженосец умудрился выбрать именно тот момент, когда сама девушка, еще даже не успевшая оправиться после ухода разозленного Буагильбера, едва успела переодеться. Служанка объявила ей, что ее ожидает оруженосец храмовника. Девушка думала отправить его обратно - нет у нее сил, чтобы с кем-то встречаться, но она остановила себя. Гуго не пришел бы без необходимости. Ей не стоит вымещать на нем свое негодование.       К ее разочарованию, пришел гасконец исключительно по распоряжению Бриана. Как обычно, он упорно не замечал расстроенного лица девушки, не желая вмешиваться в их с господином отношения. Но и сама Ревекка постаралась, хоть и безуспешно, чтобы на ее лице не отразилось ни растерянности, ни сожаления, ни гнева. Это никому не интересно.       Гуго передал ей небольшой сундучок.        - Господин приготовил его еще вчера, но вы спали, - объяснил он.        - Что это?        - У монсеньора де Моле завтра состоится большой праздник - прибыли его родственники из Бургундии. Мой господин хотел бы, что бы вы присутствовали.       Ревекка сжала губы. Говорить об этом нужно не с Гуго, а с Брианом.        - Передай своему господину, что я отказываюсь от его подарков и никуда не пойду. Я понимаю, что ты всего лишь посыльный, но полагаю, что с храмовником мы теперь скорее враги.       Гуго, несмотря на ее ответ, поставил ларец на столик. Он грустно посмотрел на Ревекку и поклонился. Но та внезапно мягко коснулась его руки.        - Скажи, почему ты столь предан храмовнику? - Этот вопрос ее давно мучил. За что Гуго так ценит своего господина?        - Он спас мне жизнь, - тихо ответил тот. Ревекка даже приподняла брови в изумлении. Ответа она и не ждала, просто у нее в какой-то мере вошло в привычку говорить с Гуго - пусть это общение и оставалось односторонним.        - Спас жизнь? В Палестине?       Гуго кивнул. Ревекка подалась вперед, словно желая услышать продолжение.        - Я был в услужении у одного гасконского рыцаря - Александра де Амельера. Он был молод и благороден. - Гуго отвернулся. - И по моей вине он погиб.       Ревекка сложила ладони вместе. Она не хотела выпытывать такие воспоминания - это чересчур болезненно. Но Гуго точно не с ней говорил. Быть может ему уже давно хотелось рассказать об этом? Она не произнесла ни слова.        - Я давно уже был у него оруженосцем. Сэр Бриан хорошо относился к нам. Мой прежний господин был хорош собою, умен, образован и полон искренних порывов. Он стал тамплиером, желая облегчить участь паломников, что хотят добраться до Гроба Господня. Истинный христианин. Он раздавал все золото, что попадалось ему в руки, ничего не делал из эгоизма... И он привязался к сэру Бриану.       Ревекка ни единым движением лица не показала, насколько ее это удивляет.        - Сэр Бриан являлся талисманом всего ордена. Ни одна вылазка, которую он возглавлял, не стала неудачной. - Гуго внимательно посмотрел на Ревекку. - Вы считаете его жестоким, но я видел в нем лишь храбрость и честь. Он настоящий рыцарь. Он всегда заботился о тех, кто находился у него в услужении. Я не видел, чтобы он требовал для себя особых условий в походе, он делил с нами все тяготы. В оазисах он пил самым последним, в сражениях был в первом ряду. Он был строгим и скорым на наказания, но никогда никто из его отряда не попал в плен к сарацинам или даже не был наказан судом прецептории - сэр Бриан ценил своих людей. Он защищал наши интересы ценой собственных, был нам суровым, но справедливым господином.       Ревекка слушала, напряженно вглядываясь в дрогнувшее лицо Гуго.        - Но внутри ордена на самом деле все далеко не так гладко. Мы часто ссоримся и сражаемся друг с другом, как бы прискорбно это не звучало. Я по глупости, да и по молодости, был ужасным задирой. Вы знаете, что я простолюдин. Но многие оруженосцы - сыновья из знатных домов. Я не имел права с ними пререкаться. Конечно, официально мы были все равны, но вы и сами знаете, как это все соблюдается. Я подрался с одним из молодых послушников по причине того, что мы не поделили место для ночлега. Мой господин Александр разнял нас. Он отчитал того юношу - тот хотел выгнать меня с нагретого местечка, пользуясь своими привилегиями. Позже я узнал, что он один из незаконнорожденных, но признанных сыновей герцога Бургундского. Ему вряд ли было шестнадцать. Монсеньор де Амельер признал его виновным и заставил принять наказание - его отправили в крепость. Но через несколько недель моего господина нашли с кинжалом в груди - моим кинжалом.       Ревекка вздрогнула. Она медленно присела, глядя на словно окаменевшего Гуго. Он склонил свою черноволосую голову, словно скорбя об утраченной юности и счастливых днях с прежним господином.        - Из-за какого-то нелепого, даже не серьезного, случая сэр Александр лишился жизни! Я был бы счастлив тогда умереть, но мне не хотелось, чтобы все думали, что я сам убил своего господина. Тогда-то за меня и вступился сэр Бриан. Он заметил, что не видит мотива в подобном действии и сам принялся разбирать это дело. В пару дней он докопался до сути, вызволил меня из темницы и оставил при себе - даже не слугой, а оруженосцем.        - А что стало с убийцей? - тихо спросила Ревекка.        - Я не знаю, госпожа. В крепости я больше его не видел. Но я знаю как сэр Бриан любил моего первого господина - как своего младшего брата. И он был в глубокой скорби, узнав о его кончине. От вестей о смерти Конрада Монсераттского Бриан де Буагильбер был в бешенстве, но гибель Александра де Амельера привела его в уныние. Я не знаю, должно быть сам Господь Бог заботился обо мне, раз мой достопочтенный господин нашел в себе силы вступиться за по сути постороннего человека - кто он и кто я? Он и не знал меня практически, моя смерть для него ничего не значила бы.        - Я понимаю. - Ревекка хотела бы утешить Гуго, помочь ему справиться с чувством вины, но не знала как это сделать.        - Лишь еще один раз я видел его таким - когда он спас вас из Темплстоу, - внезапно сказал Гуго. - Вы не раз спрашивали меня, отпустит ли он вас. Так вот нет, госпожа. Он видит в вас что-то светлое - как и в Александре де Амельере. Конечно, вы вызываете в нем и другие чувства, быть может даже более... сильные, но я знаю как сэр Бриан был привязан к своему другу и как он тяжело расстается с людьми. Он не способен отпускать их. Он не умеет это делать. - Что-то в лице Ревекки заставило Гуго продолжить. - Я не говорю, что мой господин мягок и добр. Нет. Но он рыцарь Храма, много лет проведший в пустынях. Я вижу в нем доблестного командира и храброго солдата, который знает и ценит своих людей. Я же всего лишь его оруженосец, большего мне и не надо.       Гуго не стал дожидаться ответа Ревекки, выйдя и оставив ее одну. Она же несколько минут просидела, размышляя над историей рыцаря и его оруженосца. По природе своей милосердная, она всей душой хотела бы снять груз вины с сердца гасконца, но это было не в ее власти.       А вот помириться с Буагильбером - в ее. Ревекка устало прикрыла глаза. Она измучилась. Телесные и духовные страдания не проходят бесследно. Каким бы жестокосердным храмовник не был, он спас ее. Но ведь по его милости она туда и попала! Как же он издевается над ней... Быть может он и правда хороший воин и отличный командир, но как человек он полон эгоизма и жестокости. Он порочен, сластолюбив и привык получать желаемое. И правильно ли она поступает, зля его еще больше? Хоть он и напугал ее, но тем не менее не зашел дальше той черты, что окончательно превратила бы его в ее глазах в насильника. И это мучило очень сильно, ибо сдерживало ее ненависть к этому человеку - ненависть острую и жалящую.       Ревекка приняла решение. Она пойдет к нему и объяснит всю эту историю с ядом. Нельзя им находиться в таких отношениях. Она обязана уничтожить недопонимание между ними, чтобы самой потом не пострадать от его гнева.

***

      Ревекка не была наивной дурочкой. Она стремилась адекватно оценивать Бриана - жестокого, порочного, непримиримого человека.       Но вот глаза ее расширились как блюдца когда она увидела представшую перед ней картину: храмовник наслаждался обществом двух юных красавиц, что довольно умело помогали рыцарю расслабиться. Девушка открыла было рот, но произнести ничего не могла.       Буагильбер лежал в постели, одна из девушек уютно примостилась у него под боком, другая - сидела в изножье, играя с собственными волосами - ублажала глаза мужчины. Ревекка поджала губы и поспешно опустила голову - никто из присутствующих на нее внимания не обратил, абсолютно не стесняясь ни собственной наготы, ни противоестественности происходящего. Наконец девушка, что лежала подле Бриана, нетерпеливо промурлыкала:        - Что же ты стоишь? Проходи быстрее!       Еврейка вновь подняла голову - она даже не знала что сказать. Ее целомудренный взгляд снова охватил всю сцену. Пораженная всем тем пороком, что она видела, Ревекка пока пребывала в некотором ступоре - она даже не представляла какой должна быть ее реакция.        - Извините, я кажется не вовремя...- пролепетала она, разворачиваясь.       Звук ее голоса заставил Бриана подняться.        - А, это ты... Мы думали, что служанка, - равнодушно бросил он, глядя на стушевавшуюся девушку. Та бросила на него удивленный взгляд, но ничего не сказала, желая покинуть комнату. - Куда же торопишься, моя ненаглядная? Раз уж пришла - располагайся!       Ревекка так не думала. Она уже открыла дверь, но на пороге столкнулась как раз с запоздавшей служанкой - та врезалась в нее. Она несла кувшин с вином, которое пролилось на девушку. Что за унижение! Девицы в комнате захихикали. Служанка испуганно смотрела на нее.        - Простите, госпожа, ради Бога... Я случайно, я ... - что-то тараторила она, встав на пороге, точно каменная - не обойти. Буагильбер сел на постели, все еще обнимая одну из своих любовниц.        - Убирайся, - бросил он. Служанка тут же убежала. - А ты останься. - Это относилось уже к Ревекке. Она бросила еще один взгляд в его сторону, но оставаться не собиралась. Ее будто окунули головой в грязь: одно дело ожидать подобной распущенности, но другое - видеть своими глазами. Однако Буагильбер не желал, чтобы она уходила. Вторая девушка подскочила к еврейке и потянула ее за рукав.        - Господин желает, чтобы вы остались, - сказала она. Ревекка с омерзением вырвала руку и ступила за порог, когда почувствовала, что ее удерживает уже кто-то сильный - храмовник поднялся и ухватил ее до того момента, пока растерявшаяся девушка не упорхнула в коридор.        - Явилась, чтобы обвинить меня еще в чем-то? - ядовито спросил он. - Так вот, я весь перед тобой. - Вот уж это точно. Даже не соизволил прикрыться. Смущенная Ревекка уставилась ему в грудь, избегая случайно напороться взглядом на ... другие его части тела. - Давай же, я знаю, что обвинений ты можешь мне бросить еще немало.       Девушка отвернулась.        - Молчишь? - разозлился Буагильбер.       Ревекка попыталась вырвать свою руку - она хотела уйти. До чего же она глупа! Заявиться к нему в покои! И зачем? Извиниться? Это самая глупая мысль из всех, что приходила ей в голову!        - Учти, я не выпущу тебя, пока я не узнаю, чем же обязан твоему личному визиту ко мне.       Ревекка состроила гримасу.        - Я не обвинять пришла тебя, храмовник... Но теперь это не важно. Дай мне уйти - и можешь продолжить нарушать свои обеты.       Буагильбер заинтересовался.        - Не обвинять? Это уже что-то новое! Быть может ты для меня приготовила подарок? Какой-нибудь напиток, например? Или у тебя еще немало сюрпризов, дорогая?        - Нет у меня для тебя ничего! - Ревекка дернулась. - Отпусти! Не прикасайся ко мне - это омерзительно!       Буагильбер наклонился к ней.        - Правда? - прошептал он. - А ты думала, когда раз за разом вызывала во мне желание, что со мной делается?        - Меня это не касается, - содрогнулась Ревекка. - Просто позволь мне вернуться к себе!        - Не касается? - задумчиво повторил Бриан. - Это касается тебя напрямую! Боже, да я сейчас смотрю на твое лицо и мучаюсь от невозможности прикоснуться к тебе!       Та с ужасом, явно написанном на ее лице, отшатнулась.        - И не думайте! Уж лучше я вернусь в судилище!       Но Бриан вытащил ее в центр комнаты.        - Хочешь новый суд? Хорошо. Но теперь в роли судьи буду я, - зло сказал он. - Давай же, моя прекрасная, поведай мне тайну, что привела тебя в покои того, кого ты столь сильно ненавидишь.       Ревекка сглотнула. Липкие и любопытные взгляды оставшихся в комнате девушек были ей неприятны, а намокшее платье еще больше усугубляло ее положение. Храмовник желает, что бы она собственным унижением заплатила за унижение, пережитое им. Но девушка так не считала. Эти женщины - посторонние, ей безразличны их мысли. А мужчина, чьи порывы столь неясны ей - его ли она должна стыдиться? За что? Его душе пока не чуждо светлое - еще можно достучаться до нее, у Гуго же получилось. Так почему бы не попробовать? Разве просить прощение - унизительно? Она не боялась сделать первый шаг в примирении - даже сейчас, стоя перед ним в мокром от вина платье, под взглядами его же любовниц. И это делало ее сильной. Гораздо сильнее даже Буагильбера, хоть он пока не понимал этого.        - Тебе интересно зачем я пришла? Я пришла извиниться за свои слова, - просто сказала Ревекка. И помимо своей воли ощутила злость. Да пусть подавится! Иногда прямота, не смотря на все оправдания о том, что это правильно, что так она поступает согласно заветам Бога, на самом деле ранит куда сильнее оскорблений. Какой уж тут дар прощения? Одно слово - и в ней кипит ярость. Но почему у нее, всегда умевшей в улыбкой встречать нелюбовь у многих людей, не получается точно также относиться и к Бриану?       Буагильбер застыл. Взмахом руки он велел любовницам убираться. Те подхватили вещи и убежали - никак не возразив.       Бриан закрыл глаза. Ревекка опять стояла перед ним - гордая, прямая, исполненная негодования.        - Ты доволен, храмовник? Мое унижение помогло тебе справится со своими страстями? - скромно спросила она.       Буагильбер опустился на постель.        - Дай мне одеться, Ревекка.       Она развернулся и вышла прочь, однако далеко не ушла, намеренно замедлив шаг. Храмовник догнал ее скоро.       - Ты была в саду у Тибо?        - Нет, - отрезала девушка.        - Он славится на весь Руан, тебе понравится.       Девушка покосилась на него с подозрением - Буагильбер любит сады? Или таким образом что-то хочет выпытать у нее?        - Не смотри так на меня, даже гроссмейстер не умеет так буравить взглядом.       Ревекка опустила глаза вниз.        - Я хочу вернуться к себе - мое место там.        - Сама готова запереть клетку?        - Почему ты не отпускаешь меня? Ты легко найдешь кем утешиться, - тихо сказала она.        - Это была не самая достойная сцена, Ревекка, я знаю. И твои очи видеть ее не должны были.        - И много их таких было? - Ревекка сделала от него шаг в сторону. - Если для тебя такие вещи обыденны, то нам и говорить не стоит. - В ее голосе не было ревности - только привкус отвращения.        - На самом деле нет, - умудрился улыбнуться храмовник. - Это ты довела меня до такого, что одной мне показалось мало.       Ревекка зажала уши.       - Я не хочу подобное выслушивать. Если это тема нашего разговора, то лучше тебе вернуться. - В ее голосе слышалось возмущение. - Как ты только смеешь говорить со мной о подобном?       - Я посчитал, что тебе захочется откровенности.        - Но ведь не в этом! - Ревекка нахмурилась, потом посмотрела на него с таким видом, точно видит что-то гадкое. - Как вы можете о таких вещах говорить женщине?        - Но эта женщина после случившегося сама дождалась меня, - заметил храмовник.        - А у меня был выбор? - устало спросила Ревекка. Ей надоел этот обмен колкостями. Она остановилась и посмотрела на мужчину. - Вы же не думаете, что я представляю себя в таком же положении, что эти... женщины.        - О нет! - возмутился Бриан. - Разве я вас ставлю на одну ступень?        - Ах вот как...Видимо моя ступень чуть выше, храмовник?       Буагильбер закатил глаза.        - Прекрати, Ревекка. Ты не хочешь быть моей возлюбленной, но не желаешь видеть других. Это невыносимо.       Ревекка покачала головой.        - Мне все равно на остальных, не приписывайте мне несуществующих чувств. Но меня оскорбляет подобное отношение. Я готова простить и забыть историю с Адель, ибо понимаю причины, что толкнули вас так поступить. И я сожалею, что в силу обиды не смогла принять их раньше. Это не легко, храмовник. Но я постараюсь. - Тон Ревекки был ровным и спокойным. - Даже то, что я увидела - не касается меня, я закрою глаза на это, как бы внутри меня все не возмущалось. Но! - Ревекка подняла руку. - Даже не думайте, что я готова сама разделить с вами все это... Это же...безнравственно! Это настоящий грех - вы не просто нарушаете обет, вы подобны самому дьяволу в своем разврате!        - Это пугает тебя? - как бы между прочим спросил Бриан. Ревекка уставилась на него точно на сумасшедшего.        - Ты меня пугал еще в первую встречу. Послушай же, храмовник, я не знаю насколько я дорога тебе и дорога ли вообще, но не делай моим жребием участь этих несчастных! Я не вижу смысла в том, чтобы запираться от тебя, кричать при виде тебя и плакать, еще раз столкнувшись с тобой. Но это не значит, что твое присутствие более желанно мне, чем прежде. Раньше меня пугало твое безбожие, но теперь я в ужасе от твоего бесстыдства.       Храмовник усмехнулся.        - Ты мне об этом говоришь?       Ревекка замерла. Она подняла глаза на Буагильбера, точно не веря услышанному. Тот, видя ее полуоскорбленный-полусмущенный взгляд, сделал шаг по направлению к ней.        - Ревекка, ты же не уйдешь от меня. Я... верю тебе. - Это будто удивило самого Бриана. - Верю твоему слову. А это крайне редкий с моей стороны комплимент, тем более по отношению к женщине. И я не могу отпустить тебя. Я сам не ожидал, как сильно напугает меня твое заключение под стражу. - Он примирительно поднял руку. - И не переверни мои слова. Я действительно испугался, когда нас с тобой увели к Флавакуру. И что еще гораздо более удивительно, я ведь понимал, что со мной он ничего не сможет сделать, но ты... Я восхищаюсь твоей силой духа и твоим великодушием по отношению к малознакомым тебе людям. Ты способна на жалость и сочувствие, невзирая но то, как это отразится на тебе самой. Ты знаешь, что я подобных качеств лишен. И ... я не ожидал, что ты придешь сама ко мне.       Ревекка не знала что ответить. Она сделала шаг назад. Ей был неприятен тон разговора - слишком... дружелюбный? Это было непривычно, и заставляло девушку менять свое отношение к Буагильберу. Она знала, что тот просто так не сказал бы подобных слов. Ему не было присуще словоблудие. И каждое свое высказывание он готов был отстаивать. Этого у него не отнять. Ревекка удержала рвавшуюся с языка мольбу о свободе. Как бы он не был сейчас благожелателен, через секунду вновь может пылать от гнева. Она опустила понуро голову.       - Мое платье, монсеньор. Его ведь облили вином. Мне нужно переодеться, - тихо сказала она, после чего развернулась и пошла по направлению к своим покоям. Если бы она так же могла убежать от него в Англию.       Но Буагильбер не собирался оставлять ее. Он шел следом - и Ревекка чувствовала это.        - Да постой же ты! - сказал он. Интересно, надолго ли хватит его смирения? Сколько раз ей придется унизиться перед ним, чтобы он сохранил этот свой тон в отношении нее? Не хочет она выяснять это. Она устала. Выдержать всю гамму эмоций, что он вызывает в ней... Пусть они и далеки от любви, но ее душа не способна вмещать всей силы и насыщенности тех красок, что наполняют их отношения. Она привыкла к уединению и тихому спокойствию. В ее мирке не было места буйным страстям, что обуревают храмовника. Не было и не будет. Она хочет просто жить - встречать рассветы и закаты, помогать отцу, встречаться с другими евреями из общины. Она не может жить так далеко от своего дома. Она оторвана от семьи и привычного уклада жизни - и это невыносимо. Так пусть же хоть на немного ее оставят в покое!       Ревекка прибавила шаг и, влетев в комнату, попыталась закрыть дверь. Куда там! Буагильбер рукой удержал ее, не давая захлопнуть. Девушка привалилась всем телом, но безуспешно.        - Уходи, хотя бы сейчас! - взмолилась девушка. - У меня нет сил спорить.        - Значит, это лучший момент для разговора, - заметил Бриан. Ревекка устало прикрыла глаза. Хотя бы он настроен спокойно. Должно быть эти девушки притупили его ненасытное желание. Грех радоваться чужому горю, но еврейка помимо своей воли испытывала благодарность к этим девушкам - их поступки помогают ей удерживать Буагильбера на расстоянии. "Ценой собственного унижения",- подумалось ей. Платье липло к ногам, ей было нужно переодеться.        - Пожалуйста, сэр храмовник, дайте мне привести себя в порядок.        - Наш разговор будет коротким, Ревекка. - Бриан все же вошел в комнату, но близко к ней не подходил, держась у порога. - У Тибо намечается праздник. Тебе следует на нем присутствовать.       - С чего бы это? - нахмурилась Ревекка, покосившись на ларец, который ей занес Гуго.        - Ты гостья этого дома.        - Я не пойду, - тихо, но твердо ответила девушка.       - Опять упрямишься?       - Я не могу. - Ревекка выглядела оскорбленной. - Я, конечно, живу в его доме и делю с ним стол, но добровольно на праздник не пойду.       Буагильбер нахмурился.        - Снова еврейские штучки?        - Не говори так! - Девушка насупилась. - Там будет рекой литься вино, нечистая дичь и другая пища. И множество алчных мужчин... Даже бароны не всегда своих жен, и тем более дочерей пускают на такие пиры, а уж девушке моей веры там делать нечего.        - Господи, Ревекка... - Бриан покачал головой. - Опять ты за старое...       - Нет! - уже гораздо громче ответила Ревекка. - Я не буду твоей спутницей! И уж тем более не появлюсь на глазах такого количества людей... Я и без того перестала соблюдать многие обычаи моего народа, но нарушать запреты я не стану. Меньше всего мне хочется оказаться в толпе незнакомых мне мужчин, да еще и с открытым лицом, чтобы каждый из назареян смотрел бы на меня и оценивал. Какой позор!        - Тибо желает тебя видеть.        - Я готова разделить с ним ужин, но лишь с ним одним или его ближайшими домочадцами. Однако это самое большое, на что я пойду. - Ревекка отвернулась. - Я не хочу, чтобы он обижался на меня, ведь он был добр ко мне, но это не значит, что я могу жертвовать своей честью, чтобы удовлетворить его желания.        - Но после суда было бы лучше...       - А ты заставишь меня? - перебила Бриана Ревекка. - Ты, конечно, можешь за косы вытащить меня в залу - можешь, я даже не сомневаюсь! Но я умоляю тебя дать мне эти пару дней просто отдохнуть. Скажи, что я так измучена заключением, что не в состоянии принимать гостей. - Ревекка посмотрела на него грустными глазами. - Я и правда в этом нуждаюсь. И если ты не хочешь отпустить меня или даже дать знать моему отцу, что со мной - так подари хотя бы эти несколько дней, я буду тебе благодарна!       Бриан уже собирался снова начать спорить, но остановился. Чувствовал ли он вину за то, чему свидетелем Ревекка стала или же ее уставшие глаза и осунувшееся лицо смягчили его, но он кивнул.       - Хорошо, Ревекка. В этот раз я сделаю так как ты просишь. Но лишь в этот раз! - предупредил он. - В Рогневилле ты затворницей не будешь. Все твои глупые предрассудки я искореню, а обряды, к которым ты привыкла, - заменю новыми.        - Как легко ты говоришь об этом! - возмутилась Ревекка.        - Это и сделать столь же просто, - процедил Бриан. - Без поддержки общины ни один еврей долго не сможет оставаться самим собой. Вы точно единое существо - всегда вместе. Но я вырвал тебя из их среды, теперь ты принадлежишь мне, Ревекка.       Девушка поджала губы.       - Ты совсем не понимаешь о чем говоришь!       Буагильбер подошел к ней.       - Нет, Ревекка, это ты не знаешь о чем говоришь. Я много людей повидал на своем веку. И знаю - человек привыкает к тому, что его окружает. И он меняется независимо от своего желания. Ты уже стала другой, мой нежный цветок. Шипы твои может и по-прежнему остры, но они пообломались, и я не боюсь больше уколоться.       - Довольно! - Девушка отвернулась. - Мы уже не раз говорили об этом. Ты не понимаешь, что значит вера для человека.       - Так объясни мне, мой проповедник, - усмехнулся Бриан. - Только вот боюсь, что все твои доводы я разобью, не моргнув.        - Откуда столько желчи в тебе, несчастный человек?       - Ты думаешь, что я всегда был таким? О нет, когда-то я, как и ты, искал утешения в Боге. Сколько путей я перешел, только бы найти среди них тот, что успокоил бы мою мятущуюся душу! Но ни того, ни другого я не обнаружил, сколько бы не искал. Вера - для глупцов, а ты не глупа, Ревекка. Ты всего лишь заблуждаешься, повторяя ошибки своих предков.        - Значит я так и умру, не прозрев, - заметила Ревекка. - Все лучше, чем стать предателем своих же клятв.        - Эти клятвы шли не от сердца, - ответил Буагильбер.       - Тогда зачем ты их давал? - Девушка нахмурилась, внимательно оглядывая его лицо, словно ища ответ. - Ты был богат и знатен. Чтобы получить то влияние, о котором ты говоришь, тебе необязательно было становиться храмовником.       - Быть может я, как и ты, находился в поисках самого себя?        - Не равняй нас! Я знаю чего хочу и не откажусь от этого.        - Разве я не таков?        - Нет. - Ревекка даже отшатнулась. - Мое желание не тревожит мою совесть и уж тем более - совесть других людей. Я знаю, что сам Господь направляет меня.       - И я знаю чего хочу и это тоже мою совесть не тревожит, - пожал плечами Буагильбер. - Я столько совершил в своей жизни, что давно перестал бояться ада или рая. И то, и другое происходит с нами здесь, на этой земле, Ревекка.        - Прекрати! - Девушка выпрямилась. - Ты вновь начинаешь разливать свои черные речи, а я знаю, что верить им нельзя! Ты от скуки или от уныния вступил в орден. И ты сам же предаешь его каждый день. Я не забыла, как ты отнесся к моему отцу. Он безвинный человек, но ради собственной наживы ты на пару с Фрон де Бефом готов был истязать его. Ты, который кричишь мне о своей любви, сам же отрекся от меня на суде в Темплстоу - совсем как ваш апостол Петр от почитаемого христианами Иисуса.        - И стал одним из столпов новой религии, - перебил ее Бриан.       Ревекка расхохоталась.        - Так вот куда тебя твои амбиции занесли! Хочешь стать пророком? И что же ты будешь проповедовать? Жестокость? Лицемерие? Молчи! Я помню, что ты вытащил меня из руанских темниц, но по чьей прихоти я там оказалась? Ты не покинешь орден, ибо честолюбие уже разъело тебя и обратного пути нет. Ты никогда не планировал меня сделать своей женой. Я буду наложницей, той, кого можно выбросить на улицу. Тебе наплевать на мои чувства. Тебе неважно, что я испытываю. Порой ты идешь на уступки - как сейчас, но, чтобы добиться от тебя этого, мне приходиться унижаться, теряя свое достоинство. Ты презираешь мой народ, мою религию и мои традиции. Ты смеешься над моими верованиями, моей любовью к Богу и моим стремлением эту любовь сохранить. Твое имя восхваляют солдаты, но проклинают мирные землепашцы. Тебя ненавидят - и есть за что. Ты силен и могуч, а от того превратился в истинного тирана. Как я могу доверять твоему слову, когда знаю, что ты способен преступить через законы? Я никогда не полюблю человека, что не соблюдает собственные обеты! Это вызывает во мне лишь чувство презрения!        - Не переходи черту, Ревекка, - угрожающе прошептал Буагильбер.        - Иначе что? - Девушка дерзко тряхнула головой. - О чем ты мечтаешь? Что я стану христианкой? Что буду твоей признанной любовницей, и ты сможешь хвастаться мной перед своими друзьями, не боясь моего происхождения? Нет, храмовник! - Ревекка будто выплюнула ему это в лицо. - Я никогда не отрекусь от своих убеждений! Я родилась в иудейском племени и умру в нем же! Я не стану одной из тех, кто готов переметнуться в другую религию ради выгоды! - Она дышала часто и громко, лицо раскраснелось, а голос поднялся почти до крика.       - Нельзя поверить в другого Бога из-за страха. Я не хочу презирать или осуждать перебежчиков, но не всегда это у меня получается!        Буагильбер сжал челюсти. Ему хотелось заставить Ревекку замолчать, но другое, жалящее и болезненное, чувство поднималось внутри.        - А будь на моем месте Айвенго - как бы ты поступила? - холодно спросил он, все свое внимание устремив на лицо девушки. Но она не дрогнула.        - Айвенго? При чем тут он? Неужели ты думаешь, что я люблю его? - Ревекка выставила вперед руки, словно желая отгородиться от таких слов. - Я никогда не полюблю христианина.        - Мне показалось иначе, - угрожающе тихо проговорил храмовник.        - Что ж, раз ты повел разговор... Знай, что для меня есть мои соплеменники и гои. А гой - это не мужчина. Они могут быть добрыми, благородными, я могу испытывать к ним дружбу и благодарность. Но в супруги я бы избрала лишь человека одной со мной веры. Люди должны понимать друг друга, чувствовать одинаково - и поэтому только еврей стал бы для меня лучшей парой. Людям следует себе в пару выбирать человека, с которым они мыслят одинаково - лишь это сохранит их чувства на долгие годы. Мы должны просыпаться утром и знать, что нас связывает не только земное притяжение, но и божественная благодать. Что наши дети вырастут в крепкой и понимающей семье. А как можно строить жизнь с человеком, который ни во что не верит, который разбивает все твои надежды?        - Так ты видишь меня? - глухо спросил Бриан.        - Поздно ты об этом спрашиваешь, - пробормотала девушка.        - Так ответь: если бы Айвенго предложил тебе супружество - стала бы ты его женой? Законной и почитаемой? Ревекка опустила глаза. Она несколько секунд помолчала, словно дейсствительно задумалась над этим вопросом, а затем подняла голову.        - Нет. Ни одна любовь к мужчине не заставит меня стать предательницей веры моих отцов. Ибо это уже будет не любовь. Любовь чиста и возвышенна, а если она требует переступить саму себя, то такое чувство нельзя называть этим светлым словом, ибо через некоторое время твоя душа сгниет заживо - ведь ее заперли в гробнице греховных страстей. Я не верю, что люди, выросшие в разных мирах, смогут ужиться вместе. - Ревекка подошла к храмовнику и мягко коснулась его рук. Звук ее голоса был приглушен и ласков. - Поверь мне, не зря законы запрещают брак с людьми не твоей веры. Ты говоришь о разуме, так вот и взгляни на рациональные основы этих запретов. Мы привыкли к культурам, сильно разнящимся между собой. Сейчас тебя привлекает новизна и недоступность. Но время пройдет, и ты будешь искать человека, который дышит с тобой одним воздухом и читает тебя как раскрытую книгу, ибо ты устанешь от вечных сложностей. Каждый день бороться с крепостями чужих привычек - это пустая трата времени, все равно люди останутся чужими друг другу. Ты желаешь такой участи? Уж лучше всю жизнь провести в одиночестве, найдя покой и гармонию внутри себя, чем страдать, истязая душу присутствием разбитой мечты. - Девушка провела пальцами вверх по руке Буагильбера, который не шевелился, внемля ей. - Какой бы сильной не была страсть человека, она утихает. И вступают в силу все его предыдущие года жизни, ведь мы не можем избавиться от опыта и памяти. И этот груз перевесит новизну поверхностных чувств. Так и я навсегда останусь еврейкой.        - Одинокой? - приглушенно спросил Бриан.        - Я не одинока, - улыбнулась Ревекка. Ее глаза лучились от света и доброты, наполнявших их. - Мои братья и сестры будут рядом. Моя наставница Мириам не была замужем и детей у нее не было. Но она никогда не была одна. Я была ее дочерью, а мой отец - ее другом. Раввины, что почитали ее отца, следили за тем, чтобы она не знала нужды. В этом смысл нашей жизни - помогать друг другу. Ты прав, я зачахну без своих соплеменников. Потому я и молю раз за разом: отпусти меня к ним.        - Нет, - с надрывом в голосе ответил храмовник, перехватывая руки Ревекки и сжимая их.        - Скажи мне, Бриан, - ласково попросила девушка. - Как ты относился к людям, которые предавали своих же? Ведь были такие случае в вашем ордене? Буагильбер отвернулся.        - Да. Жерар де Ридфор, как говорят злые языки, принял ислам, когда был в плену, и предал своих братьев.        - Ты веришь в это?        - Я знаю, что он сдался в плен врагу, чтобы сохранить жизнь. И за это я не могу уважать его. Он нарушил устав ордена, но куда как больнее то, что он забыл о гибели на поле боя всех своих воинов. Командиры так не должны поступать.        - Но ты требуешь от меня того же.       Буагильбер прижал ее ладошки к груди.        - Разве?        - Ты хочешь, чтобы я предала своих друзей. Быть может, что когда-нибудь в будущем твои мысли и мечтания найдут свое исполнение: люди не будут стеснены религиозными законами. Но я повторю тебе твои же слова: я не была бы собой, откажись от того, что у меня есть. Ведь именно это и делает меня Ревеккой.        - Значит мы в тупике, - также мягко сказал Бриан, улыбнувшись уголками рта. - Я не изменю своего решения.        - А если я потребую от тебя сделать выбор? - перешла в наступление Ревекка. - Ты же никогда не пожертвуешь своим именем и своим честолюбием!        - Ты имеешь в виду выход из ордена?        - С объяснением причины. Причины, что ты влюбился в иудейку. И хочешь принять ее веру! - Девушка криво усмехнулась. Буагильбер расхохотался.       - И несомненно стану вашим Машиахом! На меньшее я не согласен.       Девушка кивнула, вырывая руки, и отошла.        - Уходи. - Ее тон вновь стал леденящим. - Оставь меня умирать от уныния, оторванную от жизни.        Буагильбер развернулся к выходу, но остановился.        - Почему ты не вышла замуж? - спросил он. - Ты уже давно не ребенок, но живешь с отцом.        - Мы не покидаем своих родителей, даже вырываясь из родного гнезда, - сухо ответила Ревекка. - Мы привыкли к большим семьям, и родители жены принимают не меньшее участие в жизни молодых.        - Да, но мужа у тебя тем не менее не было. - Буагильбер пожалуй впервые над этим задумался. - Ты красива и богата. Наверняка за тебя не раз сватались.        - Сватались, но я предпочла такую жизнь, которой ты меня лишил.        - Такую же как и у твоей Мириам? - Даже наверное такую же судьбу, - печально ответила Ревекка. - Я давно уже не ребенок, как ты заметил, по вашим законам я совершеннолетняя, так же как и по традициям моей веры. Я вольна в своих действиях... была вольна. И терять этого не хотела. Мне исполнилось двадцать лет еще тем годом, так что забудь о том, чтобы перевоспитать меня - ты этого не сможешь. Женщина быстро стареет - так найди себе другую, как ты говоришь, благодарную тебе христианскую девицу, моложе меня. Пусть мой жизненный опыт и короток, но он охраняет меня от яда твоих речей.        - Смирись уже, Ревекка, - с чувством проговорил Бриан. Он быстро преодолел растояние, разделявшее их, обнял ее и прижал к себе. В этом жесте не было ничего страстного. Просто дружеское объятие - и ничего больше. А у Ревекки не было здесь друга. Ее изнывающая от одиночества душа всеми фибрами своими откликнулась на этот позыв. Надо же, после стольких страстей что они пережили, сейчас между ними нет ничего, кроме удивительного единодушия и гармонии. Но одно доброе намерение не исправит злых поступков. Девушка на секунду прижалась щекой к его такой надежной груди, но тут же отстранилась. Сердце его стучало ровно, тело не было напряжено - он тоже наслаждался тем умиротворением, что наступило между ними. Возможна ли все-таки дружба? Сквозь всю ту боль и страдания?        Но Ревекка уже достаточно познакомилась с Буагильбером, поэтому, только почувствовав что он собирается говорить, уже ожидала очередных известий.        - Скажи мне, непокорная девушка. Не мучит ли твою совесть какое-то преступление? - издалека начал он.       Ревекка немедленно ощутила усиливающуюся боль в груди - она сопровождала ее постоянно. Ни разу она еще не забыла о смерти Фиакра - о том, что она ей поспособствовала. Но девушка молчала, внимательно глядя на Бриана своими широко открытыми глазами.        - Тибо сказал, что Фиакра нашли мертвым. Решили, что у него остановилось сердце, не выдержав напряжения от боли. Но узнав о волшебном пузырьке меня наполнили сомнения - такой ли естественной была его смерть? - Буагильбер точно коршун наблюдал за ней. Ревекка сглотнула. - Да, мучит, я вижу. Вижу по твоему бледному лицу и наполненных виной глазах. Я даже не знаю, ожидал ли я подобного от тебя... Но смерть Фиакра меня волнует еще и по другим причинам. Как, например, по весьма запутанному делу, связанному с несколькими замками.       Ревекка изобразила удивление.        - И при чем здесь я?        - А не шепнул ли он тебе случайно на ушко, моя отравительница, несколько имен?        - Нет, - ответила девушка.        - А я вот не уверен в честности твоего ответа. - Буагильбер скрестил руки на груди. - Ты теперь, мое сокровище, сокровище вдвойне.       Ревекка отступила.        - Я ничего не знаю.        - Знаешь. - Бриан сделал шаг вперед. Перемирие между ними закончено. - Что тебе известно о замке Жизор? Он, вместе с нормандским Вексеном, были переданы Людовику VII, а затем отданы английскому королю как приданой Элис, французской принцессы. Брак правда не состоялся, но наверное твоим целомудренным ушкам не нужно слышать о нравах английского двора и весьма тесных взаимоотношениях между членами семьи Плантагенетов. Вместе с несколькими другими замками они играют важную роль в обороне Нормандии от французских войск. И король Филипп был бы рад вернуть их себе - ведь так получилось, что брака не было, но приданое осталось у жениха. Под Жизором рос раньше огромный вяз. Говорят, что именно под ним аббат Бернард Клервосский собственноручно написал наш устав. Так что Жизор для тамплиеров - не просто укрепленная крепость, но и святыня своего рода. Когда короли повздорили, Ричард повелел обернуть вяз пятью полосами железа, а французская армия под руководством графов Сансера, Ванда, Невера все-таки разрубила древо в щепки.        - При чем тут вяз? - нахмурилась Ревекка.        - При том, что Филипп Август заставит всю армию сложить головы, но свое он получит, - жестко ответил Бриан. - Бландье должны были договориться с комендантами нормандских крепостей о сдаче их французскому королю. Но братьев поймали. Бомануэр был недоволен тем, что его враг Ричард владеет замком, принадлежавшим некоторое время тамплиерам. Согласно их указанию с Филиппом Августом, я намеревался освободить Бландье. Как ты знаешь, из-за истории с Мартином мы задержались в Эмпассе, что стоило жизни одному из шпионов. Тогда я помогаю второму. Мы с тобой едем в Руан, где я встречаюсь с Тибо де Моле, который во многом связан с нашим орденом. Не сомневаюсь, что когда-нибудь его родич станет гроссмейстером. Он один из тех дворян, кто пока не определился со стороной в этом вопросе, но он желает вернуться на родину, в Бургундию, герцог которой так же заинтересован в ослаблении англичан. У него я собирался узнать о дальнейших планах Филиппа. Но Фиакр Бландье по неизвестным мне причинам вместо того, чтобы прямиком ехать в Париж, возвращается в Руан. - Бриан начинал злиться.        - За Адель? - предположила Ревекка.        - Быть может. Бюжо узнает об этом и начинает натравливать на меня Флавакура, который связан с Аквитанией, а через это - с английским королем. Адель попала к тебе не случайно. Ее отправила любовница Бюжо, по его же наставлению. Все должно было утихнуть - я был уверен, что Бландье давно во Франции, но этот сукин сын попал прямо в лапы суду, что позволило привязать к делу Адель, а через нее - тебя. Дальнейшее тебе известно. Он сам виноват в своей смерти - какого черта он повернул обратно? Из-за него могла пострадать и ты.        - И ты сам, не так ли? - ядовито поинтересовалась Ревекка.       Буагильбер зло улыбнулся.        - Мы мило побеседовали, но я хочу знать все, что сказал тебе Бландье.        - Он ничего не говорил.        - Прекрати, - вспылил храмовник. - Я заставлю тебя ответить.        - Попробуй! - Ревекка вскинула голову. - Отправишь на пытки?       Буагильбер усмехнулся.        - Есть более действенный способ. Как насчет письма домой? - Он явно смеялся над ней.        - Домой? - обескураженно повторила Ревекка.        - Я разрешу тебе написать отцу. Конечно, я перечту письмо, в нем не будет ни слова о том где ты. Точнее наоборот, там будет написано где ты - но, как ты понимаешь, совпадать с Руаном, да и с Нормандией, это место не будет.       Девушка задержала дыхание, но тут же отогнала надежды.        - И даже не станешь выпытывать? - недоверчиво поинтересовалась она. - Не применишь насилие?       Буагильбер расхохотался.        - Должно быть я хорошо тебя напугал. Так мы договорились?       Наступила пауза.        - Нет, - внезапно ответила девушка.- Мое письмо не будет стоить жизней тех людей, которые погибнут в войне за Вексен и Нормандию, когда французский король открыто выступит против английского.        - Что? - Бриан явно не рассчитывал на такой ответ.        - Нет, - повторила Ревекка. О, как горько это говорить! Она сама отталкивает возможность связаться с отцом - но иначе она и не сможет. Довольно смерти Фиакра на ее совести.       Лицо храмовника помрачнело. Брови сдвинулись, а глаза метали молнии.        - Ты уверена? - прошипел он.        - Да, - упрямо повторила Ревекка.       Бриан схватил ее за плечо, точно решив замахнуться. Девушка вся сжалась, ожидая удара, но его не последовала. Она приоткрыла зажмуренные глаза. Буагильбер возвышался над ней, больно держа.        - Подумай, Ревекка,- процедил он. Лицо его было страшно. Вены вздулись, шрам из-за прилившей крови выделялся особенно пугающе. Морщины прорезали высокий лоб Бриана, а скулы точно зажаты. - Через пару дней мы уедем из Руана - нас ожидает Рогневилль. По дороге мы остановимся у аббата де Эврей - это мой давний друг. Но кроме того он связан родством с Адель Шампанской - матерью французского короля. Через него я собираюсь послать в Париж одно письмо, в котором будут имена комендантов.        - Это безрассудно! - ответила Ревекка. - А если я их перепутаю?        - Постарайся этого не сделать, - сухо заметил Бриан. - Здесь не место говорить о таком, - опомнился он. - До прибытия в аббатство - ни слова. Ты знаешь уже чем может обернуться слишком длинный язык, а здесь и у стен имеются уши. Буагильбер оттолкнул девушку, направившись в очередной раз к выходу.        - Ах да! Совсем забыл! Тибо принес документы, подтверждающие твою невиновность, Мария ди Дио.       Ревекка не выдержала.       - Мне не нравится имя Мария, - как капризный ребенок сказала она.       Буагильбер повернулся.        - Теперь это неважно. Можешь быть Марион или Мариулой на итальянский манер.        - Тоже не лучше, - заметила Ревекка. - Ты не спрашивал меня, какое имя я себе хочу.        - Издеваешься?        - Да, - закивала Ревекка.        - То есть тогда тебе было все равно - ты надеялась сбежать. А теперь? - Бриан хитро улыбнулся. - Все, успокоилась?       - Никогда, - ответила Ревекка.        - Посмотрим. - Буагильбер задумался. - Я назову тебя Эдит. Эдит Мария ди Дио.        - Эдит значит Юдифь, - нахмурилась девушка.        - Да. А второе его толкование как английского имени от слова "борьба". Оно подходит тебе.        - Ты снова даешь мне имя? - Ревекке от этого стало неуютно.        - Можешь рассмотреть это как второе рождение.        - Это не меняет моего отношения к тебе. - Девушка сама приблизилась к Бриану. - Я сказала все, что собиралась. И если ты хоть пальцем меня тронешь - я совершу тяжкий грех, но наложу на себя руки.        Буагильбер как-то странно выдохнул.        - Значит состаришься в одиночестве, без пылкой любви и без твоих единоверцев, так как либо ты будешь со мной - либо никак.       - Это жестоко.       - А я жесток. - Бриан смотрел на нее сверху вниз. - Жесток и себялюбив. Ты сама так сказала. Я предатель своих обетов, предатель собственной веры. Развратник, в чем ты убедилась. Что еще? Ах да, интриган. Я забыл что-то? Ревекка не решалась до него дотронуться. Она смотрела ему прямо в глаза.        - Ты сам довел эту историю до такого. Разве я была мало убедительна в первую встречу? Нет у нас возможности остаться вместе.        - Ты ее все-таки рассматриваешь? - заплясали чертики в глазах храмовника.        - Не придирайся к словам, - холодно ответила она. - Я не забыла сцены в твоих покоях - никогда не опущусь до такого, - с отвращением в голосе продолжила она. - Я иудейка, а ты - христианин. Я - лекарь, а ты храмовник. Я - дочь ростовщика, а ты - знатный дворянин. Я не вижу ничего, что объяснило бы мое присутствие рядом с тобой. Каждое из этих трех отличий уже ставит высочайший барьер между нами. А ты как слепой бьешься о стену!       Багильбер резким движением схватил ее за подбородок и наклонился, завладев ее губами. Девушка от неожиданности застыла, сначала не разобрав что происходит. Она оторвалась от него и ударила по губам, другой рукой принявшись тереть свои губы, со злобой смотря на Буагильбера.        - Я не вижу проблемы ни в чем, кроме твоего упрямства, Ревекка. Ты умна, образована и сильна духом. Именно поэтому ты не замужем - ты не нашла человека, достойного тебя, а жить с тем, чье присутствие будет принижать тебя, ты не стала бы. Только воин и философ сможет занять место рядом с Эндорской волшебницей.        - И он, должно быть, передо мной, = съязвила еврейка.        - Я разве говорил, что под волшебницей подразумеваю тебя? - наигранно стушевался храмовник.       Ревекка закусила губу.       - Убирайся отсюда, нечестивец! - с улыбкой бросила она, кулачком ударяя рыцаря по плечу и едва сдерживая смех над самой собой. Надо же, а впервые за все время их разговор скорее успокоил ее, чем напугал.       -И, Ревекка... - сказал ей Бриан уже из коридора, пока она не захлопнула дверь. - Я прошу тебя - не пытайся сбежать или совершить хоть что-то, чтобы насолить мне. Оглянись: каждый твой шаг против моей воли приводил к беде. Ты пыталась сблизиться с Клодией - тебя похитили, ты хотела настроить против меня Бюжо - познакомилась с подземельями Витре, решила за моей спиной помочь Адель - и едва не погибла на судилище. Запомни: если я говорю идти - то иди, если прошу остановиться - то остановись. - Мужчина сощурился, смотря на девушку, выглядывающую из двери. - Ты знаешь меня, и знаешь, чего ожидать. И до сих пор тебя охраняю именно я. Поверь, и о половине тех бед, что могли бы с тобой случиться, ты не подозреваешь. - С этими словами он развернулся и пошел прочь, оставив Ревекку раздумывать над его словами и сожалеть об еще одном дне в заточении.