- Храмовник, подлый пёс, позор своего ордена! Отпусти сейчас же эту девицу! Предатель Буагильбер! Это я, Айвенго, тебе приказываю!
— Какого черта он тут делает?!
Буагильбер едва сдерживался. Конечно, зачем еще сюда мог явиться верный пес Ричарда? Но как он…
— Гони его прочь! — процедил он застывшему Жюльену.
— Но сир… Это же благородный господин…
— Вон! Не желаю видеть сакса под этой крышей.
Ревекка молчала. Она с тревогой наблюдала за гневом Бриана.
— Стой! — выговорил он уходящему Жюльену. — Погоди. Впустите его. Накормите и все прочее, но не более того, — сквозь зубы сказал он. — Не желаю, чтобы говорили, будто Рогневилль отказал в гостеприимстве странствующему рыцарю.
— Да, монсеньор, — поклонился слуга, вылетая из покоев.
Буагильбер медленно прошел к окну.
— И кто же ему сказал, что ты здесь, со мной? — словно обращаясь сам к себе спросил он.
Ревекка приблизилась к мужчине, осторожно касаясь его плеча.
— Должно быть, это была я сама.
Храмовник удивленно обернулся. Он непонимающе уставился на девушку.
— Но ты отказалась писать отцу.
— Если все обстоит именно так, как я думаю, то мое послание было отправлено еще летом, перед твоим прибытием в Нормандию.
Храмовник нахмурился.
— В тот день, когда я сбежала из дома Клодии, я укрылась у священника, отца Рудольфа. Он обещал передать весточку от меня в замок Седрика Сакса.
Буагильбер молчал. Он только отвернулся, плотно сжав губы. Плечи его словно опустились, а лоб прорезали глубокие морщины.
— Так значит, ты все-таки в тот день сотворила не одну глупость, — наконец медленно сказал он.
Ревекка сделала шаг назад, чувствуя угрозу в его голосе.
— Ты жила здесь, со мной, но надеялась, что любимчик Плантагенета Уилфред прискачет за еврейской красоткой? — тихо и отрывисто спросил он.
— Неужели ты думал, что я бы не попыталась сбежать от тебя? — Голос Ревекки был спокоен. — Я уже и забыла о том письме. Отец Рудольф — мягкий человек, но я и не рассчитывала, что он исполнит свое обещание.
Буагильбер круто развернулся, начиная мерить шагами покои.
— Прошу тебя, Бриан, не вздумай вернуться в Эмпасс, — предупредила его Ревекка. — Ты же понимаешь почему?
— Я не трону этого священника, если ты так печешься о нем, — со злобой в голосе сказал Бриан. — Но тебе самой следовало бы оторвать голову!
Девушка бесстрашно смотрела на него.
— Тебе следует встретить гостя, храмовник, — холодно ответила она.
Буагильбер остановился напротив нее.
— Именно так я и поступлю, Ревекка. И надеюсь, что ты прекрасно осознаешь масштабы последствий этого приезда?
Девушка кивнула, но не сказала ни слова.
И Бриан почувствовал, что между ними опять что-то изменилось. Ревекка вновь отдалилась — их временное сближение оказалось слишком кратким для того, чтобы перебороть в ней надежду на освобождение. Это разочаровывало его, пробуждало чувство обиды по отношению к возлюбленной.
Но встречи с Айвенго он пропустить не мог. Несомненно, Ревекка стала камнем преткновения, но даже не будь ее, отношения между двумя рыцарями требовали объяснения. Их непримиримое соперничество продолжалось долгие годы. Ни одна женщина не сможет перебороть мужские амбиции и тщеславие в ратном деле. Единственное, что могло поставить между ними стену еще более высокую, чем воинское искусство, было политическое разногласие. Улфред как был, так и остался сторонником Ричарда, в то время как Буагильбер долгое время поддерживал принца Джона. Уилфред по крови был сакс, а Бриан — знатный норманн, вельможа французского двора по сути, если не по закону. Споры между их странами не давали возможности рыцарям принять точку зрения другого. Словно вдвоем они не могли жить под одним небом: один мешал другому. И рано или поздно схватка выявит сильнейшего. Схватка не на турнире, а среди войны и разрушения, которая покажет всю их доблесть и бесстрашие.
Но сейчас Уилфред Айвенго был гостем в Рогневилле. В свое время Буагильбер нашел ночлег в доме его отца, теперь следовало вернуть долг.
Сакс ждал его в общей зале. Высокий, светловолосый, суровый, он отряхивал свой дорожный плащ. С ним рядом стоял огромный, диковатого вида оруженосец. Бриан едва сдержал презрительную ухмылку. Где только эти свиньи находят таких дикарей?
— Приветствую тебя, Айвенго, в моем доме, — громко и четко выговорил Бриан.
— Здравствуй, храмовник, — в тон ему ответил Уилфред. — Не очень-то ты и гостеприимен, — заметил он.
— Нежданных гостей никто не любит, — ответил Бриан.
— Я здесь не как гость, а как защитник.
Буагильбер нахмурился.
— Ты ведешь странные речи, Айвенго. Должно быть твои раны еще не излечились.
— Нет, Буагильбер, и ты знаешь зачем я тут. Я пришел за еврейской девицей Ревеккой, — понизив голос ответил Уилфред. — За той, что ты зовешь леди Эдит и прячешь здесь.
— Ты увлекся фантазиями, глупец, — приподнял брови Буагильбер.
— Если это так, то тогда представь меня достопочтенной леди.
Храмовник приблизился к Айвенго, красноречиво положив руку на рукоять кинжала.
— Ты намерен указывать, что мне делать, в моем собственном доме, щенок?
Айвенго не дрогнул, с неприязнью глядя на храмовника.
— Я знаю, что она здесь, у тебя в плену. Недавно к нам пришел человек, который утверждал, что ты силой удерживаешь иноверку.
— С чего же такая забота, разве светлые очи леди Ровены тебя уже не радуют? — с ухмылкой спросил Бриан, наслаждаясь задохнувшимся от гнева видом врага.
— Эта девица спасла мне жизнь, — отрезал Айвенго. — Я в долгу перед ней. Она достойна куда большего, чем терпеть твои измывательства.
— Именно поэтому ты в тот день явился в Темплстоу? — разозлился храмовник. — Слабый, не в состоянии держать меч, ты по первому зову приехал на помощь презираемой еврейке.
— Той, что попала на суд исключительно по твоей вине, — напомнил ему Уилфред.
Напряжение достигло апогея. Гурт, стоящий рядом с господином, но не все понимая из французской речи рыцарей, с ненавистью глядел на храмовника — врага своего сюзерена. Став свободным, бывший свинопас по-прежнему преданно служил сыну Седрика, готовый по первому приказу совершить все что угодно ради благородного господина. Он не разделял стремления Айвенго ехать куда-то в Нормандию только по тому, что какой-то выходец с континента передал рваный пергамент, адресованный собаке-еврею, но доставленный им в замок. Несмотря на возражения леди Ровены, что носила под сердцем первенца, рыцарь тут же собрался плыть в Нормандию. Его друзья при дворе Ричарда узнали, что Бриана де Буагильбера сослали в родовой замок Рогневилль. Испытывая чувство долга перед дочерью Исаака, Айвенго благородно решил немедленно ехать на континент, дабы спасти несчастную девушку из лап нечестивого храмовника.
Его несколько удивил раздраженный, но не разгневанный вид Буагильбера. Почему-то Уилфред был уверен, что Бриан должен был встретить его с куда большей ненавистью, но тот скорее был растерян приездом сакса. Он, конечно, грубил, но в случае с Буагильбером это можно было принять даже за хорошее отношение.
Айвенго иногда задумывался о том, что с Брианом у них совершено мало общего. Если Уилфред был простодушен, честен и предан своему королю, то Бриан напротив, был полон противоречий, склонен к интригам и коварству. Айвенго не отказывал ему в доблести или смелости. Буагильбер был сильным рыцарем, достойным носить меч и копье. Он заботился о своих солдатах, смело бросался в бой и бывал справедлив по отношению к достойном противнику.
Но храмовник слыл за человека не лучшей репутации. Молва говорила о нем как о жестоком и нетерпящем неповиновения господине. Он мог перешагнуть через законы божественные и людские, если это привело бы его к удовлетворению своих потребностей. Он без угрызений совести нарушал обеты ордена, злоупотребляя данной ему властью.
И на это честный Айвенго закрыть глаза не мог.
Буагильбер же смотрел на молодого рыцаря, испытывая необыкновенную усталость. Сейчас вновь придется сталкиваться с этим твердолобым саксом. Мужчина испытывал тревогу. Он мог бы приказать запереть Ревекку, но теперь она не просто узница здесь. Он дал ей свободу — и она ей пользуется. Ее вольготная жизнь в Рогневилле вернула девушке чувство собственного достоинства — даже с избытком. Время, когда он мог прятать ее, безвозвратно ушло — она теперь стала равной ему. Как это можно было объяснить, Бриан пока не понимал. Прежде ничто не мешало ему запирать ее в Эмпассе или в Руане. Или запугивать пыточной в Витре. Или вынуждать развлекать себя во время привалов в лесах Нормандии.
Она по-прежнему подчинялась. Даже напротив. Стала шелковой и послушной. Не делала ничего наперекор, с удовольствием проводила время в его обществе. Но делала это с видом одолжения. Она не ставила себя на ступень ниже. Ревекка приняла позицию смирения с судьбой, однако не теряя при этом собственной гордости.
И Буагильбер признал за ней это право. Если она захочет встретиться с Айвенго — пусть будет так. Пусть этот юнец увидит, что отныне она — часть жизни Бриана. Она здесь хозяйка и госпожа. Тлеющая ревность разгоралась костром, но храмовнику наоборот хотелось столкнуть Айвенго и Ревекку нос к носу. Он готов был перед всем миром заявить о том, что гордая еврейка склонила перед ним голову, что она его спутница жизни и возлюбленная. И чтобы все это лично узрел надменный Уилфред.
О да, он узрел. Бриан увидел как глаза Айвенго расширились, а на лице было написано явное удивление.
Ревекка спускалась по широкой лестнице. Ее роскошное красное платье подчеркивало стройную фигуру и королевскую осанку. Золото головного обруча отражало свет факелов, привлекая внимание к ее точеному лицу — скулы и нос выделялись гораздо резче чем раньше.
Гурт не сдержал легкого присвиста, за что получил свирепый взгляд от Бриана.
Ревекка изменилась. Айвенго это видел. Скромность и робость исчезли. Им на смену пришли женственность и осознание собственной привлекательности, которые дополнялись сочетанием гордости и суровости. Каждый ее шаг приковывал к себе взгляд мужчин — о, это явно была не боязливая дочь еврея на турнире в Ашби! Уж скорее ее можно было сравнить с королевой — полной грациозности, уверенности в себе и легкого пренебрежения к мнению окружающих. И она не была похожа на узницу. Не дорогие наряды или уважительные поклоны слуг сказали об этом Айвенго. Это говорил ее взгляд. Когда она приблизилась к ним, Ревекка посмотрела на него прямо — без чувства стыда или радости от его прибытия. Она была собрана и спокойно ожидала его объяснений. Его объяснений!
— Сэр рыцарь, — наконец выговорила она, кивая ему — сдержанно и учтиво. Так же ровно она поздоровалась и с Гуртом, что все глядел на нее, не отрываясь — он прежде не видывал таких дам. Леди Ровена всегда держалась крайне благопристойно, а от Ревекки буквально источалась чувственность, наполненная при этом надменностью. Видимо, это была плата за общество высокомерного храмовника.
— Леди… — Айвенго запнулся. — Я здесь по просьбе вашего отца, что совершенно разбит…
Все слова, что он хотел сказать, вылетели из головы. Ее не пришлось силой отбирать у Бриана — он сам позволил Ревекке стоять перед ним. Но как говорить с
этой Ревеккой Айвенго не знал.
— Отец…- Лицо Ревекки на секунду дрогнуло, но она тут же вновь с безразличным видом посмотрела на Уилфреда. — И дня не прошло, чтобы я не думала о нем.
— Он страдает, леди. Я уверен, что ваш приезд даст ему сил.
Буагильбер нахмурился на этих словах.
Ревекка посмотрела на любовника.
— Мой приезд… Я думаю, что отец предпочтет видеть меня мертвой, — равнодушно бросила она. Айвенго растерянно смотрел на нее, но Бриан, гораздо глубже узнавший девушку, почувствовал, как что-то кольнуло его в сердце. Не иначе, впервые за долгие годы проснулось чувство вины. Как некстати.
— О чем вы? — Айвенго выглядел потерянно. — Исаак покинул Йорк, не выдержав жизни там без вас.
Ревекка нахмурилась.
— Ему следует смириться с тем, что его дочь теперь точно прокаженная — мне нет места в его доме, — ответила она.
Англичане переглянулись. Гурт знал о некоторой привязанности господина к еврейской красавице. Он сам помнил, как его поразила она в первую встречу, когда подарила полный кошель золота. Но теперь-то сын Седрика счастливо женат на леди Ровене…
— Я приехал сюда за тобой, Ревекка. И я увезу тебя обратно в Англию, — твердо сказал Айвенго.
— Это ты так думаешь, — вмешался Буагильбер, вставая между Уилфредом и Ревеккой, оттеснив девушку назад. — Иди к себе, — бросил он ей.
Та склонилась в легком реверансе, выражая свое уважение гостям, развернулась и вышла, не изменяя своей невозмутимости. Айвенго лишь обескураженно смотрел ей в след. Такое подчинение Буагильберу!
— Ревекка останется здесь, Уилфред, — прошипел Бриан. — А ты можешь на утро проваливать из замка!
— Я не уеду без нее.
— Ты видишь, что этого не хочу не только я, но и она сама.
— Она просто соблазнилась на твои дары, но я не позволю, чтобы ее отец скончался с горя лишь потому, что ты, нечестивец, силой удерживаешь его заблудшую дочь!
Бриан тут же схватился за кинжал.
— Наглец! Ты сейчас в моем доме, под моей крышей и смеешь оскорблять меня! Этому тебя научил твой глупец-король?!
— Тебе ли учить меня хорошим манерам, предатель!
Айвенго выхватил было меч. Стража у выхода немедленно окружила гостей, выжидая приказа Буагильбера. Мужчины с минуту смотрели друг на друга, потом Уилфред опустил вытащенный на четверть меч в ножны, стараясь стереть с лица выражение ненависти.
— Прошу прощения, — процедил он. — Настоящий дворянин ведь знает, как невежливо подобное отношение к хозяину дома.
Буагильбер, чувствуя как все внутри закипает только от одного вида Айвенго, даже не постарался справиться с неприязнью в голосе.
— Жюльен приготовит для вас ночлег, — бросил он, разворачиваясь. — И даже не думайте бродить по замку. Ужин вам принесут, а лошадей накормят и дадут отдохнуть. На рассвете можете выметаться.
***
Буагильбер не мог прийти в себя от гнева. Он заперся в своих покоях, шагая из угла в угол. Чувство уважения, которое он все-таки испытывал к Айвенго, не давало ему выдворить того на улицу. Рыцарь прав. Законы гостеприимства вынуждают их провести эту ночь под одной крышей. Но почему именно сейчас… Сейчас, когда Ревекка, такая блистательная и чувственная, стала, наконец, его?
Раздался стук.
— Кто? — рявкнул храмовник.
— Господин, раздался голос слуги. — К вам пришел посланник.
— Позже, — отмахнулся Бриан.
— Он настаивает, говорит, что принес важные новости.
Храмовник остановился. Должно быть, что-то случилось в ордене. Быть может, что Альберт прислал ему известия.
В комнату скользнул тенью человек, одетый в длинный черный плащ и с накинутым на голову капюшоном. Он, склоняясь, протянул Бриану обрывок бумаги.
Храмовник окинул его подозрительным взглядом, после чего развернул записку.
«
Париж — прекраснейший город. И он ждет тебя.»
— Когда? — тихо спросил Бриан.
— На рассвете второго дня, — прохрипел человек. — Господин отправил меня немедленно. Официально о кончине великого магистра объявят через сутки.
Буагильбер задумался.
— Проблем не возникло?
— Лекарь констатировал смерть от удушья.
— Консилиум подтвердил?
— Негласно — да, но объявлено пока ничего не было.
Храмовник бросил записку в огонь, после чего подошел к массивному столу, взял с него небольшой мешочек, набитый монетами, и бросил его человеку в черном. Тот ловко подхватил золото.
— Передашь господину, что я доволен и не забуду его помощи мне в этом…деле.
Человек также совершенно тихо выскользнул из комнаты.
Альберт Мальвуазен хорошо подстраховался. Смерть от удушья — что ж, так бывает. Белену не обнаружат, а мышьяк и ртуть можно принять за лекарства, что начал принимать старый Лука. Стоит отдать ему должное. Несмотря на свой фанатизм, он не отрицал полностью искусство медицины. Даже Ревекку он судил не за ее врачебный дар.
Но отныне с ним покончено. Скоро капитул соберется в Темпле Парижа, чтобы избрать нового магистра ордена. Интересно, естественная смерть Филиппу нравится больше несчастных случаев?
Власть ведь никогда не достается честным путем.
***
Бриан помнил, как впервые повел Ревекку кататься верхом. Она умела держаться в седле, но ездила из рук вон плохо. Буагильбер обещал научить ее охотиться. У него было несколько ястребов и соколов. Он держал их несмотря даже на то, что практически не бывал прежде в Рогневилле. Несколько человек, привезенных им с юга, специально занимались разведением ловчих птиц.
Но сначала Ревекке следовало перестать бояться быстрой езды.
Первые их прогулки были короткими и состояли просто в прогулке вокруг замка. Но девушке понравилось кататься в легкий мороз, когда снег весело хрустел под копытами, а лицо кусал холодный ветер. Постепенно они начали выбираться все дальше в долину и иногда даже скакали наперегонки. Храмовник подарил возлюбленной лошадь, специально доставленную из Андалузии. Пылкая, норовистая, они с Ревеккой долго не могли найти общий язык, к тому же холода севера были непривычны для животного. Но теплело, снег таял, а рука хозяйки становилась все более властной, когда, наконец, лошадка смиренно трусила за Ревеккой.
После долгих поездок девушка обычно принимала ванну, что каждый раз вынуждало слуг таскать ведра воды и тихонько сплетничать о том, что ни одна хозяйка Рогневилля прежде столько не переводила сил и времени на подобные процедуры.
Но Ревекка вела себя не всегда благоразумно. Она нежилась в горячей воде, после чего, закутавшись в один лишь плащ, пробиралась к Бриану. Иногда, если видела, что он сам распален, скидывала с себя ткань, оставаясь полностью обнаженной, после чего сам храмовник уже мало контролировал себя, пораженный ее красотой и безрассудностью. Иногда же, если Буагильбер был погружен в подсчеты или переписку, тихо устраивалась у его ног рядом с очагом, и дремала. Он не нуждался в ее остром уме для такого рутинного занятия. Зачастую просыпалась она уже в постели, тесно прижатая к мужчине, который нежно и умело ласкал ее разгоряченную кожу.
Она вскружила ему голову. Прежде Бриану казалось, что его поразила ее сила духа и несгибаемость, но теперь он обнаружил в ней сильную страсть и неисчерпаемое воображение — и это накрепко привязывало его к ней.
Он довольно ухмылялся, вспоминая ошарашенный вид Айвенго. Близость и страсть такого мужчины, как Буагильбер, превратили Ревекку из милой девочки в чувственную и полную неги женщину, что, тем не менее, была полна уверенности и гордости. Не она была его любовницей, скорее это он стал ее любовником. Достойная женщина для амбициозного и властного мужчины.
Она пришла к нему перед самым рассветом. Одетая по-прежнему в свое красное платье, с маской невозмутимости на лице, Ревекка долго смотрела на него, после чего тихо спросила:
— Когда ты собираешься вернуться в Палестину?
Буагильбер удивленно поднял брови.
— С чего такой вопрос?
— Он вполне закономерный. Странно, что я не задала его раньше.
— Пока не собираюсь вообще. Скоро нам с тобой предстоит поездка в Париж.
Ревекка вопросительно посмотрела на него.
— Дела ордена вызывают меня, — уклончиво ответил Буагильбер.
— Что ж… — Она вздохнула. — Значит, нашей жизни здесь пришел конец.
— Весь мир у наших ног, моя прекрасная Ревекка, — напряженно ответил Бриан, уже предчувствуя ее ответ.
— Ты сам знаешь, что нет никакого «мы».
— Не начиная все с начала…
Ревекка закусила губу.
— Прости. Я не спала всю ночь, раздумывала… Быть может, это знак свыше, раз та нелепая попытка переросла в приезд Айвенго за мной, сюда?
Буагильбер надменно поднял голову.
— Переходи сразу к делу, — отрывисто сказал он.
— Я уеду утром, Бриан, — кротко, но твердо ответила она.
Желваки на скулах заиграли, но мужчина удержал на лице маску равнодушия.
— Вот значит как? — со злой усмешкой бросил он. — Несколько часов назад ты говорила по-другому.
Ревекка ласково коснулась его лица, но Бриан отбросил ее руку.
— Я должна вернуться домой и принять наказание за свой грех, — склонила она голову.
Храмовник ощутил, как внутри него полыхает гнев.
— Какое наказание? Какой грех?
Ревекка подняла лицо, но смотрела куда-то сквозь мужчину.
— Ты сам знаешь. Ты скоро уедешь. Я не сомневаюсь, что ты станешь магистром ордена. Возможно, что даже воплотишь в жизнь свои мечты о тайном сообществе, что будет способно держать всех в почтении и страхе. Ведь это твое истинное желание. Я не обвиняю тебя, совсем напротив. — Ревекка положила руку Бриану на плечо. — Я верю, что сильные мужчины всегда имеют некую цель в жизни. И ты не должен забывать о ней только из-за меня одной.
Храмовник сурово смотрел на нее.
— Ты говоришь глупые вещи, женщина.
— Нет, — покачала головой Ревекка. — Если узнают, что ты проводишь время в компании еврейки, то тебя изгонят из ордена. Ты сам это знаешь. Пока мы здесь, за стенами твоего дома, ты хозяин положения. Но там, в мире, тебе придется соблюдать условности. Я не приму христианство. Ты говоришь, что в вашем кругу вы смеетесь над предрассудками, что разделяют людей, но даже это вы делаете за плотно закрытыми дверьми. Мое место с моим народом. Я совершила великий грех — и это не грех прелюбодеяния. Я не отрицаю его, но моя вина совсем в другом. Моя вина в том, что пусть на долю секунды, но я отреклась от своих. И за это я и приму наказание от наших старейшин и от нашего Бога.
Буагильбер несколько секунд всматривался в ее несчастное лицо, на тени от неровного света огня, что плясали на нем.
— Проклятая ведьма! — процедил он, хватая ее за плечи и откидывая к стене, отчего Ревекка испуганно сжалась. — Ты явилась в этот мир только для того, чтобы погубить меня! — Он с силой схватил ее за волосы, оттягивая голову назад до тех пор, пока ее лицо не открылось ему полностью. Другой рукой он обхватил ее за горло, сдавливая его. — Ты как дьявол явилась ко мне, соблазнила меня, забрала мою душу, а теперь покидаешь, оставляя гореть в аду!
— Прекрати! — прошептала Ревекка, пытаясь отцепить его могучую руку от своей шеи.
— Нет, Ревекка! — Бриан еще сильнее вдавил ее в стену, совершенно не заботясь о том, что ей больно. — Мне бы следовало сейчас свернуть твою прелестную шейку, проклятая чаровница! — Он приблизил свое полыхавшее ненавистью лицо к ней. Шрам обозначился особенно ярко, морщины прорезали его лоб, а дыхание было громким и отрывистым. — Ты, гнусное еврейское отродье, знала о приезде этого саксонского выродка! Следовало дать тебе умереть в любой из тех разов, что я вновь и вновь спасал твою нечестивую, мерзкую, подлую душу!
— Мне больно, Бриан, — сказала Ревекка, пытаясь глотнуть воздуха. — Ты же задушишь меня!
— Тебе больно? Больно? — зло и отрывисто переспросил он, повышая голос. — Ты даже не представляешь, что я хочу сейчас сотворить с тобой!
Он грубо прижал ее к стене, судорожно задирая юбку платья. Ревекка не отбивалась, только пристально наблюдала за лицом Буагильбера. Он же пытался справиться со шнуровкой на брюках. Наконец, резким движением схватив девушку за талию, он приподнял ее, разрывая мешавшую ему юбку. Девушка не сдержала крик боли. Она сцепила руки в кулаки, ногтями пронзая кожу до крови. Мужчина же схватил ее руки и поднял их у нее над головой, пока другой рукой поддерживал ее на весу.
Ревекка отвернула лицо, стараясь справиться с подступившими слезами. Но Буагильбер со смехом откинул ее назад, отчего затылком она ударилась о стену.
— Тебе больно, не так ли, Ревекка?! — надрывно проговорил он, отрываясь от нее, не обращая внимания даже на то, что не получил удовлетворения. Ярость бушевала в нем настолько сильная, что болезненные потребности тела он не ощущал.
— Убирайся вон! — наконец выдавил он, отворачиваясь от нее. Его било как в лихорадке. — Довольно.
Я устал от всего этого.
— Бриан… — испуганно выдохнула девушка, не зная что делать.
— Уходи, Ревекка. Но знай: если ты уйдешь сейчас, то больше уже ко мне вернуться не сможешь.
Девушка замерла. Он слышал ее прерывистое дыхание, чувствовал как она смотрит на него. Потом он услышал ее неровные шаги.
Буагильбер обернулся, упираясь взглядом в закрытую дверь.
Прекрасная Ревекка покинула Бриана де Буагильбера.
