Его глаза были закрыты, и лицо пылало все тем же багровым румянцем. Пока они с удивлением смотрели на него, глаза его раскрылись, но взор остановился и потускнел. Румянец сошел с лица и сменился мертвенной бледностью. Не поврежденный копьем своего противника, он умер жертвой собственных необузданных страстей.
Темпль еще не был достроен. Его обещающие в будущем стать могучими стены тем не менее возвышались над окружавшими крепость зданиями. Гладкий серый камень грелся в лучах солнца, мох, покрывший северную часть стены, вновь зазеленел, а где-то в вышине слышалось пение птиц – они вили гнезда под балками.
Внутри храм был холоден и мрачен. Темные коридоры, составлявшие целый лабиринт, уходили вниз, под землю. Древние катакомбы служили склепом, а мрачные, душные камеры – часовней.
Месса шла седьмой день. Почтить память почившего гроссмейстера прибыли все командоры из близлежащих прецепторий. Памяти сурового и принципиального Луки Бомануэра провели достойную службу. Прибыли послы и от иоаннитов, и от францисканцев, и из самого Ватикана.
Но куда больше всех интересовал вопрос, кто же станет преемником умершего.
Прибывший из Арагона Жильбер Эрайль, уже в почтенном возрасте, но не растерявший силы и выносливости, с недоверием рассматривал своих собратьев. Прославившийся во время Реконкисты, сейчас он руководил орденом на испанских землях, не желая возвращения в Иерусалим, где сполна хлебнул роль командующего в свое время. Он не терпел интриг и коварства королевского двора, а потому вернулся в Европу, где мог с легкой душой отбиваться от арабов, не задумываясь о перемирии с ними на палестинских землях.
Взгляд его зацепился за стоявшего чуть в стороне Бриана де Буагильбера. Тот, надменно вскинув голову, всем своим видом показывал, что не нуждается в компании. Жильберу было известно о том, что Бриан накануне смерти бывшего гроссмейстера поддерживал активную переписку с верхушкой ордена. Обвинить его в смерти Луки никак нельзя, но Эрайль глупцом не был и об амбициях собрата знал не понаслышке. А учитывая, что Бриан в свое время был осужден гроссмейстером – ничего удивительного, что этот гроссмейстер сейчас лежит перед алтарем – безмолвный, неспособный обвинить убийцу.
Представители всех девяти провинций уже прибыли в Париж. Их несколько смущали Буагильбер и другие командоры, прибывшие из Святой Земли. Их роль в выборе магистров всегда была достаточно косвенной, так как в Палестину устремлялись в первую очередь рыцари молодые и мало влиятельные.
Но после потери Иерусалима, когда королевская власть утратила свое первоначальное владение, а Сен-Жан д’Акр стал негласным центром христианских войск, роль тамплиеров в войсках крестоносцев несоразмеримо увеличилась. Эра Акко отозвалась в Европе потерей влияния прежних князей ордена, потому и один только довольный вид Бриана де Буагильбера, командора из пресловутой Акры, заставляла капитул нервничать.
Филипп де Плессье, за слишком короткое время поднявшийся из простого рыцаря в одного из маршалов ордена, в свою очередь с нелюбовью оглядывал старших собратьев. Грузные, хитрые, опасные – под их взглядами Филипп мечтал оказаться вновь в песках Палестины. Его соратники, в поношенной одежде и грубой обуви, рядом с местными командорами смотрелись как нищие. Его это оскорбляло.
Они прибыли прямиком из Триполи, но никто не ожидал, что их приезд окажется столь уместен – слухи о кончине гроссмейстера застали их уже в Италии. Филипп не сомневался, что эти старики уже давно сговорились меж собой о будущем приемнике. Но это несправедливо! Главная цель ордена – это борьба с неверными! Как его судьбу могут решать эти полудохлые крысы? Великим магистром должен стать человек, прошедший войну с Саладином! Кто лучше, чем он смог бы справиться с этой должностью? Он знает нужды простых солдат, знает их желания и цели. А этот старая змея Эрайль бежал, поджав хвост, из Иерусалима в свое время! Пусть же сдохнет в этом Арагоне!
Вперед вышел брат-капеллан, предложивший храмовникам оставить часовню и отдохнуть перед предстоящим собранием.
Бриан вскинул голову на этих словах. Вот она – цель его жизни.
В отличие от иерусалимского капитула, где Бриан мог говорить и делать, что захочет, здесь он был обязан подчиняться общим правилам. Огромная зала, освещенная факелами, заставляла дрожать от холода. Голые стены, которые еще не украсили зодчие фресками, тоскливо освещались неровным светом огня. Лишь недавно смолк торжественный и печальный хор, и оглушительная тишина совершенно не шла этому жуткому месту. Буагильбер мог поклясться, что видел летучих мышей. Видит Бог, это чертово здание станет скорее темницей, чем храмом.
Но строгим предписанием следовало подчиняться. Длинный высокий стол, за которым были расставлены деревянные кресла, постепенно оживлялся. Командоры Европы и Азии занимали свои места, прожигая друг друга неприязненным взглядом. Где-то позади шумели рыцари и оруженосцы, которым дозволялось присутствовать на заседании.
Сенешали и маршалы также стояли вокруг стола, имеющие право переговариваться с командорами, хотя и не могли участвовать в прямой дискуссии.
Жильбер сел напротив Бриана. Его тяжелый взгляд окинул гордеца с головы до пят. Он был изначально против принятия Буагильбера в орден. Это не тот человек, что смог бы позаботиться о них. Ему бы водить отряды в безумные вылазки да брать штурмом крепости. Такой человек был бы полезен в ордене, но в роли маршала. А амбициозный Бриан желает жезла гроссмейстера. И ведь даже не находит нужным скрывать этого. Вон как глядит на пустующее кресло на возвышении – точно готов уже сейчас туда усесться.
Альберт Мальвуазен, в длинной темной рясе, наклонился к Буагильберу, что-то нашептывая. Жильбер скривил губы. Спелись. Кто бы мог подумать?
Нет, не годится Бриан на роль гроссмейстера. Гроссмейстер должен думать об ордене, о его процветании, о людях, что служат в нем. А Буагильбер не из тех, что думает о других. В ордене он видит лишь способ возвыситься самому. Это же не отряд солдат, которые там, в Палестине, боготворят командора Акры. Бомануэр верно оценивал Бриана, считая его честолюбцем.
Честолюбцу место в светском мире.
А вот и этот выскочка Филипп. Бриан хотя бы знатного рода и, несмотря на свои речи, знает устав и предписания. А этот наглец-солдафон дорвался до участия в Великом Капитуле.
- Братья мои! Да славится Господь наш! В скверные дни мы собрались сегодня, но будем верить, что Бог не оставит нас, и мудрецы, сидящие здесь, разрешат ту проблему, что встала перед орденом!
Капеллан склонил голову, шепча молитву. Все командоры и рыцари поднялись вслед за ним, склонившись в молитвенной позе.
- Да начнется Совет! – Бывший Сенешаль Бомануэра, седой сгорбленный старец, слишком дряхлый, чтобы самому претендовать на место гроссмейстера, обошел стол, окропляя храмовников святой водой, после чего, поддерживаемый с двух сторон пажами, уселся чуть в стороне.
Жильбер Эрайль, как негласно принятый руководитель капитула, поднялся.
- Все мы помним, как после смерти Робера де Сабле, наш Орден больше года не мог избрать достойной ему замены. Мы слишком ослабли тогда, и потому сегодня перед нами стоит великая задача – сделать правильный выбор человека, что будет не только хорошим полководцем, но и достойным духовным пастырем, - возвестил он, косясь в сторону Бриана.
Тот тоже поднялся.
- Тогда, братья мои, не забудьте, что слабый гроссмейстер еще хуже чем его отсутствие, - громко проговорил Бриан.
- Мы обязательно учтем твои пожелания, брат Буагильбер, - кивнул Жильбер. – Но ты должен понимать, что сила – это не только боевые заслуги. Нам важна мудрость и чистота намерений кандидата.
Буагильбер сдержал усмешку.
- Только не забудь, Эрайль, что основа нашего ордена – скромность. Братья мои! – обратился он к сидевшим. – Кто из вас считает себя воистину мудрым и невинным?
Храмовники недовольно зашептались, оскорбленные выпадом Буагильбера.
Жильбер нахмурился.
- Ты сейчас не в Палестине, Бриан. Твои выходки здесь неуместны!
- Неправильно! – поднялся Филипп. – Почему мы должны слушать эту старую зажравшуюся крысу? – прошипел он, указывая на Эрайля. – Мои солдаты гибнут на Святой Земле, пока ты тут мирно посапываешь на своей вилле!
Эрайль аж побагровел.
- Нечестивец! Ты под стол еще пешком ходил, когда я рубил неверных и получал первые уроки жизни! И ты смеешь мне такое говорить! Мне! Полководцу самого Иерусалима!
Филиппа стали хватать за руки, заставляя сесть, но тот, как взбунтовавшийся конь, накинулся на Жильбера.
- Ваши прецептории здесь разоряют Орден! Пока мы гибнем, вы лишь молитесь за свои трусливые души!
- Хватит! – крикнул один из командоров. – Не превращайте Великий Капитул в балаган!
Филиппа и Жильбера разняли и с трудом усадили. Буагильбер, довольно улыбаясь, вышел из-за стола, обходя каждого из присутствующих.
- Вы все увидели истинное лицо некоторых из наших братьев, - зло процедил он. – Так что, нравится вам это? – Он замолчал. Маршалы переглядывались между собой, пока простые рыцари, поднявшие было шум в зале, умолкли, внимая словам Буагильбера.
- Вам всем прекрасно известны мои заслуги перед Орденом.
- Мы знаем о твоей храбрости, - подтвердил один из храмовников.
- Знаем и об уме, - согласился другой.
- Вам известны и размеры моего состояния. Мало кто из здесь присутствующих может соперничать со мной по тому вкладу, что я сделал в наш орден.
- Не это решает заслужил ты место магистра или нет, - возразил один из парижских храмовников.
- Не это. Но вам известны и мои связи среди светских и духовных лиц Европы. Моя родня имеет обширные поместья во Франции, Нормандии и Аквитании. И многие из ватиканских князей Церкви ходят у меня в должниках.
- У нас в должниках, - поправил его Эрайль.
- Возможно, - кивнул Бриан. – Но вот только у кого здесь хватит смелости напрямую противостоять Ватикану?
- Мы не должны соперничать с Папой! – возразил кто-то из соратников Филиппа. – Это великий грех!
- Я не говорю о Папе. Я говорю лишь о тех кардиналах, что интригуют против нас, завидуя нашей славе.
- Не забудем о об иоаннитах, - подметил Альберт.
- Иоанниты… Они ненавидят нас. Мы потеснили их в Палестине. Но до сих пор орден не находил в себе сил справиться с ними.
- И что ты предлагаешь? – спросил Филипп, надменно следящий за Брианом.
- Я? Вы все знаете о моих взглядах. Будь в моих руках гроссмейстерский жезл… - Буагильбер подошел к знаменательному креслу, проводя рукой по его подлокотникам. – Будь в моих руках гроссмейстерский жезл, нам бы не пришлось терпеть те рамки, в которые нас поместили.
- Крайне амбициозно и глупо!
Буагильбер сжал челюсти, переводя дыхание.
- Глупо?! Мы – костяк армии крестоносцев! Без нас Сен-Жан д’Акр падет! И именно мы остаемся единственной защитой паломников! Кто еще, по-вашему,играет столь важную роль как мы? Никто! Я смог бы завоевать для нас все земли Африки, дать нашим солдатам достойное вознаграждение, а мудрейшим из здесь присутствующих – тайны библиотек, сокрытых во дворцах неверных язычников.
- Это слова Бриана-храмовника или Бриана-наследника Рогневилля? – поддел его Эрайль.
- Это
мои слова! И они станут девизом всего ордена!
Капитул зашумел. Амбициозность Бриана была заразительна. И в восторге от открывающихся перспектив командоры потеряли способность разумно мыслить.
- Он дает всего лишь пустые обещания и ничего конкретного! - проворчал недовольны Филипп.
Жильбер поднялся, громко застучав по столу.
- Братья! Мы все здесь желаем одного – процветания для Ордена! Но подобное решение не должно выноситься
настолько скоро.
Филипп покачал головой.
- Отчего же? Все мы знаем Буагильбера! Слов на ветер он не бросает! – Потом, обернувшись к Жильберу, добавил. – Ни ты, ни я сейчас с ним не справимся. Эти болваны думают, что нашли в нем нового Робера де Сабле.
Эрайль хитро ухмыльнулся, отворачиваясь от Филиппа.
- Братья! Сейчас еще не время для…
- Я отдаю свой голос Буагильберу! – раздался крик.
- И я!
- Мы тоже считаем, что в данный момент, когда наше положение пошатнулось, Бриан сумеет справиться с этим!
- Тогда я предлагаю нам всем подумать еще один вечер! – Эрайль поднял ладони. – Если ничего не изменится, то завтра ты, Бриан де Буагильбер, получишь то, о чем мечтаешь.
Филипп заинтересованно разглядывал Жильбера. Что задумал этот старикан?
Бриан заносчиво ухмыльнулся.
- Я столько ждал… Одну ночь подождать – разве это столь сложно?
После того, как Капитул разошелся, Бриан остался в зале. Гулкое эхо его шагов отзывалось где-то под потолком. Беспросветный мрак, схоронившийся в углах, не пугал Бриана. Сердце его манило неудобное, жесткое, но столь желанное кресло.
На подставке перед которым лежал жезл – длинный, острый, изукрашенный резьбой искусного мастера.
Символ его жизни.
Бриан сидел напротив, гипнотизируя взглядом гладкую поверхность металла. Его пальцы тянулись к нему, а разум все подкидывал картины его будущего могущества.
И только сердце молчало.
Словно охваченный пламенем, Буагильбер не мог сдерживать дрожи – так сильно его лихорадило при одной только мысли, что завтра он станет гроссмейстером. Завтра! О сладкий звук этого слова…
Годы его жизни, все усилия – все это не напрасно. Он получит великую власть – власть, которой в этом мире равных нет. Когда она окажется в его руках, все это поймут. Он уничтожит тех предателей, что посмели посягнуть на жизнь Конрада Монссератского. Он вернет Иерусалим крестоносцам. Он станет не просто королем – он будет выше всех королей.
Бриан даже выдохнул. Возбуждение нарастало, и ему казалось, что грудь просто разорвет от нахлынувших чувств.
- Строишь планы? – разорвал тишину голос Эрайля.
Бриан обернулся. Жильбер, в белом одеянии с красно-синими крестами, точно привидение стоял на пороге. Он сделал несколько шагов вперед. Стук каблуков его сапог и звон шпор о каменные плиты заставили Бриана поморщиться.
- Что ты тут делаешь?
Эрайль пожал плечами.
- Мы особо с тобой, Бриан, никогда не ладили, но и врагами не были.
- И чего ты хочешь сейчас? Дружбы или вражды?
- Я считаю, что тебе не следует претендовать на место гроссмейстера.
- С чего бы это? – Буагильбер поднялся, скрещивая руки на груди. Гораздо выше Жильбера, он смотрел на него сверху вниз.
- Это не так просто, - вздохнул Эрайль. Он уселся в одно из кресел, жестом приглашая Бриана сделать тоже самое. – Стать во главе ордена – это не командовать солдатами в Сен-Жан д’Акр.
- Я знаю, - ответил Бриан, усаживаясь и с хищным оскалом рассматривая обрюзгшее лицо Жильбера.
- Значит знаешь, что ты просто не годишься для этого, - жестко бросил Эрайль. – Рано или поздно братия возропщет. Я хорошо вижу то, что будет в будущем: ты переругаешься с магистрами всех монашеских орденов, настроишь против нас Ватикан, перенесешь центр жизни тамплиеров в Святую Землю. Да, ты одержишь немало побед, тебя будут прославлять. Но достанется тебе это кровью наших братьев. И они возненавидят тебя. Как Бомануэра, тебя однажды отравят, - открыто сказал старик.
- Это лишь твое видение. – Бриан даже не отпирался. Усмехнулся. – Но я ценю твою честность. Надеюсь только, что она не перейдет грань дозволенного, - с угрозой в голове добавил Буагильбер.
- Я знаю порядки не меньше твоего, - отрезал Эрайль. – Твои амбиции возвысят орден, мы сможем стать не просто военно-монашеским объединением. Мы можем стать полновластным королевством. Под твоим руководством. Но я не хочу этого ценой, что ты заставишь заплатить простых рыцарей и сержантов.
- Сколь похвальное заступничество.
- Думаешь, я вернулся в Арагон просто так? Я знаю Иерусалим не меньше твоего! Глупец Плессье только начал набивать себе шишки, я хлебнул достаточно. Ты стал бы хорошим маршалом, но дать тебе абсолютную власть – и ты погубишь весь орден, заразив его непомерным честолюбием.
- А ты не честолюбив?
- Я уже давно прошел искушение, Буагильбер. Теперь твое время.
Бриан нахмурился, чуть отклонившись.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты думаешь, я не знаю истории с Болдуином? – поднял бровь Эрайль, наблюдая как меняется выражение лица Бриана. – Ты убил собственного оруженосца в весьма мутной истории. Не буду строить предположения, - многозначительно добавил Жильбер, - как ты уговорил Филиппа Августа уладить твой конфликт с семейством де Ойлеев, но история некой еврейки весьма сильно может пошатнуть твою репутацию.
Буагильбер вскочил.
- Глупец, ты еще смеешь о таком говорить со мной?!
- Я ни в коем случае не желаю шантажировать тебя, Бриан, - расцвел в улыбке Эрайль. - Просто де Ойлеи мне дальняя родня, а потому мне стало интересно, как же ты лишился столь многообещающего оруженосца.
Буагильбер задышал часто-часто. Молчавшее при мыслях о жезле гроссмейстера сердце предательски дрогнуло. Он положил руку на эфес меча, сосредоточенно вглядываясь в скрытое полумраком лицо Жильбера.
- Думаешь, что я боюсь сплетен, безумный старик?
- Я не так стар, как все почему-то считают, - спокойно возразил Эрайль, откидываясь на спинку кресла.
- Это мне не помешает перерезать твою глотку, - заметил Бриан.
- Как грубо! – усмехнулся Жильбер.
Напряжение нарастало. Бриан, вспыливший лишь при упоминании имени этой нечестивой девки, с ненавистью вглядывался в лицо соперника. Соперника, силу которого он видимо недооценивал.
- Усмири свой буйный нрав, Буагильбер! – внезапно сурово сказал Эрайль. – И не смей угрожать мне больше.
Буагильбер сделал шаг вперед.
- Мне не нужно место гроссмейстера, что бы отомстить тебе за твои слова, учти это, - предупредил он.
- Возможно, что это не понадобиться. – Эрайль выпрямился. – Я не желаю тебя оскорбить, Бриан. Ты спросил чего я хочу от тебя. Дружбы. Я хочу видеть в тебе соратника. Своего сенешаля. Своего полководца.
Уголок рта Бриана поплыл вверх.
- Говоришь, что не хочешь меня оскорбить?
- Я скрою от ордена почему ты завтра не явишься на капитул.
- Не явлюсь?
Эрайль на секунду задумался, потом усмехнулся.
- Я все-таки не уверен, - признался он, задумчиво глядя на Бриана. - Пожалуй, сейчас узнаю точно. Если ты придешь завтра – то я склонюсь перед тобой, как перед человеком, что все-таки орден поставит выше себя. Не забывай, что как только ты примешь на себя роль гроссмейстера, распоряжаться собой ты уже не сможешь. Бросить все и уехать куда тебе вздумается у тебя не получится. Да и кто знает, сколько советов еще придется переждать? Вполне возможно, что Филипп не пожелает завтра склонить голову.
- Говори скорее, ты меня утомил своей болтовней!
- А ты не слышал последние новости? Хотя да… Откуда… Недавно прибыл мой гонец с берегов Англии. Говорят, что Конрад Монт-Фитчет теперь духовный пастырь короля Ричарда, дает ему весьма дельные советы.
- Мне что до этого?
- Ричарда, который желает еще одного похода. Он честолюбив не менее тебя. Но денег у него нет как обычно.
Бриан хмурился все сильнее. Предчувствие чего-то нехорошего все сильнее захватывало его.
- Ты слишком быстро оборвал связь со своими друзьями на Острове, приехав сюда. Но я не виню – тут такие перспективы! Но в Йорке тоже такие перспективы у тебя остались, разве нет?
Бриан схватил Эрайля за горло.
- Говори быстрее!
- Да очнись, Бриан! Ты совсем в своем желании стать гроссмейстером не видишь и не слышишь ничего вокруг! Ричард дал добро на разорение еврейских кварталов в Йорке! Твой оруженосец Гуго прибыл сюда еще три дня назад – его не пустили, так как все мы провожали Луку Бомануэра в лучший мир.
Бриан отпустил Эрайля.
- Гуго здесь?
- Здесь, весь запыхавшийся и взмыленный, точно дьявол за ним гнался. Его бросили в подземелья за то, что нарушил траур в Темпле.
- Моего оруженосца?!
- Иди же, поговори с ним! – Эрайль махнул рукой. – Посмотрим как новости, что он привез, тебе понравятся.
Буагильбер сжал кулаки, но потом все-таки отвернулся от Жильбера, широким шагом направившись к выходу.
Гуго выпустили по первому его приказу. Оруженосец пытался прорваться до Бриана, пока тот находился на службе по Бомануэру, поэтому стража, разозленная его настойчивостью, отправила зарвавшегося простолюдина в холодную.
Вести Гуго принес плохие.
Если прежде Бриан думал, что большей боли Ревекка ему принести уже не сможет, мысль о том, что она мертва, переубедила его.
- С чего ты так уверен, что Ревекка в Йорке? Разве отец ее не уехал в Лондон?
Чертов идиот! И почему ему не сиделось в столице?! Зачем возвращаться в этот вонючий городишко? Зачем тащить туда Ревекку?
Проклятье! Погром начался в Лондоне, на одном из празднований, когда иудеи с прошениями явились к Ричарду и тот выгнал их с оскорблениями.
Буагильбер схватился за голову. Что ему делать?
- Господин, я слышал, что иудеи сами убивают собственных жён и детей, только бы те не попали в руки горожанам.
- Но этот проклятый Уилфред! Он же должен был защитить ее!
- Насколько я слышал в Кале, куда провожал отряд по вашему приказу, он собирался проводить госпожу, после чего отправился домой.
Бриан заметался по комнате.
Он даже не пожелал проститься с ней. Даже не проводил взглядом, уехав в тот же час, что она оставила его одного.
Он, погрязнув в своей гордыне и обиде, бросил ее на произвол судьбы – на слово Уилфреда Айвенго, своего врага. Он должен был переубедить ее! Должен был силой заставить остаться! Запри он ее – что тогда? Айвенго бы выкинули из замка, а девушка навсегда бы осталась с ним. Она желала этого! Он уверен!
Или нет? Или сейчас в нем просто говорит отчаяние?
Если бы ему только было дозволено вновь взглянуть на ее прекрасный лик!
И это он, Буагильбер, молит высшие силы? Что за ерунда! Всегда он полагался только на себя самого!
Он поедет за ней! Видит Бог, она жива! А если нет – то он лично перебьет каждого жителя Йорка!
Но… Уедет? Он? Сейчас?
«Я скрою от ордена почему ты завтра не явишься на капитул».
Он знал. Чертов Эрайль. Если и не знал точно, то догадывался.
Если бы его сегодня назначили гроссмейстером, то сейчас он бы был уже по дороге в порт!
Но завтра…
«Да и кто знает, сколько советов еще придется переждать?»
Три дня Гуго не мог даже встретиться со своим господином. Насколько это затянется?
Но сколько времени ему потребуется на то, чтобы добраться до Йорка? Если Ревекка избежала участи первых жертв, то она может погибнуть в любую минуту. Вот прямо сейчас.
Нет, она того не стоит. Она бросила его, ушла. Она не достойна той жертвы, которую сейчас от него требуют. Он не отказался от своих амбиций ради нее тогда - не откажется и сейчас. Его цель почти достигнута. Несколько часов подождать – и власть в его руках.
А если не несколько часов? Он мог бы уже сегодня получить должность, но не получил. А если не получит и завтра?
И послезавтра?
Эрайль, Плессье, да и другие – все они жаждут места гроссмейстера.
Но нет. Он один займет его. Оно его по праву!
Разве стоит Ревекка его отречения? Конечно нет! Он не стал жертвовать своими идеями ради нее в Темплстоу, не станет жертвовать и теперь. Глупость какая!
Он станет великим гроссмейстером! Он получит к своим ногам сокровища, которых не видели короли, победы, что не одерживали до него другие полководцы, славу, добытую кровью и потом.
Когда такое было, чтобы любовь к женщине стала выше амбициозности мужчины? Даже
она не стоит его устремлений.
Пусть сгниет заживо! Еврейское отродье! Ведьма!
Он свой выбор сделал. И для нее места в его будущей судьбе не осталось.
Бриан почувствовал, как кольнуло сердце. И он сказал то, чего от себя сам не ожидал:
- Я еду в Англию.
- Господин, но капитул…
- К чертям капитул!
И к чертям всю его жизнь.
Ибо при мысли, что жизнь Ревекки, пусть и вдали от него, завершится столь скоро и бесславно, в его полном злобы и эгоизма сердце проросло нечто, чего не было там, пока девушка жила с ним.
Нечто, что не имело ничего общего с его восхищением и желанием к ней тогда, в первые дни его знакомства с ней. Это было что-то другое. Что-то чуждое ему. Что-то такое, что в свое время могло бы заставить его отступить от нее в прецептории и открыто признать свою вину перед Бомануэром.
Предпочтение ее желаний своим.
Буагильбер вылетел в коридор, направляясь к конюшням.
- Немедленно, Гуго! Мы выезжаем прямо сейчас! Плащи возьмем у конюхов, нет времени! Тебе лучше сдохнуть в дороге, чем задерживать меня сейчас!
***
Йорк встретил Бриана суматохой восстанавливающегося после пожара города. Вокруг сновали носильщики, тащившие бревна и камень, стучали молотки и скрипели пилы. Пожары полыхали в течение нескольких дней, разорив не только еврейский квартал, но и бедноту. Сморщившись, кавалькада проехала мимо ямы с гниющими трупами. Их не успевали убирать, но, боясь распространения эпидемий, тела просто поджигали. Никакие увещевания священников не помогали: если вспыхнет чума - погибнут все.
Но как здесь найти хоть упоминание о дочери Исаака?
- Гуго, нужно будет разделиться. Зуб даю, что евреи выжили. Только найти бы их теперь.
Оруженосец оглянулся вокруг.
- Вы не хотите отдохнуть?
- Не до этого, - раздраженно бросил Бриан. - Пусть мой отряд разделиться. Искать всем евреев. Но без шума. Кого найдете - привести ко мне. Буду ждать всех до полуночи. Где ночевать вам объяснит Гуго - я всегда останавливался у одного норманна здесь.
Поиски ничего не дали. Ни на этот день, ни на следующий, ни на ближайшие три дня.
Нескольких евреев ему привели. Но запуганные, сломленные, ничего дельного Бриану сказать они все равно не могли. Все они прятались по темным углам города - откуда им знать, что случилось с несчастным Исааком, когда тут собственную семью уберечь не удалось?
Буагильбер злился. Не может этого быть! Он знал наверняка, что община продолжает существовать. Они как стадные животные - друг без друга не могут. Вся их сущность заключена во взаимосвязи друг с другом.
Ну не мог он приехать сюда напрасно!
Это пугало. Никогда Бриан в этом не признается ни перед собой, ни уж тем более перед свитой - он жалел о том, что сделал.
Как он мог все бросить! И ладно бы уехать ради конкретного результата! Но он, как безумный глупец все рассудил, все взвесил, все понял - и поступил совершенно противоположно.
Он отказался от титула гроссмейстера! Отказался ради призрачной надежды... И на что?
Ее труп наверняка уже давно сгнил где-то. Разве Исаак способен защитить дочь от разъяренной толпы? Да их растерзали в первые же минуты! Разве он никогда не видел как это делается? Когда огромная масса, лик которой ужасен, накидывается на предмет своей ненависти, то ничто уже того не спасет. Он видел, как благороднейшие люди превращались в диких зверей, терзая бедолаг, ставших поводом для резни. Он видел как матроны требовали как можно более мучительной смерти для тех, кто по их представлениям уже и не человек.И это не дикие орды язычников! Это те самые люди, кого зовут мирными и добрыми мирянами.
Нет зверя, страшнее толпы. И смерть от нее - ужасна.
Так пусть Ревекка упокоиться с тем Богом, в которого так верила.
А он? Уедет? Уедет, так ничего и не добившись? Он, Бриан де Буагильбер, вернется, пристыженный, обратно в Париж?
Храмовник в ярости ударил кулаком в стену, не чувствуя как костяшки пальцев окрасились кровью. Глупец! Безумец! Эта девушка даже сейчас продолжает мучить его.
Он бросил ради нее все, а она умерла!
Да как она смеет?
- Господин. - Опять Гуго. - Что нам делать дальше? Продолжать искать?
Бриан скорчил гримасу.
- А толку? - Он в раздражении зашагал по комнате. - Зачем я только приехал? Это надо было все бросить! Проклятье! - Буагильбер в ярости оттолкнул стол, повалив его. Гуго сделал шаг назад. Храмовник покачал головой. - Завтра уедем. - В голосе его проступала явственная злость. Вот чем оборачиваются душевные порывы. Чувством разбитости и никчемности.
Гуго молчал, склонив голову. Бриан покосился на него.
- Убирайся, - тихо сказал он. - Не хочу никого видеть.
Оруженосец быстро поклонился и вышел. Бриан тупо уставился в стену. Разочарование терзало его.
Это чувство подобно тяжелому похмелью. Ему нужно выпить.
Бриан запахнул длинный плащ. Надо найти в этом муравейнике себе развлечение на сегодня.
***
Он допивал уже пятую кружку того пойла, что хозяин гордо именовал элем. Как омерзительно. Он, Бриан де Буагильбер, сидит в каком-то дерьмовом трактире на отшибе города и напивается. Он, знатный норманн!
Какой-то верзила с неудовольствием косится на него. А потом переглядывается с приятелями. Какие идиоты. Наконец этот неудачник встал и направился к нему, задал какой-то вопрос. Бриан даже не слушал. Он застучал кружкой по столу, требуя, что бы ему наполнили ее. Нажрется сегодня как свинья, ничем не лучше местных дикарей.
- Я тебя спрашиваю, индюк! - Громила схватил Бриана за плечо. Рыцарь медленно поднял слегка осоловевшие глаза.
- Отпусти меня, - процедил он сквозь зубы.
- Иначе что? - с соседнего стола раздался взрыв хохота.
- Иначе ты попрощаешься со своей рукой, - медленно ответил храмовник.
- Видали мы таких!
Бриан сбросил руку пьяницы, поднимаясь. Плащ скользнул в стороне, открывая белую тунику тамплиера и сверкающий эфес острого меча. Не турнирного, но боевого.
Верзила закусил губу, отступая.
- Простите, господин...
Бриан отер рукавом губу, с громким стуком отставляя кружку в сторону.
- Собака, - прошипел он, замахиваясь и давая оплеуху наглецу. Тот отшатнулся, но лицо его тут же исказила гримаса ярости. Он тут же вскинул кулаки, с размаху целясь прямо в лицо Буагильберу. Тот чуть отступил в сторону, и верзила, не попав в опору, чуть просел вперед. Бриан ударил его в основание шеи, завалив на стол. Мужчины в трактире тут же подянлись. Кто-то загоготал. Хозяин громко требовал прекратить драку, которая начала разрастаться.
- Пожар! Пожар!
Пожар был куда увлекательнее бытовой драки. Толпа, казалось, чуть схлынула, и ее водоворот унес несопротивляющегося Буагильбера вместе с остальными на улицу.
- Быстрее, тащите воду, иначе огонь перекинется!
Бриан закачал головой, прогоняя туман. Он, несостоявшийся гроссмейстер, стоит посреди какой-то улицы, в толпе крестьян... Какая насмешка! Самое место ему, отказавшемуся от самого себя!
- А кто горит-то?
- Говорят, что евреи!
Евреи? Еще одни? Ему попались все кто угодно, но только не этот пес-Исаак!
Бриан равнодушно позволил людскому потоку оттянуть себя в сторону огня. Как же ему не хочется возвращаться в Париж! Быть на побегушках у Эрайля...
И-ик! Он избавится от него! Избавился от Бомануэра - избавится и от Жильбера. Велика беда.
- Смотрите! Смотрите! Этот нечестивец пытается выбраться через окно!
- Господи, он же сгорит живьем! - запричитала какая-то сердобольная женщина.
Бриан поднял голову, стремясь понять отчего ему столь жарко - он был близок к горевшему дому. Но должно быть от выпитого и пыла огня ему мерещатся призраки. Это оруженосец Айвенго?
Гурт о чем-то спорил со стражей, что не пускала его к дому. Бриану было мало до него дела, но сегодня ему хотелось чем-нибудь отвлечь себя. И Гурт вполне подходил для того, чтобы стать тем несчастным, что попадется ему под руку.
- Что тут происходит?
Сакс с неприязнью и долей удивления поглядел на храмовника.
- Я с тобой говорю, раб.
Гурт нахмурился. Но ярость на его лице сменилась отчаянием. Стража держала его под руки.
- А вы кто такой? - обратился к нему стражник.
Бриан презрительно сощурил глаза. Но Гурт сделал попытку вырваться, и все внимание переключилось на него.
- Отпустите меня! Это мой дом!
- В этом доме жили евреи, что скрылись от королевского правосудия!
- Эти евреи под защитой моего господина, приближенного короля Ричарда!
Бриан тряхнул головой. гурт взглянул в его сторону, точно этот грубый дикарь просил его о помощи.
И тут до храмовника дошел смысл фразы сакса.
"Эти евреи под защитой моего господина".
В этот миг запертая ставня раскрылась, в окне мелькнула фигура.
Исаак ли это? Разглядеть Бриан не смог.
В распахнутое изнутри окно полыхнул огонь пылавшего хвороста. Старик отскочил, послышался грохот. Раздался женский крик. Крик, который он узнает из тысячи.
Бриан зашатался. Если он бредит, то пусть этот бред никогда не заканчивается.
Он растолкал людей, прорываясь вперед. Краснолицый стражник попвтался преградить ему дорогу, но тут здание накренилось, и толпа испуганно отшатнулась.
- Скорее, уходим!
Бриан, накрыв голову тяжелым плащом, бросился в огонь. Дым тут же впился в глаза, заставив его зажмурится. Все вокруг заволокло серой огненной пеленой.
- Ревекка, черт тебя подери!
Он сошел с ума, должно быть.
Но это была она. Она, что лежала совсем тихо рядом с телом, придавленным балкой. Он подскочил, тряся Ревекку. Та, отравленная дымом, беспомощно смотрела на него. Она что-то прошептала, но за треском он не разобрал. Бриан подхватил ее, намереваясь вынести.
Но все происходящее по-прежнему казалось диким сном.
Девушка чуть очнулась, указывая на Исаака. Бриан не слушал ее, но Ревекка вцепила в рубаху отца, и ничто не могло разжать ее пальцы - какой бы силой Бриан не обладал. Он, выругавшись, рывком отбросил деревянную балку в сторону. Попав в пламенную печь, в которую превратился дом, она тутже вспыхнула. Буагильбер перекину Исаака через плечо, Ревекка же уцепилась за него.
Прямо перед ними с треском упала горевшая доска. Ревекка отскочила, занялось ее платье, которое она принялась тушить голыми руками. Перед ними была сплошная огненная стена. Буагильбер развернулся, торопясь скрыться в глубине дома. Подскочив к кухонной двери, он что есть силы пнул ее ногой, отчего полусгнившие петли не выдержали. Дверь вылетела, впуская свежий воздух в дом. На секунду языки пламени точно отдалились назад, и Бриан подтолкнул Ревекку вперед, сам выскальзывая из дома. Огонь с большей силой захватил освободившийся пятачок, но они уже были в безопасности.
Где-то вдалеке шумел люд, спорили голоса. Бриан сбросил тело Исаака, к котору тут же бросилась Ревекка, словно хотела пробудить его.
Но ее отец уже был мертв.
Она не видела Браина, не думала о нем. Ее лицо, перепачканное в саже, спутанные, подпаленные волосы, сверкающие от слез глаза - она казалась сумасшедшей. Бриан отступил, тяжело дыша. Звуки, что издавала Ревекка, были больше похожи на стоны раненного животного.
- Отпустить моего оруженосца! - раздался чуть в стороне звонкий голос. - Именем короля Ричарда, я приказываю немедленно остановить это светопреставление!
Буагильбер сощурился, видя, как от толпы, что стояла с другой стороны дома, отделился человек, направлявшийся к ним.
- Опять ты! - процедил Уилфред. - Где бы ты ни был - случаются несчастья.
- Лучше бы ты нянькой сидел при Ричарде, который одним указом повелел уничтожить своих же покровителей!
Айвенго скрестил руки на груди.
- Эти люди покровительствовали принцу Джону. И таким как ты.
- И ты не мог даже обезопасить ее! - Бриан указал на грязную, никак не способную откашляться девушку, что завывала над трупом отца.
- Ты обвиняешь меня в этом? - вспылил Айвенго. - Я сделал все что мог! Я прибыл в Йорк сразу же как понял, что просто переждать неделю-другую не получится!
- Ты никогда ничего не мог, только скулить и жаловаться своему дурному королю! - с ненавистью выплюнул Бриан, приблизившись к Улфреду.
Айвенго с размаху ударил Буагильбера.
- Ты забыл, как сам вызывал меня на бой, тогда, в доме у моего отца? И дал в заклад собственную золотую цепь? Я тогда пожертвовал ковчегом, знаком пилигримов! Наш первый бой в Акре нельзя засчитать за настоящий, так же как и турнир в Ашби! Но клянусь святым Дунстаном, сейчас мы совершенно точно узнаем, кто из нас сильнее!
Бриан рванул неудобные длинные полы полумонашеской туники. Его глаза сверкали как у дикого зверя.
- Не зарывайся, щенок! Ты слишком долго искушаешь судьбу, зля меня!
Буагильбер сделал выпад вперед. Длинный тяжелый меч с громким звоном ударился о светлый металл. Айвенго парировал удар, клинки скользнули вдоль друг друга и уперлись концами в землю. Но Буагильбер, с силой охватив эфес, замахнулся вновь, ударяя с левой стороны. Айвенго извернулся, подрубая удар снизу и сам наступая на врага.
Ревекка, обхватив за плечи отца, с диким страхом, написанном на лице, наблюдала за битвой. Ее широко распахнутые глаза казались безумными. Сжав губы в тонкую полоску, она пыталась сдержать истошный крик. Ее пальцы дрожали, вцепившись в труп родителя. Страшные рыдания, сотрясающие ее тело, не давали ей возможности сказать хоть слово.
Пламя не утихало. Стены дома давно уже полыхали, и только две фигуры крупных мужчин на фоне огня никак не желали признать неизбежное – хорошего конца ни для кого не будет.
Лицо Бриана исказила гримаса ярости. Дикая, неконтролируемая ненависть к Айвенго – к его давнему врагу, к его сопернику в рыцарском мастерстве и когда-то сопернику в любви - прорвалась и хлынула, как бывает прорывается река, разломив дамбу. Удары его были сильными и опасными.
Но Айвенго, куда как моложе и проворнее, гораздо сильнее Бриана по своей комплекции, точно не прилагал усилий. Выше храмовника, шире в плечах, он лишь защищался, с холодностью отражая яростные удары противника.
Буагильбер, понимая, что Уилфред всего лишь хочет взять его измором, никак не мог успокоиться. Разгоряченная кровь пылала в его жилах. Все, что ему хотелось в этот миг – проткнуть Айвенго насквозь, снести его голову. Буйное желания Бриана выражалось в его хищнических выпадах, что обрушивались на Айвенго слева и справа, не давая возможности отступить.
Но Айвенго злился сам. Его руки крепко сцепились с клинком. Тяжелый длинный меч со звоном пересекался с более изящным оружием Бриана. Тяжелое дыхание противника говорило о том, что Буагильбер выдыхается.
И тогда Уилфред пошел в наступление сам. Он рубил сверху, вынуждая Бриана, бывшего в неудобной позиции, отступать в сторону горевшего здания. Саксонская сталь высекала искры, что терялись в отсветах пламени. Пот градом лился с воинов. Длинные взмокшие волосы Айвенго липли к шее, но Бриан, чья неудобная одежда мешала быстро передвигаться, постепенно сдавал. Ярость на его лице была прежней, но силы в руках поубавилось.
Долгая поездка, панические поиски в Йорке – все это сказывалось. Где-то в груди гулко заколотилось сердце. Бриан зашатался.
Он не пропустил удар, но пальцы ослабли, клинок заскользил, и лезвие плашмя ударило его по плечу. От силы удара Буагильбер зашатался, нетвердо стоя на ногах. В легких стало не хватать воздуха. Виски разрывало от боли.
Айвенго ударил снова. Слабеющей рукой Бриан парировал удар, извернувшись полукругом, он поменялся с Айвенго позициями, заставляя того стоять спиной к пожару. После чего просто ткнул клинок вперед, вынуждая Уилфреда резко шагнуть назад. Споткнувшись, Айвенго чуть не упал, но через секунду уже был на ногах.
Но Буагильбер, схватившись за грудь одной рукой, другой опирался на меч. Уилфред замахнулся, вынуждая Буагильбера отклониться. Мечи вновь со звоном сошлись в воздухе.
Силы, казалось, лишь прибавлялись. С упоением глядя на врага, они даже не ощущали тяжести оружия. Ревекка, по прежнему прижимая голову отца к груди, с ужасом оглядывалась. Из дыма казалось к ним направлялась фигура.
- Гурт, - простонала она. Человек бегом кинулся к месту схватки. – Сделай хоть что-нибудь!
Но он не успел. Один из ударов Айвенго повалил Бриана на землю. Несколько секунд Уилфред стоял над поверженным врагом, словно ожидая, что тот поднимется, но храмовник даже не шевельнулся.
Ревекка почувствовала, что задыхается. Сотрясаясь от рыданий, она упала ничком на Исаака.
