Истерик

Возвращался в палату Инверно Женя как в клетку ко льву. Будь его воля, он бы не просто под врачебный халат толстовку поддел, а заковался бы целиком в латы. «Инверно опасен, Инверно шизофреник, от Инверно надо держаться подальше», — крутилось в голове молодого врача, который уже успел увидеть нацарапанное зеларским почерком на полях дела «Шизофрения?». Вопрос хоть и стоял, хоть заметка и была написана карандашом, Храмов уже все для тебя решил в силу доверия Уайту и абсолютной уверенности в его правоте. Инверно лежал на кровати на боку и старательно изображал сон. Включенный снаружи палаты свет, который Инверно не имел возможности выключить, словно бы был для него злом, с которым надо бороться. Храмов знал это, потому что видел подобные реакции много раз. Пациенты, заключенные в одиночные палаты, по-другому именовавшиеся изоляторами, были слабым звеном больницы. Туда клали либо неадекватных новеньких, либо совсем «плохих» в плане самочувствия. К какой категории относился Инверно, Женя решить пока не мог, хотя с радостью бы поверил во вторую: агрессивный и наглый Инверно врачу совсем не нравился. Иногда, правда, в одиночные палаты засовывали провинившихся, частенько там коротал время Люциус, лежащий в дерзкой позе на кровати с книгой самонадеянно и нагло. — Как себя чувствуешь? — пискнул Евгений привычную классическую фразу, ресницы Инверно дрогнули, и он среагировал как хищник, которому в клетку швырнули кусок душистого мяса. Инверно вскочил с места, рванувшись в путах, которые были заметно ослаблены. Евгений отшатнулся, прижался к двери и шумно выдохнул. Несколько мгновений Инверно и Женя смотрели друг на друга, а потом Инверно выдохнул «Развяжи меня», и в Евгении взыграла мужская гордость. Он присел рядом с Инверно на корточки и принялся с лицом сердитым и серьезным снимать с пациента вязки. — Снова в туалет или просто быть психом надоело? — полушепотом поинтересовался Женя, когда слегка ошеломленный тем, что его требование выполнили так просто, Инверно сел на кровати, потирая запястья. — Надоело, — согласился Инверно, смотря на Женю с нотками уважения во взгляде. Помолчал несколько секунд и задал вопрос: — Что мне нужно делать, чтобы выйти отсюда? — Другой разговор, — сурово подтвердил Храмов. — Для начала: не кидаться на людей. Чего ты мечешься? Всё, ты уже в больнице, отсюда не убежать, отсюда можно только выйти за примерное поведение, которого у тебя не достает. — Принеси мне книгу, — выдохнул заключенный. — Хоть какую-нибудь. Делать же совсем нечего. Храмов смерил Инверно взглядом победителя и немного остыл. — Я всё тебе расскажу, только будь добр: поспокойней. Даже если ты огреешь меня стоящим рядом с кроватью стулом, на который весь наш разговор бегает твой взгляд, вытащишь ключи у меня из кармана, то куда ты пойдешь? Там дальше другие палаты. В них другие пациенты. Да тебя один Льюис скрутит, и Люциус с величайшим удовольствием поможет, он у нас вредный. Инверно шумно выдохнул и даже как-то стал меньше, словно сдувшийся воздушный шарик. Со стороны было видно, что до него стала доходить сложность его ситуации. — Люциус и Льюис, кто это? — глухо и отстраненно поинтересовался Инверно, смотря на ботинки врача. — Сам познакомишься, — сжалился Храмов. — Если будешь хорошо себя вести. Сейчас я тебя привязывать не буду: мне доктор Уайт велел тебя развязать. Но выводить тебя из палаты рано. Говоря это, Женя внимательно следил за Инверно. Тот, все еще одетый в белые больничные штаны на ослабленной резинке и в больничную же футболку с глубоким вырезом, со встрепанным каре и со взмыленной челкой выглядел в меру маняще и на психа не похож был совсем. Даже если смотреть ему прямо в его голубые глаза, потрясающие глубиной цвета, все равно в них не видны были отголоски безумия, которые обычно выдавали у подобным образом награжденных диагнозом пациентов «зеркала души». Женя криво усмехнулся, подумав, что вполне вероятно, что диагноз Инверно гораздо шире, чем классическая шизофрения. Может быть, Зелар распишет его позже, когда Инверно выйдет из одиночной палаты и можно будет наблюдать за его взаимодействием с другими. Однако врач отвлекся. Когда Инверно с размаха швырнул стул в дверь, Женя стоял возле нее и чудом остался невредимым. Подскочив к пациенту, Храмов инстинктивно заломил ему руки за спину, укладывая носом в подушку на кровать. Инверно вырвался и злобно выплюнул: «Я на его зеленые изумруды смотреть не обязан, чай не минералог! Выцарапаю, и дело с концом!» Дошло до Евгения на удивление быстро. С шумом выдохнув матерное слово, держа Инверно одной рукой, Женя вытащил из кармана телефон и набрал Терра. У него был выбор: Зелара или того, но как-то само собой вышло. — Убери Люциуса от одиночной палаты, — хрипло выдохнул Женя. — И забери стул отсюда: у меня Инверно буйствует. Терр ответил. Женя убрал телефон в карман, мстительно ткнул Инверно носом в подушку и сурово сообщил: — Привяжу снова, что мне делать остается. А на Люциуса нашего зеленоглазого меньше реагируй, он того и добивается, чтобы ты срывался. И не только ты… Что он делал-то? — Смотрел, — плаксиво выдохнул Инверно. — Сквозь щель стекла… — Бронированного, — бессердечно вставил Женя. Инверно расстроенно дал себя привязать. Женя на выдохе погладил его по волосам и вышел. Осознал Храмов, что Инверно не дернулся, только когда вынес стул Марку, слегка запыхавшемуся и со сбитым воротником: его истеричка тоже буйствовала и была недовольна, что врач покидает ее ради какого-то Инверно.