________________________________________
— Тебе нужна девушка, — сообщает Миранда вместо приветствия, потом наклоняет голову, прищуривается, — или парень. Все равно. Стайлз закрывает дверь кабинета Миранды и, прежде чем ответить, проходит к креслу. — И зачем мне вторая половинка? — Это теперь так называ… не бери в голову. — Миранда взмахивает руками. — Всякий раз, когда тебе задают вопрос об отношениях, ты замираешь, как истукан, с выражением «в рот мне ноги». Так что да, тебе либо нужно найти «вторую половинку», — она показывает в воздухе кавычки, чтобы подчеркнуть свои слова; Стайлз не знает, зачем, — либо, не знаю, придумать что-то получше, чем «я такой нелепый чувак, и никто не хочет есть со мной картошку спиральками». — Я этого не говорил, — отвечает Стайлз. — Ну, не в одном предложении уж точно. Это было на разных мероприятиях. А еще люди обожают таких вот нелепых. На «тамблере» полно гифок с такими моментами. В «твиттере» даже есть аккаунт под названием «Стайлзомем». Еще есть… — Ага, ну… — вздыхает Миранда. — Ты не можешь контролировать любой и каждый аспект моей жизни, Миранда, — напоминает ей Стайлз. — А насколько проще это было бы, — ворчит Миранда. — Это было бы чудовищно, — возражает Стайлз. Он откидывается на спинку, ждет, когда она продолжит. Понимает, что его вызвали не для того, чтобы обсудить его проблемы на личном фронте. Должно быть что-то еще… — Просто мы с тобой сколько, лет пять работаем вместе? — спрашивает Миранда, меряя шагами комнату. — Да, — отвечает Стайлз. С тех самых пор, как он стал получать роли, в которых наконец-то были слова. — И у тебя никогда не было девушки или парня, — продолжает она. — Ты правда хочешь это обсудить? — Стайлз морщит нос, когда она просто смотрит на него в ответ. Ладно, может, она действительно позвала его обсудить его интимные печали. — Парочка все же была. Ничего серьезного, правда, а что? — Значит, этот парень, — она проходит к столу, поднимает папку и бросает ему на колени, — не твоя вторая половинка? Он открывает папку и вздрагивает, когда видит распечатанные фотографии. На них он пьян и без рубашки, и целуется с чуваком, которого даже не помнит. Вообще. — Это… пиздец? — предлагает он. — Да, Стайлз. Пиздец.________________________________________
— Любимый фильм? — спрашивает Салли с полным ртом. Рядом с ней Эллисон играет с Кари в «ку-ку». И всё было бы замечательно, если бы Кари не бросала на него пристальный взгляд каждые пять минут. И если бы Эрика не поставила диск с «Брейком». А еще она то и дело прокручивает сцену, где его бьет Джереми Реннер. И это типа (нет, реально) чертовски раздражает. Но Стайлз — настоящий Йода. Йода настоящий Стайлз. Он всё вытерпит. …Вытерпит он всё. Плюс он зарабатывает в стопицот раз больше, чем Эрика, так что ха. Да и не хочется жаловаться, поскольку все, кажется, в восторге. Ну, не от сцены избиения. От самого фильма. — Не знаю, — отвечает он, тоже с полным ртом. — Наверное, такого нет. Слишком много классных. А что? — Нет же, — вздыхает Салли. — Я имела в виду любимый фильм из тех, в которых ты снимался. — О, — задумывается Стайлз. — Ответ тот же. — Не увиливай! — предупреждает Лидия. — Джейсон Тодд, от начала и до конца, — вмешивается Скотт. — «Падение», — говорит Эрика. — Потому что тот поцелуй с моделью… Хлоей? Карли? Такой неловкий. Такой очаровательно неловкий. — А мне понравился тот игровой сериал, в нескольких сериях которого ты появился, — вклинивается Айзек. — Забавно получилось. — Этот, — вздыхает Эллисон. — Тут же Джереми Реннер! — В «Сложностях» ты был неплох, — говорит Бойд. — Ты заслужил «Оскар». — Подлиза, — шипит Эрика. — Спасибо, мужик, — отвечает Стайлз, тронутый и смущенный. А еще он просто рад, что никто не говорит о Дереке. На часах почти десять, и он чувствует усталость. Они хотели дождаться, когда придет Дерек, и поужинать вместе, но, очевидно, выбить информацию из норвежского бандита оказалось труднее, чем ожидалось. На самом деле, Стайлз почувствовал усталость еще до того, как вошёл в квартиру. Он не стал заваливать Салли миллионом (окей, это гипербола, но все же) вопросов, на которые не знал ответа. Например, почему ни одно из обнаруженных имен не звучало по-норвежски. Пару часов назад Салли разослала всем список из пяти имен — в том числе Арнольда «душки» Пендлстона, — и ни одно из них не казалось норвежским. Они граждане Норвегии, по крайней мере, так говорится в документах. У шестерых есть «грин-карты»; одна женщина родом из Бирмы. Стайлз слишком уставший для этого дерьма. Он также не спросил — не захотел спрашивать, — почему бродерскап так стремятся вернуть Салли. Или почему она выбрала Бикон-Хиллз. Или как эти ублюдки унюхали, что она здесь. Или… — В «Сложностях» ты сыграл потрясающе, — говорит Эллисон. — Хотя это очень… — Грустный, страшный и неприятный фильм, — рычит Эрика. — Оу-у. — Стайлз кусает гамбургер. — Тебе просто не понравилось, что Сэм в конце умер. — Скотт плакал, — признается Эллисон. — В кинотеатре, когда мы пошли его смотреть. — Дерек убежал, как только открылись двери лифта, — одновременно произносит Бойд. — Просто… — Скотт оглядывается на Стайлза. — Ты был таким истощенным, да еще и в больнице, чувак, это было невыносимо. — Черт, — вдруг говорит Стайлз. — Кажется, я слопал его картошку. — Нет, в холодильнике еще есть, — отвечает Лидия. — Я положила туда, чтобы никто не прибрал к рукам. — Вот почему ты гени… Открывается дверь, за ней стоит Дерек, все еще в форме; он выглядит усталым и раздраженным. Нет, не раздраженным. Он выглядит по-настоящему чертовски разъяренным. Все, о чем может думать Стайлз, — это насколько извращенно было бы оказаться пристегнутым наручниками к кровати или, быть может… — У тебя, — он отвлекает Стайлза рычанием, указывая пальцем на Салли, и, не глядя, захлопывая дверь, — есть то, что им нужно. Он не кричит, и Стайлз подозревает, что это из-за ребенка и тонких стен, но его глаза сияют красным, а клыки становятся длиннее, чем обычно. Так что да, он в ярости. — Дерек, мужик, ты чего? — Скотт первый поднимается на ноги. — Перевертыш, — рычит Дерек, подкрадываясь к Салли, — говорит, что ты у них что-то взяла. Что-то, что используешь для шантажа… — Нет! — вскакивает Салли, и ее голос дрожит. — Я не… это не шантаж. У Стайлза сжимается что-то внутри. — Салли, — произносит Скотт после долгой паузы, — он говорит правду? Эрика и Бойд начинают рычать, низко и угрожающе. — Значит, ты рассказала нам не все, — говорит Лидия после еще одной паузы более резким, чем обычно, голосом. — Думала, что сможешь натравить нас на них. — Нет! — Салли делает движение в попытке забрать ребенка, но Эллисон смотрит на нее блестящими глазами и поднимается, удерживая Кари на руках. Кожа Салли начинает меняться на глазах, приобретая серый цвет и становясь жесткой. — Это не то… позвольте мне объяснить. Просто успокойтесь и дайте мне все объяснить. — Я несколько часов, — наседает Дерек, сверля Салли взглядом, — допрашивал человека, в то время как у меня была ложная информация. И теперь ты хочешь, чтобы мы успокоились? Моя стая в опасности, а ты… — Клянусь, — говорит она, заламывая руки и глядя на Эллисон и Кари, — это не шантаж. Успокойтесь и позвольте объяснить. — Тогда объясняй, — рыкает Дерек. Стайлз, за неимением лучшего выбора, откусывает огромный кусок бургера. Пожалуй, этого и стоило ожидать. Но опять же, он немного заржавел для всего сверхъестественного. И, пожалуй, остальные этого не ожидали. Чем бы оно ни было. Он не считает, что это предательство или что-то в этом роде. Салли слишком ему нравится, чтобы думать о ней плохо. — Это… — Она сглатывает ком в горле. — Это гарантия. — Так ты что-то присвоила, — медленно произносит Эллисон. Ох уж это ее безумное лицо. Проклятье. — Присвоила и не сказала нам. Думала, «о, они убьют их до того, как кто-то что-то обнаружит, так что нет нужды говорить». Так ты думала? — Я… — Салли съеживается. — Я не думала… пожалуйста. — О, прошу. — Эрика закатывает глаза. — Не строй из себя девицу в беде. — Я думала, — говорит Салли, делая глубокий вдох, — о своем ребенке. О Кари. Мне нужен был козырь, если меня когда-нибудь найдут. Это было до того, как я сюда приехала; до того, как попросила вас о помощи. — Что это? — спрашивает Стайлз, уминая картошку спиральками. — Что им нужно? — Информация, — отвечает Салли. — Банковские счета, пара подставных лиц, стенограммы конфиденциальных переговоров… — Кто делает стенограммы конфиденциальных переговоров? — растерянно спрашивает Стайлз. — Они делают, — на полном серьезе говорит Салли. По-видимому, больше никто не видит в этом прикола, потому что никто не смеется. И не принимается за еду. И не перестает рычать. — Так отдай им эту информацию, — предлагает он. — Скажи, что больше не участвуешь… — Все не так прос… — Именно что просто, — перебивает Стайлз. — У тебя есть информация, которая не поможет ни Кари, ни нам, ни тебе самой. Только привлекает вни… — Ты понятия не имеешь, как они ведут дела, Стайлз, — на этот раз умоляюще произносит она. Стайлз даже не знает, с чего такие переживания. — И что, — огрызается Дерек, — ты хочешь, чтобы мы за тебя пошли на войну? — Немного преувеличи… ладно, ничего не говорю, молчу, — тараторит Стайлз, когда Дерек смотрит на него, и снова кусает бургер. — Это не война, ты знать не знаешь, что такое война. Это, — начинает Салли, — и сравнивать нельзя с тем, что происходит в остальном мире. В Европе. Азии. Африке. Так не полу… — Это Калифорния, — произносит Лидия. — Здесь мы решаем проблемы иначе. — Так дай им то, чего они хотят, — вклинивается Скотт. — Отдай им информацию: не похоже, чтобы она была тебе нужна, Салли. Ради дочери. Ради нас. И потом — потом, — если они не отстанут от тебя, что ж, это другое дело. Салли падает на диван, и Эллисон опускает Кари на ее колени. — Я правда не думала, что они меня найдут, — говорит она. — Я не знала, что делать, и не думала, что буду просить вас о помощи, я… — Они все равно за тобой придут, если ты свяжешься с ними и скажешь, что удаляешь информацию? — спрашивает Дерек, по-прежнему с рычанием в голосе. Его глаза все так же сияют красным, однако клыки он спрятал. Когда он устало присаживается рядом на диван, Стайлз предлагает ему картошку, и Дерек ее берет. — На… наверное, не знаю. — Салли вздыхает, прижимает Кари к груди. — Я не хотела лгать тебе, Дерек. И никому из вас. Но я пыталась защитить… нас. — Она кивает на Кари, пожимает плечами. Стайлз это понимает. — Твоя информация, — говорит он, — это документ или жесткий диск, или… — Жесткий диск. — Салли смотрит на него. — Нужно было физическое воплощение, иначе бы они просто взяли и отследили файл, и удалили его, а потом все равно меня убили. Хотя и сейчас… — Сейчас, только если ты говоришь правду, — перебивает Лидия, — у тебя есть мы. И если даже наши люди могут надрать задницы, то, несомненно… — Актеры обладают множеством различных навыков, Лидия, — говорит Стайлз. Дерек рядом с ним пытается прикрыть смешок, но не получается. — Я… не лгу, — заверяет Салли. — Итак, мы скажем этим… перевертышам, — говорит Скотт, — что хотим с ними встретиться, отдать информацию… — Не копируя ее, — вмешивается Эллисон. — Не копируя ее, — продолжает Скотт, — а потом ты им скажешь, что завязала с этим, что не собираешься распространять эту информацию, что хочешь, чтобы тебя просто оставили в покое, и… — Надеюсь, — перебивает Айзек, — что они оставят тебя в покое. А если нет, мы им наваляем. Стайлз доедает остатки картошки, допивает напиток и откидывается на подушки. Дерек подталкивает коленом его бедро, и он поднимает взгляд, видя, что Хейл по-прежнему сверлит взглядом Салли. Фыркнув, Стайлз прижимается ближе, даже не удивившись, когда Дерек накрывает ладонью его колено и начинает теребить пальцами обтрепанную ткань джинсов. — Я… — Салли смотрит в пол. — Мне правда жаль. — Хорошо хоть мы вовремя это обнаружили, — говорит Бойд, — и никто не пострадал. Дерек рычит. Скотт указывает на Стайлза. — Стайлз пострадал. — О. — Салли вздрагивает, поднимает на него взгляд. — Стайлз, я… — Да ну, — тянет он. — Пустяки. — Ничего подобного. — Дерек переводит на него взгляд, сжимая колено. Стайлз вдруг находит это подозрительным, потому что Дерек точно должен отдавать отчёт своим действиям. Точно ведь? — Всего лишь синяки. — Стайлз пожимает плечами. — Неважно. Салли, ты от нас еще что-нибудь скрываешь? Вдруг ты тайный агент ЦРУ. Или шпион. Или это не твой ребенок… — Это ее ребенок, — говорит Скотт. — Я помогал ей при родах… — Нет-нет. — Салли вздыхает, одной рукой потирая висок, а другой поглаживая спинку Кари. — Это все. Я больше ничего не скрываю. Просто думала, что будет лучше, если вы не узнаете, в случае… — Если они нас поймают? — тянет Эрика. Все по-прежнему немного напряжены, поскольку напряжен Дерек, а он словно распространяет волны настроения вокруг, из-за чего в голосе Эрики тоже проступают рычащие нотки. — Да, — говорит Салли. — Но я готова испробовать ваш… план. Но если он не сработает… — Если он не сработает, — отвечает Дерек, и его голос наконец-то начинает напоминать не рычание, а скорее ворчание, — это ничего не изменит. Мы выгоним их из города или пригрозим этому парню Сандерсону, или, если придется, убьем их. — А если мы узнаем, что ты что-то скрываешь, — спокойно дополняет Лидия, — мы просто отдадим тебя им. — Я… — Салли широко распахивает глаза. — Это… — Лидия, чувиха, — удивляется Скотт. — Это слишком. Типа слишком слишком. — Зато правда, — пожимая плечами, произносит Лидия. — И не называй меня «чувихой». Стайлз почти уверен, что это был самый короткий и выматывающий переплет, в который он когда-либо попадал. Не то чтобы все уже закончилось. Может, потому, что это настоящая жизнь, а не кино. Подобная сцена, с участием такого количества людей, и действий, и выражений лиц… Черт, несколько дней пришлось бы снимать одни только кадры с эмоциями. Интересно, какой из Дерека вышел бы актёр? Как снимали бы его лицо крупным планом? И буффонаду. И неудачные дубли, о боже, эти неудачные дубли. Нет, не «о боже», а «о боже, какой мужчина». Так, сейчас нельзя смеяться. Это серьезный момент. Серьезный, напряженный момент, но он все равно не может выкинуть из головы мысли о Дереке в романтической комедии. Он пытается скрыть смешок за фальшивым покашливанием, но тут Дерек к нему поворачивается, приподняв брови и чуть скривив рот, и он сдается.________________________________________
— Слушай, малыш. — Персонаж Джереми, Бен, почему-то равнодушен к великолепию персонажа Стайлза. Тот думает, что их язвительные пререкания вполне можно счесть за сексуальное напряжение. В интернете уже выкладывают о них фанфики, а они еще даже не закончили съемки, так что остальные, должно быть, с ним согласны. — Просто обеспечь мне свободный доступ к этому хранилищу, и тебе даже не нужно будет покидать ебанный фургон. — О, точно, — фыркает Стайлз (Люк), — потому что твои планы всегда срабатывают чертовски охуенно, Бен. — Мои планы… — Бен вторгается в его личное пространство. Видите? Сексуальное напряжение. — Мои планы не дали предателю пометить твою задницу, или ты не помни… — Что я помню… — Стайлз откидывается на спинку стула, печатает что-то на ноутбуке и изо всех сил старается выглядеть таким же равнодушным, как и Бен. За спиной Джереми сидят остальные актёры и с увлечением за ними наблюдают. Кинооператор хотел, чтобы на съемках присутствовали все. Вещал что-то о привлечении аудитории к… — Так это то, что ты избил кучу людей, включая меня, а потом молотил себя в грудь, как ебаный пещерный человек, а еще кровищу повсюду. — Думаешь, знаешь, что делаешь? — вскипает Бен. — Ты, айтишник, который… — Который прошел полевые испытания с идеальным баллом, — парирует Стайлз. — Так что если посмотреть на дело с этой точки зрения, я более квалифицирован, чем ты, чтобы провести эту «миссию», поскольку хотя бы знаю, как пользоваться компьютером, а не швыряю его по всей комнате. — Ты… — Бен кажется разозленным. Не ново, он всегда таким кажется. Стайлз закатывает глаза. — Ты такой эмоциональный, Бенни-бой. — Он усмехается, когда Бен огрызается на свое прозвище, и не отрывается от ноутбука. Он рад, что Миранда записала его на какие-то занятия по кодированию, потому что, по крайней мере, кажется, будто он делает что-то важное. — Я на твоей стороне, помнишь? Джастин хочет уничтожить нас всех так же сильно, как и ты. Так что когда я говорю, что твой план — плохая идея, это на самом деле охуенно плохая идея.________________________________________
Когда Стайлз просыпается (потому что, очевидно, через некоторое время после инцидента он всё же вырубился), в комнате темно и пусто, на часах 3:43 утра, он пускает слюни, и его голова покоится у Дерека на плече. Спина тоже болит… о, подождите, болит все. Проклятье. Он пытается подняться, в надежде, ну, улизнуть от Дерека, может, выпить воды, почистить зубы, потому что от него пахнет залежавшейся картошкой фри, но тут вокруг его запястья сжимается рука, и он замирает. Опускает взгляд, чтобы увидеть, что это рука Дерека. Поднимает взгляд, чтобы увидеть, что Дерек на него смотрит. Его глаза приоткрыты, взгляд уставший, выражение лица сдержанное, может, даже немного осмотрительно невыразительное, но его ладонь по-прежнему сжимает запястье Стайлза, словно он не хочет дать ему уйти, а Стайлз… что ж, Стайлз все равно слишком утомлен. Он откидывается назад, сердце бьется громко даже для собственных ушей. Дерек должен знать, что делает. Он не спит. Он должен понимать, что это значит. Что это творит со Стайлзом. Он это понимает; должен понимать. А если он понимает… вот черт. А если нет… вот черт. — Что ты делаешь? — шепчет он, но Дерек только подталкивает его ниже до тех пор, пока голова Стайлза не оказывается на его бедре… которое прикрыто подушкой, боже мой. Стайлз замирает, одна нога до сих пор приподнята, рука лежит на спинке дивана, потому что это… а что это? Признание? Открытие? Что-то ещё? Или вовсе ничто? — Спи, Стайлз. — Голос Дерека звучит так, словно он усмехается, черт его побери. Стайлз видит только нижнюю часть его челюсти, и вокруг темнота с голубым оттенком, но он практически уверен в том, что Дерек усмехается. Еще секунду Стайлз колебается, а потом медленно опускает ногу, так, что лодыжка приходится на боковую спинку дивана, затем опускает и руку, ерзает, пока не стихает ноющая боль в позвоночнике. Это… это полный звездец, уж Стайлз знает, что это такое. — Я знал, — шепчет он. — Знал, что ты не мог не замечать. Никто не может быть таким недогадливым. — Хм-м. — Ладонь Дерека покоится на его плече, и Стайлз чувствует, как она сжимается и разжимается в каком-то прерванном жесте. Дерек пьяный? Спит? Лунатит… нет, не лунатит. Это все по-настоящему, и, блядь, Стайлзу двадцать пять, и если он выставит себя ослом, что ж… это будет не впервые. — Эй, — окликает он шепотом, — это… — Стайлз, спи, — прерывает Дерек и закрывает ему глаза ладонью. — Я знал, — шепчет он. Сердце по-прежнему бьется быстрее обычного. Нужно реально попытаться успокоиться. Его могут услышать Салли или Айзек, или даже Кари. И тогда Дерек замкнется. И он сам замкнется. Или… — Нет, не знал, — фыркает Дерек, почти слишком низко, чтобы он мог расслышать, но он слышит. — Спи. — О, да ладно, только слепой не заметит! — Стайлз пытается убрать руку Дерека с лица, но не получается. После нескольких попыток он вздыхает, роняет руки по бокам, не обращая внимания на то, что чувствует, как Дерек фыркает от смеха. — Спи, — отвечает тот. Теоретически, Стайлз может выбить из него правду. Надавить и потребовать от Дерека объяснить, почему он на самом деле это делает. О чем он думает. Что чувствует. Но сейчас одна только мысль об этом кажется утомительной. Кроме того, если он потребует обсудить это прямо сейчас, Дерек больше не позволит лежать на своих коленях. А ему сейчас, тут Стайлз врать не собирается, очень удобно. Так что вместо того, чтобы спорить, Стайлз вздыхает, поглубже зарывается в подушки и старается отбросить все мысли. Это сложно, так как Дерек по-прежнему закрывает ладонью глаза и он чувствует исходящий от нее жар и не может перестать задаваться вопросом, правильно ли он понял ситуацию. Должно быть. Просто ситуация кажется настолько правильной, что иначе и быть не может. На самом деле, слишком правильной. И слишком естественной. Стайлз ждал конфронтации. Непонимания. Молчания. Возможно, отрицания, с его стороны и со стороны Дерека. Но сейчас кажется, будто они движутся по накатанной. К чему-то простому, хорошему и… милому. К чему-то, что непременно должно быть. Хах. Наверное, это потому, что они еще толком не разговаривали. Приходите завтра, и Стайлз опять будет в состоянии «в рот мне ноги», а Дерек будет только пялиться, позабыв слова, и… гм, да. Это, безусловно, не лучшая идея — говорить об этом сегодня. Теперь хорошей идеей кажется просто вернуться ко сну. Или, по крайней мере, сделать вид, что спишь.________________________________________
— Представляем вашему вниманию номинантов на лучшую мужскую роль второго плана… О боже, о боже, о боже. Стайлз не может думать. Не может слушать. Не может… ничего не может. Он нервничает. Хотя не стоит: против остальных номинантов — Бэйла, Пачино, Редмэйна, чертова ДиКаприо — у него нет шансов. Ни единого гребанного шанса. Ладно, может быть, четверть шанса, но этого мало для того, чтобы нервничать. Он бестолково улыбается, когда камера находит его, пока произносят его имя, пытаясь выглядеть спокойно, и терпит неудачу, потому что грызет ноготь указательного пальца. — Стайлз, — отец, сидящий рядом, чуть наклоняется и шепчет, когда камера отъезжает, — ты же знаешь, что в любом случае… — Никаких ободряющих речей, — перебивает он. — Не время для напутствий, серьезно, пап. — И «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана вручается… — О боже, боже, боже. — Стайлз закрывает ладонью лицо и сгибается. Он знает, что ему положено вести себя как, ну, знаете, крутой актер, но сейчас ему на самом деле посрать. Он прекрасно понимает, что это всего лишь статуэтка, что он и без нее хороший актер, что у огромного количества потрясающих актеров — актеров, которые заткнули бы его за пояс, — нет даже номинации на эту премию. Он понимает, что он молод, что он вообще самый молодой из всех номинантов, не говоря уже о том, что у него меньше всего опыта в киносреде. Но это, блядь, не отменяет того факта, что он хочет получить «Оскар». Стайлз жаждет признания, хочет испытать чувство гордости, получить подтверждение своим способностям. Он его хочет, и все. — И «Оскар» вручается… Стайлзу Стилински! — О мой бог, — шепчет Стайлз, когда аудитория взрывается овациями и отец выталкивает его с сидения, — о мой бог.________________________________________
Когда Стайлз просыпается во второй раз, уже день; во сне он уткнулся лицом Дереку в живот и обнял его руками за талию, он слышит, как кто-то хихикает — кажется, Эрика, — ладонь Дерека покоится у него в волосах, и он уверен, что у него течёт слюна. Опять. Тьфу. Он садится, ворча, когда по всему телу впиваются иголочки боли, определенно не такой сильной, как вчера, оглядывается, замечая, что Салли сидит с Кари за кухонной стойкой вместе с Айзеком, а Эрика стоит над ним (ними) с телефоном в руках. — Ты снимаешь? — спрашивает Стайлз. Голос скрипучий после сна, а во рту словно кто-то сдох — масляный и с большим содержанием транс-жиров, — а еще такое ощущение, будто кто-то связал его и избил палкой (что, на самом деле, недалеко от правды). Но да, прошлая ночь все-таки была. Это действительно произошло. И Дерек, как ни странно, до сих пор спит (или делает вид, что спит), откинув голову на спинку дивана, чуть наклонив ее вбок, рот слегка приоткрыт. Стайлз даже не представляет, как он умудрился заснуть сидя. У этого парня талант. — Использую тебя, чтобы приманить больше фолловеров в «твиттере», — отвечает Эрика, усмехаясь в экран телефона. Стайлз смотрит мимо нее на часы — семь утра — и стонет, шлепаясь обратно. — Вам сегодня на работу, что ль? — спрашивает он. — Поэтому все так неебически рано встали? — Собрание, — сообщает Айзек из кухни, — в школе. — У меня встреча в девять, — говорит Эрика, — но потом я свободна. Бойд уже ушел. Скотт вроде бы проводит в клинике какую-то экскурсию для учащихся. Правда, скоро приедут Эллисон и Лидия. Стайлз стонет. — Дерек. — Он пихает его — легонько, ну, типа легонько — в живот. — Я знаю, что ты не спишь. Твоя бета только что выложила фотку с тобой в «твиттер». Напрашивается на наказание… На этот раз Дерек закрывает ладонью его рот, и он ни капельки не задумывается о том, как это горячо. — Эрика. — У Дерека тоже хриплый голос, и боже, вот оно, время Стайлзу возбуждаться от всего, что делает Дерек. …Опять. Черт его побери. — Дерек, — отвечает Эрика. — Я вернусь около трех. Скотт сегодня не при делах, Бойд тоже. Эллисон, Айзек и Лидия, — она делает паузу, когда Стайлз поднимает руку и показывает на себя, — и Стайлз остаются здесь. Что мы... — Шериф дал мне выходной. — Он потирает лицо ладонями, и Стайлз нагло за этим наблюдает. Теперь ведь можно, да? — О, так вы поэтому тут милуетесь? — Эрика окидывает их обоих жестом. Стайлз чувствует, как напрягается Дерек. — Чувак, тебя напрягает это, но не тот факт, что Эрика только что запостила нашу фотку в «твиттер»? — Стайлз не понимает значение взгляда, который Дерек на него бросает. Потом моргает и указывает на Эрику. — Ты серьезно? Насчет фотки, в смысле… Эрика только ухмыляется. И вот тогда-то Дерек начинает рычать. — Удали ее, — приказывает он. — Нет, — отвечает Эрика с той же самодовольной ухмылочкой. — В любом случае, я уже опаздываю. А потом она уходит, и Стайлз со стоном заставляет себя выпрямиться. Дерек смотрит в телек. Айзек и Салли ведут разговор за чашечкой кофе. Стайлз чувствует, что нужно… что-то сказать. Что угодно. Шутку. Остроумный комментарий. Хоть что-нибудь. Но когда он забирает с журнального столика телефон и открывает «твиттер», что ж, он вообще ничего вымолвить не в силах. Потому что Эрика опасная, опасная женщина. И он испытывает такое облегчение, что хочется плакать. Фотографии нет. По крайней мере, в интернете точно. Она, наверное, сохранила ее в телефоне. — Там нет фотографии, — говорит он Дереку, который вздыхает и качает головой. Айзек и Салли над ними смеются. Задницы. — Какие на сегодня планы? — спрашивает он через секунду, в течение которой до сознания доходит вся тяжесть момента. Потому что, блядь, если бы Эрика все-таки запостила эту фотографию… В СМИ начался бы настоящий срач. — Возьмем жесткий диск, — ворчливо произносит Дерек, — организуем встречу. А дальше как получится. — Ты хотя бы признаешь, что понятия не имеешь, что произойдет. — Стайлз выгибается, пока не слышит, как хрустит позвоночник, и стонет от облегчения. — Пойду приму душ. Во рту словно кто-то сдох. — Пахнет так же, — усмехается ему Дерек. — Ага, ну, — ворчит Стайлз, поднимаясь и вздрагивая от боли, — кое-кто просто не дал мне слезть с дивана прошлой ночью. Он ковыляет в ванную, не дожидаясь ответа, но чувствует, как Дерек провожает его пристальным взглядом. Когда он принимает душ, мысли мечутся между прошлой ночью и встречей с перевертышем, оставившим на его животе и торсе занимательные узоры из синяков; прошлой ночью, теплыми руками Дерека, и стоит ли ему позвонить Миранде и узнать, нет ли для него сценария, и прошлой ночью. К тому времени как он снова одет, он приходит к нескольким выводам. Во-первых, Дерек — мужчина, которому не чужды чувства; странные, не поддающиеся расшифровке, разочаровывающие, непонятные чувства; во-вторых, в следующий раз ему нужно сняться в научно-фантастическом фильме; и, в-третьих, если кто-то сегодня пришпилит его к стене и начнет избивать, он сделает то, о чем все пожалеют. Когда он заходит в гостиную, Дерек сидит на том же самом месте, прикрыв глаза, с кружкой с кофе в одной руке и подушкой, на которой спал Стайлз, в другой, и Стайлз просто не может сдержаться. — Чувак, — говорит он, махнув рукой на подушку. — Чувак, ты серьезно? Дерек моргает, потом опускает взгляд на подушку. Хмурится, медленно поднимает руку. Айзек и Салли, до сих пор болтавшие на кухне, с восседающей на стойке Кари (глядящей на него, конечно же), замолкают. — Ты… — начинает Стайлз, раздраженно проводит рукой по влажным волосам. — Ты… вот об этом я и говорил. Дерек какое-то время смотрит на него, наклонив голову вбок, приподняв брови, с недоверчивым выражением лица. — Стайлз, не сейчас, — медленно и осторожно произносит он. — К десяти я буду готов, и мы поедем за жестким диском. Стайлз вполне уверен, что Дерек просто тянет время. Или пытается все отрицать? Или не хочет, чтобы Стайлз проявлял инициативу. Хочет, чтобы все осталось как есть, с прикосновениями, обнюхиванием и ничем больше. Может, он… о. Может, он не хочет об этом говорить, потому что Стайлз… Стайлз… нет, он ничего не понимает. Дерек просто ведет себя как обычно, только вот на этот раз Стайлз знает, что этот чувак к нему что-то испытывает. Если не физическое влечение, так чрезмерную привязанность. Или ему, по крайней мере, нравится, как пахнет Стайлз. Это что-то да значит, когда парень — оборотень. Должно значить. Скотт говорит, что запах Эллисон вызывает привыкание; Бойд с Эрикой пытаются друг друга обнюхать каждый раз, когда думают, что никто не видит. Так что что-то тут есть. Однако есть и что-то, кроме проблемы Кейт-уничтожила-мою-семью, что его останавливает. Что удерживает его от… того, что бы он ни хотел со Стайлзом сделать. Стайлз надеется, что это что-то сексуальное. И милое. Сексуальное и милое.________________________________________
После того как провисишь три часа, свесившись с крыши небоскреба, страх перед высотой словно застывает. Ну, физически ты тоже застываешь, но возникает какая-то общая апатия к осознанию того, что от смерти тебя отделяет одна крохотная техническая неисправность. — Мистер Стилински, — звучит в наушнике голос Джеффа, постановщика трюков, — вы готовы к следующему дублю? — Стайлз, чувак, Ста-айлз, никто не зовет меня мистером Стилински, — отвечает Стайлз. Он настраивается, встряхивая онемевшими конечностями и хлопая себя по замерзшим щекам: на высоте почти пятисот метров холодно. — Да, все нормально. Это своего рода безумие, что режиссер разрешил ему это сделать. Что ему все разрешили это сделать, на самом деле. Правда, отец еще не знает. Но все-таки, как правило, они отказываются, говорят, что это слишком опасно или что здесь слишком много юридических проволочек, или что было бы дешевле нанять каскадера. Но Стайлз доволен, что ему это позволили, даже если это воскрешает воспоминания, которые он предпочел бы забыть. Воспоминания о гарпиях и когтях, и о том, что он оказался в неправильном месте в неправильное время. Он не собирается говорить, что делает это потому, что хочет прочувствовать образ мышления Джейсона Тодда или чтобы трюки выглядели подлинными. Желание спрыгнуть с гребанного небоскреба не продиктовано его театральными замашками. Он делает это в основном потому, чтобы доказать самому себе, что в нем до сих пор сохранилась хотя бы капля того безумия, что сохраняла ему жизнь в школьные годы. Он хватает трос, за который ему полагается держаться — Джейсон Тодд использует его, чтобы перемахнуть на другую сторону крыши, — и приподнимает плечи. Он не столько слышит, как режиссер кричит «мотор!», сколько чувствует, как ослабляются удерживающие его стропы, а затем бросается бежать по боковой стороне здания. Сердце бьется так быстро, что звук отдается непреходящим шумом в ушах. Он бежит по окнам, отталкиваясь в тех местах, что помечены изолентой в форме «Х», ощущая какую-то невероятную благодарность за то, что теперь у него есть мускулы и он может это сделать, даже если накачать эти самые мускулы было охеренно сложно. Стропы настолько ослабляются, что, когда он отпускает трос, то десять секунд находится в свободном падении. Ему уже следовало к этому привыкнуть — это третий дубль, — но не получается. Желудок сжимается, сердце останавливается, а перед глазами встаёт очень яркая картинка того, как он будет выглядеть расплющенным об асфальт после падения с высоты в пятьсот метров. Потом он вспоминает, что снимается в фильме, что он актер, что все это не по-настоящему, и к тому времени, как он повисает на стропах, он достаточно спокоен, чтобы услышать голос Джеффа, кричащего «снято».________________________________________
— Поверить не могу, что он в банковской ячейке. — Стайлз трет виски. — Она положила его в индивидуальную банковскую ячейку, Эллисон. Такое ощущение, словно я в проклятом шпионском фильме. Вот увидишь, скоро на нас выскочит группа захвата. — Мне кажется, это умно, — говорит Эллисон. Они ждут банковского служащего — Саманту, Симон, Софи, что-то вроде того, — чтобы им принесли сейф, потому что проход клиентов в хранилище запрещен политикой банка. — Это клише, вот что это такое, — ворчит Стайлз. Эллисон косится на него, хочет что-то сказать, но тут в маленькое помещение, в которое их привели, возвращается служащая. Перед тем, как открыть ящичек, Стайлз дожидается, пока они не останутся одни. — Утром Эрика прислала мне фото, — говорит Эллисон, когда он вытаскивает накопитель. Он думал, тот будет больше. Или изящнее. Опаснее. Но нет, это ебучая флэшка в форме коровы. — Да? — Стайлз протягивает ее Эллисон, которая прячет ее в сумочку. — Да, — отвечает Эллисон. — Это было очаровательно. — Ничего такого, — говорит Стайлз. — Дерек – всё тот же Дерек, только с прикосновениями. Вот и все. Повзрослел, стал более… чувствительным. Он выходит из комнатенки и жестом показывает служащей — Стефани, ее зовут Стефани, — что они закончили. Она флиртует с ним, когда забирает ящичек обратно, а потом они выходят из банка и садятся в «феррари». — Это не ничего, — говорит Эллисон. Когда он бросает на нее взгляд, она поднимает ладони. — Молчу-молчу. Просто поговори с ним. В конце-то концов. Перед тем, как уедешь. Хотя бы… скажи ему, что вернешься. — Моя жизнь, — отвечает Стайлз, сворачивая к полицейскому участку, — странная штука. — Это твоя жизнь странная? — фыркает Эллисон. — Я замужем за оборотнем, Стайлз. Вот что странно. — А я лучший друг оборотня. — Стайлзу не нравится проигрывать. — Я как-то умудрился стать актером, а сейчас вляпался в проблемы с отношениями — а ведь я даже не состою ни с кем в отношениях, — а недавно меня прижал к стенке бешеный норвежский перевертыш, Эллисон. — Ты от этого тащишься, — усмехается Эллисон, выбираясь из машины, — ты живешь азартом. Вот почему ты хороший актер. — Я хороший актер потому, что чокнутый, — возражает Стайлз, открывая дверь в участок. — И ты симпатичный, это всегда плюс, — отвечает Эллисон. — О, привет, Дерек. Я думала, ты сегодня отдыхаешь? Стайлз приподнимает бровь в ответ на реплику Эллисон ровно в тот же момент, когда это делает Дерек, который появился словно из ниоткуда. — Перерыв на обед, Эллисон, — говорит Стайлз, — здесь никого нет. Нет нужды прикидываться. — Парочка людей все же есть, — отвечает Дерек, наверное, просто чтобы поспорить, потом жестом показывает следовать за ним. — Сюда. — Отец тоже ушел? — спрашивает Стайлз, когда они ждут, пока Дерек наберет код, чтобы войти в изолятор. — Он повел помощников на ланч. Так что нам никто не должен помешать, — говорит Дерек. Стайлз корчит за его спиной гримасу, и вот они уже стоят перед камерой Арни. Арни — ладно, Арнольд — сидит на койке, уставившись на противоположную стену, руки, стиснутые в кулаки, лежат на коленях, лицо представляет собой мешанину черных, голубых и красных гематом. — Чувак, — тянет Стайлз. — Не помню, чтобы у него были такие проблемы с лицом, когда уходил. Дерек только окидывает его взглядом, пожимает плечами и поворачивается к клетке; на его лице проступают суровые угрожающие черты. — У нас есть то, чего хочет ваш босс, — говорит он, и Эллисон вытаскивает флэшку. Стайлз отстраненно думает о том, что любые попытки запугивания сорвутся только потому, что то, «чего хочет босс», заключено в флэшке в форме коровы. — Дубликатов нет. Позвони своим дружкам, назначь встречу, и мой друг, — он показывает на Стайлза большим пальцем, — снимет обвинения, и ты будешь свободен. — Это не так просто, — огрызается Арнольд. — Проще некуда, — рычит Дерек в ответ. — Звони. — Или, — Эллисон рассматривает флэшку, лежащую на ладони, — мы просто можем это где-нибудь опубликовать. Уверена, Салли знает, как можно причинить наибольший ущерб. — Сделаете это — и за вами придет весь бродерскап, — угрожает Арнольд. — А если не сделаем, то не придёт? — спрашивает Стайлз, потому что ему действительно любопытно. Арнольд запинается, моргает. — Нет, — наконец отвечает он. — Можно ведь и по-хорошему, — говорит Стайлз, глядя на Дерека и Эллисон в поисках… чего-то. Очевидно, поддержки, потому что Эллисон ему улыбается, и он продолжает: — Разве нельзя… прийти к компромиссу? Который не включал бы в себя повреждения и увечья? — Что, боишься боли? — усмехается Арнольд. — Э, нет, я уже надрал тебе задницу, не так ли? — говорит Стайлз в ответ, глядя, как у Дерека выползают клыки, а Эллисон тянется к ботинку — Стайлз подозревает, что там спрятан нож. — Я мог бы тебя убить, чувак, но не стал. И, буду честным, если в новости попадет информация о том, что на Стайлза Стилински в отпуске напал какой-то дегенерат, что ж, у тебя будут такие неприятности, что оборотни покажутся тебе меньшей из них. — А если мой босс, — выплевывает Арнольд, — узнает, что один из его бойцов гниет в тюрьме, неприятности будут у вас. — Послушай, долбоеб… — Я позвоню, — перебивает его Арнольд, вставая. — Мудрое решение, — говорит Дерек, а потом вытаскивает из кармана телефон — не свой, а, наверное, разового пользования — и протягивает ему. — После вы меня выпустите? — Арнольд хватает телефон и набирает номер. — После, — говорит Дерек, складывая руки на груди. — Эми, — произносит Арнольд пять минут спустя. За этим следует пауза, потом: «Да, я жив». А потом он начинает говорить на языке, в котором Стайлз угадал очень гневную версию норвежского.________________________________________
Стайлз потеет. Не потому, что делает что-то, что, как правило, вызывает необходимость выделения пота. Нет, потому, что он в одной комнате с Брэдом Питтом. Блядь, он в одном фильме с Брэдом Питтом. И Джорджем гребанным Клуни. И Патриком гребанным Стюартом. И… о боже, а теперь у него гипервентиляция. Он встает со стула — стула, на котором написано его чертово имя, — и размахивает руками. Стайлз понимает, что это только вопрос времени, когда он начнет себя позорить, либо цитируя Брэду «Бойцовский клуб», либо «Звездный путь» — Патрику, либо «Скорую помощь» — Джорджу. Он только надеется, что это будет не сегодня. — Мистер Стилински. — Барбара, помощник режиссера, сжимает его плечо. Он даже не слышал, как она подошла. — Вы в порядке? — А? Я? — Стайлз со смешком отмахивается. — Все отлично, просто, ну, знаете, готовлюсь. Готовлюсь изображать нервное расстройство. Перед всеми этими… людьми. Пустяки, правда. — Стайлз. — Барбара улыбается. — Это та сцена, с которой ты проходил прослушивание, поверь мне, у тебя все получится. — У меня все получится? — переспрашивает Стайлз. — Непременно, — заверяет Барбара.