________________________________________
— Так, ладно, — говорит Кент, подпрыгивая, ударяет перчатками друг об друга, — помни на этот раз не двигать локтями. Удар, удар, хук справа, апперкот. — Да, да. — Стайлз трясет руками, потом поднимает их перед собой, сжимая кулаки внутри тренировочных перчаток. Он уже три часа наносит удар за ударом, пробивает и бьет Кента, и ощущение такое, будто конечности вот-вот отвалятся. Хотя Кент всегда жесткий. Стайлз полагает, что должен быть благодарен: чувак вот уже год мирится с его дерьмом, и благодаря именно его стараниям Стайлз теперь действительно похож на Джейсона Тодда. Чувствует себя Джейсоном Тоддом. А еще у него теперь шесть кубиков, вот так. Он отступает на шаг, не отводя взгляда от перчаток Кента, а потом наносит удар. Мускулы сжимаются, нога движется быстро, и он чувствует легкую вспышку боли, когда его ступня соединяется с рукой Кента, заключенной в перчатку. Еще один удар, потом хук справа, он кряхтит, вкладывая в него всю свою силу. Все заканчивается апперкотом, слабоватым, но удовлетворительным. — Хорошо, — отзывается Кент, — а теперь еще раз.________________________________________
— Заместитель шерифа Хейл, — встречает Эми, улыбаясь Дереку и Стайлзу, когда они подходят к столику — нескольким столам, составленным рядом в углу помещения, — за которым сидят ее коллеги-перевертыши. Стайлз узнает в них Жанну Эджен и Фредрика Холтена из найденных Салли файлов. Позади него стоят Эрика, Бойд, Скотт, Эллисон и Лидия, все напряжены. Они все хотели присутствовать, поэтому Айзек остался с Салли и ребенком. — Хотите заказать кофе, прежде чем начнем? — Нет, — отвечает Дерек, выдвигая стул напротив Эми и усаживаясь. Стайлз с тоской смотрит на кассу, потому что ему хочется пить. Что-то прохладное и калорийное. Момент, когда он мог бы это упомянуть, проходит, когда все садятся, оставляя свободное место рядом с Дереком. Стайлз не забывает помахать единственным покупателям в магазине — парочке, сидящей на другой стороне кофейни, рядом с окнами, и фотографирующей его на телефон. Они замирают, потом медленно машут в ответ. — Хорошо выглядите, — говорит Эми, улыбаясь Стайлзу, когда тот садится. Дерек рядом с ним напрягается. — Правда? — соглашается Стайлз, засовывая руки в карманы. — Сейчас ушибы выглядят крутецки, не так жалко, как раньше. — Я была… против конкретно этого маневра, — замечает Эми. — Я считала, что мы могли забрать флэшку, используя менее театральные меры. — О, так, значит, вы были за похищение Салли Валлас? — издевательски замечает Дерек. — И за то, чтобы ваши друзья сломали Эрике руку? — Да, была. — Эми успокаивающе опускает ладонь на плечо сидящего рядом перевертыша — Фредрика, — когда тот бросается вперед, а Дерек кидает на Эрику и Бойда взгляд, когда их глаза загораются желтым. Какая же радость быть окружённым идиотами. Ну хорошо, Скотт спокоен, а это непросто, учитывая то, что Эллисон тоже пострадала в той аварии. Лидия изучает свои ногти. Эллисон же просто сидит и смотрит. Так что только Эрика с Бойдом ведут себя как идиоты. Но, должно быть, у них на это веская причина. — Итак, — тянет Скотт, — зачем мы встретились? — За тем, — Эми кладет руки на стол, наклоняясь вперед, — что вы, очевидно, выиграете от того, что мы с моими друзьями уедем, а троих моих перевертышей держат в камере. Я так полагаю, учитывая данные обстоятельства, нам будет проще прийти к относительно мирному компромиссу, чем, скажем, просто убивать друг друга до тех пор, пока один из нас не выйдет победителем. — Ха, — выдыхает Скотт, кивая. Стайлз согласен, предложение имеет смысл. Он только не уверен, что леди перевертыш говорит правду. Похоже на то, только все такая… скукотища. Никаких боев на смерть? Никакой крови, острых клыков и рева? Никаких безумных ночей в ветеринарной клинике и присмотра за полувыпотрошенными (но исцеляющимися) оборотнями? Все это очень подозрительно — все, что говорит Стайлз. Или думает. Все равно. Подозрительность еще никому не помешала. — Значит, вы предлагаете обмен? — спрашивает Стайлз, главным образом в попытке добавить ситуации… перчинки. — Мы снимаем обвинения, просим шерифа потянуть за ниточки, чтобы освободить ваших перевертышей, а вы и ваш босс забудете о Салли и ее ребенке? — Поверьте моим словам, мистер Стилински, с нашей стороны это очень щедрое предложение, — замечает Эми. Дерек только фыркает. — А если мы не согласимся? — спрашивает Дерек. — Если мы… — Кхм, прошу прощения? — Все поднимают головы, когда за спиной Эрики внезапно появляется одна из сотрудниц кофейни. Низенькая девушка с рыжими волосами и веснушками, рассыпанными по носу и щекам. На бейджике написано «Эли». — Мне очень жаль, но в помещении могут оставаться только покупатели. Поэтому, если вы остаетесь, вы должны, вроде как, купить что-нибудь. — Я куплю. — Стайлз поднимается, опускает ладонь на плечо Эли еще до того, как она почувствует в воздухе напряжение, безошибочное ощущение того, что что-то не так, и ведет ее обратно к прилавку. — Простите за это, мы давно не виделись, слишком взбудоражены. — Вы… — Эли смотрит на него снизу вверх, потом — на его руку на своём плече. Не нужно быть оборотнем, чтобы заметить, как расширились у нее зрачки и ускорилось дыхание. — Вы Стайлз Стилински, верно? — Я могу заказать у вас или… — Стайлз машет в сторону другого баристы, высокого светловолосого парнишки, который не сводит глаз с руки Стайлза. Оу-у, завидует. — Ох, да, конечно. — Пока Эли чуть не бегом устремляется за стойку, Стайлз оглядывается на группу, которая, наверное, ждет его, потому что все бездействуют. Он жестом просит их продолжать и поворачивается как раз в тот момент, когда Эли встает за кассой. — Я закажу на, — Стайлз оглядывается, считает по головам, — десятерых. — Конечно, — выдыхает Эли, сияя. Стайлз тараторит заказ: три карамельных макиато со льдом для Скотта, Эллисон и Лидии, мокко для Эрики, горячий зеленый чай для Бойда, американо для Дерека, чай-латте со льдом себе и три черных, черных, черных кофе для Эми и ее перевертышей. Потом платит, перегибается через стойку, чтобы сделать фотку с Эли и блондином, а потом и только потом как-то добирается до столика и вручает каждому напитки, пока остальные просто сидят и смотрят друг на друга. Да, это все странно, но теперь ему хотя бы есть чем занять рот. Кроме разговоров, конечно. Он возится с соломкой, ждет, когда кто-нибудь — хоть кто-нибудь — продолжит разговор, но все молчат. Просто сидят. Как на неловком групповом свидании. — Ребята, вы же понимаете, что это все чертовски странно? — наконец выпаливает Стайлз. — Разве мы не собирались обсудить компромисс? И, кстати, пожалуйста, — указывает он на напитки. — Благодарю, — первой отмирает Эми. — Как вы узнали, что я люблю именно такой кофе, мистер Стилински? — Если бы вы не были такими засранцами, — начинает Стайлз, — думаю, мы смогли бы подружиться. Итак, обвинения сняты, вы уходите. Кто-нибудь против? — Если вернетесь в Бикон-Хиллз, — угрожает Дерек, — умрете. — Если Салли Валлас предпримет попытку связаться с известными кланами перевертышей, — невозмутимо улыбается Эми, — умрете вы все. Мистер Сэндерсон желает разобраться с этим раз и навсегда. Как я уже говорила, это очень щедрое предложение. — Если вы каким-то образом, — впервые подает голос Лидия, изящно вытирая рот после того, как глотнула макиато, — попробуете угрожать или войти в контакт с Салли без нашего согласия, проживете недолго. — Ах, мяу, — произносит перевертыш Жанна, — человечишка выпустила коготки. Стайлзу надо было плюнуть ей в кофе. Он сумел бы сделать это незаметно. Внезапное движение — и Жанна уже лежит на полу кофейни, свалившись со стула, одна из ножек которого мистическим образом сломалась, а Эрика щеголяет мрачной усмешкой. — Упс, — цедит она, и Эми приходится вцепиться Фредрику в шею, чтобы не дать ему перепрыгнуть через стол, — нога соскочила. За этим следует напряженный момент, включающий множество светящихся глаз и почти неуловимо меняющейся кожи, а потом Стайлз вдруг вспоминает, что они находятся в общественном месте. Он оглядывается, замечая, что в кофейню зашел еще один покупатель и смотрит на них, пока ждет свой заказ. Который выполняется очень уж медленно, потому что оба баристы тоже пялят на них глаза. Он встает, состроив заботливое выражение лица, и помогает перевертышу подняться, пожалуй, слишком сильно сжав ладонь на ее предплечье. — Ты такая неуклюжая, Жанна. — Он поднимает стул, потом сломанную ножку, которая валяется у стены рядом с ними. — Серьезно, как можно упасть со стула? — Твоя правда, — соглашается Эми. Он поднимает взгляд, видя, что она, явно позабавленная, улыбается ему. Он насмешливо ухмыляется, радуясь, что лицо не видно из-за стола, а потом несет стул к прилавку. — Я заплачу за… — О, нет, мистер Стилински, — торопится заверить Эли. — Клянусь, они каждый день ломаются. Все в порядке. — Отлично, — отвечает Стайлз и идет обратно, присаживаясь рядом с Дереком. — Вы покинете город, — начинает Стайлз, устав смотреть на улыбку Эми. Он проговаривает это твердым голосом, успокоив сердцебиение (сердце бьется чуть быстровато, но все-таки устойчиво, что и требуется), с угрожающим выражением лица, — в ближайшие три часа. Сядете на самолет до Норвегии или еще какой-нибудь дыры, которая находится не в гребанной Северной Америке, и, когда вы приземлитесь, мы снимем обвинения и отпустим ваших друзей. Он понимает, что позволяет себе лишнее; знает, что они не обсуждали это перед стрелкой, потому что никто не знал, во что, блядь, ввязывается. Но его внезапно захлестывает злость (к которой примешивается малая толика зависти, потому что, как бы он ни старался, он никогда не сможет изобразить такую небрежную социопатию, как Эми). Он злится потому, что она обращается с его друзьями как со щенками. Злится потому, что она считает его трофеем. Просто злится. По многим причинам. Большую часть которых он даже не может идентифицировать. А еще он хочет, чтобы она свалила, просто потому, что давно мечтает перейти к более приятной части этого отпуска — траху с Дереком. Что должно было произойти месяца два назад. Он понимает, что его игра убедительна, когда улыбка Эми спадает. — Мы хотим… — начинает Эми, оправившись от потрясения. — Мне плевать, — Стайлз начинает смеяться, и это почти не игра, — чего вы хотите. Вы сейчас же уходите, садитесь на самолет и возвращаетесь к своему маленькому мистеру Сэндерсону. Делаете фото, заливаете его в «инстаграм», меня не ебет. Я просто — мы — просто хотим, чтобы вы убрались, и только после этого отпустим тех троих, что сидят в тюрьме. Я считаю, это довольно… как вы там сказали? Очень щедрое предложение? То, что надо. — Ебаный… — шипит на него Фредрик. Стайлз фыркает. — О, вау, да я просто в ужасе. Давай, напади на меня в кофейне. — Он подается вперед, по пути толкая в сторону Скотта полупустой стакан и пару десятков пакетиков с подсластителями. — Давай, урод, сделай это. Помнишь своего приятеля Душечку? Он прижал меня к стенке, а я смог надрать ему зад и связать, как ебучую индейку на День благодарения… — Достаточно, — прерывает его Дерек, оттягивая за воротник, а потом кладет руку ему на плечо, не давая двинуться или снова заговорить. — Вы уходите, мы отпускаем ваших дружков. За Салли Валлас будут следить, и если она начнет устраивать нам проблемы, — Дерек делает паузу, — мы о ней позаботимся. — Что? — оживляется Скотт, нахмурив брови. — Дерек, чувак… — Так же, как поступали с каждым, кто приносил неприятности Бикон-Хиллз, Скотт, — указывает Эллисон, и Скотт сдувается. Все смотрят на Эми, которая больше не улыбается. Она мрачно поджимает губы, а глаза превращаются в чисто черные. — Ой. — Стайлз стучит по столу, и она вздрагивает. — Держи свое дерьмо под контролем. Если не хочешь, чтобы завтра твоя фотография с глазищами варана оказалась на каком-нибудь TMZ [1]. — Он показывает подбородком в сторону покупателей: пары и еще одной женщины. И посмотрите-ка, снаружи околачивается папарацци. Интересно, как долго. — Хорошо, — рычит Эми, поворачиваясь к Дереку. — У меня есть ваши номера. Позвоню, как только приземлимся… — Нам нужны копии ваших билетов, — вмешивается Лидия, — или будет трудно убедить шерифа отпустить ваших друзей. Они устроили нападение на его сына. — Разумеется, — отвечает Эми, — а нам необходимо личное заверение мисс Валлас в том, что она больше не будет участвовать в какой-либо хакерской деятельности. Для мистера Сэндерсона. — Мы его предоставим, — заверяет Бойд. И… повисает тишина. Больше нечего сказать, поэтому они только допивают свои напитки, не глядя друг на друга, демонстративно ожидая, когда кто-нибудь пошевелится. Это своего рода забавно. — Что ж, — говорит Эми, опустошив свою чашку. Она вновь кажется незаинтересованной, и раздраженная улыбка тоже вернулась на место. — Это была интересная неделя. Я довольна результатом. — Примем к сведению, — отвечает Дерек, не так уж незаметно закатывая глаза. Стайлз фыркает и пихает его в бедро. — Благодарю за кофе, мистер Стилински, — продолжает она, игнорируя Дерека и собственнически опуская руку на плечо Стайлза. У него появляется желание ее стряхнуть, но это привлекло бы лишнее внимание. — Я ваша поклонница еще с «Глаз багряного цвета». А потом она выходит из кофейни, за ней следуют Фредрик и Жанна, которые выглядят гораздо менее собранными и насупившимися, и Стайлз… сдувается. Он сползает вниз, пока не откидывает голову на спинку стула, опустив руки и испуская долгий, измученный выдох. — Что ж, — в полной тишине произносит Лидия, — это было… напряжно.________________________________________
— В новостях, — Стайлз крутится на стуле, однобоко улыбаясь, — меня называют красноглазым убийцей. Странно, правда? У меня карие глаза, обычные, невзрачные, совершенно ничего особенного. Адам, висящий на цепях, вкрученных в потолок, кричит что-то в полотенце, которое Стайлз в предыдущей сцене засунул ему в рот и заклеил сверху скотчем. — Ты знаешь, почему меня так называют? — Стайлз снова вращается, потом, повернувшись к Адаму, поднимается на ноги. — Глаза… — Стайлз показывает на свои. — Когда ты будешь мертв, я их у тебя выдавлю… — Адам скулит, в отчаянии трясет головой. Стайлз улыбается шире. — Это будет не больно, клянусь. Ты уже будешь мертв. Я их все равно заберу. У меня их уже целая куча, и когда они найдут твое тело, что ж… — Стайлз пожимает плечами. — У тебя будут красные, кровавые дыры на месте глаз. Он делает шаг ближе, наклоняется и приподнимает Адаму веко. — У тебя красивые глаза, — говорит он, — голубой и карий… центральная гетерохромия, так это называется. Прелесть. Адам хнычет.________________________________________
— Как думаешь, они правда послушаются и будут держаться подальше? — спрашивает Стайлз, как только Дерек выруливает с парковки возле кофейни. Они еще час сидели в уголке, попивали кофе и грелись в лучах хорошо проделанной работы, прежде чем начали расходиться. Бойд с Эрикой поехали к Айзеку, чтобы поговорить с Салли. Ну или пригрозить, припугнуть и предупредить. Скотт и Эллисон отправились следить за Эми и ее шайкой. А Лидия… что ж, по правде говоря, Стайлз уверен, что Лидия просто поехала к себе домой. Что-то насчет новой перспективы алгоритма, над которым она работает. Но Стайлз… Стайлз выдохся. По крайней мере, на сегодня. Он убежден в том, что они справятся с остальным с минимальным его участием. — Наверное, — отвечает Дерек. — Если вообще понимают разницу между хорошим и плохим. — О-ох, ну ты и язва. — Стайлз откидывается на спинку сидения. — Если они вернутся, мы их убьем? — Мы? — переспрашивает Дерек, приподнимая бровь. — Да, мы, чувак, я же покупаю дом, помнишь? — смотрит на него Стайлз. — Если понадобится, убьем. — Дерек пожимает плечами. — Или я мог бы просто снова упечь их за решетку. В этот раз, кажется, сработало. — Ага, — усмехается Стайлз. — Это все мои восхитительные навыки устрашения. Дерек кидает на него один-единственный взгляд, давая понять, что он не впечатлен, а потом молчит весь оставшийся путь до дома — до дома Дерека, конечно. Стайлз по большей части думает о присланных Мирандой сценариях. И, поскольку опасность исчезла (или исчезнет скоро), ему следует вернуться в дом отца? Сколько еще Дерек будет тормозить? Миранда рассердится, если он решит остаться еще на месяц? Это… — Стайлз, — зовет Дерек. У него хриплый голос, ломается посередине слова. Стайлз поднимает взгляд, замечая, что они остановились на светофоре где-то в пяти минутах от дома и их с обеих сторон окружает лес. — А? — Стайлз поворачивается и недоуменно моргает, замечая, как смотрит на него Дерек. Словно он голоден. Словно он… словно он его хочет. Ох, блядь, да. Его внезапно хватают за рубашку и притягивают к себе, и он чувствует губы Дерека на подбородке, челюсти, шее. Язык лижет его губы, и он приоткрывает их, стонет, все еще находясь на шаг или два позади, в то время как Дерек уже пожирает его. Он готов к продолжению, уже тянется одной рукой к ремню безопасности, чтобы отцепить его и перебраться к Дереку на колени, но в этот момент раздается гудок от стоящей позади них машины, и его рывком выбрасывает обратно в реальность. — Это… — Дерек делает глубокий вдох, включая первую передачу. — Ага, — выдыхает Стайлз, даже не пытаясь скрыть тупую улыбку на лице. — Ты… — хрипит Дерек. — Абсолютно, — говорит Стайлз с придыханием, надеясь, что правильно понял Дерека. Надеясь сверх гребанной надежды, что то, как Дерек на него смотрит, значит, что он хочет большего, чем богом проклятый, сексуально разочаровывающий поцелуй. Когда Дерек сглатывает, кивает, а потом давит на газ чуть сильнее, чем обычно, что ж, Стайлз засчитает это за положительный ответ. Когда Дерек паркуется перед домом, Стайлзу хочется закричать, может, вихрем промчаться по подъездной дорожке и взлететь по лестнице, по пути стаскивая с себя одежду, но он не может, потому что его травмы заживают, но еще не зажили. Так что он только почти твердыми руками убирает ремень безопасности и выбирается из машины как раз тогда, когда Дерек захлопывает дверь со своей стороны. Стайлз закрывает дверь, подходит к Дереку, ждущему его перед крыльцом, и останавливается. Он знает, что Дерек слышит, как нервно сбивается его сердцебиение, а еще он, наверное, просто сочится возбуждением. Пожалуй, сверхъестественное обоняние — все-таки полезная штука. По крайней мере, ему не надо ничего говорить вслух. Не то чтобы у него с этим проблемы, просто так проще… меньше препятствий к тому, чтобы Дерек просто знал, что он его хочет. — Hola [2], — говорит Стайлз, когда тишина длится вот уже каких-то тридцать секунд. Это скорее напоминание Дереку, что вот он, ждет, стоит перед домом, где есть спальня, и кровать, и, скорее всего, лубрикант… — Блядь, — очень лаконично высказывается Дерек, вздыхая, а потом сжимает голову Стайлза и притягивает к себе, вылизывая рот широкими мазками языка. Стайлз обожает поцелуи, типа, реально обожает. Черт, пять секунд — и у него уже почти встал (возможно потому, что он чувствует, как напрягается под джинсами член Дерека, соприкасаясь, быть может, вполне целенаправленно, с его бедром), и он дышит так, словно только что пробежал марафон. Это все хорошо, но он хочет ощутить прикосновение его кожи. Он хочет чувствовать кожу Дерека — под ним, над ним, везде. Хочет скользить пальцами по мускулистой спине и впиваться ногтями в места, где выступают тазовые косточки. Он хочет, да ну нахуй, увидеть его член. — В дом, — выдыхает Стайлз, когда губы Дерека движутся по его шее, оставляя засос прямо над яремной веной, его щетина царапает Стайлзу подбородок и шею. Он стонет, когда Дерек сдвигается и случайно задевает его член. — Дерек, ну давай же. — Вроде как сложно, когда — блядь — твои руки, — Дерек стонет, кусает Стайлза за подбородок, хаотично двигая бедрами, — сжимают мою задницу. О, точно. Упс. Он сам не понял, как они туда забрались. — У тебя клёвая задница, — говорит Стайлз, пожимая плечами. Дерек на это смеется и отстраняется. Несильно, но достаточно для того, чтобы взять Стайлза за руку и начать тянуть его к крыльцу. Он открывает дверь, а потом Стайлз вдруг оказывается опрокинутым на диван и приподнимается на локтях. — Ах, — все, что удается ему выдохнуть, прежде чем Дерек садится верхом ему на бедра, одной рукой стягивая рубашку, а другой путешествуя с живота на грудь, в конце мягко скользнув по выпуклому шраму на плече. Взгляд у Дерека жаркий по самое не могу. Хорошо, что он не смотрит ему в глаза — Стайлз не думает, что смог бы с этим справиться, не кончив в штаны, потому что у него своего рода кинк на глаза Дерека, — он наблюдает за тем, как его пальцы проходятся по отметинам, оставшимся от четырех когтей и протянувшихся от плеча к грудине. Большой палец Дерека проходится по соску (звук, который Стайлз при этом издает, — пронзительный и требовательный), и тот отвечает низким горловым рыком. Стайлз приподнимается, чтобы снять с Дерека рубашку, бросает ее через всю комнату и прижимается ртом к его ключице, плечу, оставляя на шее засос и зачарованно наблюдая за тем, как он быстро сменяет цвета от желтого к голубому и красному, а потом исчезает. Он делает это снова, чуть ниже, покусывая кожу, слишком увлечённый, чтобы беспокоиться о том, что члены у обоих рвутся из джинсов, вздыхая, когда Дерек сжимает ладонями его шею, наклоняя голову для поцелуя. — Если я, — начинает Стайлз, когда Дерек останавливается, начиная ворчать, когда пуговица джинсов Стайлза не желает поддаваться неловким пальцам, и тяжело вздыхает, — скажу кое-что стремное, у нас все равно будет секс? — Возможно, — отвечает Дерек, пожимая плечами, намереваясь стянуть со Стайлза сначала джинсы, потом трусы, и… да, он уже обнажен. Ну, джинсы болтаются на одной лодыжке, а трусы запутались где-то на икрах, но все стратегически важное уже наго. И это очень горячо. А все из-за дерековых, блядь, глаз. Проклятье. Стайлз не скромник, черт подери. Больше нет. Но никто — повторяюсь, никто — не смог бы удержать себя в руках, если бы на них так смотрел Дерек. Он все еще прижимался бедрами к Стайлзу, проводя руками по бокам, по дорожке волос, что ведет от пупка к члену, и Стайлз реально, реально, реально уже твёрд как камень. — А свои джинсы, засранец, — его ворчание превращается в стон, когда Дерек наклоняется и посасывает оставленный на его шее засос, всем весом вжимаясь в Стайлза, пока тот не откидывается на спину. — Насколько стрёмный будет вопрос? — спрашивает Дерек, покусывая ключицу. Стайлз ворчит и поднимает руки, начиная возиться с молнией на штанах Дерека. — Не то чтобы… блядь, — всхлипывает Стайлз, сжимая в руках ткань его джинсов, когда Дерек опускается вниз, мажет языком по соску — гребанная дразнилка, — и двигается ниже, оставляя засосы у Стайлза на животе. — Чувак, сними их. Пожалуйста. Дерек хмурится, потом опускает взгляд на его член, поднимает глаза на рот Стайлза, его шею, где кожа горит красным и пышет жаром. Он облизывает губы, а потом поднимается на колени и начинает снимать джинсы. Стайлз ему не помогает от слова «совсем». Просто лежит и смотрит, и, быть может, хихикает, когда Дерек не сразу выпутывается из джинсов, когда пытается не задеть член. Но этот момент минует, потому что Дерек уже стянул джинсы до бедер, и его член… что ж, во-первых, он не обрезан. Во-вторых, толстый. Горячий и покрасневший на кончике, а по боковой стороне вьется вена, с которой Стайлзу невтерпеж что-нибудь сделать — прикоснуться языком, пальцами, своим членом. Это хороший член. Очень, очень хороший член. Так что Стайлза нельзя винить за то, что остальная часть стриптиза его больше не волнует. Не тогда, когда он может сесть и обвить его рукой, провести большим пальцем по щели на головке, пленившись низким стоном, который издает Дерек, когда он это делает, увидеть капельки предэякулята, стекающие по нижней стороне, ощутить его в своей руке. — Стайлз, — зовет Дерек, и боже, как он это произносит. Словно он… словно он что-то хорошее. Что-то желанное. Ну или словно у него в руке его член, давай пока не будем разводить романтику в духе роз-и-колечек, Стилински. Стайлз смотрит в сторону, на сбившиеся на коленях джинсы Дерека, на сжатые в кулаки руки, потом поднимает взгляд к приоткрытым губам и вздымающейся груди, полуопущенным векам, из-под которых Дерек смотрит на него, а потом переводит взгляд на свой член и обратно. — Ты просто… — выдыхает Стайлз, но его оттесняют на подушки, и Дерек опускается на него, пока их члены не соприкасаются, и внутри словно взрывается фейерверк. Все языковые навыки тут же выходят за дверь, остаются только звуки, полные отчаянного желания, он стонет и ахает, что-то бормочет, оставляя поцелуи на шее Дерека, в то время как он покрывает ими плечо Стайлза. Его зубов — человеческих зубов — достаточно, чтобы причинить приятную боль. Он приподнимает бедра, когда Дерек подает их вниз, и, когда Дерек сжимает их обоих ладонью, с оттяжкой начиная дрочить, пожалуй, чуточку грубовато, чуточку сильнее, у него словно отказывают голосовые связки, и с его широко распахнутых в экстазе губ слетает только тишина. А Дерек… что ж, Дерек прекрасен. Это и ежу понятно. Но сейчас, когда он накрыл его сверху, сосредоточенный на соприкосновении их членов, размазывая предэякулят между пальцами, с приоткрытыми губами и суженными зрачками, напрягая мышцы груди и пресса, он и вовсе кажется пиздецки неземным. Так что вряд ли его можно обвинить в том, что он кончает быстро и жестко, погрузив зубы в упругую, шелковистую кожу, напрягая мышцы и впиваясь ногтями в скользкие от пота бедра Дерека. Он выпускает удивленный стон при вспышке чистой энергии удовольствия, чувствуя покалывание в животе и яичках, и по всей коже. Дерек же не останавливается, его член и бедра покрыты спермой Стайлза и собственным потом, он закрывает глаза, раздувает ноздри, толчки становятся более хаотичными. Стайлз под ним выгибается, обвивает член Дерека рукой, мозг затуманен оргазмом. Боже, он хочет взять его в рот. — Блядь, хочу тебе отсосать, — говорит он низким, хриплым голосом. Его голос звучит так затраханно и сыто, как никогда раньше не звучал. Ни с кем другим. Должно быть, все дело в Дереке. Дерек не открывает глаз, но впивается ртом в ключицу Стайлза и кусает, кусает с силой, его толчки становятся быстрыми и неловкими, и, выгибая спину, Стайлз ахает, чувствуя на животе потеки спермы, которая смешивается с его собственной. Это примитивное и восхитительное ощущение. Дерек словно обмякает, наваливаясь на него всем весом, уткнувшись лицом в изгиб его шеи, овевая горячим дыханием. Стайлз смотрит в потолок — на нем пятна в форме чашки и блюдца, — лениво поглаживая Дерека по бокам и пытаясь выровнять дыхание. — Что ты хотел мне рассказать? — спрашивает Дерек, когда они чуть успокаиваются. — А? — отвечает Стайлз. Он ерзает, приподнимая колено, чтобы устроиться поудобнее; движения медленные и вялые. Джинсы так и висят на лодыжке, а штаны Дерека до сих пор болтаются в районе колен. Ха. — Ты сказал, — вздыхает Дерек, словно у него есть желание и поважнее. С этим Стайлз согласен: например, позволить ему отсосать… — Что у тебя там что-то стремное… — А, — тянет Стайлз, морщась, когда пытается вспомнить и не может. — Я… не помню. Дерек улыбается Стайлзу в шею, и, даже не видя этой улыбки, Стайлз знает, что она широкая и зубастая, и… ох. — Подожди-ка, — говорит Стайлз, — зубы. — Что? — Дерек приподнимается, хмуря брови. Стайлз ухмыляется. — Твои зубы, — Стайлз показывает на свои резцы, — очаровательные. Вот что я хотел сказать. Дерек моргает, потом вздыхает, падает обратно, укладывая голову Стайлзу на ключицы. — Ты такой нелепый. Стайлз потягивается, поднимает руки над головой и вытягивает ноги, пока не слышит щелчок, лишь резко вздохнув, когда его член задевает достоинство Дерека, еще чувствительный от всех этих фрикций, оргазма и общей улетности происходящего. — Нам сегодня никуда не нужно? — спрашивает он. — Нет, — произносит Дерек хриплым и, кажется, сонным голосом. Божечки, он из тех мужчин, что любят подремать после оргазма. Мило. По правде говоря, это даже не сарказм. Это и правда мило. Потрясающе. Круто. Удивительно. Стайлз не против соней. — Просто спи, Стайлз. — А что, если кто-то… — Никто не войдет, — бормочет Дерек. — Я закрыл дверь.________________________________________
Это лишь доказывает, думает Стайлз, что люди должны, блядь, хотя бы иногда к нему прислушиваться. Нет, даже не иногда. Всегда. Им надо просто… просто заткнуться и послушать то, что он им говорит, когда настаивает на том, что ебанного оборотня, восставшего из мертвых, надо снова убить. Они должны прислушиваться, когда он говорит, что мертвые должны оставаться мертвыми. Действительно мертвыми. Они должны слушать, когда он говорит им не путаться с вышеупомянутым оборотнем. Они должны прислушиваться, когда он говорит, что вышеупомянутый чертов оборотень с каждым днем становится все более обезумевшим. Но нет, Стайлза никто не слушает. Не тогда, когда дело касается сверхъестественного, потому что Стайлз человек. Стайлз — второстепенный персонаж, тот самый, которого главный герой игнорирует дай бог если шесть раз из десяти. Говорю тебе, Скотт. И Дереку, если на то пошло. Выпендрежники. Надо было ему остаться на Рождество в ЛА. А теперь он умрет. Умрет в свои девятнадцать, всего два раза занявшись сексом — два раза, — потому что Питер вырвет ему сердце, покажет его ему, и он ничего не сможет сделать, потому что он парализован. Питер каким-то образом достал яд канимы. Экстра-сильный, по-видимому, потому что он не может даже двинуть губами. Не может даже кричать, когда острые когти рвут его грудину по крепким белым костям. Он не может кричать, даже когда чувствует, как тянутся мышцы, рвутся, когда Питер его потрошит, не кричит и тогда, когда Питер проводит темно-красную линию от груди до плеча, улыбаясь своей фирменной улыбочкой и, блядь, посмеиваясь. Он пытается кричать — где-то в груди зарождается булькающий звук, и он задыхается, по щекам текут слезы (боли, страха, ненависти, ярости), — но голосовые связки отказываются повиноваться. Боже, как это больно. И ебать же его нахуй, его ждет смерть. Он умрет в подземном гараже. Никто за ним не придет, никто его не спасет. Он умрет. У Стайлза нет желания умирать, пусть его пристрастие к опасности и тупые полоумные идейки создают обратное впечатление, поэтому это открытие… навевает на него тоску. И злость. И страх. А еще своего рода смущение, потому что нормальные девятнадцатилетние парни не должны задумываться о своей смерти. — Даже если ты не можешь говорить, — хихикает Питер, указательным пальцем (когтем) зарываясь в живот Стайлза, — я чувствую, как ты думаешь. У тебя громкие мысли, Стайлз. О, ну ебать теперь, пидорас, думает Стайлз. Если бы он мог говорить, он, пожалуй, попытался бы его отвлечь. Может быть, разговором о семье, о том, как бы они этого не хотели, о том, что оно того не стоит. Но даже если бы он мог говорить и сказать это всё, он все равно не уверен, что это тронуло бы такого закоренелого психопата, как Питер. Блядь, он умр… — Стайлз! — Это Скотт. Это голос Скотта, и он — Стайлз не видит его, потому что взгляд затуманен от непролитых слез и невозможности дышать, — но он слышит издаваемый Скоттом рев. А потом еще один и еще. А потом шипение — наверное, Эрика. Боль от раздирающих грудную мышцу когтей исчезает, сменяясь пульсацией, что, на самом деле, еще хуже. Стайлз моргает, замечая, что Питер исчез, и скашивает взгляд, видя кровь. Так много крови. И вся его. Она хлещет из него, сбегает по белым костям грудной клетки, окрашивая голубую футболку в черный цвет. Она у него на руках, и на бетоне под ним образовалось небольшое озерцо из крови, и он чувствует ее запах и… боже, как же ему не хочется умирать. Пожалуйста, он не хочет умирать.