45 steps into the darkness

Нейтан Прескотт ненавидит больницы. Иногда ему кажется, что запах лекарств действует на него даже хуже, чем психотропные. Каждую секунду, проведенную в больнице, он ненавидел люто и считал напрасно потраченной, и отчасти был прав: он лишь ожидал, а ожидание - действительно пустая трата времени. Ассоциативный ряд, на почве которого было построено недоверие к врачам и даже частичная к ним ненависть, был весьма неказист, но достаточно логичен: врачи должны помогать, но ему они в свое время не помогли, поэтому им нельзя доверять ничего, кроме трупов. Нейтан всегда был прост и наивен в своих мотивах, пусть при этом тот факт, что мотивы не всегда были адекватны сами по себе, никуда не девался. Он был, как константа, как догма, как аксиома, не нуждающаяся в повторном доказательстве. Он волновался, пусть и скрывал это под панцирем из раздражения и гнева. Он действительно переживал за то, что в этот раз зашел слишком далеко. Это был далеко не первый раз, когда он кусал Уоррена. Это было... Своеобразной игрой, которую они обоюдно поддерживали. Синяки - это ведь просто синяки, Нейтан найдет способ оставить их на чужом теле и без применения зубов, но тот факт, что таким неоднозначным образом Нейтан открыто метил Уоррена, почему-то грел не меньше, чем любое оправдание своим действиям. "Ведь если метит, - думал иногда Грэм, - значит, демонстрирует мою ему принадлежность, и, соответственно, боится потерять". Так оно и было, но то, что наивный подросток принимал за ревность, было жестокостью и садизмом, который нашел проявление в укусах. Дух первобытных инстинктов, прошедших сквозь века и сохранившихся в материнском молоке. Человек - от природы хищный зверь, добытчик, которому должно быть свойственно подминать под себя жертву, впиваться в нее и удерживать в капкане острых зубов до тех пор, пока она не испустит дух. Этот ритуал обмена слюны и крови - есть самое глубокое, древнее таинство из всех существующих на земле. От убийства добычи до рождения детеныша, от драки с сородичем до животного секса - клыки касаются чужой плоти, чужая плоть ласкает острие клыков. Нейтан, когда ему хватало смелости и наркотиков, обдумывал свое поведение, отрекаясь от моральной оценки происходящего. Он - пес. Злой, неуравновешенный, жестокий пес, в чьей жизни не было ничего, кроме грубой дрессуры, но все-таки пес. Уоррен Грэм, этот наивный, ласковый, невероятно чувствительный щенок - его законная сука. Они оба признали это и приняли. Так неужели есть что-то более естественное, интимное, живое и искренее, чем впиться зубами в доверчиво открытое горло? Прихватить тонкую кожу резцами, вобрать в рот чужую солоноватую плоть и сжать ее до тех пор, пока вибрация под губами не достигнет своего апогея и глотка скулящего не разразится стоном... Это лучшее, что есть между ними. И Нейтан был счастлив, что Уоррен позволяет ему, в первую очередь, быть собой. Люди - это, бесспорно, животные. Но даже среди диких животных сородичи друг друга не пожирают. Если, конечно, они не больны. В этот раз Прескотт и сам осознавал, что переборщил, пусть неохотно и лишь про себя. Он был очень пьян, еще сильнее - зол, он не нашел ничего лучше, чем сорваться на единственном человеке, который терпел все его выходки на протяжении уже полугода. Первое время они просто ссорились: Нейтан сыпал оскорблениями, бесился и взывал к ущемленной гордости, и вскоре Уоррен (подумать только, этот тихоня) утратил способность игнорировать грязь, летящую в свою сторону. Они сцепились сначала словесно, затем - подрались, как они часто любили это делать до того, как стать прогнившей насквозь официальной гомосексуальной ячейкой прогнившего насквозь общества. Цитата. Потом... Чертов туман перед глазами, что случилось потом? Нейтан, воровато осмотревшись, скользнул кончиком языка по иссохшим губам, еще хранящим металлический привкус. Ему казалось, что он целиком, от одежды до кожи и волос, пропах кровью, и ему было стыдно за то, что этот запах казался ему самым прекрасным из всех, которые он когда-либо слышал. Ни один из них не заметил, как драка перетекла в нечто... Большее. Все так же: кожа к коже, тело к телу, но теперь удары сменились поспешными поцелуями и грубыми прикосновениями, которые несказанно забавляли Нейтана и все еще смущали Уоррена. Они оба уже привыкли к тому, как решается любой конфликт, и никто из них не жаловался; один искренне верил в то, что его проблемы неразрешимы и от них легче просто отвлечься, а второй был инфантильным, легко возбудимым подростком, который может и хотел поговорить, но явно не посреди интересного процесса покрытия, как сказал бы Нейтан. На этом они, как правило, и сходились. Сошлись и в этот раз, прежде, чем Нейтан потянулся к чужому горлу, чтобы припасть губами к пульсирующей коже, под которой вовсю бьется целая жизнь. Красиво. И наверняка... Вкусно? - Эй, - ласково окликнул его Уоррен, прикрыв глаза, за веками пытаясь скрыть свой уже нечеткий, почти окосевший взгляд, - Что ты делаешь? Он смущенно рассмеялся, почувствовав на горле горячий, влажный язык. Композиция хрустального, звонкого смеха распалась на сотню аккордов - неразборчивых звуков, которые он издавал, пока Нейтан чертил кончиком своего языка шумерские клинья на коже, поверх мелких родинок. Уоррену было приятно, он был падок до притворной нежности, потому что в душе оставался ребенком, которому с раннего детства больше всего в жизни не хватало ласки и понимания. И Нейтан его понимал. Охотно понимал. Так, как даже себя порой понять не мог. Странное чувство, будто сама судьба велит сделать что-то, оставить никак не могло. Оно терзало так, словно хотело выжечь изнутри, избавиться от своего владельца. И у него с легкостью это вышло, если бы Нейтан, промедлив всего несколько секунд, не впился зубами в вылизанное место. Но не так, как раньше. Аккорды вдохов и выдохов, стонов и шепота, мурчания и скулежа испарились каплями воды на раскаленном металле. Уоррен вскрикнул и попытался отшатнуться. Застрявшая между чужих зубов кожа издала неприятный, мерзкий скрип и разорвалась, собравшись уродливым комом в кольце уже оголенной алой плоти. Нейтан сжал челюсти крепче, словно намереваясь откусить кусок, но замер, почувствовав, что больше не встречает сопротивления. То ли ему доверили жизнь, то ли его испугались настолько сильно, что потеряли здравый смысл. Нейтан сейчас склонялся ко второму. - Ты злишься, верно? Они уже возвращались домой. Больничный запах больше не давил на черепную коробку - это хорошо. Уоррен за это время не сказал ни слова - это плохо. Он промолчал в ответ и на этот вопрос. - Послушай, - Нейтан попытался начать разговор снова, - Если ты хочешь расстаться или типа того... - Нет, - отрезал Грэм, - Я не хочу. Я не знаю, что за дьявол в тебя вселился, но я не хочу разрывать отношения только из-за этого... Эпизода. Теперь пришла пора Нейтана молчать. Та часть его души, в которой навзрыд рыдал маленький мальчик в капитанском кителе, хотела взять Уоррена за руку, но та, в которой зверь облизывался при запахе запекшейся крови, отрицала всякую нежность. - Просто... Пообещай мне, пожалуйста, что это не повторится. И он снова промолчал. Нейтан не может лгать. Этому его так и не научили. И Уоррен понимает, что лгать ему он не будет. Понимает. Поэтому прощает.