45 steps into the darkness

У меня всегда были проблемы с гиперактивностью. С самого детства. Я вечно носился из одного угла в другой, пытался догнать собственную тень, скакал с дивана на кресло, постоянно ронял вещи в магазинах, случайно бил посуду, часто падал и разбивал колени. Меня успокаивало только вращение чего-то в руках. Какой-нибудь игрушки, деревяшки, воланчика для игры в бадминтон, маминых украшений. Когда я стал старше, я начал крутить ручки, карандаши, пробирки, и так я собирался с мыслями. Но в этот раз я обнаружил себя за вращением собственного стакана, в котором, кажется, совсем недавно было пиво. Я не мог сфокусировать взгляд, мне было больно смотреть на свет, меня трясло и ужасно хотелось спать, и почему-то все время казалось, что вместо пластикового стакана в моих руках находится размягченная человеческая кость. От этой нелогичной параллели мне должно было стать жутко, но не стало. Я продолжил смотреть на свои руки, методично вращающие предмет. - Эй, чувак, ты вообще в порядке? Соображаешь что-нибудь? Я почувствовал легкие удары по своим щекам и поднял голову. Передо мной косилось и расплывалось знакомое лицо, обрамленное красным свечением неоновых огней, как нимбом. Я никак не мог понять, кто находится передо мной и почему он ко мне прикасается, возвращаться в духоту и шум окружающего мира совсем не хотелось, и я качнул головой, искренне надеясь, что это расплывшееся лицо примет меня за неадекватного и не будет больше приставать. Но я ошибся. Он забрал стакан из моих рук, и я потянулся за ним. - Там больше ничего нет, оставь ебаный стакан на месте. Ты вылакал все, что тебе предназначалось. "Предназначалось"?.. - Мне надо... - я не узнал собственный голос, раздавшийся эхом в голове. Что-то было не так. Пиво не могло так повлиять на меня. - Мне надо занять чем-то руки... - Как по мне, тебе надо просто расслабиться, - человек сел на узкий диванчик рядом со мной, забросив руку за мою голову, и я дернулся, почувствовав случайное, как мне показалось, прикосновение к своей макушке. Все цвета, из которых было составлено очеловеченное пятно, смешались в грязную красную кляксу, ползущую влево и вниз, к периферии зрения, которое отказывалось фокусироваться и распознавать внешность. Черты лица казались слишком знакомыми, голос тоже казался слишком знакомым, и, возможно, я должен был чувствовать себя в безопасности рядом с человеком, которого я знал и который не был настроен ко мне враждебно, но тревога нарастала не смотря ни на что, вцепившись в меня загнутыми птичьими когтями. - Я смотрю, ты перепил, а? Я промолчал, чтобы поймать за хвост проскользнувшие в голосе насмешливые нотки и с их помощью догадаться о личности собеседника. И мне удалось. Тогда же я понял, почему это было так сложно: голос утратил привычные ему визгливость и дрожь, звучал расслабленно и спокойно, даже приятно, хоть и совсем не успокаивал. - Нейтан, ты?.. Он рассмеялся. Очевидно, он был пьян не меньше моего, но наверняка чувствовал себя гораздо лучше. Это меня волновало. - Так ты еще и окосел? Я снова попытался мотнуть головой, но на этот раз у меня ничего не получилось - она была тяжелой, словно ее вылили из чугуна, и от движения мне стало только хуже. Нейтан удержал ее от падения на грудь, прихватив за волосы на затылке. Было немного больно, но в целом я даже захотел его поблагодарить: сам я бы ни за что не удержал этот металлический чан. - Нейтан, - язык шевелился с трудом, как ленивый слизень, - Я выпил... Один этот чертов стакан. Я клянусь. - Твои трясущиеся руки доказывают обратное. Я опустил взгляд. Пальцы ходили ходуном, непроизвольно сгибаясь и разгибаясь, подрагивали самыми кончиками, соприкасались друг с другом. От обиды, которую разбудило непонимание и недоверие со стороны и которая больно укусила мое сжавшееся самолюбие, мне захотелось свернуться калачиком на грязном, в крошках, в пятнах разлитого пива, в бычках и инее сигаретного пепла, диване и, закрыв ладонями уши, надолго уснуть. Головокружение не проходило, комната вместе со всеми предметами и всеми людьми вращалась вокруг своей покосившейся оси. Хотелось спать. Тошнота тугим маслянистым комом подобралась к горлу и уже давила на корень языка. Во рту плескался гнилостный привкус. Сквозь пелену дурмана я почувствовал уверенное прикосновение к своему колену. Дернув ногой, я попытался сбросить ладонь Нейтана, но у меня не получилось. Тогда я с трудом поднял голову и попытался спросить: - Что ты... - Серьезно, чувак, - перебив, он толкнул меня плечом и пьяно усмехнулся у моего уха. От дыхания по шее поползли мурашки. - Просто расслабься. И, так как мое сознание было задымлено, разбито на части и обездвижено, я не смог перечить и решил повиноваться. Я был уверен, что ему незачем причинять мне вред, что ему не хватало тактильного контакта из-за того, что он был пьян и из-за того, что его все ненавидели. Я трепетно хранил хрупкий самообман, чтобы не испугаться, чтобы не позволить себе пережить панический приступ. Нейтан направил руку от колена выше, к внутренней стороне бедра, и погладил его большим пальцем. Прикосновение, словно проигнорировав толщину джинсовой ткани, показалось слишком близким к коже, поэтому оно меня смутило, заставив отвернуть голову и перестать смотреть на поглаживающую мою ногу ладонь. Предчувствие шепнуло: нужно уходить. Как можно скорее. Куда угодно. Только бы дальше от этого проклятого места. Дальше от пьяного, нереалистичного, притворно нежного Нейтана. Ничего не объясняя, я собрал оставшиеся силы воедино и попытался встать. Мне это даже удалось, но как только я сделал один шаг от дивана и почувствовал, что снова могу стоять на ногах, за предплечье меня схватили цепкие пальцы, впившись в кожу ногтями, и довольно грубо потянули назад. Рухнув на диван, в одно мгновение я потерял и равновесие, и самообладание - сил на повторный "последний рывок" у меня больше не было. Я попытался добиться освобождения из рук Нейтана путем борьбы, но он вжал меня лицом в скрипучую обивку и навалился сверху, так, что я не больше не мог пошевелиться. Я хотел выдавить из своего горла если не крик, то хотя бы стон, но мой рот заткнул паралич. Как бы я ни хотел, в капкане рук и под тяжестью веса чужого тела я не мог издать ни звука, и ужасное чувство безнадеги и страха перекрыло собой все прочие эмоции. - Тебе так, блять, хочется бороться? - голос Нейтана все еще был неестественно мягким, и это пугало еще больше, - Я пытался быть милым, и что я получаю взамен? Он хотел вызвать у меня чувство вины. Хотел, чтобы я почувствовал себя еще хуже из-за сложившейся ситуации. Хотел, чтобы мне не хватило сил на осмысление происходящего, чтобы я начал его оправдывать. И ему удалось. Не знаю, почему и как, но он вырвал из меня какое-то сдавленное, жалкое "извини". Словно я был тем, кто спровоцировал его. Словно я был тем, кто сейчас не давал ему выпрямиться, чтобы сделать глубокий вдох. Словно я мешал ему пошевелиться. Я не понимал, почему чувствовал себя так плохо. Красный цвет перестал бить по глазам и давить на виски - я попросту больше его не различал, потому что рябь сверкающих мушек застлала собой все цвета. Музыка для меня приглушилась. Голоса стихли. Я погрузился в вакуум, состоящий из нехватки кислорода, тошноты, тремора, духоты и голоса, отвратительно спокойного. - Так не извиняются, Грэм. Я всхлипнул. Как же сильно я ненавидел себя в тот момент. Я был беспомощен, как слепой котенок, которого за задние лапы держали над гладью глубокой реки. Я не мог понять, куда все катится и почему это происходит именно со мной. - А как извиняются?.. - попытался спросить я, не будучи уверенным в том, что Нейтан меня услышит. Но он услышал. За последующие десять (как показалось мне с моей чугунной головой и утраченной способностью ориентироваться во времени и пространстве) минут Нейтан стащил меня с дивана и затолкал в самый темный угол, подальше от ярких назойливых бликов и любопытных посторонних глаз. Я, кажется, просил его выйти на улицу, покинуть академию, запереться в туалете, уйти куда угодно, но ему все это казалось забавным, казалось смешным. Он чувствовал свое превосходство, а я чувствовал, что с каждым шагом меня все больше клонит в сон, и даже отбиваться, пытаться уйти, взывать к чьей-то помощи мне уже не хотелось. Хотелось, как и раньше, уснуть на диване и ничего не чувствовать. Ничего не помнить. Затем он поставил меня на колени. Твердил, что много времени это не займет, что никто даже не заметит, а я был счастлив, что все мои эмоции были заторможены настолько, что я хотел расплакаться, но физически не мог. Я даже попытался выдавить из себя слезы в наивной надежде вызвать подобие жалости, но это было бессмысленно. Мои попытки не увенчались успехом и оказались напрасной тратой сил. В конечном итоге я убедил себя в том, что заплакать не смогу. Но я ошибся. Паника настигла меня с опозданием, но все же настигла, стоило мне краем уха различить сквозь царящую какофонию звук расстегивающейся молнии. Я отпрянул, ударился затылком о стену, подавился не вовремя подступившими слезами, но ничего не смог сделать. Ни закричать, ни оттолкнуть, ничего. Только сидеть, сгорбившись и опустив голову, и тихо поскуливать. Я не стал перечить. Я просто не видел смысла. Я пытался делать то, чего он от меня хотел, но меня трясло так, словно мгновение назад меня с головой окунули в ванну, доверху наполненную ледяной водой. У меня не получалось держать голову достаточно ровно, поэтому Нейтан крепко сжимал мою шею, не позволяя отвернуться. Я пытался сконцентрироваться на давлении со стороны его руки, на плохо различимой музыке, на мелькающих тенях людей, бьющихся в конвульсиях безобразного танца; на чем угодно, только не на том, что мне приходилось находить в себе силы, чтобы двигать головой, раз за разом все глубже погружая его член в свою глотку. Мне было нечем дышать, я давился, пытался отпрянуть, я несколько раз подряд случайно задел кожу зубами, и вскоре он схватил меня за волосы, мокрые, липкие, и хорошенько тряхнул, дернув сначала к стене, а затем снова на себя. В глазах потемнело от боли, я крепко зажмурился и уперся ладонями в его бедра, чтобы оттолкнуть, но едва ли мне это помогло. - Посмотри на меня. С трудом разлепив веки, я поднял взгляд и невольно заметил, что вокруг нас образовалась небольшая толпа. Кто-то противно хихикал, кто-то шептался, кто-то с полной уверенностью в своей правоте на высоких тонах обсуждал то, "какая же я шлюха, раз согласился отсосать Прескотту прямо на вечеринке Циклона". И во главе всего этого мерзкого шквала - его голос. Все такой же спокойный, все такой же мягкий, абсолютно не сочетающийся с тем, как грубо он оттягивал мои волосы и вбивался в глотку, не позволяя даже вдохнуть. Не сочетающийся с тем, кем БЫЛ Нейтан Прескотт. Впервые в жизни я испытал такое сильное желание умереть. Рассудок попытался защититься от шока, и до последней секунды я мысленно сам себе нашептывал, что ничего из того, что происходило со мной, не могло быть реально. Что все это - плохой сон, навеянный проклятым пивом, одиночеством, страхом и комплексом неполноценности. Жаль, что это было не так.