45 steps into the darkness

Нейтану сказали: "Меняйся, если хочешь, чтобы твоя жизнь перестала походить на фильм ужасов, в котором ты - главный злодей". Ему сказали: "Постарайся справиться со своими проблемами, пока они полностью тебя не поглотили". Ему сказали: "Ты пугаешь меня". Ему сказали: "Я не могу тебя понять". И на все это Нейтан ответил: "А не пойти бы тебе нахуй, если тебя что-то не устраивает?". И Уоррен пошел. Ему не нужно было повторять дважды, трижды, четыре раза, десять раз - он всегда понимал с первого. Он, конечно, часто притворялся идиотом, но только не в этот раз. У него кончились силы. Нейтан не мог винить его за это. Себя он тоже винить не мог, потому что в таком случае концентрация ненависти к самому себе стала бы слишком велика для комфортного существования без желания убить себя при первой же подвернувшейся возможности. Так Нейтан оказался в одиночестве без единого ориентира в полном непонимании сложившейся ситуации. Ему вроде бы хотелось послать все к чертовой матери и плюнуть на отношения, которые мало того, что были непреднамеренными, так еще и вышли ему боком, но с другой стороны он понимал, что никто в мире не будет терпеть его так, как это делал Уоррен. И если даже он устал, если даже он не мог понять поступки своего уже бывшего парня и их мотивацию, то чего-то иного ожидать от других было бы глупо. Нейтан и в скорлупе никому не был нужен, а если его оттуда вытащить и позволить из карикатурного золотого мальчика превратиться в того, кем он действительно являлся... Что же. Уоррен окажется явно не последним в списке тех, кто ушел. Нейтан не мог обратиться к врачу за помощью, потому что прекрасно понимал, что довольно давно находится за той гранью, которая отделяла "поступательное лечение дома" от "принудительного лечения в клинике". Посещение врача в его нынешнем положении было равносильно добровольному согласию на отсечение головы гильотиной. Было страшно. Это, впрочем, было главной причиной. Нужно было пытаться справиться со всем самостоятельно, ведь он был сильным парнем, как ему говорила сестра, он был не глупым парнем, как ему говорили преподаватели, он был не самым потерянным парнем, как ему говорил Уоррен. Значит, он должен был справиться. Если не для своего благополучия, то хотя бы для того, чтобы избежать вечного одиночества в качестве платы за то, что ему не хватило смелости дать отпор своим наклонностям. "Истоки следует искать в детстве". И Нейтан начал с детства. Вернее, лет с четырнадцати - с возраста, когда каждый мальчишка узнает о себе что-то новое. Кто-то в этом возрасте признается себе в вовсе не платонических чувствах к сверстнице, кто-то - к старшей сестре сверстницы, кто-то - даже к матери сверстницы. А Нейтану нравилась кровь. Горячая, темная кровь, медленно стекающая по перекошенному лицу случайного противника, пропитывающая одежду, как густой вишневый сироп, которая, подсыхая, оставляла на бледной коже медно-ржавые полосы с характерным металлическим ароматом и таким же привкусом. Тогда, в четырнадцать, когда Нейтану пришлось впервые получить по шее в знак расплаты за свой нездоровый интерес к изувеченному мальчишке, с которым они что-то не поделили, он и подумать не смел о том, чтобы попробовать кровь на вкус - это было странно. Это все еще было странно. Спустя пять лет. У Нейтана был свой маленький секрет - он резал себя. Он резал себя, но никогда не делал это из привычных подростковых целей, руководствуясь чувством непонятости, желанием привлечь к себе внимание или склонностью вымещать на своем теле гнев, адресованный другим людям. Нет, он прекрасно знал, что у него приятная внешность, которая нравилась бы многим, будь она оберткой для чего-то не менее приятного без нее, а не просто сверкающим фантиком от просроченной сладости. Он не был одержим идеей найти в шрамах какую-то особую красоту, хоть и начал ее видеть в конце концов. Его цель была другой. Он пытался понять себя. Разобраться с той частью своего сознания или подсознания, в которой пойманной рыбешкой судорожно билась мысль о испытываемом удовольствии, когда ему выдается возможность посмотреть, как из раны сочится алая плазма. Нейтан был уверен, что терпеть не может красный цвет, но не успел оглянуться, как все, даже те, кто не знал о его странной наклонности, ассоциировали Нейтана именно с ним. С цветом ярости, цветом жестокости, цветом агрессии и цветом крови. Символично и жутко. Нейтан медленно опускался на самое дно. Сейчас, оставшись один на один с самим собой, он вспоминал, как это было: больше драк, больше конфликтов, больше увечий. Он лишился девственности с не очень симпатичной ему девушкой только по той причине, что на вечеринке, где они были вместе, у нее закружилась голова и пошла кровь носом, а он оказался единственным, кто согласился помочь ей дойти до туалета, чтобы умыться. Однажды порезав ладонь об осколок разбившейся чашки, он заперся у себя в комнате прежде, чем кровь остановилась, чтобы, игнорируя назойливое, неприятное чувство боли, подрочить кровоточащей рукой. Он стал еще более нелюдимым, более замкнутым, стал редко вступать в диалог - ему постоянно казалось, что люди догадываются о его странностях, и эта подозрительность со временем превратилась в паранойю. Нейтан мелкими шагами доходил до исступления, не зная, какими путями ему придется возвращаться обратно, и это было ужасно. Так его странности переросли в фетиши, и избавиться от них с каждым днем становилось все сложнее. Иногда ему казалось, что все под контролем: он, как он думал, не испытывал эротического интереса к расчлененным телам, к сексуальному насилию, к излишней жестокости, он не мнил себя вампиром или еще черт знает кем. Но потом он вспоминал, как должны себя вести нормальные люди, которые действительно находятся "под контролем". И тогда Нейтану вновь становилось не по себе. Когда Нейтан поступил в академию, справляться стало немного проще. Он занялся тем, что было ему действительно интересно, - фотографией. Он посвящал этому занятию всего себя, тратил на него большую часть свободного времени, старался быть лучшим хотя бы для того, чтобы самоутвердиться в собственных глазах. Нейтан даже справился с плохо контролируемым желанием работать с цветом и погрузился в черно-белую съемку. Ему казалось, что он смог найти... Точку опоры. Платформу, от которой можно было оттолкнуться, чтобы начать новую жизнь. Лучшую жизнь. И он действительно верил в это. Ровно до тех пор, пока в его "лучшей жизни", в которой, как Нейтан хотел верить, больше не было места фетишизму, не появился Уоррен Грэм, раздражающий и заводящий одним своим существованием. Нейтан был счастлив, что их первая драка была остановлена Мэдсеном. Нет, безусловно, он бы ни в коем случае не избил Уоррена до полусмерти, но он знал, чем закончится драка, если Уоррен заметит, как Нейтан смотрит на его нервно подрагивающие разбитые губы. Нейтан был счастлив, что во второй драке он оказался проигравшим, ведь боль, к которой он никогда не питал теплых чувств и скорее был вынужден терпеть, отрезвляла лучше, чем холодный душ. Но они сталкивались снова. И снова. И снова. До тех пор, пока Уоррен не задал вопрос: "Прескотт, тебе что, просто нравится меня избивать?". И как должен был ответить Нейтан, чтобы не показаться садистом или извращенцем?.. Правильно. Он должен был промолчать. Но вместо того, чтобы промолчать, он схватил Уоррена за волосы, ударил его лицом о кафельную стену душевой и, снова повернув к себе лицом, поцеловал его, за что получил хороший укус и крепкий удар в челюсть. Они стояли и смотрели друг на друга, ничего не понимающие, ошарашенные, под тихие звуки ударов капель собственной крови на пол. Это была самая странная сцена в жизни Нейтана. После этого они начали друг друга избегать. Осознанно. Нейтан видеть не хотел Уоррена и думать о нем, но вынуть из своих воспоминаний образ растерянного парня с распухшими губами и глубокой ссадиной на переносице было сложно. Нейтан терпеть его не мог, он был в этом полностью уверен, но... Он был сломан. Изувечен. Выпотрошен. И, что самое ужасное, он сам сделал это с собой. Потом они поговорили. Кое-как. Из-под палки. Нейтану пришлось раскрыться, чтобы не казаться сумасшедшим, но в конце концов Уоррен все равно сказал ему, что тот не в себе. Слышать это из чужих уст, даже зная при этом, что эти слова являются правдой, было неприятно и дико, но пришлось стиснуть зубы, сжать кулаки и вынести этот диалог, как обязательную пытку. Они договорились держать произошедшее в секрете, и Нейтан не понимал, какой Уоррену в этом толк. У него были на руках все карты для того, чтобы поставить сына самого ненавистного горожанами человека в крайне неудобное положение, которое могло грозить если не посещением психиатра, то хорошей выволочкой от отца или социального педагога, но он ими не воспользовался. Он просто притворился, что забыл. А Нейтан ложился спать с тяжелой головой и во сне представлял, как выбивает из этого слишком хорошего, слишком правильного мальчишки все его грязные секреты, скрытые пороки и мрачные тайны. Ведь у каждого были скелеты в шкафу. Варьировалось только их количество. Спустя какое-то время Уоррен попытался сменить свое отношение к Нейтану на нейтрально-дружелюбное, но Нейтан отвергал любые попытки. Он не хотел, чтобы между ними были дружеские отношения, он хотел видеть, как Грэм истекает кровью, опускаясь перед ним на колени. Как он давится собственной слюной, принявшей багряный оттенок, и сплевывает ее на белый пол, как улыбается, демонстрируя розовые клыки под покровом мелко исцарапанных десен, как оголяет колени и локти, разбитые, стертые об асфальт, сочащиеся, как весь открывается, снимает с себя промокшую одежду и позволяет Нейтану размазывать по нескладному телу кровь вместе с лимфой и грязью. Его тошнило от этих мыслей, ему хотелось курить вдвое чаще, пить больше таблеток, хотелось заглушить вопли собственной сущности, потерявшей человеческий облик, но у него ничего не получалось. Апогеем стало то, что они начали встречаться. Как это произошло - для обоих осталось загадкой. Это просто случилось, как случается с каждым подростком, который не может определиться даже со своей ориентацией, но уже хочет знать, каково это - быть взрослым, быть кому-то нужным, быть кем-то желанным. Они оба хотели получить то, что им не могли дать окружающие, но проблема заключалась в одном: Нейтану НИКТО не мог дать то, что ему было нужно. Поэтому он начал брать. Он будто случайно слишком сильно кусался во время поцелуев и царапался во время объятий. Он будто случайно провоцировал Уоррена на конфликт, чтобы получить возможность ударить. Он будто случайно был тем, кого Уоррен никогда бы не захотел видеть рядом с собой. А теперь... А теперь он был один. Сидел и думал о том, как же это, блять, получилось. Он скучал по Уоррену. Поэтому и пытался разобраться. Пытался понять, что ему надо сделать, чтобы они попытались "снова". К сожалению, Нейтан быстро привыкал к людям. Он был похож на собаку, которую все прогоняли и били и которая из-за этого абсолютно не умела доверять, но если и доверяла, то надолго. Нужно было перекроить себя. Сделать из себя нового человека. Другого человека. Но это было невозможно.