45 steps into the darkness

Его никто не понимал. Никто. Ему лгали с самого рождения и по сей день все, кто притворялся близкими и родными. Ему лгали даже те, кому он платил огромные деньги за диагностику. Ему лгали врачи и психологи, ему лгали родители и сестра, ему лгали элитные экстрасенсы и дешевые гадалки. Нейтан был окружен ложью, он в ней погряз, поэтому к своему двадцатилетию он спланировал свою жизнь таким образом, чтобы никто не приближался к нему и не пытался помочь. Он был уверен, что ему нужно уединение. Затем на его пороге появилась какая-то странная женщина, которую позвал отец после неудачного разговора с психиатром, который пытался вбить в голову Нейтана, что его заболевание имеет известные современной медицине аналоги, и уже она разложила все по полочкам. Она посмотрела на Нейтана, обезображенного, уродливого, с диким оскалом и изрубцованной кожей, и сказала одно - «Тебе поможет только тот, кто полюбит тебя таким, какой ты есть». Это, конечно, было вздором. Нейтан долго отказывался верить. Все это куда больше напоминало глупую сказку для маленьких детей, призванную воззвать к принятию чужих пороков и возбудить любовь к «внутренней красоте», чем реальный способ избавиться от мерзкой проказы, которая постепенно покрывала все его тело, проступая на коже гнилостными серыми пятнами и глубокими язвами. Было решено оставить попытки справиться с болезнью, чем бы она не была (верить в правильность установленного диагноза Нейтан не хотел), смириться с падающим зрением, ноющими деснами, изломанными пальцами, переехать за черту города и избегать человеческого общества и солнечного света по возможности. Но затем надежда справиться с превращением в живого мертвеца ослабла, и, когда одержимость идеей найти человека, который сможет его излечить любой ценой, переросла в маниакальный бред, когда вера в собственную чудовищность достигла своего пика и мутировала в уверенность в том, что он никогда не был настоящим человеком, просто отмахнуться от наваждения не удалось. Его разум пошатнулся. Нейтан начал пожирать сам себя страшными мыслями о бессмысленности всего, что он делает, начал думать о суициде, затем — об убийстве, и вскоре эти мысли начали доводить его до настоящего безумия. Он то носился по своему пустому дому, хохоча, как гиена, попутно сметая с полок предметы и ломая мебель, то ложился на пол и не вставал часами, неподвижным взглядом наблюдая за тем, как с потолка к нему спускается огромный черный паук, которого, возможно, и не существовало вовсе. Каждый день он проводил в тревожных снах, со временем научившись погружаться в них с головой, а ночь — в болезненном возбуждении, которое разрывало его изнутри и приказывало сжечь дом, уйти в чащу, выкопать себе землянку, превратиться в зверя и забыть о социализации. Он все еще время от времени выбирался в город. Отец оставлял ему деньги — хоть он и не очень любил своего дефективного сына, он не мог просто бросить его умирать в каком-то злосчастном лесу без средств к существованию. На эти деньги Нейтан пытался прожить несколько недель, захаживая в ночные магазины, распугивая всех случайных прохожих своим внешним видом. Некоторые все еще помнили его красивым. Некоторые не знали его и даже не подозревали, что он — сын самого влиятельного человека в городе. Некоторые пытались реагировать на него так, словно он — обычный человек, ничем не отличающийся от других. Но все они были одинаково лживыми притворщиками, лицемерами, трусами, которые хватались за нательные кресты или широко раскрывали глаза при одном виде больного. Это еще больше поспособствовало укреплению образа монстра и заставило возненавидеть людей до такой степени, что вскоре Нейтан разучился видеть в них своих собратьев по виду. Сначала они стали для него врагами. Потом - добычей. Ведь если он был монстром, у него были все права убивать людей и насыщаться их плотью. Такова была сущность монстра. Обычно Нейтан старался покидать дом после полуночи, чтобы избежать нежелательных встреч, но с приближением зимы солнце садилось раньше привычного и прогулки по улицам не грозили новыми ожогами. Это было прекрасное чувство. Его активность росла с каждым новым днем, и чем короче он становился, тем лучше чувствовал себя Нейтан. Так он приучил себя выглядывать наружу в поисках еды (любого рода) задолго до того, как часы били двенадцать раз. Но по этой причине он стал слишком часто пересекаться с людьми, которые провоцировали его на агрессию. Он научился их игнорировать, но его терпение, измотанное ежедневной нервотрепкой, самокопанием и, - как же он ненавидел это слово, - каннибализмом, обещало вот-вот порваться и стать причиной одной, а то и нескольких, жестоких смертей. Ему не было больно слышать, что он фрик или уродец, ведь он еще не ослеп до конца и понимал, что на самом деле выглядит, как отвратительное подобие человека, наполовину разложившийся труп, на который наспех натянули чужую гниющую кожу. Ему не было жаль видеть свое отражение в стеклянных витринах и окнах, что сверкали неоновыми огнями многоцветных вывесок, ведь он привык к тому, что зрелище было тяжелым для восприятия. Но каждый раз, когда кто-то слишком громко высказывался о его внешнем виде, в Нейтане умирала вера в спасение своего тела, что уж говорить о душе, и единственным, чего он хотел, была жестокая расплата. Он жил с одной мыслью: люди, способные на унижение, могли быть полезны лишь в качестве жирного корма. В одном из магазинов, где он намеревался закупиться сигаретами, чтобы приблизить свою смерть с помощью чего-то приятного, его внешность в очередной раз стала предметом для обсуждения толпой подростков. Эта возрастная группа всегда отличалась двумя качествами: жестокостью и глупостью. И Нейтану не составило бы труда зыркнуть на них, припугнуть оскалом и забыть об их существовании, если бы они не оказались достаточно твердолобыми, чтобы перейти в наступление на того, кто казался им совсем слабым, но, в то же время, мог с легкостью убить. Это стало ясно, когда в ответ на немое предупреждение об опасности в Нейтана прилетела жестяная банка из-под пива. Кассирша проигнорировала зарождающийся конфликт, сделав вид, что увлеченно пересчитывает наличные в кассовом аппарате. - О-о-о, прости, - кто-то из подростков, видимо, будучи самым глупым из всех, бесстрашно подошел к Нейтану и наклонился, чтобы поднять банку, - Я думал, что увидел гору мусора, а это просто какой-то урод. Мне так стыдно за это недоразумение. Нейтан промолчал, но облизнулся, представив, как наматывает на свою изломанную руку бугристую ленту теплых кишок. - Ты глухой или типа того? - смельчак толкнул Нейтана в плечо. Вероятно, без помощи алкоголя он не был бы таким храбрым. - Слушай, просто отстань от него. Нейтан обернулся и сощурился, пытаясь рассмотреть подошедшую фигуру. Это был мальчишка лет семнадцати, который, вероятно, никакого отношения к группе забияк не имел. Он был одет в однотонную форму, похожую на форму кассирши, из чего можно было сделать вывод, что он подрабатывал в магазине. Он посмотрел на Нейтана и слабо ему улыбнулся, словно тем самым пытаясь сказать, что все на самом деле в полном порядке и не стоит переживать из-за какого-то подвыпившего хама. Это было странно и обезоруживающе, но располагало. - Нравятся уроды, пацан? - попытался пошутить остряк. Незнакомец закатил глаза. - Если бы мне нравились уроды, ты бы стал моим лучшим другом. Нейтан против собственной воли хихикнул. Вышло зло и даже немного мерзко, но иначе он попросту не мог. Внезапный защитник подошел к нему, похлопал по плечу, как старого товарища, и, отобрав у опешившего задиры банку, кинул ее ему в лицо. - О-о-ой, мне показалось, что ты — гора мусора. А, нет. Не показалось. И когда оскорбленный засранец кинулся на мальчишку, Нейтан ударил его по лицу, оставив сломанными, острыми ногтями пару глубоких борозд на поросшей короткой щетиной щеке. Глаза внезапно протрезвевшего подростка раскрылись шире и он отшатнулся, видимо, заметив, что тот, кого он принял за немощного, все еще мог постоять за себя или, как вышло в данном случае, за того, кто пытался его защитить. - Уоррен! - кассирша хлопнула рукой по столу. - Не влезай в драку! Мальчишка повернулся к женщине, отмахнулся, но она позвала его снова, на этот раз настойчивее. Когда он убедился, что друзья агрессивного парня уводят его из магазина, не позволив тому замахнуться, чтобы ударить в ответ, он еще раз хлопнул Нейтана по плечу и подбежал к кассирше. Пока они о чем-то раздраженно болтали, Нейтан плюнул на сигареты и вышел вслед за удаляющейся толпой с надеждой поживиться обидчиком. Его сознание уже давно не терзала мысль о том, что он сходит с ума от одиночества, болезней и жестокого отношения окружающих. Он принял свое безумие со смирением и был полностью доволен результатом: совесть больше не вопила от ужаса, когда ее хозяин помышлял об убийстве себе подобного ради пропитания. Нейтан не бедствовал. Не голодал. О нем все еще заботились родители. Но его разум надкололся, и он ничего не мог с этим сделать. Он мог только плыть по течению. - Эй! - из магазина вслед за ним выскочил Уоррен с глупой улыбкой, застывшей на растерянном лице, - Есть минутка? Нейтан проводил взглядом стремительно уходящих подростков. Он мог пожертвовать маленькой местью ради человека, которого, кажется, вообще не смущала его внешность. - Есть. - коротко ответил он. Уоррен закинул руку за голову и нервно взъерошил волосы на затылке, не зная, как продолжить разговор. Видимо, он был уверен, что Нейтан откажет ему в беседе. Поэтому он сказал абсолютно очевидную вещь, пытаясь просто показаться милым: - Ты извини этих идиотов, их просто вселенная не наградила умом. Он кивнул и отвернулся, высматривая в темноте удаляющиеся фигуры. - Если заглянешь сюда еще раз, можешь обращаться. Я Уоррен, Уоррен Грэм, - мальчишка протянул руку, - А ты? Взглянув на дружелюбно протянутую ладонь, Нейтан медленно перевел взгляд на свои серые, подрагивающие, костлявые пальцы, обтянутые грубой, потрескавшейся кожей, с синими, сорванными ногтевыми пластинами, и смущенно завел руку за спину, не желая портить знакомство своим прикосновением к опрятной и даже симпатичной руке нового знакомого. Уоррен, заметив это, тихонько рассмеялся. - Да ладно тебе! - он нагло схватил Нейтана за свободную руку и все-таки тряхнул ее в рукопожатии, - Не надо себя стесняться, и тогда издевок станет меньше. Ты такой, какой ты есть, верно? Не думаю, что ты плохой парень. Нейтану пришлось опустить голову, чтобы скрыть злую ухмылку. Да. Верно. Такой, какой есть. Неплохой парень. Неплохой парень, который убивает и ест тех, кто пытается задеть его, в полной уверенности, что сам не является человеком. Неплохой парень, который сходит с ума, проецируя на себя образ чудовища из детской сказки, и поджидает того единственного, кто не отвернется от него, едва завидев обнаженные до корней зубы, трупного цвета кожу, звериные уши и нос. Неплохой парень, который сжег все свои фотографии, стараясь стереть из памяти свое лицо, здоровое, красивое, приятное, которое нравилось девушкам, которому завидовали парни. - Так как тебя зовут? - спросил Уоррен, не отпуская одеревеневшую руку. - Нейтан. - Рад знакомству, Нейтан! До встречи? Парнишка наконец отошел на пару шагов. Нейтан кивнул. - До встречи. И следующая встреча состоялась. И не раз. Нейтана начало грызть странное чувство. Впервые он осознавал, что кто-то не испытывает к нему отвращения, а если и испытывает, то мастерски это скрывает. Уоррен работал в магазине только по ночам, зарабатывая совсем жалкие деньги, и однажды Нейтан, не зная, как выразить свою благодарность за то терпение, которое проявлял по отношению к нему Грэм, сунул ему в руку несколько смятых купюр. Уоррен даже не оскорбился, просто отказался и сказал, что ему это вовсе не нужно, что он справится и так, и вообще Нейтану следовало бы думать о своем благосостоянии и положении. И Нейтан задумался. Задумался в первую очередь о том, что второго шанса найти кого-то, кто смог бы принять его внешность и его сущность, у него не будет. Он не был уверен в том, что действительно умирает, ведь он все еще был достаточно силен и яростен, чтобы убить человека, но зрение становилось хуже с каждым днем, непереносимость света проявлялась острее, ужасные рези в животе и мышечные спазмы сопутствовали ему почти каждый день, часами не позволяя вздохнуть. Его охватил страх и, в то же время, маниакальное желание заставить Уоррена полюбить себя, ведь он не знал, что нужно делать для того, чтобы понравиться другому человеку, тем более — человеку своего пола. Он видел в этом выход. Шанс спастись от оков своего тела, от веса своей болезни. Шанс снова стать человеком. Самовнушение работало исправно, как хорошие, дорогие часы, и сбоев не давало. Поэтому в одну из ночей он вытащил Уоррена на улицу под предлогом важного разговора, придушил локтем до потери сознания, водрузил мальчишку на плечи и потащил в свой дом.