***
Высокие двери, ведущие в здание полицейского участка, стали каким-то мнимым проходом в другой мир. Где только ветер гуляет в голове, гоняя жалкие мысли из стороны в сторону, а тело отдано на попечение слишком сильных эмоций, бушующих где-то в груди, неважно, страх это или же благоговейное возбуждение. Мир, где всё слишком. Мир, где нет места чему-то потустороннему: лишь один человек из тысячи, лишь давящие на больное сознание мысли, лишь сковывающая пустота внутри и разрывающие горло не сказанные слова. Всё и ничего одновременно… Только огромный уничтожающий душу самозабвенный вихрь. Жестокий и всеобъемлющий. Стоило Тэхёну пересечь заветную черту и выбежать на улицу, толкнув плечом стеклянную дверь, почувствовать гуляющий в волосах ветер, как в голове что-то замкнулось, полностью опустошая израненную оболочку, и он остановился. Резко, сам не понимая почему. Все решительные мысли и протесты бездействию канули в лету, оставив после себя лишь жалкую неуверенность и пробивающую тело дрожь. «Почему я стою? Мне нужно… Я должен уйти», — говорил себе Тэ, чувствуя, как отчего-то всё нутро противится ему. Тело просто окаменело и не хотело двигаться, даже сделать мельчайший шаг вперёд, руки и ноги замерли в движении, внезапно став невероятно тяжёлыми. Юноша стоял недалеко от дороги, застыв у бордюра. Голова была опущена, взволнованный взгляд, цепляющийся за носки потёртых чонгуковых кед, которые парень обул по ошибке, прятался за длинной чёлкой. «Он разозлится… опять будет смотреть на меня, как на ничтожество», — вертелся в мыслях тихий, запуганный реальностью голос, когда Тэ пытался сдвинуться с места, и идущий за ним, словно в ответ, другой, уверенный и безжалостный: «Тебе нельзя уходить. Тебе не за что зацепиться, кроме него, у тебя есть только он. Больше ты никому не нужен. Даже родители отвернулись от тебя… все». К горлу поступила тошнота, а руки предательски стали дрожать, когда в сердце вновь больно кольнула обида, в сознании всего за долю секунды всплыли написанные минутами ранее строки: воспоминания, хранящиеся на задворках памяти, а теперь ещё и на бумаге. Вырванные из жизни моменты, постепенно возвращающиеся в голову. Но что-то навсегда будет стёрто, оставив только какой-то мелкий, уже давно заживший шрам на коже или же еле бьющемся сердце. «Отвернулись…» — дрожащим голосом пронеслось в мыслях. Всё тело неприятно жгло, будто бы испепеляя изнутри огненным пламенем, на коже отчётливо чувствовались прожигающие взгляды обычных прохожих, полицейских, идущих в участок, и чей-то ещё, который казался особенно болезненным, а в ушах противным шёпотом звучало: «Это Ким Тэхён. Ким Тэхён!» Услышанное когда-то в допросной собственное имя уже не казалось столь красивым и родным, оно отторгало, заставляя невольно закрывать уши руками, в жалких попытках прекратить невыносимую пытку, стараясь скрыться от преследующих голосов. Перед глазами всё поплыло, рисуя в воздухе непонятные круги и множество расползающихся в стороны точек, а земля будто бы уходила из-под ног с каждым рваным вздохом. «Никому не нужный, никому. Все отвернулись, оставили, ушли», — будто бы на повторе крутилось в голове, вызывая во всём теле дрожь, переходящую в съедающее изнутри чувство — страх. Он вязкой жижей расползался по всей грудной клетке, переходил в кровоток и с кровью бежал по венам, сворачивая юношу пополам от резкой боли. Ноги стали ватными, и Тэ рухнул на землю, сдирая от неудачного падения кожу на и так испещрённой ранами и ссадинами ладони, часть которых скрывалась за бинтами. — Я не нужен, — шептал Тэ, чувствуя, как в уголках глаз формируются слёзы. — Все уш-шли, — одними дрожащими губами говорил молодой человек. По щеке, проходя по каждому пластырю, по каждой небольшой ранке, скатилась слеза, падая на сжатую в кулаке руку. «Ничтожество…» Вокруг было темно и сыро, надоедливая влажность так и вертелась в воздухе, заставляя невольно ёжиться от окутывающего холода. Каменная кладка на стенах казалась единым, неделимым и ровным чёрным полотном, застилающим почти что разрушенную поверхность. Эти чёртовы стены — непреодолимый барьер, разделяющий всё на мир — за, и ад — в. Окружающее тёмное пространство, скрывающее за собой громкие удары и срывающиеся с измазанных кровью губ вскрики боли, — сокрытая в неизвестности комната страха, унижений и полнейшего бесконтрольного уничтожения, как физического, так и морального. Болезненные удары продолжали сыпаться вот уже пятнадцать минут. Тело больше не чувствовало боли, оно лишь инстинктивно подрагивало, когда кожи касался холодный металл. Рваное дыхание, сильно вздымающаяся грудь и слёзы, стекающие вниз по свежим порезам. Парень невидящим взглядом смотрел в пол, еле различая чёрный силуэт перед собой. Он слишком устал. Слишком устал от всего: от этого долбанного подвала, от жалких заезженных цифр, от приказного тона, от собственного голоса, звучащего в мыслях. От этой жизни… «Убей меня, просто убей», — постоянно крутилась в голове навязчивая мысль, от которой ещё больше щемило сердце. — Почему ты остановился? — зло выплюнул низкий голос, сильной хваткой вцепившись в волосы дрожащего парнишки, прикованного цепью к батарее, заставляя его зажмурить глаза. — Считай! — рыкнул он, резко отбросив юношу в сторону. Тэ прижался лбом к холодной батарее, хватая ртом воздух. Все рецепторы отказывали всё больше с каждой прожитой в этом подвале секундой: лёгкие не чувствовали поступающего кислорода, руки устало висели в воздухе, сдерживаемые железными оковами, взгляд ни за что не мог зацепиться, просто бродил вокруг, ничего не видя перед собой. — Считай! — вновь раздался в чёрном пространстве низкий голос. — До пяти, — вновь удар. Железный прут ударился о плечо, оставляя на коже розовый след, который чуть позже начнёт сочиться алой жидкостью. — Р-раз, два-а, — пытался говорить Тэхён, надрывая глотку и давясь слезами. Голос не слушался, постоянно срываясь. «Три…» — продолжало сознание, заглушая два прилетевших удара. — Никому не нужный, оставленный. Тебя никто не ищет, ты заметил? — Тэхён повернул голову на звук, продолжая тяжело дышать. — Тебя никто даже не найдёт, не будет искать. Ты же отброс! — «Отброс…» — на автомате вторило сознание. — Мусор! — говорил он, расхаживая из стороны в сторону и постукивая железной палкой по раскрытой ладони. «Я — мусор…» В скулу со всей силы ударил кулак, впечатывая голову парнишки в батарею, заставляя до боли прикусить саднящие губы. «Отброс… я никому не нужен… никому… мусор», — крутилось в голове, пока непроизвольно закрывались глаза и гасло сознание, пряча под коркой головного мозга очередную уничтожающую мысль, поставленную как чёрную метку.***
Перед глазами одна за одной сменялись ступени, пока Чонгук, быстро перебирая ногами, бежал вниз. Окружающие, как назло, двигались слишком медленно, будто бы специально: каждое их движение походило на замедленную съёмку. Спешил только Чонгук, расталкивая нерасторопных служащих. В голове не переставая крутилось присланное неизвестным сообщение. Он знал, что Тэхён здесь, знал, что он ушёл, значит, он где-то рядом. Может, эти сообщения — действительно игра? Но тогда смирился с ней только Чонгук, невольно следуя не озвученным правилам. «Я успею, я успею! Он не мог далеко уйти», — постоянно повторял парень, стараясь бежать ещё быстрее. Наконец, впереди показались стеклянные двери и вид на улицу. Оторвав взгляд от ступеней, молодой человек взглянул вперёд, замечая недалеко от входа в участок сгорбленного юношу, сидящего на земле и уткнувшегося макушкой в асфальт. «Тэхён?» — тут же пронеслось в голове, и Чон сбавил темп, спрыгивая с лестницы. «Что происходит?» — спрашивал он себя, идя к двери и, толкнув её плечом, выходя на улицу. Прохладный ветерок, гоняющий воздух из стороны в сторону, сразу же начал играть с волосами: то поднимая, то опуская тёмные пряди. — Тэхён! — крикнул Чон от дверей, привлекая к себе внимание. — Поднимай свой зад и иди сюда, — вместо ответа или простейшего исполнения столь любезной просьбы, он получил строгие, осуждающие взгляды, но даже не Тэхёна, а проходящих мимо людей, невольно ставших свидетелями этой сцены. «Ла-а-а-а-адно», — протянул в мыслях парень и, со всей силы сжимая кулаки, двинулся в сторону Тэ. — Кажется, я тебя просил сидеть и не высовываться, — отчеканил он, остановившись недалеко от юноши. Тот вздрогнул, когда услышал чужой голос, и сжался, начиная что-то шептать. Чонгук нахмурился и медленно присел, внимательно смотря на Тэхёна. — Что ты... — начал было он, но замолчал, прислушиваясь к еле различимым в шуме вечно живущего своей жизнью города словам: — Ушёл… уш-шёл… он бросил… Перестань… п-перестань, п-прошу тебя… — повторял юноша, стараясь совладать с душащими эмоциями. Его дыхание было рваным, будто бы кто-то сильной хваткой вцепился в горло, перекрывая желанный кислород; парень постоянно задыхался, давясь словами и застрявшим в глотке комом захлестнувших чувств и воспоминаний. Всё тело било в дрожи, по заклеенным пластырями щекам без остановки катились жгучие слёзы, а длинные израненные пальцы только сильнее оттягивали русые волосы, сжимая в кулаке. Грудь высоко вздымалась, подгоняемая учащённым сердцебиением, готовым распороть в клочья грудную клетку. — Оставь… оставь м-меня, отстань, — продолжал говорить Тэ, сильнее сжимаясь в комок. Чон напрягся ещё сильнее, смотря на юношу. «Снова?» — подумал он, подбирая нужные слова. — Я не оставлю тебя, Тэхён, — тихо сказал Чонгук, чуть наклоняясь. Рука невольно застыла над скрючившимся парнишкой, и Гук, сглотнув, опустил её на дрожащую спину молодого человека, успокаивающе поглаживая. Тот замер, когда услышал сказанные другим голосом слова, и повернулся, почувствовав тепло чужой ладони. Он поднял голову, встречаясь с изучающим взглядом парня в форме, который перебирал в мыслях все варианты поведения в подобной ситуации, ища более подходящий. Взглянув в тэхёновы верные глаза, покрасневшие от слёз, он старался найти в них ответ на вопрос, уже давно крутящийся на языке: что именно он видит? Что вспоминает, заставляя Чонгука подскакивать на месте и думать над тем, как его можно успокоить и остановить странный приступ? Тэхён долго вглядывался в тёмные большие глаза, стараясь узнать сидящего рядом человека. Его мысли всё ещё пребывали где-то далеко за гранью, в очередном ином мире. За пределами разума и больного сознания, намного дальше, где память стёрта до мельчайших крупиц, а сердце раздроблено на миллионы осколков. — Ты… — сорвалось хриплое с искусанных губ, заставляя Чонгука облегчённо вздохнуть и, закатив глаза, сказать: — Не убегай больше, Тэхён. Я не хочу играть ещё и с тобой. — Ч-Чонгук, — выговорил Тэ и кинулся на шею застывшему брюнету, роняя его на тротуар и пряча горячие слёзы в сгибе чонгуковой шеи. Офицер сжался, чувствуя чужое тепло, чужое касание, пробивающее, как электрический ток. Белоснежная кожа горела под тяжестью парнишки, оставляющего на тёмно-синей форме непонятные узоры из солёных слёз. Крепкие руки непроизвольно сильной хваткой вцепились в талию Кима, чуть приподнимая в жалких попытках создать хоть какую-то дистанцию. «Когда же ты перестанешь так делать?!» — вопило сознание Чона, пока пальцы сильнее надавливали на рёбра. Тэхён дёрнулся, почувствовав на себе сильные руки, и Гук сразу напрягся, смотря на подрагивающие плечи парня. «Он весь в синяках…» — напомнило подсознание. — Я отвезу тебя домой, — сказал молодой человек, стараясь размеренно выдыхать через нос, не концентрируя своё внимание на чужой близости. — Нет! — вскрикнул Тэхён, резко поднимая голову. — Н-нет, я оп-пять буду один. Не уходи, п-пожалуйста. Я… я… — начал заикаться он, хватая ртом воздух. — Хорошо, хорошо, я побуду с тобой. Успокойся! — парень затих, утыкаясь макушкой в крепкую грудь, стараясь выровнять дыхание. Дрожащие руки цеплялись за ткань выглаженной рубашки, боясь отпустить. — Ты должен слезть с меня, — сглотнув, строго сказал Чонгук, пытаясь спихнуть с себя лишний груз, но Тэхён не сдвинулся, он только сильнее прильнул к нему. «Чтоб тебя…» — ругался в мыслях парень. В очередной попытке скинуть с себя ненужный балласт, он перевернул Кима на спину, нависая сверху и встречаясь со слишком испуганным взглядом Тэ. «Боже…» — пронеслось в голове. Чон внимательно вглядывался в лежащего под собой парня, на лице и теле которого было бесчисленное количество ран, ссадин и синяков, оставленных рукой неизвестного, прячущегося где-то среди этой окружающей их толпы, а в глазах ясно виднелись клокочущий страх и уничтожающая разум боль. «Я найду его. Обязательно найду». — Я… — Тебе нужно подняться, — прервал юношу Гук, продолжая неотрывно смотреть на него. Глаза Тэхёна, покрасневшие от нескончаемого потока слёз, цеплялись за каждую черту лица склонившегося над ним брюнета, словно он всё ещё не понимал, что это реальность, а не крутящееся в голове воспоминание. — У меня болит голова, — прошептал парень. «Он вернулся», — напоминал внутренний голос. — Всё, вставай, нужно идти, — кашлянув, сказал Чонгук и уже собирался подняться, чтобы наконец вздохнуть полной грудью, но почувствовал, как что-то тянет вниз. Пробежавшись по себе глазами, он увидел, что пальцы, обмотанные бинтами и заклеенные кое-где пластырями, крепко вцепились в край чёрного галстука и не хотели отпускать. Мысли Тэ всё ещё были где-то далеко, хоть он и осознал, где находится. Они прозябали там, где низким басом звучало: «Ты — просто мусор», — в то время как само тело неосознанно отзывалось на любое действие, происходящее здесь и сейчас, в мире, далёком от воспоминаний. — Может, встанешь? — хватка стала сильнее, стоило офицеру двинуться чуть в сторону. «Ясно», — отметил про себя Чон и, вытянув галстук из дрожащих длинных пальцев, кое-как поднялся на ноги, отряхивая запачкавшуюся форму. Вновь взглянув на Кима, он увидел, что тот уже сидит, уставившись куда-то перед собой. Молодой человек нахмурился, вопросительно уставившись на Тэ. — Я не могу встать, — буркнул он, стараясь не смотреть на парня в форме. Ким чувствовал себя слишком слабым и жалким перед ним; просто безвольная тряпка, которая не может даже толком стоять на ногах. — Мне опять тебя тащить?! — цокнув, Тэхён отвернулся, лениво разглядывая окружающие здания и проезжающие машины. Проходя взглядом по стенам полицейского участка, он заметил, что каждый стоящий рядом служащий или же обычный человек, идущий по своим делам, смотрел в его сторону, неодобрительно качая головой и, фыркнув, отворачиваясь. Молодой человек опустил голову, прячась за растрёпанной чёлкой. Он устал от этих взглядов, вмиг сравнивающих с землёй и ставящих галочку в воображаемом списке под графой «хуже меня». «Хватит», — прозвучал в мыслях измотанный голос. Чонгук тяжело вздохнул, прожигая дыру в тэхёновом затылке. «Ну ты у меня…» — начал было парень, но, вспомнив слова капитана о том, что он нужен следствию, остановился и потянулся в задний карман брюк. Вытащив смартфон, Гук быстро набрал выученный наизусть номер и поднёс телефон к уху, вслушиваясь в идущие гудки. — Чимин, я… — Что случилось? Ты нашёл его? — прервал его взволнованный голос на том конце. — Да, всё в норме. Введи парней в курс дела, я позже подъеду, — говорил он, внимательно смотря на сидящего на бордюре Тэхёна, который явно прислушивался к каждому слову, повторно прокручивая в голове. — Что?! А ты ку… — Чонгук сбросил звонок и, засунув телефон обратно в карман, двинулся к Киму, делающему вид, что всё это время любовался мигающим вдалеке светофором, а не подслушивал. — Пошли. Я и так на тебя много времени потратил, — ворчал парень в форме, подхватывая застывшего Тэ на руки, заставляя его удивлённо озираться по сторонам, смотря то в тёмные глаза, то на отдаляющуюся от него землю. — Зачем ты?.. — Я последний раз это делаю, — строго сказал он, идя в сторону парковки. — Спасибо, Чонгук, — прошептал Тэ, не замечая, как быстро закрылись глаза. Слишком много для него одного, слишком много воспоминаний и боли, расползающейся по всему организму, отравляя и медленно разрушая его. Чон взглянул на парнишку, дремлющего у него на плече, и усмехнулся: «Потом будешь благодарить». На шее снова чувствовалось чужое слишком частое дыхание, обжигающее чувствительную кожу и заставляющее все мышцы каменеть. Длинные пальцы вновь цеплялись за небольшие пуговицы на рубашке, боясь отпустить. На плече опять лежал Ким Тэхён, заставляя всё тело биться в конвульсиях от раздражающей близости, щекоча шею мягкими волосами. «Когда-нибудь потом…» В тишине небольшого захламлённого после поиска запасного ключа коридоре прозвучал тихий, еле заметный щелчок, затем ещё один и ещё, последний. Открылась входная дверь, впуская в квартиру двух молодых людей. Пропустив вперёд Тэхёна, который, наконец, мог стоять на ногах, зашёл и Чон, швыряя ключи на стоящую поблизости тумбочку и замечая на ней некий беспорядок. Повернув голову, он увидел застывшего рядом парня, разглядывающего коридор, и проследил за его взглядом: повсюду были раскрыты шкафчики, кое-где валялось содержимое полок, разбросанное то там же, то на полу в хаотичном беспорядке. «Вот, как ты выбрался», — подумал молодой человек, сверля взглядом медленно поворачивающегося в его сторону Тэхёна. — Прости, — тихо сказал Ким, виновато смотря на взбешённого Чона. — Отдай ключ, — строго сказал офицер, вытягивая вперёд руку. В глазах напротив молниеносно пробежал страх. — Что я буду делать, если он придёт сюда? Я же даже не смогу сбежать. Он знает, где я, — начал оправдываться Тэ, чувствуя, как что-то неприятно начинает жечь внутри. — Здесь всяко безопаснее, чем на улице, — отрезал полицейский. — Тем более сейчас его целью являешься не ты, — стоящий впереди юноша замер, уставившись на Гука, не понимая, о чём тот говорит. — На данный момент у него нет нужды ловить тебя, если бы он хотел это сделать, то я бы тебе это сейчас не объяснял, — вздохнув, пояснил Чон. — К тому же прошло слишком мало времени, он даст тебе немного свободы на какой-то срок. Ты для него как собака на длинном поводке: вроде бы свободная, но всё равно под властью своего хозяина. Понял? Отдай ключ. — Кто же тогда его цель? — будто бы не слыша просьбы Гука, спросил Тэ. — Следствие, — просто ответил Чонгук, пожимая плечами. — Ключ, — сменил он тему, кивая в сторону Тэхёна и заставляя его, вздохнув, достать из кармана джинсов небольшую железку и положить её в протянутую руку. «Теперь хоть убегать не будешь», — вертелось в его голове, пока он, убрав ключ в карман, снимал обувь. — Почему вы все хотите посадить меня на цепь? — бурчал себе под нос Тэхён, идя в сторону спальни и скидывая на ходу старые чонгуковы кеды, за которые тот непроизвольно зацепился взглядом и замер, когда до него долетели сказанные Кимом слова. Он посмотрел на скрывающуюся в дверном проёме спину. «На цепь?» — повторил Гук. В грудь что-то больно кольнуло, туда, где должно быть сердце, короткое слово тысячами отголосков разносилось в мыслях, накладываясь и смешиваясь в единый нескончаемый звук. «Цепь…» Плачущая женщина не переставая била кулаками по массивной двери, вытирая краешком длинной растянутой красной кофты катящиеся по щекам слёзы. — Открой дверь! Ему нужно поесть! Пожалуйста, прошу тебя. Открой! — кричала она, сползая вниз. — Ладно я, но ребёнок, — плакала женщина, нежно водя рукой по деревянной поверхности, не замечая, как за её спиной, прячась в дверном проёме, стоял маленький мальчик, прижимая к груди небольшой выцветший игрушечный паровозик. Он следил за каждым её действием, стараясь понять, что произошло. — Вернись! Умоля-я-яю, — всхлипы вновь сменились громким голосом, раздирающим глотку: — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — каждое слово сопровождалось ударом. — Зачем ты так с нами? — шёпотом проговорила она, прижавшись щекой к двери. Женщина даже не заметила вышедшего из тени комнаты ребёнка, который осторожно шёл к ней маленькими шажками, обеспокоенно смотря на мать. — Мамочка? — тихо позвал её мальчик, сильнее сжимая в маленьких ручках сломанный паровозик. Женщина дрогнула, когда услышала вырывающий из терзаний голос малыша. — Что случилось? — Ох, Чонгук-и, — она схватила сына за руку, притягивая к себе и усаживая на колени. — Прости меня, малыш, прости, — словно заворожённая, шептала она, обнимая мальчика. — Мамочка, что произошло? — продолжал спрашивать ребёнок, невинными глазками смотря на мать. — Ничего, мой милый, ничего, — говорила она, целуя маленького Чонгук-и в лоб. — Всё будет хорошо, мамочка всё исправит. — А где папа? — спросил он, поднимая голову и заглядывая в покрасневшие от слёз глаза матери. — О-он… — ей было тяжело говорить, крик, готовый вырваться наружу, крепко вцепился в хрупкую шею, медленно перекрывая доступ к кислороду. — Он пошёл за вкусняшками для тебя, скоро вернётся, — она посмеялась, пряча за смехом новую волну слёз и скрываемой боли, сильнее прижимая к себе малыша. «Семь дней…» — пронеслось в голове Чонгука. Тогда он просидел взаперти семь дней, постоянно слушая, как ночами плачет его мать. Он до сих пор помнил нестерпимую боль в животе, оповещающую о голоде. «Тебя не было семь дней…» — сказал в пустоту парень, зная, что никто не услышит, кроме собственного сознания, защищённого выстроенной ото всех стеной. Встряхнув головой, отгоняя надоедливые воспоминания, Гук вздохнул и, достав ключи из заднего кармана брюк, положил их на тумбочку в коридоре, после чего двинулся в сторону спальни. Тэхён давно забрался на свой диван и, укрывшись клетчатым пледом, пытался заснуть, стараясь не думать об увиденных моментах прошлого, которые навязчиво лезли в голову. Но ничего не выходило: они всё так же атаковывали больное сознание, заставляя сильнее кутаться в покрывало и всё чаще повторять про себя коротенькую считалочку. Услышав сквозь пелену медленно окутывающего сна глухие шаги, парень открыл глаза, встречаясь взглядом с Чоном. — Я тебя отвёз, привёл, уложил, теперь возвращаюсь в участок. Сиди здесь! — отчеканил он тут же. — Но ты обещал побыть со мной! — «Чёрт, он не забыл», — подумал Чонгук и вымученно прикрыл глаза. — Останься, пожалуйста, — тихо сказал Тэ. «Как же всё сложно…» — вертелось в мыслях у Гука. — Прошу тебя… — юноша взглянул на съёжившегося на диване Тэхёна, прижимающего к себе край мягкого пледа. На его скулах красовались синяки и царапины, большая часть которых виднелась даже за слоем пластырей, а в глазах читался всё ещё трепещущий страх, как там, на тротуаре. Вздохнув, он покачал головой и задумался, складывая все «за» и «против»: остаться здесь и вести дела на расстоянии, что возможно, но сложнее, или наплевать на всё и поехать в участок. Чонгук с радостью вернулся бы в родное здание полиции, так как не любил бывать дома, но что-то сидящее внутри говорило ему о том, что он не мог оставить его… просто не мог. — Ладно, — сдался Чон, повернулся и, не смотря на Кима, вышел в коридор, чтобы вновь набрать номер Чимина и раздать указания.