Bedtime Stories.

У всех был страх, что в один прекрасный день они посмотрят в зеркало и не увидят там больше милое и невинное личико. Что на них оттуда будет смотреть морщинистая морда с кривым носом и впалыми глазами. Все этого боялись, пытались найти источник вечной юности. Только нет его нигде, Питер пытался найти – сказки, пустая трата драгоценного времени. Куда бы вы не пошли, везде одно и тоже. Старые колдуньи, которые хоть и мычат что-то про бесконечную жизнь, сами от любого дуновения ветерка готовы рассыпаться. Обольстительные мужчины, с их разноцветными эликсирами, которые на вкус как жидкое мыло. Вечности нет – её выдумали жадные до денег взрослые, превратили в умный маркетинговый ход. А Питер так надеялся, так верил, что всё это не обман. Ошибся, не рассчитал степень веры. Шутка, неудачный анекдот, розыгрыш. Только вот не смешно ни черта. Зато он нашёл Венди. Маленькая, весёлая, совсем не хотелось, чтобы она взрослела. Не хотелось, чтобы её лицо становилось морщинистым, а такие прекрасные каштановые волосы теряли свой цвет. Питер её любил, у неё были красивый мелодичный голос и добрая улыбка. Она говорила Питеру, что он со всем справится, найдёт ту волшебную пыльцу из сказок, останется мальчишкой навеки. Когда об этом говорила Венди, ему хотелось верить. Смешно только от того, что сама она мечтала стать взрослой, завести семью. И не с ним ведь, его она превращать во взрослого не хотела, боялась, что тогда он потеряет обаяние и искру жизни в глазах. А за себя не боялась. В этом была вся его милая Венди – всегда беспокоилась за других, а на себя плевала, в расчёт свою жизнь не брала. Говорила, что она пустое место, всего лишь песчинка в огромной пустыне, что она есть, что её нет – всё одно. Питер так не считал. Для него она была не песчинкой, для него она была огромнейшим материком, целой планетой, миром грёбанным. Казалось, если вдруг Земля исчезнет, на части расколется, растворится в бесконечном водовороте ярких звёзд и созвездий – Венди станет центром вселенной. Будет ярче солнца, ярче света далёких галактик. Такая вот – молодая, красивая, смешная. С веснушками на пол-лица и живыми, игривыми, как солнечный зайчик, глазами. Питер не знал, что для неё будет хуже – смерть или старение. Она пела песенки о том, как хорошо быть взрослой и иметь собственную семью. Он прыгал по крышам домов и пускал мыльные пузыри. Смерть лучше, чем старение, она сохраняет свежесть и привлекательность. Венди только дула губы и качала головой. - Болван ты, Пэн, - говорила, - Кто же предпочитает умереть, нежели стать взрослым? Представь только, никто тебе не указ, делай, что душе угодно. А Питер поражался, как такая умница-красавица может быть такой глупой? Взрослые теряют мечтательность, живут по инерции, походку, улыбки, смех, даже взгляды до совершенства, до автомеханики оттачивают. Ходят, на автомате здороваются, на автомате руки друг другу пожимают. Решают какие-то проблемы, живут по законам, словно стадо какое-то. У взрослых не жизнь, а механизм, сплошная ржавая машина, которая живёт за них, заставляет просыпаться по утрам, принимать пищу, ходить на работу. Неужели Венди думает, что это и есть свобода? Неужели считает, что такая жизнь лучше, чем весёлое и беззаботное детство? - Ты глупая, Дарлинг, - тянет он, кидая камни в огромную лужу перед ними. Девушка хмурится и обижено выдыхает. Как ребёнок. Маленький такой, смешной, ревнивый. – Глупая, но такая дорогая для меня, чёрт тебя дери. Питер и Венди впервые встречаются именно здесь, на этой лавочке. Здесь же они в первый раз представляются друг другу, здесь же в первый раз целуются. Питер боится, что когда он станет вечно молодым, Венди состарится и умрёт. Что ему придётся сидеть на этой лавочке в одиночку. От таких мыслей ему хочется нырнуть в эту лужу, что перед ними, и утопиться. Да только она не глубокая совсем, так что вряд ли у него получится. Он представляет, как по прошествию нескольких сотен лет сидит здесь, кидает камешки в воду, и никто не греет его озябшие руки, никто не бурчит себе под нос, что он болван, что ему следует надевать пальто потеплее, и шарф поплотнее вокруг шеи кутать. Он представляет, что Венди вот уже лет сто как мертва, лежит в сырой земле, разлагается. Кожа у неё бледная, сухая и тонкая, глаза давно закрыты, а волосы опали. И внезапно прижимает её к себе, почти что душит, начинает плакать, вытирать сопли об её новую голубую курточку. Шептать, как сильно он её любит, как не хочет её терять, как сильно ею дорожит. Венди гладит его по голове и улыбается. - Питер, дурачок, ты меня никогда не потеряешь, – сладко тянет она, а он только сильнее начинает плакать, сжимает её плечи, притягивает ближе. - Потеряю, конечно потеряю, ты умрёшь, загнёшься пополам от своей грёбанной взрослой жизни, а я буду вынужден вечно сидеть на этой лавочке в одиночестве. Ты меня оставишь, а сама будешь как белка в колесе крутиться, приводить в действие этот злосчастный механизм. Венди, я не хочу, слышишь, не хочу, чтобы ты вот так вот всю свою жизнь прожила. Давай вместе искать вечность среди фальшивых пустых обещаний? Давай, а? – он внезапно перестаёт рыдать, заглядывает девушке прямо в глаза, и что-то у неё внутри обрывается, лопается, её начинает бить дрожь. У Питера в глазах ничего человеческого нет, пустая оболочка, вместо искр безумные огоньки. Такой взгляд до костей пробирает, заставляет пытаться его оттолкнуть от себя, завертеть головой. Перед ней уже не её маленький Питер. Венди бьётся, вырывается из его хватки, а он только сильнее сжимает её плечи. – Пожалуйста, пошли со мной? Ты в нашей погоне за вечностью забудешь эти свои глупые идеи и мечты о взрослой жизни. Я тебе обещаю, ты будешь счастлива. Ей, наконец, удаётся вырваться из его рук и она срывается с места, бежит прямо, не очень понимая куда именно, а сзади слышится голос Питера, он зовёт её, обещает что-то, да только Венди плевать, ей бы только добежать до людей, попросить защиты. У мальчика такие глаза, они, наверное, ей ещё несколько лет подряд будут в кошмарах сниться. Добежать, добежать, добежать. До выхода из парка, до парочки влюблённых, до группы пьяных подростков. Только бы добежать, господи, только бы успеть добежать. - Венди! – Громко выкрикивает Питер, кидаясь на неё. Под рёбра входит что-то острое, металлическое, холодное. Её сердце ёкает, останавливается. По венам пробегает холодок. Она падает на белый снег, не чувствует даже его холода, вообще ничего не чувствует. - Питер. – На последнем выдохе шепчет она, вглядываясь в его счастливую улыбку. Питер насвистывает какую-то навязчивую песенку из детского мультика, ставит на поднос апельсиновый сок и тарелочку с овсяным печеньем. Спускается по лестнице в подвал, заглядывает в старый холодильник. Венди всё такая же красивая, молодая. Хоть и пахнет от неё теперь не очень, Питер про себя отмечает, что нужно её искупать на этой неделе. Он улыбается, чмокает девочку в синие, ледяные губы и тянет: - Вот видишь, милая Венди, как теперь всё стало просто. Теперь ведь мы остались одни. Только ты и я. В погоне за вечностью. Взявшись за руки. Вместе.