Дополнение к "Случайностям"

Мишка вошел в свою каюту, намереваясь хорошенько отоспаться перед вылетом. По корабельному времени был вечер, по местному — раннее утро, по Мишкиным ощущениям — глубокая ночь. Хотя совсем недавно Мишкины биочасы показывали самый что ни на есть день, к радости и удовольствию трех местных девчонок, с которыми Мишка сначала танцевал, что-то местное, ногостучательное, зажигательное и ритмичное, потом гулял, под роскошным «полярным» сиянием, которое полыхало в местной атмосфере везде, а не только в верхних широтах, потом они жгли костер, валялись в траве и купались в озере, голышом и с визгами, но этим дело и ограничилось — девчушки были совсем молоденькими, и хотя ему, как дорогому гостю, а больше как «свежей крови», все б простилось и сошло с рук и других мест… Но… Больше чем целовать, щекотать и таскать на руках юных прелестниц, Мишка не мог себе позволить: девочкам от силы лет по шестнадцать было. Хотя по местным меркам они считались самым что ни на есть «гулевым возрастом». Дальше им предстояло вступать в брак, рожать и растить детей… И получалось, что не только поцеловать, а и иначе порезвиться на этой стоянке Мишка разве что с раноовдовевшими нестарыми еще женщинами мог. Обычаи, которыми руководствовались патриархальные общинники Руси Светлой, весьма недвусмысленно не поощряли супружеских измен. Девушки уже подхватились в поход по мастерским поселка, бартерить себе местные украшения и тряпки на прихваченную в галамаркете косметику, бижутерию и всякую женскую ерунду. Капитан выгуливал собственную нелюбовь к людям на дальних границах обжитой территории. Мишке это, в принципе, всегда исключительно не нравилось, но с Воронцовым был Няшик, а Русь Светлая планеткой была удивительно дружелюбной и безопасной, и местная флоро-фауна проигрывала человечеству по всем пунктам и без терраформирования. Будь община многочисленней и активней, используй современные технологии, — от естественной природы планеты не осталось бы и следа. А находись планета в более удобном для прыжков секторе… Так фиг бы она досталась людям, и фиг бы на ней смогла закрепиться община с такими порядками. Мысли были ленивыми и ниочемными, отвлеченными, под стать местному неспешному быту, медленным и мягким рассветами и закатам и длинным тридцати-пятичасовым суткам. Печальный киборг, столбом стоящий посреди его каюты, в них совершенно не вписывался. — Этька! Ты что здесь делаешь? По-прежнему ссутулившийся и низко опустивший голову DEX, тяжело вздохнул всеми ребрами и животом, отступил к стене и прижался к ней, будто намереваясь вдавиться в нее или замаскироваться, сливаясь по цвету. — Этька! — требовательно повторил Мишка. — Что случилось? Киборг опять вздохнул и прижал подбородок к груди, обхватывая себя руками за плечи. — Этька! — Мишка повысил голос и пригрозил: — ругаться буду! Рассказывай: чего хочешь? С Этькой было сложно. Даже после того как они ему вылечили все, что смогли, и сделали протезы на все отмороженные при его заячьем взлете в технической полости пальцы (к общему стыду на личные деньги Руфи, хотя та и утверждала, что это сущая ерунда, Мишке все равно было стыдно перед девушкой, да и капитану тоже), и как киборг он стал вполне себе неплохой рабочей единицей, с головой у него по-прежнему было плохо. При чужих он сразу становился образцовой машиной, переставая реагировать на людей иначе как встроенными программами. Да и с ними общался очень специфически. Понять, что он хочет и как с ним быть, временами было весьма непросто. Единственное, чем он отличался в этом от Воронцова, по Этьке, по крайней мере, было сразу видно, что он чего-то хочет и отчего-то страдает. Хотя, чего и отчего… Киборг, порой, похоже, и сам толком не понимал. Воронцов, так вообще, цинично высказывался, что Этьке просто нравится страдать, и Мишке, к своему стыду, в отличии от девчонок, частенько хотелось с ним согласиться. Вот, например, сегодня, то есть вчера (если брать местное время), Этьку водили гулять. Тоже, кстати, проблема. Этька с большой неохотой покидал корабль, на прогулке постоянно держался за кого-то из своих, быстро уставал, в больших многолюдных космопортах, вообще, сразу уходил в киборга, и все равно потом у него голова болела, он всему предпочитал лежание ей у кого-нибудь на коленях. В местах вроде Светлой, его можно было вывести, «подышать естественной средой». Они и вывели. А когда в саду у Евгенича, местного инженера-техника и «Кузнеца», Этька увлекся колкой орехов: «Кладешь сюда, этой штукой стукаешь, поднимаешь, скорлупки стряхиваешь сюда, а ядрышко в мисочку или в рот, можешь одно в мисочку, одно в рот, они вкусные», — оставили его там на Евгенича с женой. Прошло меньше часа, и сын Евгенича разыскал Мишку, потому что сам Евгенич привел Этьку к шлюзу: «Изверги, пошто не сказали! Что я, совсем сволочь по-вашему, так душе обиженной орешков пожалею? Он же у вас совсем блаженный! Как оставили, так и затосковал, как я не вижу, так вздыхает!» Этька, и правда, открытию шлюза обрадовался, устроился на диване кают-компании и больше идти гулять не захотел. Предпочел тискать странную загогулину — алькуявскую игрушку для детей и недоношенных, которую Этьке передали с оказией киборги с «Космического Мозгоеда», имевшие алькуявское гражданство и регулярно бывающие в Магелановом Облаке. Игрушка гнулась, тянулась и не ломалась, издавала разные негромкие звуки, вибрировала, меняла цвета и фактуру, и неспешно возиться с ней Этька мог очень подолгу. И вот, похоже, опять его что-то «страдает»… Киборг еще раз печально вздохнул и пробормотал, обращаясь куда-то к своему пупку или ниже: — Это — «идиото тупое», — последнее — Мишкиным голосом. И опять трагично вздохнул всем туловищем. — Что?! — Мишка вытаращил глаза на киборга, мучительно пытаясь вспомнить, когда он мог такое сказать, по какому поводу и в каком состоянии. Он, конечно, в отличии от капитана, алкоголь вполне себе принимал и позволить себе расслабиться мог… Но последний раз напивался до того, что б мозги отключались, когда с Теодором Лендером мирился, хотя нет, тогда он до отказа ходовой части напился, а так вроде совсем лишнего не болтал и происходившее помнил, хотя признаваться в этом не хотел — стыдился… Вот так чтоб совсем-совсем до отказа записи — это когда Воронцов нашелся. В Новобобруйском госпитале, в коме. Мишка до похожего, хоть и менее долгого, в Новобобруйском космопортовом баре дошел, проснулся у какой-то девушки в квартире потом. Сорок часов из памяти, как амебеоид всосал. Но Этьки тогда точно не было. — Идиото тупое, — повторил киборг, сопроводив слова горестным вздохом. — Когда я такое сказал?! — Мишка резко сел на койку, таращась на киборга и не находя ни слов, ни мыслей. — Глаза разуй, идиото тупое! Справа места до филе, лысого ты ко мне жмешься, как подружка на ужастике! — воспроизвел киборг, и Мишка вспомнил, что именно так он матерился, когда вел флаейр в клинику на окончательный монтаж протезов для Этьки. Они опаздывали, а поток городского движения как на зло оказался чересчур плотным. — Этька! — с непередаваемым облегчением произнес Мишка, — это ж не тебе было! Я просто так ругался! — Это медленный думать, — вздохнул киборг, — неэффективный работать, не нужен. — Это ты откуда взял? Кто сказал? — Это сам понимай, думай и понимай, — обращался Этька по-прежнему к своему пупку и голос понизил так, что Мишка едва разбирал его бормотание. — Вот еще! А ну иди сюда! — Мишка встал, шагнул к нему и, прихватив за плечи, усадил на койку рядом. — Какие еще глупости ты навыдумывал? Этька вздохнул и заерзал, согнулся и прижался лбом к коленям, бормоча туда что-то, чего Мишка уже совсем не слышал. — Этька! — Мишка привстал, разогнул киборга, развернул его лицо к себе, упер лбом себе в лоб и заговорил, наконец, глядя ему в глаза: — Ты не тупой, а просто такой особенный. И это не повод расстраиваться. И вообще, ты, и медленно думая, много полезного делаешь, помогаешь убираться, готовить, на погрузке работаешь. Ты хороший и нужный. Такой, какой есть, такой нам и нужен. Понял? Повтори. — Понял? Повтори, — послушно повторил DEX, моргая. Посопел на человека, потом шевельнулся, сваливаясь своей головой ему на плечо, повозился, устраиваясь компактней и плотнее, а затем уложил Мишкину руку себе на затылок. — Чудо ты, Этька, редкостное, вот ты кто! — с трудом подавил зевок Мишка, наглаживая киборга, скрутившегося рядом во что-то странное, явно подсмотренное у Рыжика. — Спать? — Этька зевание услышал и плавно сместился на пол. — Этька, — протестующе начал Мишка, когда киборг потащил с него ботинки, — что ты… — Это — полезный! Сонно наблюдая, как полезный Это наводит в его каюте порядок, аккуратно складывая вещи, Мишка подумал, что у него вечно выходит какая-то фигня. Но объяснять Этьке, что он опять все понял неправильно, что ему не надо выполнять роль персонального слуги… Не хватало слов, к тому же суетился Этька бесшумно, но буквально лучась удовольствием.