Родительская доля

Kodaline — Talk

— Только без резких движений. — Ладно, сейчас или никогда. Давай сделаем это. Беллами заглядывает в мои глаза в поисках поддержки. У нас есть только один шанс. — Вместе? — спрашивает он, полушепотом, и я киваю, подходя еще ближе. — Помни: «делай все плавно». Я вновь киваю, и этот жест уже немного начинает меня бесить, словно на большее я не способна. Но что не сделаешь, ради минутки тишины? — Давай! — говорю я и осторожно тяну пеленку вниз. Резкий запах тут же ударяет в нос, и я морщусь, отводя голову прочь. Беллами держит Эрика, который, к счастью, еще не проснулся и не заметил, что мы вторглись в его личное пространство. Маленький пачкун пеленок снова взялся за свое. И вот он шевелит ручкой, головкой…и снова начинает плакать.  — Черт! — воскликнула я, откидывая грязную тряпку в уголок (их там уже не мало). Отпрыск Октавии на секунду замолк, чтобы задержать на мне свои большущие, как черные бездны глаза, как бы с осуждением, прежде чем разораться вновь. Отлично, не выражаться при детях, отмечу где-нибудь у себя этот пункт. Беллами изогнул бровь, но промолчал. Мудрое решение. — Его нужно искупать, — сказал наш великий эксперт в детях. — Надо нагреть воду. — Я схожу, узнаю, может у Рейны есть какое-нибудь корыто, чтобы донести воду. Нам выделили одну небольшую самодельную палатку на самом краю их лагеря (естественно, чтобы мы не смущали остальных нескончаемым ревом, потому что уверена, они считают нас худшими родителями на свете) — Хочешь, я сам схожу? — спросил Беллами, но заметив мое лицо, он кивнул. — Хотя лучше я останусь с ним. Я была премного благодарна за это, но мне, видимо, и так придется постирать пеленки, потому что у малыша попросту не оставалось больше никакой сменки, а Рейна была права — становилось холодно. К тому же, мы были обеспокоены, что Эрик так ничего и не поел, а то, что мы ему давали, он отрыгивал. Сомневаюсь, что пары унций молока, которые он все же смог усвоить, хватит для поддержания хорошего самочувствия подрастающего.  — Может, вновь дать ему бутылочку? — спросила я, нахмурившись. Беллами раскачивал его из стороны в сторону, глядя на малыша неотрывно, с любовью.  — Он не хочет. Видимо, кормление напрямую от мамочки, тебе нравится больше, да? — проворковал парень, и я невольно усмехнулась глядя на эту сюрреалистичную картину. Никогда не думала, что увижу вечно собранного, чрезмерного серьезного и временами, дерзкого Беллами таким… милым. — За неимением, выбирать не приходится, — я перекинула волосы на спину, устало опустив голову. — Что делать? — Думаю, его стоит подогреть. Я слышал, что молоко стоит давать теплым. Может в этом причина, — пожал плечами курчавый брюнет, но на его смуглом лбу залегла недоверчивая морщинка, словно он сам не верил в свои же слова.  — Хорошо, Папочка, как скажешь, — едко отозвалась я, — только как это сделать? Я как-то забыла захватить с собой маленькую Блейковскую микроволновку для подогрева молока. — Разведем костер. Как раз пригодится, чтобы греть воду, и самим не замерзнуть ночью, — вздохнул он и сделал шаг ко мне, протягивая младенца, — но тебе придется его подержать в таком случае. Он издевается, очевидно. Мальчонка недовольно кряхтел и пускал пузырьки, дрыгая голыми ножками.  — Только поторопись, пожалуйста, — ответила я ему, прищурив взгляд, чем вызвала недовольное нахмуренное выражение ребенка. Кому еще нужны доказательства, что он меня ненавидит? Беллами принялся разводить костер, усевшись неподалеку на пушистую шкуру льва, так любезно выделенную для нас землянами, когда без предварительных оповещающий звуков, голова Рейны проснулась в нашу палатку. — Я сделала верное предположение, что вы еще не спите, — произнесла она, нахмурив свой смуглый носик. — Как и половина лагеря, полагаю. У мальца громкий голосок. Я почувствовала смущение и сильнее принялась раскачивать Эрика, словно этим могла исправить доставленные неудобства. — Нам, правда, жаль, — пробормотала я. Мой взгляд упал на Беллами, но он старательно не смотрел на Рейну, или на меня, полностью погрузившись в свое дело. Парень точно не разделял моего сочувствия. — И раз уж вы здесь, можно попросить у вас ведро или что-нибудь, чем можно принести воды? Если вам не сложно.  — Конечно, без проблем, — она улыбнулась, но в ее темных, как сама земля в этой местности, глазах, читался неприкрытый интерес, и она полностью забралась к нам в палатку, явно желая утолить свое любопытство. — Но сначала, может, вы расскажите, почему оказались здесь, да еще и с младенцем на руках? — Мы направлялись домой, — тут же ответила я. — В наш старый дом, — уточнил Беллами, не отводя взгляда от своего небольшого разгорающегося костерка. — Мы хотели добраться до Аркадии, но сбились с пути. Мы заготовили несколько теорий объяснения своего здесь появления, и решили что это более подходящая. Нужно было дать понять, что в случае, если мы затеряемся где-нибудь в этих территориях, за нами будет кому прийти. Не то, чтобы на деле это было так. Мы совершенно одни и предоставлены лишь сами себе на это время. Его голос звучал уверенно, хотя я сомневалась, что Рейна в это поверила, но, кажется, она сама решила обмануть себя. Ее внимание переключилось на малыша Блейка, который теперь игрался с моими волосами и не боялся потянуть за них слишком сильно. — Очаровательный ребенок. Сколько ему? — Месяц, — хором выдали мы с Беллами и встретились взглядами на секунду, прежде чем он принялся вертеть в руке бутылочку с молоком, решаясь занести ее над огнем. — Похож на отца, — спокойно произнесла Рейна, прищурив глаза и оценивая опытным взглядом мамы-эксперта. — А вот от матери ему мало что досталось. Я поджала губы, недовольно; откуда-то появилось не прошеное чувство паники. Наша маленькая ложь обрастала новой ложью с каждой секундой и в любой момент грозилась раздавить нас. Я засмотрелась на Эрика: на его идеальное круглое личико с ямочкой на подбородке, на длинные ресницы и черные полоски бровей над цвета молочного шоколада глазами. Настоящий красавец! Смуглая кожа и черные редкие завитушки волос действительно могли указать на родство с Беллами, поэтому в версию с его отцовством верилось больше, чем с моим материнством: даже на моих руках он казался слишком темным, слишком непохожим. — Сильные гены, — неловко отшутилась я, криво ухмыльнувшись. Взгляд пронзительных глаз Рейны продолжал исследовать нас, взыскивая хоть что-нибудь, чтобы найти подтверждение нашим словам, но затем, в них погас этот жаждущий исследовательский огонек, и она просто скривила губы в оскальной ухмылке. — Вы, могу заметить, очень быстро оправились от родов. Наши женщины отличаются природной силой, но скажу на своем опыте, после рождения своего первенца, я несколько месяцев не решалась подолгу выходить из своего шатра. И тем более на такие большие расстояния. — У нас хорошая медицина, как вы наверняка могли заметить, — с нажимом в голове вставила я, подходя ближе к Беллами, который закончил свои приготовления. Он так старательно не обращал внимание на Рейну, что можно было подумать, будто он и вовсе ее не замечает, но сведенные в напряжении плечи, говорили обратное. «Мы в окружении врагов» — твердило все в нем, «не теряй бдительности». Не буду, сейчас на кону что-то большее, чем моя собственная жизнь. Я прочистила горло, поудобней перехватывая Эрика, который еще игрался с моими волосами (ауч!), и продолжила. — Наши технологии помогают нам выживать не одно столетие, как и вам ваш опыт и традиции. Нам есть чем поделиться друг с другом. — Мы однажды уже приняли вашу помощь, сомневаюсь, что такое войдет в частую практику, — не пытаясь скрыть грубость в голосе и интонации, парировала лидер кочевников. Словно я не предлагала ей помощь или не шла на дружеские уступки, или если бы, я черт дери, не спасла ей и ее народу когда-то жизнь. Мои брови изогнулись домиками и затем поползли вниз, от досады. — Что ж, это ваше право. Просто знайте, что мы не настроены против вас. — Потому, что мы вам помогаем? Кто знает, это же вы славитесь тем, что втыкаете нож в спину тех, кто стоял этой самой спиной за вас. Беллами резко распрямился, бросая обжигающий взгляд на брюнетку. Сама не зная, она надавила на какой-то спрятанный в нем рычажок, похороненный под массой собственного самобичевания. А может, она сделала это намерено.  — Мы не желаем враждовать с вами. Погибло и так уже достаточно много людей за то, в чем не было ни смысла ни логики. И этого можно было избежать одним самым простым путем: не убивать нас только за то, что мы хотели выжить. Как и все вы, — с жаром произнес Блейк, грозно сдвинув брови на переносицу; в темных глазах зарождалась буря. Нужно срочно укротить эту стихию.  — Беллами, — тихо прошипела я, надеясь, что он заметит, что сейчас не самое лучшее время заводить политические споры, подходя еще ближе к нему так, что могла коснуться его плеча. Он лишь слегка дернул губой, отмечая вторжение в его личное пространство, но презренный взгляд по-прежнему был адресован землянке. Я решила попробовать вновь, громче. — Беллами? Не хочешь покормить Эрика? Молоко уже готово. В подтверждении, малыш захныкал, протягивая ручки к нахмуренному родственнику, естественно, чтобы получить долгожданную еду. Что вообще мы будем делать, когда детское питание закончится? Сможет ли хоть что-либо еще заглушить его плач? — Ты права. Есть дела поважнее, — буркнул он, забирая ребенка и прикладывая его одной рукой к плечу.  — Так что на счет корыта? — спросила я будничным тоном, пытаясь привлечь внимание вороньи глаза Рейны к себе. И мне это удалось: спустя секунду, женщина остановила свой взор на мне, и он перестал быть испепеляющим. Ее лицо вытянулось.  — Пойдем, я проведу тебя, — любезно отозвалась хозяйка, напоминая, что именно она — хозяйка всего здесь. Я покосилась на Беллами.  — Справишься без меня? — в тот конкретный момент мой взор хоть и был обращен к причмокивающему губками Эрику с бутылочкой, но вопрос имел не только один смысл. Брюнет нерешительно кивнул, и вновь покосившись на Рейну, поднял свободную руку и положил ее мне на затылок, притягивая к себе. Его губы приникли к моему виску, мягко, но настойчиво. Он вызвал какую-то неожиданную бурю эмоций во мне, от удивления до сладостного чувства вины за то, что мне понравился такой учтивый жест, который вовсе не был тем самым невинным поцелуем, что казался. Но я настолько была поглощена эмоциями в этот момент, столь необычными для меня, что мне вполне могло послышаться, будто раздался тот слабый шепоток, когда его губы проскользили чуть ниже, касаясь мочки моего уха, донесший до меня лишь одно слово. Одно предупреждение: «остерегайся». Я неловко отступила, переминаясь с ноги на ногу; слабо кивнула, надеясь, что он заметил это, но напрасно: все внимание Беллами было вновь обращено к племяннику. — Ступай за мной, — строго произнесла Рейна, и это звучало как приказ (все-таки она лидер, лучше послушаться). Она покинула палатку первой, и я отправилась следом. Мы первым делом направились к шатру самой Рейны, ведь она предпочла не просить у кого-то из ближайших соседей столь необходимые для них проржавевшие ведра, а решила дать свое собственное с огромным количеством дырок в днище, видимо как показатель ее доброты и расположенности. Только ее широкий жест портило затянувшееся молчание: брюнетка что-то старательно обдумывала, то и дело, сменяя гримасы на лице. Впрочем, я тоже не спешила поддержать разговор. Или завязать его. Следующим этапом — стала сама река. До нее оказалось не так далеко идти, зато далеко карабкаться (обратный путь с ведром воды представлялся мне смесью акробатических элементов с навыками тех сверхсильных людей из старых фильмов, что мы смотрели когда-то на ковчеге). Я начала взбираться на ближайшие камни, чтобы пролезть в ущелье, когда Рейна, наконец, не выдержала. — Ваш муж очень вспыльчивых нравов, — спокойным голосом произнесла она, заставив меня невольно обернуться. — Мой… Беллами? Да, он такой. Я бы сказала, что он импульсивный, — пробормотала я, перекидывая ногу через острый камень. Рейна, с особой легкостью, присущей всем живущим длительное время в природе людям, вскарабкалась на выступ рядом со мной, и даже обогнала меня, теперь оказываясь ведущей. Хорошо, побуду ведомой, для разнообразия. — Он не хотел вас обидеть.  — Хотел, иначе бы не говорил. Но я его не виню. Мы стараемся жить в мире, но мы разные, ваше поведение для нас дико, как и наше для вас. Даже хорошо, что мы не скрываем взаимного презрения. Я слегка дернула бровями, опуская голову вниз на ноги, чтобы не упасть.  — Уверена, он будет рад узнать, что его чувства взаимны, — пробормотала себе под нос, подтягиваясь к ближайшему выступу руками (серьезно, как я буду возвращаться назад?!) и взбираясь на него. Отсюда открывался вид на… что-то серебрящееся в свете луны, но не более, потому что ночь в горах был действительно темная, и такая же непроглядная. Впрочем, по типичному шуму бурной горной реки, я смогла немного сориентироваться. Мы у цели. — Я помню, как мы впервые оказались возле ворот вашего лагеря. Страх, суета. Люди умирали, не доходя до этих самых ворот. Мы были беспомощны и молились всем богам о спасении, — монотонно произнесла Рейна, тихим голосом настоящего рассказчика. Это звучало как предыстория, поэтому я не стала ее перебивать, ожидая, пока она продолжит. — Мы, правда, до последнего думали, что получим эти металлические штучки из ваших орудий прямо в сердца. Но вы так не поступили, да к тому же, спасли нам жизнь этой штукой.  — Сыворотка, — уточнила я, зачерпывая немного воды в ведро и ощущая, как быстро она вытекает сквозь дырявое дно (стоит заметить, вода просто ледяная). Мои глаза начали привыкать к тьме и стали вырисовываться какие-то более темные очертания на черном. Кажется, странный куст с широкими листьями возле моих ног, мог мне помочь. Рейна же продолжала. — Да, сыворотка. Невероятное изобретение. Лекарство от смерти. Она спасла нас, — вздохнула рассказчица, — я помню, как ее вводили мне. Та темноволосая женщина с добрыми карими глазами, она пообещала, что больно не будет. Это так и было. Я невольно улыбнулась. Мама многим это обещала, но правда в том, что на каждого сыворотка действовала по-разному. Кому-то не было больно совсем, а вот кому-то — это лекарство само казалось смертью. — А еще я помню тебя. Ты помогала ей, занималась остальными, работала над нашим спасением. Ты хороший человек, — заключила она, и я невольно сжалась, даже в темноте чувствуя ее взгляд на себе, — правда я не помню, чтобы ты была в положении. Наверное, весьма хорошо получалось это скрыть. — Или вас подводит память. Это же было четыре месяца назад, — увильнула я. — Твоему ребенку всего месяц, так что четыре месяца назад я бы точно смогла заметить единственную беременную девушку среди небесных. Мы даже невольно сомневались, что ваши дети рождаются…обычным путем, — с насмешкой произнесла женщина. Я уложила широкие листы на дно и зачерпнула воду вновь, обдумывая свой ответ. — Поверьте, вполне обычным путем у совершенно обычных людей. Мы мало чем отличаемся от вас. В том числе и деторождением, — монотонно пояснила я.  — Но тогда каким же образом ты стала матерью? Я и сама не знаю. . Мысленно вздохнув и отчистив разум, я поднялась, встала возле Рейны. Еще день назад я и не могла вообразить себя в роли чьей-то мамочки, так что доказывать это и продолжать неубедительно лгать — не выход. — Рейна, мы можем просто оставить это? Знаю, я прошу слишком много: принять нас, не задавать вопросы или даже это чертово ведро; просто поверь мне на слово: все, что я хочу — это обезопасить своих близких. Только это важно. Между нами повисло молчание, и этим нужно было воспользоваться, то есть — вернуться обратно к лагерю. Но видимо, любопытство Рейны не было удовлетворено в полной мере, хотя что-то в ее голосе изменилось. — Женская доля очень сложная: быть хорошими хозяйками, лидерами, женами. И матерями. Мы никогда не выбираем, кем нам быть, но мы всегда должны справляться с теми обязанностями, что на нас возлагают. Особенно мужчины, — с суровостью произнесла она, вводя меня, карабкающуюся по скале, в недоумение. О чем она говорит? — Мужчины в этом плане более свободны, но они мнят о себе, что могут сделать все и лучше всех, забывая, что именно нам приходится разбираться со всеми последствиями их «стараний». И если они нас любят, их ошибки — становятся и нашими ошибками тоже, нравится нам это или нет. Перед моим внутренним взором была карта возвращения обратно к лагерю тем же путем, что мы и пришли, но после ее слов, в моей голове стало совсем пусто. Что она несет? — Простите? — вставила я, скептическим тоном. — Вы наверняка любите своего мужа, раз согласны растить его ребенка, Кларк. Вы действительно сильная женщина, — заключила она, очередной раз, вводя меня в полный ступор. Здесь уже лагерь отбрасывал темно-оранжевые краски пламени на скалы, слегка освещая лицо Рейны, и я просто уставилась на нее, не моргая. ЧТО?! — Ребенка… Беллами? — Женщина кивнула, и я, наконец, вздохнула с облегчением. Рейна сама напридумывала что-то себе, решив, что Эрик это сын Беллами от другой женщины. У кого-то невероятная фантазия. Сначала, мне даже захотелось встать на его защиту, ведь из того, что я знала о Блейке — он был бы точно верен своей жене и никогда бы так не поступил, но с другой стороны, лидер кочевников теперь будет точно уверен, что это не тот чернокровый ребенок, которого ищут повсюду. Мы сможем защитить Эрика. — Пожалуйста, можно мы сохраним это в тайне? Только между нами? И не говорите Беллами, что вы тоже знаете…он очень сильно переживает по этому поводу, нам и без того нелегко поддерживать наши отношения после того…ну вы сами знаете, — я скорчила трагичное выражения лица, надеясь, что боль предательства смогла отразиться на нем по-настоящему. Пусть для этого пришлось вспомнить все те случаи, когда меня действительно предавали, и что было иронично — ни один раз Беллами не был в этом замешан. — Не волнуйтесь, это останется только нашим секретом. Я никому не скажу, — заверила она, и я ухмыльнулась. Пока она не задается вопросом, где настоящая мать Эрика — я спокойна. — Спасибо, Рейна.  — Мы, женщины, должны держаться вместе, — с полуулыбкой, которой я точно от нее не ожидала, выдала эта серьезная на вид землянка. — Идем, ваша семья ждет вас. Когда я вернулась в палатку, Беллами сидел в углу на меховой шкуре, качая малыша на руках: тот хватался коротенькими пальчиками ручек за пяточки и тут же отпускал их, находя забаву в том, чтобы словить их вновь, пока старший Блейк с теплом во взгляде и играющей улыбкой на губах, наблюдал за этой, ведомой только маленькому Блейку игрой. У меня невольно захватило дыхание от такой сцены. Правда не думала, что когда-либо еще увижу подобное. Беллами вскинул голову, заметив меня у входа в палатку, и улыбка еще сильнее осветила его лицо, отчего он сам стал походить на озорного мальчишку в теле мужчины.  — А вот и ты. Смотри — он успокоился. Я улыбнулась в ответ, ставя ведро с водой на самодельную решётку над костром, чтобы нагреть ее (самой же мне пришлось умыться ледяной водой, малоприятное ощущение). — Надеюсь, это продлиться подольше. Это был долгий день, и мы заслужили немного отдыха, как считаешь?