Родительская доля

Imagine Dragons — Itʼs Time So this is where you fell And I am left to sell The path to heaven runs through miles of clouded hell Right to the top Donʼt look back Turning to rags and giving the commodities a rain-check

Не сказать, что я привередливая неженка, привыкшая спать на золотых перинах, но господи, как же я устала от этого убогого существования на окраине мира! Третье встреченное нами солнце здесь, в этих горах, отмечает дни моего личного ада, как обычно это делают палочки-зарубки на стенах в пещерах. И каждое утро начинается с чего? С детского плача! Каждое. Гребанное. Утро. А помимо утра? Да, еще полдень, обед, день, и как я могла забыть, — ночь. Грудное молоко закончилось еще в первый день и начались ухищрённые приготовления странных каш из тех пакетиков с детским питанием, что были у Блейка в рюкзачке, но знаете что? Они ему не нравится! Ему вообще ничего не нравится. Сейчас моя смена сидеть с Эриком и я не на шутку рассматриваю возможность, пустить последнюю пулю из свой обоймы себе в лоб. Дети — это явно не мое. Я практически не сплю; кочевники делились с нами едой, за что мы чувствовали не только стыд, но и обязанность перед ними в первые два дня, но этого было недостаточно, поэтому теперь мы решили сами охотиться: кто знает, когда они решат сняться с нагретого места и отправиться дальше и спросить с нас должок — они же кочевники, мать их! Я с радостью хотела пойти с охотничьей группой на вылазку и предоставить Эрика Блейку, (если маленькое исчадие и засыпало на некоторое время, то только на его руках; меня он просто ненавидел и сразу же начинал орать, стоило мне появиться хотя бы поблизости), но в той вылазке принимали участие одни мужчины, и видите ли аргументы: «я тоже мужчина и должен идти с ними» — в этой общине действительно работают. А то что я охочусь намного лучше Блейка, видимо, никого не волнует. Признаю, стреляет он хорошо, сражается отлично и в любой ситуации будет готов вступить в бой, и скорее всего, одержит победу, но простите, это совсем не то, что гоняться за кроликами по лесу часами. Прямо скажем, добытчик из него так себе. Но на любые возражения с моей стороны, когда Беллами и Рейна обговаривали самые приемлемые территории для охоты, мне было отвечено: « ты больше пригодишься здесь. Твой ребенок нуждается в тебе», причем произнося это, Рейна делала странный кивок головы, будто мы какие-то заговорщицы, и бросала презрительный взгляд на Беллами, словно подтверждая, что она на моей стороне. Отчего-то, я посчитала, что это заслужено с его стороны. Будет знать, как оставлять меня один на один с этим крохотным чудовищем. Их нет уже пятый час: в шатре попахивает детскими экскрементами; на моей последней чистой рубашке огромное пятно от детской отрыжки, а Эрик, надрывая бедное горло, с жуткими хрипами, продолжает орать. И если честно, я готова разреветься вместе с ним. Да где, черт возьми, Беллами? Мини-Блейк отправился спать в угол на меховую подстилку, закутанный в куртку Беллами (тот ушел в одной майке, хотя уже начинало холодать, и чем ближе была ночь — тем холоднее становилось), пока я сидела напротив другой подпорки на прохладной земле, вцепившись пальцами в свои спутавшиеся волосы.  — Ты прекратишь орать или нет?! — не выдержала я, практически вскрикивая и вознося раскрытые ладони вверх, в своего рода, молитве. — Знаешь, твой отец был самым сдержанным человеком, которых мне только доводилось встретить, да и твою мать тоже не назвать слишком громкой, своенравной — может быть, но точно не громкой. Но в кого же ТЫ такой уродился? Эрик захныкал еще более часто, делая резкие вдохи, его лицо уже было темно-малиновым от плача, и я невзначай, все же потянулась к нему, делая тяжелый вздох. Его нужно успокоить во что бы-то ни стало, пока никто из наших соседей не решил это сделать сам. Нет, не думаю, что за эти три дня я научилась быть мамочкой, нянечкой или хоть кем-то, кто смог бы управляться с детьми, но я должна была попытаться. Бутылочка со смесью у меня наготове, и нерешительно подняв легкое тельце на ручки, я прижала его к груди, насильно пихая пустышку ему в рот. Маленькое исчадие восприняло это не лучшим образом и стало отбрыкиваться, отворачивая головку; мокрое от слез лицо пыталось скрыться в вороте куртки Беллами. — Да что с тобой не так? Все дети любят бутылочку… наверное все. Все хорошие дети любят бутылочку, — исправилась я, делая еще один успокаивающий вздох (уже двадцатый, за последние десять минут), и попробовала плавно раскачивать его, заговорила более спокойным, успокаивающим тоном. — Знаешь, я понимаю, почему ты плачешь. Ты не хочешь быть здесь, точно не с чокнутой теткой, которая пихает насильно в тебя бутылочку. Ты хочешь к маме, Эрик. Я тоже хочу к своей маме, потому что она точно знала бы, что с тобой делать, а я просто бездарность в обращении с детьми. Твой заботливый дядя Беллами справляется с этим лучше меня, и хотя я сейчас хочу пару раз двинуть ему в живот, за то, что оставил меня тебе на растерзание, стоит признать — он хороший родитель. И скоро он будет здесь, и успокоит тебя. Я надеюсь на это, по крайней мере. Видимо, хоть немного, моя болтовня отрывала его от таких важных дел как рвать себе глотку криком, и он перестал вопить, прибегая только к редким хныкам. Уже не плохо, кажется, у меня начало получаться. — Тебе ведь не нравится здесь, да? Мне тоже. Но это место не так плохо: теплый костер и защита от дождя - это уже что-то. Поверь, я жила в местах, где это казалось огромной роскошью. Недосягаемой, — я прикусила губы, вспоминая морозные ночи под открытым небом, когда зубы стучали от холода, а силы почти полностью покидали мое измученное тело, — у меня никого не было, чтобы согреть, или сунуть в рот хотя бы такую пустышку с питательной смесью, в отличие от тебя. Голод — это все что я помню о тех временах. Но знаешь, Эрик, мне казалось, что я заслуживала это за все, что натворила. Надеялась, что каждое физическое страдание моего тела сможет как-то искупить вину за те вещи, что я совершила. За тех людей, чьи жизнь я отняла, — я уставилась на красную ткань палатки, на которую отбрасывали танцующие теневые узоры от пламени в нашем костерке. Голову начали заполнять те страшные картины: люди с Везер, горящие люди в Тон Ди Си, кровавое пятно на синей майке у Финна и стекленеющие глаза Лексы. Моя вина никогда не оставит меня. — Моя вина будет жить пока я жива. Ее нельзя искупить, — вслух произнесла я. Оцепенение спало так же быстро, как и наступило, я отвела взгляды от узоров, возвращаясь в реальный мир, и посмотрела в заплаканные кофейные глазки Эрика, глядящие на меня из-под полу — прикрытых век. В реальном мире наступило спокойствие, он, наконец, стих.  — Но с тобой так не будет. Ты первый из Скайкру рожденный на Земле, надеюсь, тебе передалось от земного отца миролюбие и благородство, а так же знание, как выживать на этой планете. И если ты не получил этого от Линкольна, тогда точно унаследовал от Октавии. Твоя мать очень сильная девушка, сильнее любого, кто мне встречался. Она настоящий воин и она будет бороться за тебя, знаешь? И мы с твоим дядей Беллами тоже. Мы сделаем все, чтобы защитить тебя и вернем тебя домой. Обещаю, — протянув последнее слово, я опустила подбородок ему на макушку, припала губами к крошечному лобику и легонько поцеловала. Блаженная тишина была как бальзам для моих ушей, но она уже казалась слишком непривычной и гнетущей. Я тихо замурлыкала старую колыбельную, что напевала мне мама в детстве. Скорее всего, в моем голосе прозвучала бы фальшь, поэтому предпочла просто издавать гортанные звуки, напоминающие те, что когда-то исполняли для меня самой. Они приносили покой, даровали убежденность, что все будет хорошо и несли в себе светлое послание. Я хотела, чтобы Эрик мог его понять, но так же мне хотелось, чтобы эта мнимая аура спокойствия хотя бы ненадолго укутала нас, скрыла от реального мира, где рушатся чужие жизни и судьбы. Сейчас только я, один на один с Эриком и все что нам нужно — наш маленький и безопасный уголок. Не знаю, как долго я продолжала мурлыкать колыбельную, начиная ее вновь и вновь, не прерывая мотива, но, в конце концов, сонливость навалилась и на меня. Осторожно отстранив подбородок от теплой мягкой щечки малыша, я обнаружила — о чудо — что Эрик вот-вот заснет. Он прикрывает уставшие покрасневшие глазки, причмокивает розовыми губками и слегка морщится, когда мои волосы щекочут его личико, но все же позволяет векам закрыться и унести его в страну детских грез. Я смотрела на него и невольно словила себя на мысли, что улыбаюсь. Моя первая победа. Маленький комочек уютно устроился на моих руках и теперь тихо посапывал и в таком состояние…. да, это было самое милое существо на свете. И мне больше не хотелось выпускать его из рук. Я любовалась им, вспоминая, что еще совсем недавно удивлялась, как Беллами может неотрывно глядеть на спящего ребенка часами (ведь он же совсем не меняется и в этом просто не может быть ничего интересного), и спустя время начала отмечать, как дергается его бровка, иногда хмурится носик и сжимаются его кулачки. Наверное, он тоже видит свои сны. Я от всей души пожелала, чтобы они были прекрасными. Меня окружала кромешная темень, когда я вновь открыла глаза, заслышав шаги возле палатки, и моментом встрепенулась, потянувшись к оружию. Но оно не понадобилось: Беллами нашел меня сидящей в том же положении с мирно посапывающим Эриком на руках. Костерок практически догорел и совсем не освещал палатку, в которой было уже довольно прохладно. Черт, я, кажется, уснула, и легкая звенящая боль в голове говорила, что меня разбудили слишком резко, но, по крайней мере, за три последних дня, я первый раз почувствовала себя отдохнувшей. Беллами вошёл в палатку очень тихо, и тут же присел к костру, занося оледеневшие руки над ним, прежде чем подложить немного дров и усилить огонь. Он обернулся ко мне, и я отметила, что в кои-то веке, на его губах играла улыбка. Брюнет кивнул на Эрика и прошептал одними губами: «Ты справилась», и я благодарно кивнула в ответ. Да, черт возьми, я справилась. Как оказалось, удача сегодня вечером улыбнулась не только мне. Беллами продемонстрировал двоих убитых им кроликов, что означало — нас ждет настоящий ужин, а не те крохи, что мы поглощали все это время, экономя запасы. Как раз вовремя, мой живот заурчал, предвкушая трапезу. Малыш все так же крепко спал, поэтому я смогла осторожно переложить его на шкуру, и решила отправиться на помощь старшему Блейку в свежевание кроличьих тушек. Судя по всему, он явно не эксперт еще и в готовке добычи, но я однажды уже недооценила его охотничьи способности, и не хотела теперь спешить с выводами. Мы выбрались из палатки, оставаясь неподалеку от нее, на случай если Эрик проснётся, но здесь могли себе позволить поговорить. — Охота вместе с землянами, а? Ты делаешь успехи, — беззаботно произнесла я, принявшись за свежевание, предварительно закатав рукава на куртке, чтобы не испачкать, о чем теперь жалела — на улице было не просто прохладно, скорее морозно. Я бросила быстрый взгляд на оголенные руки Беллами, который все еще оставался в одной майке и невольно вздрогнула. Он слегка растянул губы в ленивой ухмылке, но взгляда не поднял, оставаясь совершенно сосредоточенным.  — Я до последнего ожидал, что кто-то из них вонзит мне нож в горло. На этот раз повезло, — судя по голосу, даже совместная вылазка не прибавила ему любви к землянам. Вряд ли хоть что-то это сможет сделать теперь. Я промолчала на это, решив не бередить раны, и сменила тему. — Эрик совсем мало ест. Он долгое время не успокаивался, наверное, поэтому сейчас так крепко спит, но его нужно накормить в скором времени. Я волнуюсь, — пробормотала я, отделяя шкурку кролика от сухожилий, сосредоточив внимание на том, что делаю. В этот раз Беллами даже усмехнулся, привлекая мое внимание и вызывая у меня изогнутую в вопросе бровь. — Тебе полезно оставаться с ним почаще. Ты начинаешь понимать, что ему нужно. Опыт приходит со временем, — нравоучительно произнес брюнет с толикой самодовольства и получил на это мое вычурное закатывание глаз. — Простите, папочка года, но я только три дня с ним, для меня это сложная детская наука. И практики с детьми в длинной с половину жизни я тоже не имела, так что да, я рада, что начинаю хоть немного понимать, что ему нужно. — Не злись, это был комплимент, — по-доброму ответил он. — Я и не злюсь, — злюсь, конечно, только сама не могу понять почему, да еще и к щекам, предательски, прилила кровь. — И спасибо, рада знать, что по твоим критериям главного воспитателя, я делаю успехи. Он вновь не сдержал смешка. Правда, с каких пор Беллами Блейк — первый весельчак на селе? Я так много о нем не знала? — Может, это твои природные материнские инстинкты начали просыпаться, мамочка — Кларк? Шутник. Я прищурилась, слегка наклоняясь вперед.  — Я сейчас запущу в тебя этой шкуркой, ясно? Кстати, использовать лучше силки, ножом ты портишь шкурку, и мясо быстрее пропадает, — деловито заявила я, и направилась прочь, обиженно дуя губы. Кларк — Ванхеда — Гриффин дует губы из-за того, что мальчик над ней издевается… нет, серьезно, в какую вселенную я попала? И почему я себя так веду? Я даже не знала, что могу себя вести так. Наверное, это раздражение, связанное с недосыпом все-таки, и появлением в моей жизни хрупкого комочка, напоминающего о том, чего я так сильно хотела в жизни и что безвозвратно утратила. Мои разбитые детские грезы… Я вернулась в палатку, и следом зашел Беллами, с кроликом на палке для нашего мини-вертеля. — Ты же знаешь, что я имел в виду, — тихо произнес он, как-то неуверенно, глядя себе под ноги. Он занес тушку над костром, неотрывно глядя на нее, словно в кролике сейчас сосредоточилась вся важность мира. Я выдохнула через нос, приседая на шкурку и подтягивая ноги к груди. Эта жизнь доведет меня в скором времени. — Знаю. Иначе ты бы сегодня спал на улице, но я не позволю своему недосыпу отправить добытчика семьи ночевать на морозе, — он улыбнулся краем губ, бросая на меня озорной взгляд. В палатке повисло молчание, уютное, на этот раз. Эрик тихо посапывал, подрагивая ножками во сне, и я придерживала его, довольствуясь этим моментом. — Ты права. Он вымотался. Возможно, нам, наконец, удастся поспать ночью, — тихо произнес Беллами, постепенно вращая ручку вертела, чтобы мясо обжаривалось равномерно. Кстати, нужно было подумать и об ужине для Эрика, да и об давно откладываемой стирке… — Звучит как тост, — отшутилась я, плотнее закутывая ребенка в меховую шубу. Когда этот ребенок спит — он самое прекрасное создание на Земле. Кажется, во мне и правда начался просыпаться материнский инстинкт. Это пугает. Я встрепенулась, втягивая в себя запах жаренного мяса, смешиваемого со всеми теми, которыми весь день пропитывалась палатка, спасибо Эрику, и вновь вспомнила про пятно на рубашке. Лучше сделать это сейчас. Не то, чтобы я была чистюлей, но запах детской рвоты? Нет уж, увольте. Я так же осторожно, чтобы не задеть малыша, поднялась на ноги, и сопровождаемая взглядом старшего Блейка, двинулась в другой угол палатки, чтобы собрать разбросанные грязные пеленки. Он выгнул бровь вопросительно. — Постираю, пока не поздно. Рейна говорила, что у них было где-то мыло. Надеюсь, что это, правда, ведь здесь все нуждается в стерилизации, — пояснила я, оттягивая воротник своей испорченной рубашки. Парень скривился, но кивнул, и даже протянул мне свою куртку, лежащую возле его ног. — Спасибо? — Держи, чистюля, не хочу, чтобы ты замерзла на реке, стоя в одном нижнем белье. Заболеешь еще. Нет, правда, что с ним происходит? Такими темпами, мы вернемся к таким же отношениям, которые у нас сложились, как только нас скинули на Землю, когда он вечно подрывал мой авторитет при помощи издевок. Но сейчас, как будто, Беллами получал от этого личное удовольствие. Мужчины — большие дети. Я прищурила глаза, прежде чем красноречиво закатить их. — Завидуй молча, — буркнула я, отходя, но все же замедлилась, закусывая губу и не зная как сказать то, что собиралась. « А тебе не нужно помочь оголится?» — Твои вещи… не хочешь, чтобы я их постирала? Первый и единственный случай, когда я предложила кому-то такое, и черт, почувствовала себя настоящей дурой. Беллами вновь усмехнулся, отчего отражение огня еще ярче заискрилось в его глазах цвета виски. Он оглядел себя, наверняка, как и я, отметив, что с ног до головы был заляпан в кроличьей крови, но это же Беллами Блейк — если он не все время в крови, это уже будет не он. Хотя, впрочем, брюнет коротко кивнул в согласие. — Майка все равно мокрая, пусть хотя бы будет чистая, — отозвался он, поднявшись на ноги, и неожиданно стал заламывать себе руки сзади, уставившись отрешенными взглядом на Эрика, и игнорируя мою ожидающую позу.  — Ну и? — вставила я, поняв, что парень не собирается ничего делать. Он лишь бросил на меня непонимающий взгляд и посмотрел на выход, на смуглом лице отразилась неуверенность. Вау, я смутила Беллами! Я ухмыльнулась, решив, что мне, наконец, представился шанс, отомстить, которым непременно хотелось воспользоваться, и, понизив голос и прикрыв губы ладошкой, я прошептала: — Не волнуйся, я никому не скажу, что видела твой обнаженный торс. Это будет врачебной тайной. Но если ты так сильно стесняешься, я могу отвернуться. Он в ответ закатил глаза, да так, что мог бы рассмотреть собственный мозг, (не анатомически, конечно же), а затем медленно потянулся к краю футболки, и стащил ее по спине через голову, протянул мне. Признаться, всего на секунду, я зависла — Беллами очень … впечатляющий: мощное тело с рельефными мышцами, подтянутое во всех нужных местах, произвело на меня странный эффект. Я перехватила футболку, проморгалась, и вновь сверкнув улыбкой, взяла себя в руки, стараясь переварить факт, что только что заглядывалась на своего лучшего полуголого друга. — Знаешь, если бы ты так тщательно меня бы не разглядывала, может, и поводов стесняться у меня бы не было? — он вновь вернулся к своей саркастичной натуре, и я просто захлопнула рот, мечтая спаять сейчас свои губы вместе, чтобы не сказать ничего лишнего. Впрочем, я итак резко развернулась и быстро покинула палатку, поняв, что этот раунд проигран. Чтобы это за игра ни была, она мне не нравится, но может как раз, потому что в глубине души, чувствовала как раз обратное. Самое необычное время провождение за последние полтора года на Земле, неудивительно, что я начинаю путаться в эмоциях. Предлагаю продолжать обвинять во всем чертов недосып! Взяв жалкий обломок самодельного мыла у Рейны, я отправилась на реку, чтобы, наконец, заняться стиркой, да и заодно продышаться морозным воздухом, который действительно смог выбить всю дурь из моей головы. Я наскоро застирала пеленки, пока руки не начали отмерзать в ледяной воде, затем сняла с себя майку, попутно оглядываясь в темноту, словно кто-то реально мог за мной подглядывать (привет, паранойя), и застирала ее вместе с майкой Блейка, натянув на себя взамен его куртку. Она была мне слишком велика, зато хорошо защищала от холодного ветра близь реки; только рукава пришлось закатать очень сильно, чтобы не намочить. Стирка пошла мне на пользу, вот только запах на воротнике куртки, все время мысленно возвращал меня к тому, чтобы было в палатке… только что это вообще было? Легкий мускусный запах с примесью древесины и лесных ягод. Запах Беллами. Черт-черт-черт. Долго на улице находиться было рискованно, но и идти в палатку обратно не хотелось. Что же делать, выбор не прост: смерть от холода либо горячий полуобнаженный парень в палатке… Я, что правда подумала, что Беллами горячий? Наша игра в семью принимала неожиданный поворот. Совсем. Мне, правда, не хотелось возвращаться, но вещи в моих руках уже начинали примерзать к ним, что было явным знаком: пора под шатер. В палатке вовсю витал запах жареной крольчатины с примесью скисшего молока, что говорило о том, что Беллами приготовил детское питание. Так это и оказалось. Брюнет перетащил шкуру ближе к затухающему костру и сидел на ней, повернувшись обнаженной спиной к огню, держа на руках Эрика, который сосал бутылочку. Отлично, малыш Блейк снова с нами и теперь он полон сил! Зато, теперь у нас есть важное безотлагательное дело: быть родителями для этого чада, и это значит — наши споры с Беллами откладываются еще на какое-то неопределённое время. Эрик причмокивал, вцепившись крохотной ручкой в бутылочку, которую с другой стороны поддерживала широкая ладонь Беллами. Я осторожно подошла к ним и присела рядом, принявшись стаскивать тушку кролика с вертела, чтобы и нам было что поесть. Парень не проронил ни звука, да и даже взглядом меня не одарил, даря все свое внимание племяннику, который в свою очередь смотрел на него из-под полу-прикрытых глаз (может, нам все же повезет, и он вскоре вновь уснет?), отчего создавалось впечатление, будто между этими двумя установилась настоящая семейная связь. Единственная вещь, в которой мне бы никогда не хотелось признаваться — это то, что я хотела бы быть частью этой связи тоже. Я отделила себе порцию и принялась есть прямо с вертела, жадно откусывая куски нежного мяса. Блаженство! Мой изголодавшийся желудок, впрочем, скоро мог начать возмущаться, но остановиться было крайне сложно. По крайней мере до того момента, как я заметила, что Белл за мной наблюдает с довольной улыбкой. — Чистота подстегивает аппетит, а? — Заткнись, — буркнула я, предлагая ему кусок, на что брюнет только покачал головой, возвращая взгляд младенцу. — Ешь, тебе больше нужно. — У нас еще есть второй, не забывай. — Приготовим его завтра. Я не голоден, ел на охоте, — он сжал подбородок, избегая моего взгляда. — Ты же знаешь, что я могу определить, когда ты врешь? У тебя на лице все написано, — протянула я, всматриваясь в черты его лица. Беллами крепче обнял Эрика (аллилуйя, он все-таки уснул), и лишь слегка пожал плечами.  — Будь это правдой, все было бы по- другому, — пробормотал он себе под нос и посмотрел на меня из-под ресниц. Его мысли явно были за десятки миль отсюда и в прошлом времени.  — Я бы не стала тебе врать. Или манипулировать. Никогда. Я всегда буду доверять тебе, чтобы не случилось, Беллами, — тихо произнесла я, замечая, как взволнованно замерцали его зрачки, изучающие мое лицо. А вот и он, настоящий Беллами Блейк, которого знали совсем немногие, а может и только одна я. — Я рада, что именно ты здесь со мной. Он едва заметно улыбнулся, отворачивая лицо в сторону, чтобы я не могла его видеть, но судя по плотно сжатым челюстям и играющими желвакам, парень пытался справиться с эмоциями. Видимо получилось, потому что спустя минуту он выдал: — Знаешь, наверное, все же стоит съесть кусочек перед сном. Ночь будет длинной.