Игра без правил

Делегация из Вэтландии прибыла в Славию за два дня до коронации. Её возглавлял консорт, с ним были министр иностранных дел и другие дипломаты. Гостей встречали король Силлон и его невеста, в сопровождении многочисленной свиты, в составе которой отсутствовал герцог Ч*: он сказался больным и не появился ни на торжественной встрече, ни на приёме в честь иностранных гостей. Умари видел Силлона впервые. Новый властитель Славии был, безусловно, очень хорош собой: ростом под два метра, широк в плечах и строен в талии. Его лицо было весьма выразительным: суровые чёрные брови, острый взгляд зелёных глаз, прямой, благородной формы, нос, твёрдый подбородок и чётко очерченный, упрямый рот. Вид у короля был внушительный и грозный, но когда он погружался в легкую задумчивость, лицо его приобретало какую-то детскую беззащитность: казалось, что достучаться до его сердца легко; и это впечатление длилось ровно до того момента, как, рассерженный чем-то или озабоченный, он снова сдвигал свои густые брови. На званом обеде Умари сидел на почётном месте, по правую руку от короля. Голову супруга Ильчиэллы украшал узкий платиновый обруч с восемью короткими зубцами – корона консорта. Он почти не носил дома этого знака отличия, но визит в иностранную державу обязывал надеть эту корону, равно как иметь на руке обручальное кольцо с гербом Вэтландии. Впрочем, кольца этого Умари не снимал никогда и позволил бы снять только вместе с пальцем, пока жива была Ильчиэлла… Рядом с Умари сидел Мэлиот и другие вэтландцы; славийские придворные располагались напротив. Энель, по этикету, не являясь официальной супругой короля, должна была сидеть на дальнем конце стола, с дамами. «Слава Богу», – подумал Умари, – соседство сестры герцога Ч* могло бы помешать ему поговорить с Силлоном так откровенно, как консорт Вэтландии желал. …Наступил черёд горячего. Умари, не спеша, разрезал поданное жаркое и вдруг почувствовал что-то твёрдое под своим ножом. Он осторожно раздвинул кусочки мяса и увидел между ними металлический предмет. «Что за чертовщина? – подумал Умари. – Спасибо, не сломал себе зубы…» Медленно и аккуратно очистив находку от прилипших к ней кусочков, он выяснил, что в его порцию попал двузубый обломок оловянной вилки. Машинально продолжая очищать его ножом, он задумался, как это следует понимать… Досадная оплошность поваров или тайный пренебрежительный намёк?.. Зубцы вилки – зубцы короны, вилка оловянная, и она сломана. Личный намёк на его неблагородное происхождение или оскорбление всей Вэтландии? Как поступить?.. Если это простое недоразумение – не следует привлекать ничьего внимания, чтобы не поставить хозяина дворца в неловкое положение; если же вызов – нужно незамедлительно встать, всей делегацией выйти из-за стола и тотчас же покинуть страну, оскорбившую корону Вэтландии. Умари хотел было посоветоваться с Мэлиотом, но тут заметил взгляд короля Славии. Тот смотрел в тарелку консорта так, словно в ней лежал клубок гремучих змей. Сомнения Умари отпали сами собой: ему стало ясно, что попадание в жаркое обломка вилки – чья-то грубая оплошность, а то, что порция с сюрпризом досталась именно ему – нелепая случайность. Умари сразу успокоился, чего нельзя было сказать о короле. С искажённым лицом Силлон сделал рукой в сверкающих перстнях резкий жест, подзывая официанта, и когда последний наклонился к Его Величеству, Силлон сверкнувшим взглядом указал ему на тарелку гостя. Поняв, что произошло, официант задрожал. Он подскочил к Умари, во мгновение ока заменил его тарелку на чистую и застыл, не зная, извиняться ли ему, или сразу заколоться кухонным ножом – так смотрел на него король. Только после того, как возмутительная оплошность была исправлена, Силлон, наконец-то, решился посмотреть вэтландскому гостю в глаза. На лице короля было искреннее смущение. Он хотел что-то произнести, но Умари предварил его: – Пустяки, пустяки, – негромко сказал он, спокойно улыбнувшись. Консорт понимал, что должен испытывать хозяин дворца в эту минуту, и хотел избавить короля от необходимости заглаживать перед гостем промах своих поваров. – Милорд, – выразительно, с достоинством сказал Силлон, – поверьте: это чудовищное недоразумение, и виновники его будут тотчас… – Не беспокойтесь, Ваше Величество, – так же негромко проговорил Умари, – право, не стоит уделять внимания столь незначительному пустяку. Силлон признательно наклонил голову, но вовсе не собирался оставлять такой вопиющий случай без последствий. Он повернул голову направо, потом налево, в поисках метрдотеля или начальника охраны; на беду, ни того ни другого в зале не было. Тогда король не удержался и встал, швырнул на стол салфетку, сделал знак присутствующим оставаться на местах, быстрыми шагами прошёл мимо гостей и покинул пирующих, очевидно, с твёрдым намерением сей же час разорвать метрдотеля на клочки и разнести кухню. – Что стряслось? – тихонько спросил консорта Мэлиот по-вэтландски. Умари, вполголоса, кратко объяснил. Сидевшие напротив них славийские придворные, видимо, не разобрали тихую речь иностранцев и смотрели с удивлённым непониманием. – О! – сказал Мэлиот, прикрыв глаза ладонью, – из-за этого недоразумения на кухне будут жертвы… Случись такое с каким-либо высоким гостем на родине, в Вэтландии, Умари, как хозяин, разгневался бы не меньше Силлона, но здесь, в Славии, на правах гостя, он почёл себя обязанным вступиться за несчастных поваров. – Может быть, вмешаться? – пробормотал он вопросительно. – Только вмешательство Вашего Высочества может предотвратить кровопролитие, – отозвался Мэлиот хладнокровно. – Уместно ли сделать это прямо сейчас? – Насколько я знаю Силлона, потом может оказаться поздно, – невозмутимо сказал министр иностранных дел. Умари извинился перед соседями, поднялся из-за стола и вышел из зала. Найти короля оказалось несложно: его гневный голос разносился по всему дворцу. Возле лакейской он выговаривал что-то командиру охраны, немного поодаль тряслись от страха смертельно бледные шеф-повар и метрдотель. Консорт Вэтландии отозвал Силлона в сторонку и тихонько сказал ему: – Ваше Величество, я понимаю, что бедняги провинились, но на правах пострадавшего, и чтобы не омрачать удовольствия от сегодняшней встречи, прошу вас быть снисходительным к виновным. – Мерзавцы совершили непростительный промах! – громко и грозно произнёс Силлон. – И право, милорд, не заслуживают снисхождения, но чтобы сделать вам приятное, я, так и быть, оставлю бездельников в живых, ограничусь только хорошей трёпкой. Вам ясно, сукины дети?! – бросил король виновным. Потом, очевидно удовлетворённый тем, что гость настроен дружелюбно, Силлон взял того под локоть и направился с ним обратно в банкетный зал. Задержавшись перед входом, король проговорил: – Мне, право же, неловко, милорд: ваш первый визит в нашу страну и – такой казус… – Прошу Ваше Величество забыть об этом инциденте. Отлично понимаю вас, – отозвался консорт. – Позвольте, по крайней мере, загладить неприятное впечатление. Предлагаю вам со спутниками после обеда совершить конную прогулку по окрестностям Неосона: вы полюбуетесь прекрасными видами и избавитесь от осадка, неизбежно вызванного разгильдяйством моих слуг. – С большим удовольствием, – отвечал консорт. Ничего лучшего для откровенной беседы с Силлоном невозможно было и придумать. Вопреки ожиданиям, сложившимся у Силлона под влиянием характеристики, данной Умари герцогом Ч*, спокойный, немногословный, державший себя почтительно и уверенно, без высокомерия и без подобострастия, исполненный как внутреннего достоинства, так и уважения к монарху соседней державы, консорт Вэтландии с самой первой минуты знакомства вызывал у короля скорее симпатию, чем антипатию. Происшествие за столом окончательно расположило Силлона к гостю. Король признавался себе, что он, на месте Умари, вел бы себя куда более резко и мог бы раздуть конфликт из-за пустяка. По поводу происхождения Умари у Силлона предубеждёний не было. Он знал, что люди сильные и целеустремленные иногда пробиваются до верха с самых низов; в его глазах это заслуживало уважения. Король считал, что консорт Вэтландии – молодец: схватил за хвост свою удачу и не выпустил из рук. Подняться от дознавателя королевской охраны до супруга монархини – это головокружительная карьера, считал Силлон. Сам кровный потомок славийских королей, заслуги своей он в том не находил: ему просто повезло. Силлон знал: родись он даже сыном сапожника – дерзкий и решительный, он всё равно пробился бы во власть и стал бы во главе, если не целой Славии, то, во всяком случае, одной из её провинций… …Кони короля и консорта брели шагом, сопровождавшие высоких особ слуги держались поодаль, кругом шелестели деревья и звенели жаворонки, небо хмурилось, но не дождило, лёгкий ветерок приятно обдувал, и беседа шла непринуждённо… Мэлиот отказался от конной прогулки, ссылаясь на дорожную усталость и не юный возраст. Невеста короля хотела было присоединиться к жениху и его гостю, но Силлон отказал ей: – Если бы с ним была королева, тебе уместно было бы ехать, но сейчас это будет чисто мужское общество. Энель была уязвлена и слегка напугана. Явившись к якобы заболевшему брату, сестра попеняла ему: – Если бы вы, Ваша светлость, не прикидывались больным, желая избежать общества этого негодяя Умари, – находясь под впечатлением от его последней выходки с вашими слугами, – вам удалось бы узнать предмет его беседы с королём: вас, как мужчину, не посмели бы отставить в сторону, как меня. – Даже если бы мне грозило новое изгнание, не стал бы я сидеть за одни столом с этим извергом, тем более, объезжать с ним окрестности Неосона, – категорично заявил герцог Ч*. …– Вот прекрасный вид, Ваше Величество, – сказал Умари, – но к озеру на лошадях не проехать. Может быть, мы отпустим коней и подойдем к воде поближе?.. Высокопоставленные особы спешились, слуги взяли их лошадей, и король с консортом вдвоём углубились в лес, продолжая беседовать. – Мужчине нужно движение: не война, так охота, не охота, так скачки, хотя бы фехтование каждый день или стрельба из лука, на худой конец… Иначе обрюзгнешь, как некоторые бездельники! Рэкст – не лучшее средство размять мускулы! Умари догадался, что под «некоторыми бездельниками» Силлон подразумевает графа Роана, но не спешил воскрешать из небытия образ графа. – Дядюшка не лез на рожон, – продолжал Силлон, имея в виду своего предшественника, покойного короля Флаолина, – не ссорился ни с Люберией, ни с вами; войско закисло в покое, разучилось воевать; их нужно встряхнуть, дать им размяться… Нет, нет, нет. Никто и ничто не остановит меня! – Флаолин с супругой приезжали в Вэтландию на нашу свадьбу, – задумчиво сказал Умари. – Король рассказывал мне о своей коллекции экзотического оружия. Судя по увлечённости, с которой он говорил, она была ему весьма дорога. – О да, это была его гордость! Эта знаменитая коллекция в сохранности, могу показать, ежели интересуетесь. Там есть любопытные экземпляры: африканский метательный нож – «молния» или «кпинга» – с тремя клинками… – С тремя? – Да, вот так: под углом друг к другу. Во время боя одним из них нож цепляется за щит противника, другим – поражает его… Не вижу ему применения – целая жизнь нужна, чтобы научиться управляться с такими штуками, нам бы чего попроще: шпага, сабля, арбалет… – но любопытно. Есть там ещё китайский меч с клинками в виде крючьев, – они цепляются друг за друга, – Силлон своими длинными пальцами показал, как сцепляются клинки, – а в собранном виде выглядит вот так: как большая вилка… Ох, я всё никак не могу прийти в себя после этого обломка в вашей тарелке! И надо же было такому случиться, чтобы из двухсот приглашенных эта чёртова вилка попала именно к вам! Умари улыбнулся: – Думаете, дурной знак? Силлон поморщился и покачал головой: – Я не верю в приметы. Однако, попади этот кусок в мою тарелку, – не сомневался бы, что это дело рук заговорщиков: намёк, что они попытаются сорвать мою коронацию… – Кстати о заговорщиках… Не сочтите за вмешательство в ваши внутренние дела, но что же, всё-таки, сталось с несчастным кузеном Ильчиэллы? Лицо Силлона приобрело агрессивное выражение. – Не могу слышать об этом мерзавце! – отрезал он. – Охотно растерзал бы его собственными руками! Умари помолчал… Они с королём дошли, наконец, до берега озера и остановились: вид, действительно, был завораживающий. Ровная водная гладь, чайки над водой, густые леса на другом берегу. Мягкий ветерок, тишина… Была одна вещь, о которой консорт не хотел ни говорить, ни думать, но она касалась Роана, и он счёл невозможным умолчать о ней. – Если Её Величество, королева Вэтландии… – заговорил Умари, но остановился. Он посмотрел на озеро, потом – в небо, затем – куда-то вдаль, потом – на короля, и Силлон, с сочувствием, увидел в серых глазах консорта отражение беспросветной тоски. – …Если усилия врачей окажутся тщетными, и Господь не смилуется… – консорт снова сделал паузу, прищурился, как от ветра, и наконец, договорил: – По крови Роан – ближайший престолонаследник Вэтландии… – Вот как? Нет, я и знать об этом ничего не хочу! – заявил Силлон, подумав. – Я искренне надеюсь, что Её Величество поправится, и у вас родится сын. Но, милорд, если, не дай, Бог… Неужели вы уступите своё место какому-то там Роану? – Я – не правитель, – возразил Умари. – Бросьте, – фамильярно сказал Силлон. – Вы – супруг королевы, какова бы ни была – уж простите – ваша родословная. Если, не приведи Господь, случится то, о чём вы говорите, с вашей стороны уступать кому бы то ни было трон – просто безумие! Заручитесь поддержкой армии, переманите на свою сторону двух-трех министров; всех, кто будет против – долой, и… Умари слушал Силлона вежливо и не споря. Король, глядя на ситуацию со своей колокольни, и, очевидно, питая к Умари дружеские чувства, хотя и грубовато, но искренно желал поддержать консорта, и тот, безусловно, это оценил; хотя даже предположение о том, что если Ильчиэлла умрет, он не только останется жить, но и будет бороться за власть – казалось ему диким. Умари не представлял, что будет делать, если потеряет жену. Жизни без неё он не мыслил. Одно он знал твёрдо: если останется вдовцом, ни на одну лишнюю минуту не задержится в опустевшем дворце, где каждая скульптура, каждое зеркало, каждая ступенька устланной ковром лестницы будет напоминать ему о ней… Если бы сын или дочь – тот ребенок, ещё совсем незаметный в её божественном теле, появления которого он ожидал с замиранием сердца, не веря своему счастью, – успел бы родиться на свет, – тогда, конечно, Умари не смог бы расстаться с ним, – но если Ильчиэлла уйдёт, она унесёт с собою их младенца, и он останется один, совсем один… Силлон замолчал: видимо, он договорил и ждал ответа, но Умари не слышал конца его речи. – И тем не менее, – сказал он, желая мягко, без возражений уйти от растравившей его душу темы, – в Роане течёт кровь вэтландских королей, и я был обязан напомнить Вашему Величеству об этом. – Вашего Роана – уж не обессудьте, – я намерен сгноить в темнице, и поверьте, есть, за что. Пока я его не трогал, решил подержать в подземелье: этот увалень привык нежиться на пуховых подушках, а там сыро, холодно и голодно! Поспит пару дней на земле – авось одумается и выдаст мне своих сторонников без применения более жестоких мер. Но если промолчит… – нет, милорд, щадить я его не буду! – Но почему Ваше Величество так уверены, что Роан скажет вам правду? – То есть, что значит – уверен?! Он что, посмеет солгать?! – Что же ему помешает? Как вам проверить его? Все, кого назовёт Роан, могут оказаться непричастны к заговору, хуже того – могут быть вашими сторонниками. Он назовёт вам не те имена, – и вы, в лучшем случае, потеряете время, проверяя его сведения, а в худшем – потеряете друзей, оскорблённых вашим недоверием … Короля поразила эта мысль. Он несколько минут стоял озадаченный, а потом сказал растерянно: – И что же делать? Как вычислить заговорщиков? – Не хотел бы критиковать действия Вашего Величества, но раз уж вы спросили, возьму на себя эту смелость. Посадить под замок бывшую королеву и её дочерей – это последнее, что стоило сделать, – заметил консорт Вэтландии. – Но почему?! – Силлон был слишком удивлён, чтобы рассердиться на столь смелое заявление Умари. – Потому что, узнав о заключении своих вдохновителей, сообщники их тут же легли на дно! А вот если бы вы, не подавая признаков подозрения, установили за королевой и дочерьми тайную слежку, – так, чтобы каждый их шаг был вам известен, – вы, безо всякого насилия, смогли бы выявить большую часть заговорщиков: те выдали бы себя сами… Силлон смотрел на консорта изумлённо: – Да, действительно. Я совершил ошибку… – Ещё не поздно всё исправить, – заметил консорт, – если только королева не знает причины своего домашнего ареста. – Не знает, я с ней не разговаривал: ждал мерзавца Роана. – Тогда ничего не потеряно. Выпустите их на свободу, тем более, что отсутствие вдовы Флаолина и его дочерей на вашей коронации вызовет ненужные толки, и следите за ними в оба! Вы накроете всех заговорщиков разом, если захотите, или можете пойти более сложным – мирным – путём и поодиночке переманить их на свою сторону. Поймите, чего не хватает тем, кто поддерживает Генну, и дайте им это! Если постараться, вдову Флаолина можно оставить вообще без сторонников; и что тогда вам она и её дочери?.. Силлон посмотрел на Умари с большим уважением. – Мне жаль, милорд, что ваша супруга отказалась от подписания со мною мирного соглашения, – заявил он вдруг. – Почему она так поступила? – Потому, – отвечал консорт, – что королева не может допустить, чтобы вы захватили Люберию. Мы знаем, чем это кончится для нас. – Вы имеете в виду возможность нападения на вас? Вы подозреваете меня в вероломстве?! – Не вас, Ваше Величество, – осторожно ответил Умари. – Не вас. Вашего будущего шурина. – Он – мой друг и партнёр, – категорично сказал Силлон. – Он, как никто, умеет расшевелить это сонное царство придворных, поэтому многие глупцы боятся его, а по сути, он – это я. – Ничего, кроме уважения, не питая к вам, к герцогу Ч* я испытываю куда менее тёплые чувства. Вот какой вопрос мучает меня: Вашему Величеству известен способ, каким герцог пытался добиться, чтобы я выдал ему Роана? – Откровенно говоря, нет, – признался король. – Её светлость лишь сказала мне, что поездка брата закончилась неудачей, а потом сама отправилась к вам и приехала назад с заговорщиком… На лицо Силлона набежала туча, будто он вспомнил о чём-то неприятном, но тут же король с интересом спросил: – А что же пытался предпринять герцог в Вэтландии? – Взял в заложники близких мне людей! – В заложники?!.. – Да! Мне чудом удалось найти и освободить их. – Я не знал этого, – медленно проговорил Силлон. – Да, он, действительно, повёл себя дерзко по отношению к вам. Мне жаль, милорд, что вы и ваши близкие оказались жертвами такого поступка. Но согласитесь, требования моего будущего шурина были справедливы: вы скрывали у себя заговорщика! Да, он использовал запрещённый приём. Но в такой большой игре, как политика, не обойтись без запрещённых приёмов. Политика – игра без правил. – А герцог рассказал вам о судьбе двоих слуг, оставленных им в Вэтландии? – Нет, – отозвался Силлон. – Он вернулся без своих людей? – Да, без тех, кто, по его приказу, украл моих близких. Похитители остались в вэтландской тюрьме. Я отдал приказ отрубить им обоим руки! Силлон обернулся к консорту и посмотрел на него во все глаза. Умари усмехнулся: – Подозреваю, что именно по этой причине герцог заболел и не смог присутствовать на приёме – он не хочет встречаться со мной. Признаюсь вам: я отменил свой приказ, не сделал этих людей калеками. Но если бы герцог не сбежал, ему я точно отрубил бы руки, чтобы он не смел тянуть их к моей семье! К чему я заговорил об этом? Да вот, по поводу вашего замечания об играх без правил… Силлон метнул на собеседника гневный взгляд, но тут же рассмеялся: – Однако, вам пальца в рот не клади! Вы мне нравитесь, сударь. Давайте дружить! – С Вашим Величеством готов, но не с вашим шурином. Мне, пожалуй, даже ближе этот сумасшедший Роан, чем он. У того есть хотя бы какие-то понятия о чести… При упоминании о Роане Силлон вновь помрачнел. – О чести?!! Да он такое посмел заявить мне!! Удивляюсь, как я сразу не сжёг эту сволочь на медленном огне!! – Что же такое он посмел заявить? – Он посмел сказать, что спал с моей невестой! – Неужели? Так и сказал?.. – Заявил, что она – потрясающая любовница! – в гневе Силлон прищурил зелёные глаза. – Потрясающая?.. – Умари пожал плечами. – Ну, не то, чтобы потрясающая, но… Он сознавал, что делает гнусность, но не мог поступить иначе. – Что-о?!.. – Силлон обернулся к нему и застыл, потрясённый. – Вы что, хотите сказать, что… – Ваше Величество, – спокойно проговорил Умари, – не имел удовольствия общаться с вашей невестой последние пять лет, но когда с ней познакомился – это было ещё в Люберии, – у меня сложилось впечатление, что она… как бы выразиться помягче… не особенно придирчива при выборе партнёров для плотских утех. Силлон стоял с таким видом, словно его ударили по голове. – Она… она три года не подпускала меня к себе!!! – Мне жаль, если я сказал что-то лишнее, – проговорил Умари. – Я бы предпочёл, чтобы этого разговора между нами не было, – медленно произнёс Силлон. – Если вы согласны, будем считать, что не было. Но по лицу короля Умари видел, что разговор этот не может пройти без последствий. – Однако, пора, – пробормотал Силлон, помолчав, и двинулся в сторону ожидавших слуг. Умари шёл за ним, понимая, что испорченное настроение короля – на его совести. Оба, в молчании, сели на лошадей, и кавалькада двинулась ко дворцу. – Я признателен вам за советы, – наконец обратился Силлон к Умари. – У меня осталось немного времени, чтобы их обдумать… Приятного вечера! – несмотря на то, что был ранен консортом в самое сердце, Силлон кивнул ему довольно дружелюбно. Умари поклонился, распрощался и поехал в гостиницу, где остановился. Как ни противно ему было видеть, что Силлона водит за нос женщина с моралью уличной девки, осадок от собственного поступка у него был отвратительный…