Коричный чай с цитрусами

      Омега плачет, сжимая простреленное плечо и задыхаясь от боли. Но не столько от физической, сколько от выворачивающей наизнанку боли от потери человека, что лежит рядом, пустыми мёртвыми глазами заглядывая в душу рыдающего омеги. Ещё вчера парень даже не догадывался, что сегодняшнее утро, наполненное нежностью и дурманящими словами, станет последним. Что он больше никогда не увидит теплой улыбки Ханя, его сияющих огромных глаз, не ощутит крепких объятий. Бэкхён задыхался от невыносимой боли потери, напрочь игнорируя свою рану. Он не мог смириться с тем, что последняя пуля лишь мазнула по нему, убивая Лу. Совершенно другого человека, а не его. Не его, который теперь не видел смысла в жизни. Потому что из-за него не стало светлого человечка, что лежал, удивлённо вскинув брови. Мир Бэкхёна померк. Исчез, перестал существовать. Осталось лишь жгучее ощущение вины. Ведь если бы он вчера вытолкнул альфу за дверь, тот был бы жив.       Но из-за него, Бэкхёна, Хань стал жертвой одного из одержимых, что стрелял по окнам первого этажа, не найдя жертв на улице. Последняя пуля влетела в открытое окно, прошила руку Бёну, но, не задев кости, попала прямо в сердце Ханя и тот умер мгновенно. В этот момент Бэку показалось, что вместе с сердцем альфы, ставшего этой ночью больше, чем другом, остановилось и его сердце. Омега слышал выстрелы и крики, звон стёкол и вой сирен, но звуки были словно под толстым слоем воды. И привлекали его гораздо меньше, чем его собственная потеря.       Если бы не он, Хань был бы жив. И не горело бы внутри адским пламенем от чувства вины и беспомощности. Так зачем ему думать о ране? О крови? Когда он только что исчез. Исчез с последним вздохом друга. Бэкхён прижался к остывающему телу парня, закинул на себя его руку, и крепко обнял, зарываясь носом в окровавленную рубашку на груди. Он думал о том, что не успел сказать, о лишних словах, изредка брошенных друг другу. О том, что Хань так и не встретил своего омегу, потому влюбившись в Бэка, перестал замечать всех вокруг. А теперь никогда и не встретит. Мир стал беднее на одного друга, на одно горячее сердце. Зачем ему всё? Что ему до аккуратных прикосновений к ране? Шороха голосов? – Что вы хотите? Отпустите меня! Не дам, не трогайте, – кричит омега, вырываясь из чужих рук, которые отдирают его от Ханя.       Рубашка, простая такая, в красную мелкую клетку, что так выигрышно оттеняла золотистые волосы Ханя, – Бэкхён подарил её ему вчера вечером, когда не смог противиться настойчивости университетского друга, пуская переночевать, – сейчас потемневшая от крови, ускользает из его рук. Рвётся и трещит. Кажется, что у омеги с корнем вырывают прошлое, настоящее и будущее, что стоит отпустить, и мир исчезнет.       Но настойчивые узловатые смуглые пальцы альфы гораздо сильнее белых длинных пальцев омеги. Ткань выскользает из онемевших рук, оставляя после лишь запах крови с теперь едва уловимым привкусом смерти.       Омегу подхватывают на руки и уносят в карету скорой помощи, где с трудом удерживая вырывающегося Бэкхёна, оказывают помощь два альфы. Парню делают укол успокоительного, чтобы накатывающая истерика не навредила ему ещё больше. Омега медленно расслабляется в умелых руках врачей, что обрабатывают и зашивают, ставят капельницы. Бэкхён перестаёт сопротивляться и равнодушно смотрит на манипуляции врачей, изредка отмечая про себя, как подрагивает на поворотах машина скорой помощи. В мозгу исступленно бьётся только одна мысль: «Его нет, больше нет. Совсем нет. И всё из-за меня».       Омега слышит что-то о переливании крови, видит озабоченные взгляды врачей, морщится от луча фонарика, проверяющего реакции. Но душой он не здесь.       Омега сквозь дрёму постоянно слышит чьи-то спокойные голоса, ощущает приятно-будоражащие запахи альф и изредка лёгкие ароматы омег из персонала. Кто-то гладит по голове или держит за руку, но Бэк так хочет забыться, что никак не может заставить себя открыть глаза. Он не может простить себя за то, что разрешил Ханю любить себя, не нашёл в себе сил расставить всё по местам, чётко очерчивая границы дружбы.       Бён приходит в себя окончательно через два дня, ночью, и замечает рядом дремлющих в кресле альф. Один смуглый, второй бледный. От каждого очень приятно пахнет. Их аромат забивает запах лекарств. Бэку страшновато. Трубки ещё эти, капельницы. Он выдёргивает иглы и катетеры, кривится от неприятных ощущений и выбирается из кровати, на цыпочках крадётся мимо спящих и уже кладёт руку наручку, чтобы выскользнуть в коридор. – Далеко собрался? – останавливает омегу бархатный вкрадчивый голос.       Бэкхён вздрагивает и оглядывается, он действительно не мог понять, куда направлялся. Альфы не спят и с лёгким прищуром наблюдают за встревоженным Бэком. – Я…– тянет Бён, ощупывая перебинтованную руку. – Да? – наклоняет голову светловолосый с лисьими глазами. – Ты… – Мин, не пугай мальчика, – говорит смуглый. – Видишь, он ещё сам не придумал, куда ему так срочно нужно бежать в ночь.       Плечи Бёна поникают, и притихший он возвращается к кровати. – Мне некуда идти, – вздыхает Бэк и вздрагивает, вспоминая раскуроченную квартиру. Он, правда, не знает, что бы делал, выйдя из палаты. – Разрешите мне остаться. Я могу помочь. Хоть лужи крови вытирать и мертвецов закапывать. Ханя не вернуть, – совсем тихо добавляет он, но его слышат. – Твой альфа? – заинтересованно доносится с кресел. – Нет, мой друг. Он умер из-за меня. Я должен отработать долг перед ним. За то, что здесь сейчас я, а не он.       Бэк чувствует себя жестокосердным, предателем и уродом, но жизнь продолжалается и пока он жив, он может помочь хоть чем-нибудь, искупить свою вину за то, что украл чужого альфу, за то, что уступил другу, лишая того будущего.       Смуглый мужчина склоняет голову набок, рассматривая дрожащего всхлипывающего омегу, что утирает щёки дрожащими пальцами, грустно улыбается и спрашивает: – Можешь тому же малышу из соседней палаты, оставшемуся без родных, почитать сказку, принести воды престарелой паре, помочь в заполнении документов? Потянешь?       Бён кивает, напоминая китайского болванчика и вызывая усмешку альф. – Ким Чонин, – представляется смуглый. – Главврач и хирург. А это, – кивнул он на сидящего рядом мужчину, – мой младший брат. – Ким Минсок, анестезиолог-реаниматолог, – с улыбкой произосит тот, прося Бэка больше не подниматься, чтобы не усилилось головокружение. – Бён Бэкхён, студент, подрабатываю у друга…– омега до боли закусывает губу и быстро моргает, чувствуя, как подступают слёзы, а спазм сжимает горло. Он зажимает рот рукой и смотрит куда-то за спины альф.– Подрабатывал в офисе аналитиком.