Равноценный обмен

Продавать игрушки у Линара получалось хорошо. Очень хорошо. Юноша умел разговаривать с детьми, а они забывали о смущении и тянулись к молодому продавцу, слушали, широко раскрыв глаза, а иногда и рот, забавные истории из жизни игрушек, которые Линар рассказывал, и уходили, прижимая к груди нового друга: куклу, тряпочного медведя, деревянный меч или лошадку. А потом возвращались, просили рассказать новую сказку, и юноша никогда не отказывал. Это Детлаффу нравилось. Сидя в мастерской, за задёрнутой занавеской, он прекрасно всё слышал и невольно улыбался. Или же откладывал в сторону инструменты, чуть сдвигал занавеску и наблюдал за происходящим, становясь невидимым. Вампир видел, как легко находит Линар подход даже к самому капризному или стеснительному малышу, и удивлялся терпеливости юноши. Но было и то, что Детлаффу не нравилось, причём с каждым днём — сильнее. С появлением в магазине молодого, обходительного и симпатичного продавца, сюда стали всё чаще заглядывать молоденькие горожанки, а порой и аристократки. Они приходили за игрушкой для младшего брата, сестры или подруги, которая до сих пор играет в куклы, хоть ей давно пора замуж. Слушая пояснения Линара, девицы и молодые женщины не сводили с него глаз, улыбались и откровенно кокетничали. Детлаффа это раздражало, а ещё, хоть в этом вампир признался себе далеко не сразу, он опасался, что Линар ответит на лукавую улыбку и многообещающий взгляд очередной покупательницы. Попадётся в ту же ловушку женской лжи, которой не сумел избежать он сам, влюбится, станет пропадать по вечерам, а после и ночам, и в один прекрасный момент радостно сообщит, что собрался жениться. И тогда ему не останется ничего другого, как сухо поздравить компаньона и пожелать всей той ерунды, которую обычно желают в таких случаях. Поздравить, надеясь, что прозвучит это достаточно искренне, и голос не выдаст, что он на самом деле думает, что чувствует, представляя, как Линар обнимает и целует какую-то девицу. Впрочем, пока что ни разу не заметил Детлафф даже малейшего отблеска заинтересованности в глазах юноши. Линар был изысканно вежлив с покупательницами, внимательно слушал их, улыбался и в упор не замечал прозрачных намёков. Или делал вид, что не замечает? Притворялся, как и надлежит человеку? Это предположение не вязалось с тем, что Детлафф успел узнать о юноше, но... Даже высший вампир не может заглянуть в чужую душу и прочесть в человеческом сердце. А потому можно бесконечно спорить с самим собой, строить догадки, но всё это не стоит выеденного яйца. Ещё одним доказательством того, что пока Линар никем не увлёкся, было то, что все вечера юноша проводил дома. Закрывая магазин, он шёл ужинать в харчевню и быстро возвращался, а потом и вовсе договорился с трактирщиком о том, чтобы еду приносили в магазин. Трактирщик легко согласился, поскольку уже успел наслушаться от жены и дочерей о том, какой замечательный продавец появился в магазине игрушек, не чета болвану, который работал там раньше. А потом дочери трактирщика долго спорили, кто же будет носить Линару еду, разругались и едва не передрались, а после решили, что станут делать это по очереди, чтобы никому не было обидно. Все они были уже достаточно взрослыми, но пока ни одна замуж не вышла, так почему бы и не попытать счастья? Говорится же, что под лежачий камень вода не течёт! Каждая из трёх девушек надеялась, что рано или поздно Линар обратит на неё внимание, пригласит погулять по городу, а потом можно будет увлечь его в лес и там... Одним словом, карие глаза и чётко очерченные губы юноши часто снились всем дочерям трактирщика, а самая младшая подумывала даже обратиться к чародейке, сразу после того, как накопит достаточно денег. Обо всём этом Линар, конечно же, не знал, просто радовался тому, что еду приносят всегда вовремя и она очень вкусная. Искренне благодарил девушек и, если была возможность, давал пару грошей сверху. После ужина юноша как обычно читал Детлаффу очередную сказку, а потом или сразу же ложился спать, или записывал появившиеся в голове идеи, и только после этого, посетив предварительно купальню, засыпал. Он и сам не заметил, в какой именно момент окончательно перестал опасаться вампира и проверять по утрам шею. Возможно, это случилось после того, как он понаблюдал за Детлаффом, чинящим игрушки. Обычно это происходило по вечерам или днём, когда в магазине не было покупателей. Из-за полуприкрытой занавески Линару было прекрасно видно лицо вампира, полностью поглощённого тем, что он делает. Казалось, Детлафф не видит и не слышит ничего вокруг, его лицо становилось таким же, как тогда на берегу, а на губах появлялась лёгкая улыбка, полностью менявшая вампира. Глядя на это невозможно было поверить, что в любое мгновение Детлафф может превратиться в чудовище, способное разорвать на части десяток человек. И, вероятно, поэтому Линар постепенно перестал бояться своего компаньона, окончательно поверил в то, что ничего плохого Детлафф ему не сделает, даже если очень сильно захочет выпить. И к невидимости вампира юноша постепенно привык, хоть сначала ему было изрядно не по себе от того, что в пустом на первый взгляд магазине, он на самом деле не один. Впрочем, прибегал к этому Детлафф нечасто, предпочитая плотно задёргивать занавеску, отделяющую мастерскую от остального помещения. Несколько раз Линар ловил себя на мысли, что ему невыносимо хочется подойти к поглощённому ремонтом Детлаффу, прижаться к широкой спине и прошептать на ухо то, чем полно сердце. Признаться, что по уши влюбился в вампира и уже давно желаешь слиться с ним в одно. И услышать в ответ, в лучшем случае, удивлённое, а в худшем — презрительно-насмешливое: — Ты болен или настолько пьян, что перепутал меня с женщиной?.. Так пойди проспись, а я сделаю вид, что ничего не слышал. Увидеть холодный, полный брезгливости взгляд, и понять: нелепое признание разрушило зародившуюся дружбу и всегда будет стоять между ними. И даже если Детлафф никогда об этом не скажет вслух, помнить будет, а значит — придётся снова пускаться в дорогу, оставляя здесь сердце и душу. Жить воспоминаниями о днях, когда тайно любовался вампиром, о ночах, полных жарких сновидений, и понимать, что только это и осталось. Эти мысли, словно поток ледяной воды, заставляли Линара зябко передёргивать плечами и отбрасывать прочь безумную и опасную идею. Детлафф не должен ничего узнать. Никогда. Так будет лучше. Это его, Линара, проблемы, это он родился неправильным и умудрился втрескаться в того, кто никогда не ответит взаимностью.

***

— Всё, — тяжело вздохнул Линар, переворачивая последнюю страницу тетради, — больше мне нечего тебе прочесть. Написать что-то новое я не успел, а всё остальное ты уже слышал. — Вот как? — Детлафф внимательно посмотрел на расстроенного юношу. — Жаль. Мне будет не хватать твоих сказок. Ты был прав, когда сказал, что умеешь сочинять. Надеюсь, ты не бросишь это? — Нет, что ты, — улыбнулся Линар, которому было безумно приятно слышать такое от вампира, — даже если бы я захотел, не смог бы. Это... где-то здесь, — он коснулся своей груди над сердцем, — оно приходит само, часто даже по ночам, и тогда... — Ты зажигаешь свечи и полночи скрипишь пером, — улыбнулся вампир, и улыбка эта была до боли похожей на ту, с которой он занимался ремонтом игрушек, — жаль, что среди вас редко встречаются такие, как ты. Будь это не так, возможно, я иначе относился бы к людям. — Я обычный, — пожал плечами юноша, — а отец никогда не был мной доволен, говорил, что дворянин не должен заниматься такой ерундой, как чтение или рисование. — Ты читал свои сказки ему? — спросил вампир, уже заранее зная ответ, и совершенно не удивился, услышав: — Нет. Ни ему, ни матери. Только кормилице и детям, мне нравилось, как они слушали, — Линар грустно улыбнулся, — пожалуй, только по ним я и скучаю. Я ведь даже не попрощался с кормилицей... — Ты всегда можешь вернуться домой, — напомнил Детлафф. — Нет, — покачал головой юноша, — сам же знаешь, почему. — Людям свойственно меняться и расти, — послышалось в ответ, — ты — не исключение. — Возможно, — пожал плечами Линар, — я не могу заглянуть в будущее. — Я тоже, — усмехнулся Детлафф, — и это отвратительно. Скольких ошибок можно было избежать, если бы знать, что ждёт тебя завтра. А что касается сказок... пожалуй, сегодня я расскажу тебе одну, единственную, которую знаю. — Ты серьёзно? — изумлённо уставился на вампира юноша. — Я никогда не был шутником, — уже без улыбки продолжил Детлафф, — в твоих сказках любовь спасала и возвращала к жизни, превращала подлецов в паладинов, а нищенок — в королев, в моей же... Впрочем, слушай. И Линар слушал, не отрываясь глядя на Детлаффа. Слушал и очень скоро понял, что история о любви вампира и опальной княжны — никакая не сказка. Голос Детлаффа звучал глухо и ровно, а вот глаза... Они потемнели, словно небо перед грозой, взгляд стал тяжёлым и холодным. Юноша ловил каждое слово и всё больше убеждался в том, что Детлафф рассказывает о себе. И постепенно Линару стало ясно, откуда в вампире столько презрения к людям, почему он считает их подлыми и мерзкими, почему зарёкся им верить. Во всём этом была виновата та самая княжна, которую он когда-то безумно любил. Любил настолько сильно, что убил ради неё даже своего друга, а после покарал себя за это, отрубив себе руку. Узнав, что его обманывали, вампир назначил княжне встречу в условленном месте через три дня, предупредив, что если она не придёт, он прикажет низшим вампирам напасть на город и убивать его жителей до тех пор, пока девушка не явится. Услышав это, Линар едва успел зажать себе рот, чтобы не дать вырваться возмущённому возгласу. Разве можно так? В чём виноваты жители города? Почему из-за предательства одной должны погибнуть сотни? Охладило Линара вовремя всплывшее в голове: вампир не человек, для него люди — не равные себе создания, а потому никакой жалости к ним он испытывать не будет. Они — всего лишь средство, необходимое, чтобы добиться желаемого. Впрочем, не только вампиры думали так, отец Линара часто повторял: цель оправдывает средства, и не слушал возражений юноши. И всё же, Линар был уверен, что в конце истории вампир великодушно простит лживую женщину и, возможно, даже даст ей второй шанс, потому что не может любящий поступить иначе. И подкрепило его уверенность услышанное: — Увидев ту, которую любил, вампир посмотрел в её глаза и сказал: «Я должен тебя спросить: ты всегда мне лгала? То, что нас связывало, это ложь?» Княжна хотела положить руку на его плечо, но вампир отшатнулся от неё, не позволив коснуться себя. Он ждал ответа, слов, которые могли всё изменить, слов, которые жаждал услышать, хоть и не признавался себе в этом. И княжна начала, глядя ему в глаза: — Всё не так просто... — О нет. Всё просто, — возразил вампир, — ты или лгала мне, или нет? Он прочёл ответ в её глазах и понял всё. Криво усмехнулся, шагнул ближе, хватая её за руку, не позволяя сбежать, снова оставив его в дураках, и сказал: — Я прощаю тебя, — увидел радостное облегчение на её лице, и добавил, вонзая когти в живот и разрывая внутренности и сердце: — Но нам пора расстаться. Как жаль. В этом месте Линар ахнул, невольно подаваясь назад и с ужасом глядя на Детлаффа, а тот продолжил: — Потом вампир опустил тело княжны на землю, закрыл её глаза, поднялся и посмотрел на ведьмака, застывшего с обнажённым мечом, и Региса — своего брата по крови. — Что ты сделал? — спросил его Регис. — Что должен был, — ответил вампир, — что она заслужила. В город вернётся мир, к рассвету вампиры из него исчезнут, я уйду с ними. Очень далеко. Подальше от людей. Можете попробовать мне помешать, тогда я убью и вас, хотя очень этого не хочу. Ваше решение? Ведьмак ответил не сразу. Вампир видел, что тот колеблется, не зная, как же поступить. А потом ведьмак сунул меч в ножны, сказав: — Ты можешь уйти, но если мы ещё встретимся... — Я буду соблюдать дистанцию, поверь. Геральт, Регис, прощайте, — сказал вампир и исчез, надеясь, что рано или поздно забудет о том, как любовь превратила его в слепца, глупца и убийцу. Детлафф замолчал, невесело усмехнулся и добавил: — Вот и всё, Линар. Сказке конец. Как видишь, далеко не всегда любовь делает лучше, чище и счастливее. Гораздо чаще она убивает. Обоих. — Обоих? — негромко спросил юноша, потрясённый услышанным. — Но ведь вампир не умер... — Физически — нет, но у нас, к несчастью, тоже есть то, что вы зовёте душой, и убить это можно, просто нужен очень сильный яд. Такой, как ложь, — глядя в глаза Линара, сказал Детлафф. — У любого яда есть противоядие, — убеждённо заявил юноша, — и у этого — тоже! — И какое же? — вопросительно приподнял бровь вампир. — Просвети меня, будь любезен. — Новая любовь, — волнуясь, ответил Линар, увидел, что Детлафф собирается возразить и остановил его жестом: — Подожди, дай закончить. Я не сказал, что это случится сразу, так действительно бывает только в сказках, но... Ты... твой вампир, — поправился в последний момент юноша, — всё же был счастлив, он знает, что такое настоящая любовь, и не сможет забыть об этом, как бы ему ни хотелось. Ему будет мало простой... похоти, может, тело и получит от этого удовольствие, но сердце и душа — нет. — Тебе-то откуда об этом знать? — иронично спросил Детлафф, маскируя за этим, насколько сильно удивила его прозорливость юноши. Линар прекрасно понял, о ком была эта история, и совершенно точно подметил: похотью нельзя заменить любовь, будь она трижды проклята. — Ты снова говоришь о вещах, в которых ничего не понимаешь. Обманутый единожды станет ожидать подлости всякий раз, когда попытается с кем-то сблизиться. Это будет сильнее его. Он не позволит больше никому собой воспользоваться. Никогда. — Если выстроить высокую стену вокруг дома и наглухо заколотить окна и двери, к тебе не сможет никто войти, — осторожно начал юноша, — но и ты сам не сможешь выйти, а разве можно всю жизнь провести одному? Особенно если она не такая короткая, как у нас? Рано или поздно ты просто начнёшь задыхаться в собственноручно построенной крепости. И я уверен, что вампиры не сильно отличаются в этом от нас. Оспорь, если можешь! — Не стану, поскольку не вижу в этом споре смысла, — Детлафф встал и направился к окну, — я просто рассказал тебе сказку, а сейчас собираюсь немного проветриться, — в следующее мгновение вместо вампира по комнате заклубился уже знакомый Линару багровый туман, быстро выскользнувший за окно.

***

Юноша долго смотрел вслед Детлаффу, а потом вернулся в свою комнату, прилёг на постель и даже глаза закрыл, хоть прекрасно знал: уснуть не сможет. В голове продолжал звучать голос вампира и не проходило потрясение от услышанного. Насколько же сильно должен был Детлафф любить ту женщину, чтобы совершить такое? Выходило, что у высших вампиров чувства острее и глубже, чем у людей, во всяком случае, у Детлаффа было именно так. От этой мысли становилось горько и больно, потому что самому Линару никогда не узнать: каково это, когда тебя любят настолько сильно, что готовы на всё, даже убивать ради тебя. Из истории было совершенно ясно: Детлафф предпочитает женщин, а значит, если он когда-нибудь и полюбит снова, то только женщину. Хорошо, что у Линара хватило ума не выдать себя, не признаться в чувствах, ответить на которые вампир не сможет никогда! Правда особой радости от этого юноша не ощущал, только горечь и осознание того, что его мечты навсегда останутся мечтами. Решив хоть чем-то себя занять, чтобы не погрузиться в уныние окончательно, Линар сел, открыл тетрадь, в которой и раньше делал пометки о Детлаффе, и принялся записывать туда услышанную сегодня историю. Он знал, что никогда и никому её не прочтёт, поскольку это было бы гадко по отношению к вампиру, но и не записать не мог. Подобного юноша не слышал никогда и... не хотел бы услышать ещё раз. Слишком много боли, горечи и крови оказалось в этой истории любви. Вернулся ли Детлафф домой этой ночью, Линар не знал, он даже толком не запомнил, когда уснул, помнил, как слышал за окнами петушиные крики, лёжа на постели с закрытыми глазами. История вампира была заботливо записана в тетрадь, но продолжала по-прежнему звучать в голове юноши, а сама голова начала зверски трещать. Тогда он впервые пожалел, что не может просто напиться, залив свою печаль, и забыть о коротком и отвратительно несправедливом слове — никогда.