Мейнстрим

Чимин открывает глаза, но не понимает, проснулся он или воскрес. Вероятно, ни то, ни другое, потому что так херово может быть только в аду. Только вот он не в аду, он дома. Совершенно обычно: он у себя в комнате, лежит в своей кровати, в одежде правда, но тоже в своей, и рядом, на его же полу, сидит почему-то с его же ноутбуком в руках Юнги, который тоже его. Круто. Чимин переворачивается на спину со звуком, лишь отдаленно напоминающим звуки, которые издают люди, и трет глаза. - Доброе утро, - хрипит он. - Утро, - говорит Юнги, - третий час дня. Ты как? У Чимина появляется легкое ощущение дежавю. - Не очень, - ему требуется приблизительно три попытки чтобы сесть. Юнги отставляет ноутбук на пол и кладет рядом с ним на одеяло бутылку воды: - Твоя мама сделала нам завтрак, но я не стал тебя будить. В первую секунду Чимин думает, что это здорово, а уже во вторую хочет просто исчезнуть. Перед мамой очень стыдно. Что он за сын такой, который три дня неизвестно где тусуется, а на четвертый заваливается под утро домой в своем самом ужасном состоянии да еще и не один. И у него нет совершенно никаких гарантий, что они вчера не выкинули чего-нибудь стремного. Чимин думает - как же так получилось. Воспоминания отматываются в его голове, как кинопленка. Эндинг Ван Панч Мэна, ужасная тэхенова шуба, метро - ничего интересного. Охранник, псевдобрендовая кепка Юнги, Сокджин-хен с пивом, шампанское, очень кислая рожа Чонгука - если начинать, то откуда-то отсюда. Чимин сам настоял на шампанском, потому что уничтожать относительно легкий алкоголь в относительно промышленных масштабах это весело, а выпить пива с соджу можно и в любой другой день. Как поется у Камилы Кабельо - эйнт но краин ин да клаб. Чимин, в отличие от Камилы, уродливо ревел большую часть времени, и ему даже не стыдно. Тем более, Камила поет вообще не об этом, а Юнги достаточно просто существовать, чтобы заставить плакать кого угодно. Почему и зачем Сокджин-хен в какой-то момент поделился с ним своим пивом, Чимин уже не помнит. Зато прекрасно помнит парня-диджея с неоновыми ожерельями на шее, который с какого-то черта был таким высоким, что Чимину все время хотелось или доебаться до него за рост, или поблагодарить за замечательный плейлист. Было ли что-то между этим, Чимин даже предположить не может. Он явно что-то упускает. Вчера случилось что-то очень важное. Юнги очень долго разговаривал о чем-то сначала с тем чуваком в очках, потом с другим чуваком с ужасной прической, потом еще и еще с кем-то. И все это долго и с очень серьезным лицом. Насколько лицо вообще может быть серьезным в такой ситуации, и насколько в такой ситуации вообще получается разговаривать. Сокджин поднимал тост за Юнги еще раза четыре, и это явно было не просто так. Реально четко Чимин помнит одно: последние полчаса или больше они с Сокджином сидели на диване и смотрели видео с щенками в инстаграме, потому что Чимин устал и хотел домой. Потом была чья-то машина, его голова на плече Юнги и может быть что-то еще, но Чимин правда не помнит. Он снова трет глаза и смотрит на Юнги. Юнги очень пристально смотрит на него в ответ. - Точно все в порядке? - спрашивает он. Чимин кивает. - Как скажешь, - говори Юнги, возвращая ноутбук себе на колени. Какое-то время Чимин просто сидит, собираясь с силами, пока наконец не спрашивает: - Что ты делаешь? Юнги даже не поднимает голову: - Нужно написать нескольким людям, отправить пару писем, всякое такое, знаешь. Чимин не знает. Он перекатывается по кровати и упирается подбородком Юнги в плечо. Юнги говорит: - Мне предлагают контракт с лейблом. Чимин забывает сделать вдох.