Temptations of the Wicked

Тогда молвил Создатель: "Вам, мои рождённые вторыми, даю такой дар: Да пылает в вашей душе Неугасимое пламя, Всепожирающее и ненасытное. Погребальная Песнь 5:4

      - Эту раннюю рань даже утром назвать нельзя, - жаловался Хоук, укладывая голову на подголовник кресла и уже чувствуя себя дискомфортно в строгой рубашке и брюках. Хорошо хоть мать не заставила его надеть галстук.       - Мы все чем-то жертвуем время от времени, - сказала Леандра, даже не взглянув на него со своего водительского места.       - Ты к этому снова привыкнешь, - попыталась утешить его Бетани, хотя это предположение его на самом деле совершенно не радовало.       Хоук буркнул в ответ что-то невнятное и достал телефон, погрузившись в глубины интернета, пока его мать вела машину с максимально дозволенной скоростью. Он был ужасно недоволен, чувствовал себя разбитым, и поездка в церковь была последним пунктом в списке вещей, которыми он предпочел бы сейчас заняться. Но пока он не съехал в отдельную квартиру, нужно было соблюдать все принятые в их доме правила. С тех пор, как умер Карвер, это было очень важно для матери, и, хоть Хоук и ворчал, он делал все, чтобы ее порадовать.       Здание Киркволльского собора было все таким же внушительным, каким оно ему запомнилось в юности: стояло там, словно похищенное из средневековья и бесцеремонно водруженное прямо посреди современного города. Он не хотел целый час внимать разглагольствованиям преподобной матери о Создателе, и недовольно надулся, когда они вышли из машины. Бетани ободряюще похлопала его по плечу.       - Все с тобой будет нормально, Гаррет. Потом сходим позавтракаем все вместе, - она весело подмигнула ему, но смотрела с сочувствием. Это утро вытянуло на свет воспоминания, которые остро противоречили реальности их ныне уменьшившейся семьи. Они все очень долго привыкали к переменам, наступившим после смерти отца несколько лет назад, и мысли о Карвере были еще слишком болезненными.       Хоук изобразил улыбку, скорее пародируя сестру, чем искренне, и обошел машину, чтобы помочь матери выйти. Ей это не было нужно, но когда Хоук подавал ей руку, она радовалась тому, какой у нее заботливый сын. Они влились в поток прихожан, медленно заходивших в храм, и то, что поначалу никто не обратил внимания на новые лица, было признаком того, как же много разных людей приходит сюда на службу ежедневно.       Гаррет хотел было устроиться поближе к выходу, чтобы иметь возможность незаметно улизнуть, но у его матери были другие планы. Она быстро нашла места для них троих в одном из первых рядов, и Хоук неслышно вздохнул, усаживаясь рядом с Бетани. Тут у него не было даже шанса достать телефон, не привлекая к себе гневных взглядов.       Тихая музыка зазвучала неожиданно из установленных вдоль стен колонок, гул разговоров понемногу стих, прихожане устроились на своих местах, и началась месса. Хоук чуть повернулся, чтобы посмотреть, как преподобная мать и священники выходят к пастве из бокового придела, за неимением лучшего развлечения, и остолбенел, увидев блондина, ступавшего за старенькой преподобной матерью вместе с другим святым отцом. На нем была традиционная черная сутана, отделанная красным и золотым, с элегантным рисунком церковного солнца на плечах, и он выглядел очень, очень знакомо.       Этого просто не могло быть. Человек, которого он встретил в пятницу, был одет в самую обычную одежду, выпивал, был до нелепого привлекателен и… да это и правда он, похоже? Он клеился к священнику. Приглашал священника домой поразвлечься. Он просил священника трахнуть его, словно он ему принадлежит. Ну вот и все; он точно отправится в Бездну после смерти.       - Ты в порядке, милый? – спросила тихо мать, чувствуя, как он напрягся.       Он кивнул ей, все еще прикованный взглядом к этому священнику, и она похлопала его по колену. Бетани посмотрела на него пристально, но тут прихожане поднялись с мест, и она не успела ничего сказать. А Хоук смог влиться в действо, которое традиционно представляла собой месса; подняться, снова сесть, затем спеть куплеты - все проходило так же, как он помнил. Это было привычно, словно в детстве кататься на велосипеде, только вот мысли Хоука все уводили его в совершенно в другую сторону, и он снова украдкой посмотрел на священника. Андерс, вспомнил он. Ничего удивительного, что он так нервничал в баре.       И все же, этот Андерс ведь ни разу прямо не сказал ему остановиться или уйти, только сам неловко сбежал в тот вечер. Так что можно, наверное, считать, что он все же немного заинтересовался. Заинтересовался настолько, что на какое-то время притворился, будто может себе позволить заигрывать с незнакомцем. Создатель, ну что это за безобразие, почему единственный пока что встреченный им в Киркволле интересный человек тут же оказывается священником? Хоук улыбнулся своим мыслям. Теперь у него, по крайней мере, нашелся повод посещать мессу.       Преподобная мать объявила о начале причастия, и все снова поднялись. Вот дерьмо. Он совсем забыл об этой части, и о том, что ему придется встретиться с Андерсом буквально лицом к лицу. Нет, он точно будет проклят и попадет в Бездну, вне всякого сомнения.       По мере того, как люди выстраивались в очередь, один за другим принимая причастие, Хоук все больше нервничал. Нужно ли что-то говорить в таком случае? Нет, во время причастия не разговаривают, вспомнилось ему. Может, специально подойти к другому, второму священнику? Но они с семьей уже стояли почти в самом начале очереди, и выходить оттуда было слишком поздно. В следующее мгновение он уже стоял перед Андерсом, все еще не зная, как тот может отреагировать, так что Хоук посмотрел на него из-под полуприкрытых век со своей обычной усмешкой и наблюдал, как шок появляется на лице священника.       Впрочем, Андерс быстро взял себя в руки, и выражение его лица снова стало безмятежным за какую-то секунду. Хоук приоткрыл рот и подставил язык для совершения ритуала, и его веселье выдавали разве что чуть приподнятые уголки губ, так как убрать эту усмешку с лица полностью было выше его сил. Руки Андерса едва заметно подрагивали, когда он уронил несколько хлебных крошек Хоуку на язык, но его голос был совершенно спокоен:       - Тело Андрасте.       - Аминь, - автоматически ответил Хоук, и затем отошел от алтаря к своему месту на скамье.       Ему немного польстила увиденная реакция, пока он не осознал, что шок Андерса мог быть вызван страхом. Боялся ли он, что Хоук выдаст его? Может, ему запрещалось пить или вообще находиться в баре? Хоук не был знаком со всеми тонкостями правил, которым должны были следовать священники, но он был абсолютно уверен, что им не позволялось откровенно флиртовать с незнакомыми мужчинами. Нахмурившись, Хоук наблюдал за Андерсом, пока все прихожане вновь не заняли свои места, но по его лицу больше ничего нельзя было прочесть. Может, стоило подойти после мессы и извиниться?       Он очень старался не пялиться на Андерса, пока преподобная мать снова читала свою проповедь. Он все размышлял, что же сказать, если вообще стоит затевать этот разговор. Может быть, для них обоих будет лучше, если Хоук никогда больше не заговорит с ним; это уж точно ничего не усложнит. Но он уже обосновался в Киркволле, и они точно еще будут пересекаться в дальнейшем, как минимум каждую субботу, когда его потянет сюда с собой матушка. Было бы лучше прямо сейчас прояснить все недоразумения, быстренько извиниться, пошутить и окончательно проехать этот неловкий момент.       Подобные мысли все крутились в его голове, пока месса не закончилась, и люди не начали продвигаться к выходу. Хоук затерялся в толпе других прихожан, наблюдая за плавными шагами Андерса, любуясь его красивым профилем, и выругался про себя. Он был феноменально невезуч порой, и не было этому лучшего подтверждения, чем тот факт, что теперь он отчаянно пялился на скрытую рясой задницу священника.       Он последовал по проходу за сестрой и матерью, останавливаясь почти на каждом шагу, так как к ним все подходили и подходили какие-то люди, знакомились с новоприбывшими, а это требовало ответных слов и улыбок. Когда они наконец добрались до выхода, храм был уже практически пуст, а терпение Хоука иссякло.       Андерс и другой святой отец, молодой человек по имени Себастьян с темными волосами и пронзительным взглядом, стояли у дверей храма. Преподобная мать поприветствовала Леандру и Бетани, и добавила еще что-то о том, как же вырос малыш Гаррет. Ему показалось, что в этот момент губы Андерса дрогнули в улыбке, но этого нельзя было сказать наверняка.       Их представили друг другу, и Хоук протянул Андерсу руку в дружелюбном жесте.       - С возвращением в Киркволл, мистер Хоук, - сказал святой отец и пожал его ладонь, не выказывая никаких признаков беспокойства.       - Можно звать меня просто Хоук, - ответил он. - Я уже успел прогуляться по городу. Жаль, не было возможности плотнее ознакомиться с некоторыми новыми достопримечательностями.       Дерьмо. Ну вот, опять он флиртует со священником.       Уголок рта Андерса определенно дернулся, и он закусил губу.       - Я уверен, вы еще успеете получить удовольствие от своих прогулок.       Похоже, он тут же пожалел о своих словах, потому что спешно попрощался и ушел к лестнице, ведущей в комнаты на верхнем этаже. Хоук на это неловко закашлялся, и Бетани посмотрела на него крайне подозрительно.       - Ты пялился, - прошептала она, подхватив его под локоть и оттащив в сторону, как только они вышли из здания церкви.       - О чем ты? – он постарался выглядеть убедительно.       - Ты пялился на священника, - практически прошипела она. – Ну Гаррет, ну серьезно?!       - Что твой брат натворил на этот раз? – спросила Леандра, оглядываясь на них.       - Ничего, - хором ответили ее дети, и Леандра просто вздохнула, покачав головой. ***       Час был уже поздний, но Хоук все никак не мог заснуть, копаясь в телефоне. Наконец, раздосадованный, он отложил телефон в сторону, повернулся на бок и закрыл глаза, стараясь расслабиться. Слишком многое его беспокоило в последнее время, и ему все казалось, что он никак не может отдохнуть от всех навалившихся на него забот.       Через полчаса его мысли блуждали уже более расслабленно, но сон все еще не шел. Хоук вздохнул и снова перевернулся на спину. Он знал один очень хороший способ расслабиться, что бы там церковь ни думала по этому поводу.       Мысль о церкви привела его к утренней сцене столкновения с краснеющим светловолосым отцом Андерсом, и по телу пробежала искра возбуждения.       Ну, он уже был считай что предан анафеме, так что оставалось только получать удовольствие в сложившейся прискорбной ситуации.       Хоук закрыл глаза и прошелся руками по всему телу, провел пальцами по груди; одной он тянул и прокручивал пирсинг в соске, а другой повел ниже, через дорожку темных волос, и обхватил начавший твердеть член. Он был не в настроении долго и нежно играть с собой, вечер вообще к тому не располагал. Вместо этого он сосредоточился на том, что могло бы произойти в ту ночь после бара, если бы Андерс согласился уйти с ним. Священник был выше него, и Хоук подумал, как было бы чертовски классно опуститься перед ним на колени.       Он сжал член сильнее, когда представил, как Андерс схватил бы его за короткие волосы, притянул его ближе, чтобы прижать к ширинке на своих штанах, как он бы припал губами к его напряженному члену прямо через одежду, а затем почувствовал бы на языке вкус его кожи, когда Андерс расстегнул бы поспешно молнию на своих брюках. Ему наверняка понравился бы и противоположный расклад, но почему-то он чувствовал, что было бы правильнее, если бы Андерс брал все под контроль. Дрожь прошла вдоль его позвоночника, и он погладил пальцем скользкую от смазки головку, представляя, что Андерс удерживал бы его голову так, как ему удобно, и сам трахал в рот, глубоко, именно так, как нравилось Хоуку с одним из бывших любовников, и как пуговицы на сутане скользили бы вдоль его кожи…       Низкий стон вырвался из губ Хоука, едва он понял, что его воображение рисует ему не просто Андерса, а священника. Он задвигал рукой быстрее, невыносимо возбудившись от мысли о том, что он склонил этого мужчину к греху, развратил его, и был использован кем-то настолько чистым и святым. В мозгу неожиданно всплыла картинка: он стоит на коленях за трибуной для проповедей и слышит напряженный голос Андерса, отражающийся от гулких стен храма, потому что тот пытается сосредоточиться и не дать понять прихожанам, что прямо сейчас прямо за этой кафедрой ему отсасывают.       Хоук выгнулся на кровати, едва удерживаясь, чтобы не стонать, пока кончает. Сцена в его голове представлялась так живо, что его трясло от возбуждения, и напряженные ноги мелко дрожали. Он выругался, а затем рассмеялся, осознавая, что только что вытворял, вытер ладонь о свои боксеры, стянул их с себя окончательно и швырнул, не глядя, через комнату. Эта фантазия была одной из самых больших его глупостей, и он чувствовал вину за то, что использовал в ней отца Андерса. Но хотя бы добился того, чего хотел – тело было абсолютно размякшим и расслабленным, и Хоук пообещал себе, что в следующий раз будет представлять что-нибудь другое, не включающее в себя служителей церкви.