Мой Творец, суди меня, как я есть: Даруй мне Твою благосклонность. Коснись меня огнём, который очистит меня. Скажи, что я песнями заслужила Твоё одобрение. Песнь превращений 12:4*
По пятницам в церкви всегда было пусто: каждый житель Киркволла старательно забывал о Создателе и проживал этот день только для того, чтобы наконец начать выходные. Себастьян ужасно долго слонялся вокруг да около, ожидая знака свыше о том, чем бы занять себя, перед тем как уйти в результате, сославшись на головную боль и необходимость прилечь. Андерс же был только рад остаться в одиночестве. Он стоял задумчиво в боковом приделе, где замерли скульптуры, посвященные эпизодам жития Андрасте, наслаждался спокойствием и мягким светом свечей, тщетно отгоняя от себя мысли о том, как кое-кто другой купается в неровном свете свечей перед ним. В течение последних нескольких дней после исповеди Хоука Андерс просто уходил в работу в церкви и в своей клинике с головой. Его мозг, ничем не занятый, мигом возвращался к воспоминаниям о разочарованном стоне протеста от Хоука, и к размышлениям о том, принял ли он свое наказание, или же не воспринял его всерьез, согласился только на словах и на самом деле проигнорировал приказ Андерса. Андерс надеялся, что он подчинился. Ему думалось, Хоук, который был так близок к разрядке и затем не достиг ее, все еще желает его, и эти дни кажутся ему полными мучительного вожделения. Он представлял себе Хоука, лежащим ночью в своей постели и стискивающим зубы от досады, с потяжелевшим от возбуждения членом, но не прикасающимся к нему по приказу Андерса. Совсем погруженный в свои фантазии, Андерс не услышал, как открылась дверь, так что, когда он вышел из придела и вплотную столкнулся с настоящим живым Хоуком, чуть не вскрикнул от неожиданности. — Святая Андрасте! — выдохнул он в испуге и прижал ладонь к груди, чтобы успокоить панически застучавшее сердце, а Хоук только расхохотался его реакции. — Не совсем, святой отец, — ответил он; и, тут же залюбовавшись на его очаровывающую усмешку, Андерс рассердился сам на себя за то, как легко может Хоук обезоружить его. Куртка Хоука была мокрой, и с растрепанных темных волос на пол капала вода. — Я не хотел вас напугать. — Ничего, — ответил Андерс, прочистив горло. — Я сам должен был быть повнимательнее. — Он проследил глазами каплю воды, проскользившую по щетинистой щеке Хоука. — Там дождь идет? Я не выходил на улицу с самого утра. — Ага, и я, как назло, не верю в зонты, — Хоук провел рукой по влажным волосам и воровато огляделся, стряхивая воду на идеально чистый пол. — Насыщенный денек у вас тут, да? Андерс обвел рукой вокруг, указывая на пустые скамьи: — Как видите. — Ну, раз я тут, теперь будет повеселее, — последние слова Хоук произнес тихо, только для Андерса, хоть они и были в церкви совсем одни. Андерс приподнял бровь, сдерживая непроизвольно-возбужденную реакцию тела на голос Хоука и его двусмысленные слова. — И зачем вы сюда пришли, к слову? Кажется, ему удалось застать Хоука врасплох, потому что тот не сразу нашелся с ответом. — Ну, я… Вы мне поверите, если я скажу, что просто случайно оказался неподалеку? — Он попытался улыбнуться снова, но улыбка получилась вымученной, и от этого менее очаровательной. — Просто ехал на работу. — И решили заглянуть в церковь, проведать Создателя? — Не Создателя, нет. Андерс хотел было отпустить еще один ехидный комментарий по поводу расстановки Хоуком приоритетов, но смолчал, столкнувшись взглядом с темными глазами Хоука, и посмотрел на него уже внимательно. Его нижняя губа потрескалась и припухла, словно он постоянно ее покусывал; он переминался с ноги на ногу, не в силах спокойно стоять на месте; он смотрел на Андерса жадно, умоляюще, словно пришел за спасением души к Андерсу вместо самого Создателя. Всемилостивая Андрасте, он подчинился. Андерс почувствовал, как почти задрожали руки от неожиданного возбуждения. — Ты хотел сказать что-то по поводу своего наказания? — спросил он, заставляя голос звучать бесстрастно и тихо, прямо глядя на Хоука, подняв голову. Хоук снова оглядел церковь перед тем, как подойти ближе. Их было едва ли видно в этой части часовни, колонна почти полностью скрывала обоих от посторонних глаз, зайди кто-нибудь в церковь. Андерс мог чувствовать кожей исходящий от Хоука жар. Тот стоял слишком близко для того, чтобы возможный случайный свидетель мог просто не обратить на это внимания. — Пожалуйста, — едва слышно произнес Хоук. — Я не могу больше… — он чуть покачал головой, и капли воды упали на воротник его куртки. — Я не могу перестать думать о тебе. — Прошло всего три дня, Хоук, — тон Андерса остался прежним, но в глазах зажглись насмешливые искорки. — Я думаю, что ты выдерживал и более длительные сроки. — Несмотря на эти слова, ему приходилось очень стараться, чтобы не сломаться, не прижать Хоука к стене и дать ему то, чего он так просил. — Ты хотел искупить свои грехи, и я назначил тебе твое искупление. Или ты все же хочешь быть наказан за них? — Он немного растянул последнюю фразу, глядя, как Хоук в ответ на это нервно облизывает губы. — Да, похоже, я прав. — Да, — выдохнул Хоук практически шепотом, — я хочу этого. Я… — он расправил плечи, словно прилагая усилия к тому, чтобы стоять прямо. — Я приду в воскресенье. — Во вторник. — Андерс поднял раскрытую ладонь, сразу останавливая все протесты, которые хотел высказать Хоук. — Никто не приходит на исповеди по вторникам. Кроме тебя, — добавил он с легкой усмешкой. Все его нервы были натянуты и приятно пульсировали по телу из-за того, что он говорил, что они обсуждали, прямо в церкви, перед всевидящим ликом Андрасте. Хоук стиснул челюсти от досады, но смотрел с надеждой. — Ты обещаешь… черт. Я не могу так, — он сжал кулаки, подрагивая в напряжении, и сделал еще шаг вперед, упираясь грудью в поднятую руку Андерса. Ладонь скользнула по его куртке. Теперь они были слишком, слишком близко, и Андерсу нужно было что-то с этим сделать, но Хоук, такой завораживающе реальный под его прикосновением, больше не двигался. — Мне нужно больше, — просил он, и его голос звучал сдавленно из-за подавляемого желания. Ткань под пальцами Андерса была мягкой и влажной, и он теперь чувствовал тепло кожи Хоука почти напрямую, всего через пару слоев одежды. — Чего именно больше? — мягко спросил Андерс. — Наказания? — Чего угодно, — без промедления выпалил Хоук. — Я бы уже умолял тебя трахнуть меня, если бы существовала хоть малейшая вероятность того, что ты это сделаешь. Всего каких-то три дня, и вот, — он махнул рукой, как бы показывая на себя. — Я правда не могу больше. Прошу. Позволь мне хоть что-то. — Хоук, — едва слышно отозвался Андерс, плавно поднял вторую руку и ухватил того за краешек воротника рубашки. Его потряхивало от желания притянуть Хоука вплотную к себе. — Все верно, я принес церкви свои обеты, но все же… Я просто человек. Не думай, что я могу сопротивляться искушению вечно. Хоук неверяще посмотрел на него, а затем улыбнулся своей фирменной невыносимой улыбкой. — Я и не хочу, чтобы ты ему сопротивлялся, — низко промурлыкал он, стараясь прижаться сильнее к удерживающей его на месте ладони. Андерс коротко выдохнул и попытался сосредоточиться на том, что все еще сжимает воротник хоуковой рубашки. Мысли в его голове перепутались и переплелись в бессвязный клубок, из которого яснее всех прочих прозвучала одна. В Бездну эти обеты, — решил он на мгновение, — я не нарушу ничего, если лишь прикоснусь к нему. Просто прикоснусь, просто позволю себе всего одно касание. Андерс быстро придвинулся ближе, но не для поцелуя, как надеялся Хоук. Вместо этого он обхватил пальцами челюсть Хоука и надавил, заставив того откинуть голову назад. Его губы накрыли бьющееся пульсом местечко у горла, и, когда Андерс стал посасывать кожу на шее, Хоук сдавленно охнул и едва удержался от стонов. О, как Андерсу не хватало этого чувства контроля над другим человеком, подавления и подчинения партнера, выгибающегося в его руках, извивающегося и стенающего от удовольствия, которое было полностью в его власти. Он спустился пальцами чуть ниже, провел ногтями по коже под жесткой бородой, и сжал пальцы поверх воротника Хоука. Андерс уже почти был готов отойти от него, но мягкая хватка на чужом горле, вкус кожи на его языке, и покорность, с которой Хоук следовал каждому его жесту, сломили его. Он чуть усилил давление, удерживая Хоука на месте, и укусил его туда, где только что целовал, так же жадно, сжимая зубы на мягкой коже. Хоук резко откинулся назад, громко выругавшись, — в пустой церкви это прозвучало совершенно оглушительно — и сгорающего от желания Андерса словно окатило из ледяной бочки. Священник отступил от Хоука так быстро, будто его оттолкнули, и прижал ладонь ко рту. На коже Хоука багровела, словно сургучная печать, его метка с еще бледными следами зубов. Слишком быстро, слишком откровенно было вот так огорошивать кого-то своими предпочтениями и желаниями, он ведь уже проходил это когда-то. — Прости меня, — выпалил Андерс, обращаясь ко всем сразу: к стоящему перед ним мужчине, к святой Андрасте, к теням из своего прошлого. Хоук, привалившись к колонне и едва дыша, смотрел вслед удаляющемуся священнику, ощущал сильнейший в своей жизни стояк — и понимал, что все еще ни черта не может с этим сделать. Он не мог сообразить, что именно пошло не так, был ли виноват в чем-то Андерс, или он сам повел себя как-то неправильно, но ему больше всего на свете хотелось продолжить то, что Андерс с ним вытворял.***
Андерсу отчаянно и безоговорочно хотелось выпить. Хотелось настолько сильно, что он наплевал на свои опасения по поводу возвращения в любимый бар. Под впечатлением от первой встречи с Хоуком и от стыда за свой бессовестный флирт, приведший их обоих в крайне неудобную ситуацию, он не посещал «Висельник» целый месяц. Но после событий этого дня ему просто хотелось снова почувствовать себя в привычной обстановке и наконец расслабиться. Так он снова оказался в баре. Тяжело вздыхая над своей судьбой, Андерс подошел к барной стойке и позвал бармена. Он заметил, что за время его отсутствия здесь наняли новичка. Тот явно рисовался, закатав выше локтей рукава рубашки и предъявляя миру накачанные руки, и, кажется, был больше заинтересован во флирте с посетителем на другом конце стойки, чем в обслуживании всех остальных. Но вот бармен наконец повернулся к Андерсу, и тот невольно выдал от неожиданности: — Да ты шутишь! Пару секунд Хоук выглядел так же удивленно, как и Андерс, но быстро взял себя в руки, улыбнулся и, подойдя к нему, вальяжно оперся о стойку своими ручищами и оглядел внимательно. — А что это вы без своего воротничка сегодня, святой отец? — поинтересовался он тихо, чтобы другие клиенты не услышали ничего, даже если бы постарались. Упоминание колоратки заставило Андерса посмотреть на расстегнутый воротник Хоука, который совершенно не скрывал оставленные им отметины: багровое пятно на коже прямо светилось вызывающим напоминанием о постыдных порывах Андерса. Хоук заметил направление его взгляда и уже собирался отпустить какой-то комментарий по этому поводу, когда с другого конца бара его настиг голос начальника. — Эй, Хоук, если ты собираешься клеиться к кому-то из посетителей, то используй для этого свое личное время! — заорал Варрик и под смех из толпы запустил в Хоука полотенцем, попав прямо в голову. — И чтоб я больше никогда не видел, как ты пытаешься уединиться с кем-то в туалете, говнюк ты эдакий! — Да как у тебя язык поворачивается так порочить мое доброе имя? — парировал Хоук, демонстративно прикладывая руку к сердцу и изображая саму оскорбленную невинность. Андерс вздрогнул и понадеялся, что не покраснел на словах Варрика, но, к счастью, все внимание к себе приковал Хоук с его маленьким представлением. Варрик подошел ближе, чтобы, видимо, продолжить отчитывать Хоука, но осекся, узнав в посетителе, из-за которого он орал про флирт и секс в туалете, Андерса. — Упс. Прошу прощения, Светленький Отец. Они достаточно добродушно обменялись с Хоуком неприличными жестами, а Андерс чуть смущенно рассмеялся на это прозвище, прилепившееся к нему еще в те времена, когда владелец бара никак не мог запомнить его имени. — Мне пинту сидра, пожалуйста, — сказал он, следя за тем, чтобы его тон звучал максимально буднично. Хоук посмотрел на него чуть более пристально, чем следовало бы, но все же достал из-за стойки пинту и начал наполнять ее сидром, и Андерс глубоко вздохнул, чтобы успокоить нервы. Все вроде бы было спокойно (прочие посетители бара были увлечены бейсбольной трансляцией на барном телевизоре), и на них никто не смотрел лишний раз. Чувствуя непрошеное разочарование, Андерс раздумывал, не уйти ли ему прямо сейчас. Хоук выбил почву у него из-под ног уже дважды за этот день; он разрывался между чувством вины и желанием, а теперь еще боролся с острой и абсолютно неуместной ревностью, вызванной обвинениями Варрика. Он понимал, что ведет себя нелогично. Конечно, за последние несколько недель Хоук был с другими мужчинами — он был хорош собой и одинок, а Андерс был связан своими обетами, да и вообще не пытался никак предъявить свои права на Хоука. Было бы глупо рассчитывать на что-то другое, говорил он сам себе, наблюдая за Хоуком, расслабленной походкой несущим ему его заказ. — Сидите спокойно и смотрите игру, — тихо предложил Хоук, поставив перед ним стакан и затем оперевшись небрежно на стойку. — Я не интересуюсь бейсболом, — немного сухо ответил Андерс, потягивая свой сидр. Хоук взглянул на него пристально и кивнул, указывая на прикованную к телевизору публику. По всему выходило, что они временно остались один на один в дальнем конце бара и могли пообщаться без посторонних глаз, пока другие посетители были совершенно поглощены игрой Защитников Киркволла. Андерс снова испытал острое желание сбежать, но одернул себя, понимая, что это ничего не решит. Он немного подался вперед, облокотившись на стойку и приблизившись к Хоуку. Тот с неизменной своей ухмылкой внимательно наблюдал. — Я… я прошу прощения за свое сегодняшнее поведение, — выдавил Андерс, снова глядя на шею Хоука и испытывая острую неловкость. — Боюсь, меня занесло. — Это точно. И если бы вы не остановились, едва начав, то узнали бы, насколько это завело меня — настолько, что я в прямом смысле обкончался на месте, — промурлыкал Хоук, притворяясь, что наводит порядок за стойкой. Пальцы Андерса судорожно сжались вокруг стакана. — Ебануться, — пробормотал он и сделал большой глоток сидра. — Если бы, — ответил Хоук с нарочитым вздохом. — Вообще-то, не похоже, будто ты страдаешь от отсутствия чужого внимания, — парировал Андерс несколько ехидно. Хоук вскинул брови и посмотрел прямо в глаза Андерсу, едва удерживаясь от довольной ухмылки. — А, вот как это работает, оказывается? — Он придвинулся ближе и понизил тон. — Во-первых, да, я за время нашего знакомства трахался с другими мужчинами, включая вчерашний случай с парнем, которому я отсосал прямо в гребаном туалете, потому что был слишком на взводе для того, чтобы думать головой, спасибо вам за это большое. А во-вторых, чего вы вообще ожидали, если все, о чем я могу думать — это ваши руки на мне, и жалеть, что это они, а не вы, имеют меня до потери сознания или трахают мое горло так, что я едва могу дышать? Андерс в шоке открыл рот, желая возразить хоть что-то на это, но Хоук продолжил, придвигаясь еще ближе, — якобы протирая барную стойку, — и едва слышно шепча: — Что мне еще остается делать? Вы не можете ко мне прикоснуться. Будете меня за это осуждать, святой отец? Кто-то подозвал Хоука, и тот оставил Андерса ненадолго. Ему как раз хватило времени, чтобы немного собраться с мыслями и практически в один прием допить сидр. Хоук вернулся сразу как выполнил заказ, и занял свое место напротив Андерса. Он ухмылялся, довольный собой, и одну ладонь как бы невзначай пристроил на стойке слишком близко к пальцам Андерса. — Ну, ты не был со мной до конца откровенным во время исповеди, так что я не думал… — наконец сказал тот, вызвав у Хоука смех, по счастью потонувший в одобрительных криках посетителей на хоум-ране. — А без настолько подробных откровений мои признания были для вас скучноваты, святой отец? — Хоук ухмыльнулся. — Что ж, я надеюсь, исповедь на следующей неделе вас удовлетворит. Черт, я надеюсь, меня на следующей неделе хоть что-то наконец удовлетворит. — Он потер ладонью красное пятно на шее, наблюдая заодно за реакцией Андерса на это. — Назначенное мне наказание… отнимает много сил. Андерс из-за этого признания почувствовал себя увереннее и улыбнулся Хоуку в ответ: — Хорошо, если так. Ты его заслужил. И не хочешь же ты, чтобы я прямо сейчас рассказал, что за награда ожидает тебя в итоге? Хоук уставился на него недоверчиво и даже замер. — Вот так дразнить меня зато совсем не хорошо, — он протянул руку и слегка коснулся указательным пальцем запястья Андерса. — Вы обеты давали, и все такое. — Давал, — спокойно встретился с ним взглядом Андерс. — И это отнимает силы не у тебя одного. Он удержался и не отдернул руку, чувствуя легкое тепло прикосновения. Хоук нагнулся к нему через стойку, спросил своим в минуту севшим голосом: — Может, нам просто нужно применить какой-то более гибкий подход к решению этой проблемы? Я же не хочу, чтобы вы нарушали свои клятвы перед Создателем. Андерс мог чувствовать дыхание Хоука на своей коже, так близко он был. Его предложение взбудоражило фантазию и подкинуло Андерсу несколько идей, о которых он и не должен был помышлять — но все же позволил себе подумать. Он позволил пальцам Хоука пройтись по своему запястью вновь, замечая, каким возбуждающим было это простое, по сути, прикосновение. Неизвестно, чем бы закончились эти его наблюдения, если бы люди в баре не подорвались с криками, освистывая какой-то момент игры. Это заставило Андерса резко откинуться назад на стуле, допить остатки своего сидра и бросить на стойку деньги в оплату своего заказа. — Наслаждайтесь искуплением в процессе, мистер Хоук. — До вторника, — кивнул Хоук, жадно глядя Андерсу вслед. Похоже было, что они наконец поняли друг друга, и от предвкушения по его спине пробежал приятный холодок.