Вольфганг влюбляется

      Следующие полчаса Глория помогала Вольфгангу выбрать смокинг: юноша примерил на себя различные размеры и фасоны. На самом деле весь это процесс не занял так уж много времени. Парень с девушкой решили, что простой строгий пепельно-чёрный деловой костюм, белая рубашка и матово-чёрный галстук будут в самый раз — в конце концов, это было идеальное решение для школьного бала и в довершении всего — чёрный костюм будет прекрасно сочетаться с любым цветом её платья. Затем Вольфгангу пришлось сидеть около примерочной и ждать, пока Глория примерит всевозможные платья.       — Как думаешь, какой цвет мне следует выбрать? — спросила девушка из-за шторки, примерив вначале платье горчично-жёлтого цвета. Оно Вольфгангу не понравилось от слова совсем. Блондинка сразу же поняла это, когда пацан поморщился и демонстративно отвернулся, вдобавок ко всему ещё и насупившись. Всем своим видом показав непринятие её выбора, парень, всё же, тактично промолчал — он не хотел ранить нежные чувства подруги.       — Да мне как-то по барабану, — вздохнул Вольфганг, от изнеможения прислонившись к стене. Мало того, что он с детства ненавидел ходить по магазинам, так и вся эта примерка настолько сильно его утомила, что школьнику казалось, что он не спал уже несколько дней.       — Хммм, — задумчиво протянула Глория и взяла ещё пару платьев из внушительного размера кучи, в которую сложила понравившиеся модели. Все они были пятого размера. Выбирая платье на вечер, девушка не особо-то и обращала внимание на узоры, расцветку и модели, больше концентрируясь на размере и сочетании основных параметров талии, ширины плеч и ягодиц.Школьница просто смотрела на размеры, прикидывая, налезет или нет.       — Вот это выглядит весьма ничегошным, — улыбнулась Глория, поднимая за вешалку один из нарядов. Девушка надела чёрное кружевное платье в мелкий белый горошек, опоясанное ремешком, который шел вокруг левого плеча. Как ни странно, он подчеркивал все её нежные прелести.       — Ты там как, в порядке? Не уснула? — громко спросил Вольфганг, чтобы убедиться, что она его слышит.       Но вместо ответа девушка отдёрнула занавеску и представила находку, выйдя из примерочной.       — Я в порядке, как думаешь, вот это хорошо на мне смотрится? — поинтересовалась Глория, стоя перед ним. У Вольфганга отвисла челюсть. Неужели это была та самая девушка, которую он поцеловал чуть больше получаса назад? Этого просто не может быть! Челюсть просто упала и покатилась по полу. Стоявшая перед ним леди просто не могла быть Глорией. Она была великолепна, шикарна. Она была иной в каждой из своих ипостасей, но всегда оставалась собой, представ на этот раз в образе светской дивы. В конце концов, она всегда оставалась Глорией, просто в этот раз школьница была в платье.       — Бесподобно, — ошарашено выдохнул Вольфганг, нарушая неловкое молчание. Он всё ещё был не в состоянии отвести взгляд.       Усмехнувшись, Глория взглянула на парня хитро прищурившись.       — Ты сказал это просто для того, чтобы я от тебя отцепилась! — отмахнулась блондинка, возвращаясь в кабинку, прежде чем хулиган успел заметить, как покраснела его принцесса.       — Ни хрена подобного! — запоздало вскрикнул Вольфганг, замахав руками в подтверждение своих слов. Затем он услышал, как из-за занавески Глория вначале хихикнула, а потом начала смеяться в голос.       В конце концов, девушка купила платье в горошек, хулиган взял напрокат смокинг, и они положили его на заднее сиденье машины. Глория, однако, держала свою сумку на коленях.       — Я тебе подарок купила, — усмехнулась девушка, отдавая ему пакет, что извлекла из сумки перед тем, как водитель завёл мотор.       Вольфганг быстро взял пакет и взглянул на содержимое.       — Книга? — Вольфганг был удивлен, что она вообще обратила на него внимание, читая свои книги.       — Да, ты выглядел так, будто она тебе понравилась. Как-то так, — сказал Глория, и чмокнула его в щеку, прежде чем пристегнуться.       Вольфганг ухмыльнулся и положил пакет под сиденье.       — Как я могу продолжать ненавидеть девушек, если всё, что ты делаешь, раз за разом доказывает, как жёстко я ошибаюсь?! — вздохнул парень, заводя машину.       — Не обобщай, ты же не думаешь, что мы все одинаковы? — парировала Глория, опустив стекло и высунув руку в окно.       Выезжая со стоянки, Вольфганг повернулся и посмотрел на неё.       «Да, я поступил правильно, впустив её в свою жизнь», — задумался хулиган, бросив мимолётный взгляд на пассажирку. Девушка, что сидела на пассажирском сиденье, ни капельки не походила на его мать. Глория никогда не оставит его, не бросит. Но что, если это действительно так? Должен ли он вообще признаваться, рассказать ей правду о том, что случилось с его мамой?       «А что, если она рассмеется мне в лицо? Что тогда? Получается, батя был во всём прав», — сомнения одолевали Вольфганга всю дорогу.       Когда школьник вернулся домой, то заметил, что в комнате отца нет большой спортивной сумки. А также отсутствовала одежда в двух ящиках комода. Что не было для парня полной неожиданностью. Но краем глаза Вольфганг увидел, что из-под отцовской кровати торчит конверт. Из чистого любопытства он подошел и поднял его. <tab>«Что это такое? Выглядит старым», — подумал паренёк, перевернув находку и обнаружив имя отца, написанное причудливым женским почерком. Вольфганг сел на кровать и взглянул на содержимое. Изношенный, сложенный несколько раз листок бумаги, как по волшебству, упал на колени парня. Словно давно ждал своего часа.       Вольфганг медленно развернул сложенный лист и, глубоко вдохнув, и начал читать.       «Хэнк,       Как ты, наверное, уже догадался, я ушла. Я собрала свои вещи и уехала. Куда, по сути, не важно. Я не совсем уверена в том, что делаю. Но мне пришлось сбежать.       В прошлый четверг я поняла, что хочу съездить в Нью-Йорк, а может и переехать туда жить. Но как ты и сказал: «Мы не можем просто собрать вещи и сорваться с места. У нас есть ребёнок. Мы больше не дети, у нас есть обязанности». И это действительно так. Но я всё равно не была хорошей матерью, не так ли? Постоянно забывала нянчиться с Вольфгангом, не покупала ему вовремя детское питание, вечно забывала уложить его спать. И ещё целая куча мелочей, что я всегда забывала сделать. Я знаю, что он заслуживает лучшую мать, чем я, согласишься ты с этим или нет.       Я сожалею о том, какую боль тебе причиню своим необдуманным поступком. Мне, правда, жаль, Хэнк. Но я просто не могу больше терпеть это постоянное ощущение, словно я птица, что заперта в тесной клетке. Знаешь, большинство людей, которые чувствуют себя в ловушке, в западне, часто начинают причинять себе вред, либо до конца жизни убеждают себя, что всё в порядке. Я узнала об этом в прошлом месяце на занятиях по психологии. Мне это показалось интересным. Потому что с тех пор, как я стала матерью, я чувствовала себя так… будто меня лишили крыльев, привязали… загнали в ловушку… Но я никогда не думала, что причинение себе вреда принесет мне пользу. Ты бы назвал меня сумасшедшей. Судя по всему, это не так далеко от истины.       Вот таким образом у меня и родилась идея просто сбежать.       Сделай всё возможное, чтобы Вольфганг был счастлив, даже если это означает, что ты возненавидишь меня всем сердцем, которое я так легкомысленно разбила в процессе. Сделай всё что можешь, чтобы мой сыночек знал, что ты всегда будешь рядом с ним. Всегда будь рядом с ним, Хэнк. Для меня и для него. Но в основном для себя самого.       Когда я пишу эти слова, то начинаю понимать, какую боль тебе причиняю, и это почти заставляет меня перестать писать. Когда я останавливаюсь, то начинаю плакать. Не могу вынести даже мысли о том, чтобы причинить тебе боль, а тем более бросить совсем одного. Я не хочу так поступать ни с тобой, ни с Вольфгангом. Поверь мне, я не знаю что делать дальше… Потому просто сбегу, растворюсь в воздухе, как трусиха, какой всегда была.       Да-да, всё вот так просто и прозрачно. Я уехала, буду путешествовать — поеду в Нью-Йорк, а может и дальше. Буду делать то, что должно быть сделано. Когда придёт время, я вернусь, или если ты найдешь меня. Тогда я вернусь домой, потому что точно буду знать то, в чём никогда не была уверена до того, как уехала.       Я люблю тебя всем сердцем.       Навеки твоя единственная,       Аманда».       Комната перед глазами Вольфганга заходила ходуном. Была ли только его вина в том, что мать ушла? Она не хотела заботиться о нём? Неудивительно, что отца никогда не было рядом. Парень знал, что он не захочет быть рядом с ребенком, если это отнимет у него Глорию. Даже если это будет его собственное чадо. Всё, через что Вольфганг когда-либо прошёл, наконец, обрело смысл. Головоломка сложилась в картину с поразительной ясностью: в том, что случилось, в трагедии его семьи, был виноват исключительно он сам. Это всё его вина.