Глава 9. Школьный Бал (1-я часть).
6 сентября 2019 г. в 20:20
— Сильно не обольщайся, сынок, — сказал Хэнк, как только паренёк отодвинул коробку в сторону и взглянул на отца.
— Да, видимо, ты прав, — кивнул головой Вольфганг, положив письмо обратно в коробку и поставив её на пол перед собой. Натужно вздохнув, парень встал и направился к двери, не сказав больше не слова.
Он очень основательно задумался и настолько погрузился в себя, что, не успел и глазом моргнуть, как пролетело ещё несколько дней и, по неведомой для себя причине, юноша оказался в парке с Глорией, Эдмундом и Микки. Атаман не знал, как рассказать своим ребятам и девушке о матери. Не знал, как рассказать и объяснить Глории весь тот переплёт, в который он угодил за последнюю неделю. Но очень надеялся, что девушка не слишком сильно на него злится.
От этого у парня невероятно сильно щемило в груди.
— Послушай, Глория, прости, что я накричал на тебя на днях, — извинился Вольфганг, когда группа остановилась перед одной из скамеек в парке.
— Не стоит. Именно я начала давить на тебя и лезть не в своё дело. Прости меня за это, — сказала Глория, одарив хулигана тёплой улыбкой.
Вот почему блондинка так нравилась Вольфгангу. Глория не просто говорила как большинство людей: «Ну, я была виновата и всё такое…», но всегда искренне старалась, чтобы Вольфганг чувствовал себя лучше. Парень глубоко вздохнул и сел на скамейку, подружка села рядом с ним.
Эдмунд и Микки заняли свои места на траве.
— Глория, я должен рассказать тебе кое-что о моей маме, — начал Вольфганг, повернувшись к ней лицом.
Глория быстро собрала волосы в конский хвост.
— Хорошо, продолжай. Я слушаю, — сказал девушка, снова порадовав хулигана очаровательной улыбкой.
— Когда мне было три года, мать бросила меня и отца, чтобы путешествовать по миру. С тех пор как я стал достаточно взрослым, чтобы думать самостоятельно, я верил, что все девушки — ужасные существа, которые просто хотят причинить тебе боль. Затем, в понедельник, я нашел письмо, которое мама написала моему отцу перед самым отъездом. Это заставило меня чувствовать себя так, будто это исключительно моя вина, что она сбежала, и поэтому я прогулял школу, и поэтому был так зол, — Вольфганг остановился, чтобы перевести дух, потом он повернулся, чтобы посмотреть на Эдмунда и Микки.
Оба верных побратима подняли вверх большие пальцы и криво ухмыльнулись, не иллюзорно поддерживая своего атамана. Все это было слишком странно для Вольфганга. Он никому и никогда раньше не рассказывал о своей матери. В этом не было необходимости, все близкие люди в его жизни уже знали об этом.
— Продолжай, — сказала Глория, скрестив руки и положив их парню на колени.
— Ну, когда Хэнк вернулся домой, я сказал, что нашел письмо, а потом накричал на него за то, что он такое долговое время скрывал от меня эту тайну. Потому что думал, что он не хочет, чтобы я знал истинную причину. Потом он дал мне коробку из-под обуви, полную писем, которые написала мне Аманда. Мама писала мне каждый год на мой День Рождения с тех пор, как мне было четыре года. В последнем письме Аманда упомянула, что скучает по нам с Хэнком, что любит нас и всё такое… она написала, что обязательно вернётся, — последнюю часть фразы Вольфганг фактически силой выдавил из себя.
У всех присутствующих округлились глаза.
— Ну не фига себе… вон оно как… возвращается? — спросил Эдмунд.
— Как думаешь, справишься с этим? Знаешь, если она вернётся? — спросил Микки, стараясь тщательно подбирать слова, чтобы не задеть чувства лучшего друга. Пацан толком не понимал, как себя будет вести, и что будет чувствовать Вольфганг, если его мать вернется, и снова будет жить с ними обычной семьёй.
— Даже и не знаю. Что будет — то будет, глупо беспокоиться о таком. Прямо сейчас я просто собираюсь весело провести время с моими лучшими друзьями и тобой, Глория, — Вольфганг улыбнулся дружбанам, а затем повернулся, чтобы взглянуть на Глорию.
— Значит, я не являюсь твоим лучшим другом? — подняла бровь Глория и мило нахмурилась.
Девушка была похожа на куклу: такая шикарная, милая, ладная, но такая страшно хрупкая, что готова рассыпаться от любого мимолётного касания. Хрупкая и великолепная на ощупь. Вольфганг должен был помнить, что она еще не принадлежала ему. В противном случае он мог сделать какую-нибудь глупость, например, поцеловать её в щеку.
— Нет, ты значишь для меня нечто большее. Скажем так, если я когда-нибудь захочу провести остаток своей жизни с девушкой, то хочу, чтобы этой девушка была ты, — прошептал Вольфганг, прежде чем обнять Глорию за шею, а затем притянул её к себе. Девушка радостно захихикала, буквально тая в его руках.
— Почему ты хочешь сделать такую глупость? — улыбнулась Глория, посмотрев на него и наклонившись, чтобы поцеловать в щеку.
Вольфганг зарделся от неожиданного прикосновения девичьих губ.
— Если б я знал. Но я хочу быть с тобой, Глория, и буду, пока ты меня не бросишь, — Вольфганг наклонился и прошептал ей на ухо, чтобы Микки и Эдмунд не услышали его.
Щеки Глории густо покраснели от этих страстных слов и объятий.
Остаток недели прошел гладко. Никаких осложнений, никаких внезапных проблем. Вольфганг и Глория официально начали встречаться. Но они решили подождать и считать большой школьный бал своим первым настоящим свиданием. Эдмунд и Микки как всегда только и делали, что били баклуши и прожигали время, посещая кучу вечеринок, таким образом, напиваясь большую часть недели. Потом наступила пятница. Наконец, наступила ночь, которую все ждали.
Грандиозный школьный бал!
Ватага собралась в доме Вольфганга, активно прихорашиваясь и готовясь к танцам. Ребята помогли Глории приготовить ужин. Они поели и поговорили. После чего начали переодеваться.
— Глория, ты можешь воспользоваться моей комнатой. Мы переоденемся в гостиной, — сказал Вольфганг, придержав красавицу в течение секунды, прежде чем поцеловать в лоб.
— Ты уверен? — спросила Глория, глядя в его большие красивые ярко-зеленые глаза.
— Да, — кивнул Вольфганг.
Девушка усмехнулась, потом вежливо поцеловала его в нос и скрылась в комнате парня. Как только она закрыла дверь, то заперла её и вздохнула. Она не могла в это поверить. Вольфганг был её парнем. Её настоящий, первый настоящий парень!
Все это было так ново и волнующе для неё. Красавице не терпелось попасть в их школу, чтобы потанцевать с Вольфгангом. То есть, если он захочет. Глория подумала о Вольфганге, переодеваясь в свое вычурное черно-белое платье в горошек. Затем она сделал лёгкий макияж и надела красные туфли на высоких, восьми сантиметровых каблуках. После чего девушка покрасила ногти в красный цвет, ожидая, когда нагреются щипцы для завивки.
Глория обернулась и внимательнее оглядела комнату Вольфганга. В ней было в хаотичном порядке разбросано различное спортивное снаряжение, включая бейсбольную перчатку, биту, футбольный и баскетбольный мячи и даже клюшку для гольфа. После девушка завила волосы и подколола несколько прядей заколками. Итак, она была готова. Но девушка ещё не была готова покинуть комнату Вольфганга. На самом деле, она была готова провести собственное небольшое расследование.
Сначала Глория пристально оглядела его стол. На нем не было ничего особенного, кроме смятых бумажек и использованных оберток от жвачки. После этого она порылась в ящиках и нашла кучу мелочи, скрепки, ручки и записки, на которых было нацарапано нечто ну совсем неразборчивое. Большинством из них были просто старые напоминания закончить домашнюю работу.
Порывшись в ящиках, девушка наткнулась на фотографию. Это были три мальчугана лет девяти. Она сразу же заметила Вольфганга посередине. Он обнимал своих друзей. Слева от него был Микки, у которого оказалось два отсутствующих передних зуба (которые были, скорее всего, утеряны в результате драки или в каких-то других забавах). Справа от Вольфганга стоял Эдмунд с бейсбольной перчаткой и мячом в руках. Они выглядели такими милыми, лица пацанов светились от счастья — они действительно были не разлей вода.
Глория поймала себя на том, что улыбается, глядя на фотографию в своих руках. Она не могла поверить, что Вольфганг будет хранить это фото в течение столь долгого времени. Эдмунд и Микки действительно много для него значили. Хотя многие люди видели в них лишь шестёрок Вольфганга, но эти бойцы значили для атамана гораздо больше, чем просто лучшие друзья. Они оба и были в каком-то смысле его собственной семьёй.