Революция Победителей

Я чувствую, как меня захлёстывает жгучая, немая, слепая ярость. ОНИ хотят сделать из меня Сойку? Будут дёргать за верёвочки, а я — послушно поднимать крылья? Раз-два, верх, вниз! Ну нет, не дождётесь. Хеймитч, и вправду, говорил, что дрессировать меня невозможно, намучился со мной на первых моих Играх. И вот теперь этот мерзавец, ментор, пропащий пьяница, уже нализался на радостях. Ничего, он у меня сейчас начнёт трезветь. Я ИМ сейчас такой фейерверк на День Панема устрою, что мало не покажется никому. Нашли «Символ Восстания», понимаете ли! Как жаль, что я не сбежала в лес с Питом и Гейлом и всеми остальными в своё время, когда был такой шанс! Дистрикт Тринадцать... Значит, он всё-таки существует! Бонни и Твилл были правы! Но, разве я могу появиться там без моего верного лука и моих стрел? Какая из меня сейчас Сойка, если у меня нет моего самого лучшего оружия? И вообще, больше всего на свете я мечтаю поквитаться со Сноу, всадить ему стрелу промеж глаз! Я — охотница, я хочу делать всё сама. Они хотят сделать из меня «Сойку-Пересмешницу». А меня, как обычно, не спросили. Надоело всё это. Я сейчас ИМ праздник непослушания устрою. Они забыли, что я — победительница Голодных Игр. Ну всё, держись, Капитолий! Ярость гонит меня вперёд и вперёд. Ничего не вижу, кроме спины Финника, бегущего впереди меня. Конечно, сейчас прибежит Пит. Я слышу за спиной его громкие крики: «Китнисс, стой! Подожди меня!!!». И ещё более отчаянный ор Хеймитча: «Китнисс, нет. Я приказываю, остановись! Дура!!!». Что? Назло им я буду бежать ещё быстрее, хватит с меня. Сейчас Китнисс Эвердин — очень зла. Но мне надо «когти рвать», сейчас Мелларк примчится, и схватит меня за шкирку, как тогда, на Арене, когда я едва не наглоталась морника! А потом у него остановилось сердце… Я бегу быстро, Питу на протезе нелегко за мной угнаться. Всё равно он нагонит меня, но пока у меня есть фора, неожиданность. Ну что, удивила я вас? То ли ещё будет! Но в неприятности и неожиданности я влипаю моментально. Вот и сейчас врезаюсь в кого-то и горько жалею об этом. Я не успеваю открыть рот, чтобы извиниться, как слышу: — Огненная Девушка, привет! Миротворец!!! Шлема нет, в руках несёт два автомата, рожа хитрая, но какая-то не капитолийская, я это сразу приметила. И почему-то напомнила мне старшего брата Пита, Рая Мелларка. Он на пол-головы выше Пита и значительно шире в плечах, но он и старше Пита на четыре года! Миротворец выходит из лифта и… улыбается. И именно эта его улыбка, НАСТОЯЩАЯ, совершенно ввергает меня в ступор. Новое словечко, от Хеймитча, или от Пита я его услышала, не помню даже, они же оба у нас — умные. Вон пекарь у нас Академию по булкам и тортам точно окончил, а ментор — Академию по ножам и заговорам… Я пячусь назад. Надо же было мне так влипнуть! Оружия у меня вообще никакого нет, есть вариант — вцепиться миротворцу прямо в глаза, руки у него всё равно заняты, но он внезапно говорит, и я замираю: — Китнисс, дай мне автограф? Дома покажу жене, она у меня скоро родит… Я моментально реагирую: — У миротворцев же нет семей? — Ну, поглядим ещё, кто кому больше зубы заговорит, сейчас прибежит Пит, уверена, он догадается прихватить нож из столовой, я не успела. — Жизнь — она порой не такая, как кажется. Вот возьмём, например, тебя. Кажется, маленькая девочка, а ведь ты боец, Китнисс Эвердин. Вполне в силах меня «упокоить». Или глаза выцарапать, к примеру! Ты — сильна и опасна, так лучше я приму твою сторону. Да и дома мне только и скажут: «Молодец, Меркурий! Ты поступил мудро. Дистрикт Два за новый Мятеж!». Я весьма озадачена услышанным от него. Только и могу выдавить из себя: — Так что, ты разве... не капитолиец? Вот тут он нахмурился, всерьёз обидевшись на меня: — Э, Китнисс, если на мне белая форма, то значит, я «Глупыш»? — и, насупившись, смотрит на меня. Что я такого сказала? — Глупец??? — озадаченно переспрашиваю я у него. — Так у меня дома, во Втором, этих Тварей прозвали. Тупые, жадные, недоделанные уроды, капитолийцы. Мои мысли мечутся из стороны в сторону. Ничего не понимаю! А он не врёт. Почему он, миротворец, против Капитолия? Или всё-таки он лжёт? Но убить меня и похитить он всё равно уже не успеет, тяжёлые шаги Пита совсем близко, а остальные союзники здесь, рядом. Лифт закрылся и, кажется, уехал. А я хочу понять, в чём же тут дело! — Китнисс!!! — с воплем в вестибюль врывается Мелларк. Вовремя, молодец! Сейчас он мне нужен! — Пит Мелларк, с тобой я тоже не прочь познакомиться, — спокойно отвечает миротворец. Пит моментально «оттирает» меня за спину и, — я была права, — в правой руке у него нож. — Привет, а ты случайно Блеска и Финника не встречал? Мы с Китнисс их ищем, — уверенным голосом спрашивает миротворца Пит. Но его глаза... Не могу сейчас посмотреть, но точно уверена, что они сейчас у Пита — словно два кусочка льда. — Нет, не встречал. Я хочу один момент прояснить. Пит, Китнисс, я сейчас — мятежный миротворец, а Капитолий мне — смертельный враг. И пришёл я для того, чтобы отдать вам вот это, — Меркурий показывает на автоматы и даёт один из них Питу, он его моментально забирает, но на миротворца не наставляет. — А это — для Китнисс. Он прислоняет второй автомат к стене и при этом становится очень уязвим для нападения, и он на нас не смотрит!!! ОН что, нам доверяет??? Пока я ломаю голову над поведением миротворца, тем временем, Меркурий просит меня: — Но мне очень хочется получить автограф для моей семьи, — он достаёт глянцевый капитолийский журнал, даёт его мне. И добавляет вполне человеческим голосом, первый раз вижу на лице миротворца нормальное человеческое выражение, — Пожалуйста! Я не успеваю опомниться, как остаюсь с журналом в руках. Меркурий уходит на крышу. — Это что было? — спрашиваю Пита. — А он мне улыбается. Понятно мне сейчас только одно — кровавой драки удалось избежать. И никаких уже теперь Голодных Игр. — Революция, Китнисс, вот что это такое. Он говорил тебе, из какого дистрикта он родом? — говорит Мелларк и начинает спокойненько, по-деловому, изучать попавший в его руки автомат. — Да, он из Второго, — у меня никак не получается поднять с пола мою нижнюю челюсть. Что здесь творится, Пит? — Занятно, значит, и Второй на грани. Не думал я, как оно всё обернётся. Хотя, нет, об этом немного знаю. — Пит увлечённо продолжает изучать автомат. — Что знаешь! Откуда, Пит? — Пока Мелларк мне глаза не раскроет, не отстану: я обязана всё понять! Раз уж меня вечно в курс дела не вводят, то добуду информацию хотя бы из Пита! — Миротворцы в Двенадцатом часто заходили в пекарню, каждый день. И я давно заметил, что они — разные, либо из Капитолия, либо из Второго. И эти, Вторые, они, Китнисс, зуб на Капитолий имеют. Я долго не мог понять, чего это они так. Но однажды один миротворец разговорился, он хотел купить фунт муки, отец послал нас вдвоём в подвал, где у нас хранится мука. В подвале нас точно никто бы подслушивать не стал и он рассказал мне кое-что: не любят Капитолий даже в Первом и Втором Дистриктах, нигде не любят, но у Вторых такие сильные обиды накопились за 75 лет, что рано или поздно они поднимут мятеж, и вот тогда Капитолию очень тяжко придётся — Дистрикт Два самый близкий к Капитолию. — Да, я ещё в Туре обратила на это внимание, из Первого мы поехали не в Капитолий, а заехали во Второй, и только потом в Капитолий! — Это потому, что из Дистрикта Один прямой дороги в Капитолий нет, — Пит одновременно рассказывает и разбирается, как устроен автомат миротворцев, он так и летает в его руках. Похоже, Пит не только умеет печь булки: он быстро учится, как пользоваться автоматом, что-то постоянно вытаскивает и вставляет потом обратно. Но от меня не ускользает важная деталь: та часть оружия, из которой стреляют, — Пит держит её всегда направленной в пол. — Но, само собой, Вторые не болтали, они таились, не хотели, чтобы капитолийцы догадались. Раньше времени. Мне Зенон рассказал только потому, что мы сдружились с ним, несколько месяцев, как дружили. Он мне доверял… — Ничего такого не замечала, наверное, потому, что я — девочка… — Я пытаюсь «шевелить мозгами», даже про журнал, который мне дал миротворец, забыла. Или потому, что ты предпочитала охотиться в лесу с Гейлом, а с миротворцами только вести торговлю. Ничего личного, только бизнес, и то ради того, чтобы прокормить маму и Прим. — А в другой раз пришли как-то вечером в пекарню трое миротворцев, все из Второго, сильно нетрезвые, купили хлеба и, уходя, между собой про Капитолий заговорили, один был злой, как чёрт. Я ещё заметил, денег у него не было ни копейки, за его буханку заплатили его товарищи. Так он как начнёт ругаться матом! Я даже от шахтёров Шлака таких бранных слов не слышал. Они зашикали на него: «Рот закрой, болван!!!» и насильно вытащили вон из пекарни. — Что, прямо в пекарне материл капитолийцев? — У меня ум за разум заходит: миротворцы ненавидят друг дружку и при посторонних честят по матери. — Да, миротворцы из Второго говорили тихо, но очень зло, и чаще, уже уходя. А он не солгал, это исправный автомат, из него можно стрелять. Давай, научу тебя. — Пит начинает показывать мне, как пользоваться автоматом миротворцев и при этом случайно не выстрелить себе в ногу. Или в голову. — Ты откуда всё это знаешь??? — Догадался, тут ничего сложного нет, простое устройство, очень практичное. Ты, главное, всегда держи его на предохранителе. Я думаю, просто увидев его у тебя в руках, никто не решится нападать, — грозная штука! И главное, Китнисс, — никогда не наставляй дуло на себя или на друзей. Поняла меня? — Пит нахмурился и пытливо на меня смотрит. — Да. — Надеюсь, стрелять нам не придётся. — В этом Пит, увы, заблуждался, но автоматы оказались нам как нельзя кстати. — Давай поглядим, что за журнал тебе дал миротворец. Он вообще сказал, как его зовут, а то что мы напишем-то? — Меркурием его зовут. — По именам никогда не отличишь Вторых от капитолийцев, но они разные, как небо и земля. Земля — это Дистрикт Два, а Небеса проклятые, короче, мы с тобой в небесах как раз и застряли. Ноги нам надо делать из Капитолия. — Пит, я знаю, но мне необходимы лук и стрелы, они в подвальном этаже. Я иду туда! Пит мрачно-премрачно на меня смотрит, но почему-то не спешит возразить. Я думала, всё будет значительно хуже, возможно, мне придётся с ним драться. Но я ошиблась. Мы с ним начали рассматривать дивной красоты журнал. The Brilliance of Capitol. Капитолийское величие, он назывался именно так. На обложке был изображен центр Капитолия, какие-то небоскрёбы, освещённые ослепительно ярким солнцем, Пит перевернул первую страницу и мы одновременно с ним ахнули: на первой странице были мы, наш с Питом портрет, обалденно красивое фото с Парада Трибутов этого года. Крупный план, мне показалось даже, что презрение и ненависть к Капитолию и лично к президенту Сноу можно было прочитать по моему лицу. Но Пит, похоже, совершенно не обращает на это внимание, он начинает смеяться: — Мне раз двадцать довелось держать в руках этот журнал, но только старые выпуски, в некоторых были вырваны страницы, но это, вижу, свежий номер, за эту неделю. Подумать только, нас должны были сейчас вести на Арену, а вместо этого мы листаем журнал за пятьдесят один доллар! — Почему так дорого? — А потому, Китнисс, что это самый шикарный и самый дорогой в Панеме журнал. Он по карману только жителям Капитолия. Если бы кто-то из нас, Мелларков, потратил бы полсотни из личных сбережений на это, моя мать убила бы его, наверное. Тридцать четыре батона с орехами из пшеничной муки высшей категории, — смеётся Пит от души. — Или двадцать три индейки, которых ещё надо поймать! Индейки на деревьях не растут, Пит, — говорю я, наморщив лоб, что приводит Пита в ещё большее веселье: — А булки, наверное, на деревьях растут? Тоже мне, юморист нашёлся. Шум, гам, топот, в вестибюль врываются люди. Ура, это свои! Хеймитч, вижу, уже малость протрезвел. И то хлеб. Плутарх с подозрительно довольной физиономией и этот капитолиец в коже, который поначалу заставил меня обмереть от страха. Я в тот момент ещё подумала, что меня отвезут к Сноу, к его розам! Капитолийца зовут Арминий. — Китнисс, у меня родился отличный план, — изрекает глава распорядителей. — Внизу, в подвале находится лук, его сделали специально для тебя, по специальному заказу, учтено всё, даже твой вес. Глупо было бы оставить его здесь. Поэтому ты должна его забрать! Мне идея нравится, Мелларку — не очень, но он молчит, а вот ментор прожигает меня презлющим взглядом (чихать я на него хотела!) и горячо возражает: — А если с ней что-нибудь случится? Вернее, с ними обоими, ведь ты, Пит, ни на шаг её не отпустишь? — Хеймитч смотрит хитро так на Пита, на меня он смотреть больше не желает! — Я Китнисс никуда не отпущу! — твёрдо говорит Пит Мелларк. — Я же её муж! Тут я медленно поварачиваю голову к нему, хочу сказать что-нибудь нехорошее, но вовремя спохватываюсь, ах да, я же теперь — беременная Сойка-Пересмешница. Ладно, потом поговорим, муженёк! Молчу, хотя мысленно ещё раз непечатно поминаю легенду Хеймитча о "несчастных влюблённых из Дистрикта Двенадцать". А Пит продолжает гнуть свою линию: — Я смогу защитить свою жену, оружие у меня есть, — и похлопывает по-хозяйски автомат. Я хочу сказать "пару ласковых", но молчу. Как будто я и в самом деле уже его жена… Значит, лук специально сделали для меня? Надо мне его испытать! Сегодня же! И к сожалению, мои неосторожные желания воплощаются в жизнь с пугающей меня саму быстротой. Но обо всём по порядку. — Я пойду с ними! — решительно заявляет пьяный ментор, но получает, к большой моей радости, полный отказ: — Нет, Эбернети! Ты мне нужен здесь! — заявляет Плутарх. «Спасибо!» — хочу крикнуть ему, но помалкиваю и изображаю «пай-Соечку»: муж мне слова не давал! Он сам смотрит на Хеймитча с бешенством в голубых глазах, они у Пита темнеют, когда он злится, а уж его голос… Помогает заснуть, в случае, когда Катон на пару с Миртой решат непрошеными гостями в кошмары явиться. Одному Питу подвластно захлопнуть перед ними дверь в мой сон… — Я думаю, мистер Эбернети, вам лучше остаться и помочь нам собрать всех победителей, — весомо говорит капитолиец. Ментор хочет что-то сказать, но Плутарх его опережает: — Китнисс и Пит для нас сверхценны, но в компании Одэйра, Стайнеров*, мисс Гардинер** и мистера Брута Саммерса** они будут под защитой, надёжнее которой не бывает. Твой наушник, Пит. Скажи пару слов, я хочу проверить качество связи. Какой ещё наушник? Пит дотрагивается до своего уха, и я только сейчас замечаю маленький чёрный наушник у него в ухе. Он говорит пару слов и Хэвенсби кивает ему головой: всё в порядке, связь работает. — Идите вниз на седьмой этаж, затем спускайтесь в минус первый этаж. Там Кашмира покажет вам, где лежит «особое оружие»: лук для Китнисс, трезубец для Одэйра, топоры для Чумы и Мэйсон, мечи и кинжалы для Стайнеров и Мелларка и копьё для Брута. Затем возвращайтесь. Я обещаю вам: в любом случае, без вас мы не улетим! Обнадёжил, спасибо. И тут освещение резко начинает мигать. Затем помещение окутывает тьма — свет вырубился полностью. Лифты также останавливаются. Как здорово, что мы сейчас не в них! — Нежданчик! Сноу шлёт нам привет, — мрачно изрекает ментор. — Идите за мной, покажу запасную лестницу. Неужели ментор смирился с мыслью, что мы «уйдём»? Мы блуждаем в полумраке. Света не было секунд пять, затем включился какой-то особенный свет, сине-зелёный, тусклый, но зато в полумраке не разобьёшь себе нос, напоровшись на какую-нибудь стеклянную вазу, всё более-менее видно. Наконец, мы попадаем на лестницу, везде какие-то решётки, пластик и указатели на каждом шагу. Получаем «ценные указания» от Хэвенсби: — Пит и Китнисс, идите вниз, встретите Победителей из Шестого и Пятого, пусть они поднимаются наверх. На седьмом найдите Одэйра, за вашу безопасность теперь отвечает он, затем выполняйте всё, что он вам скажет. Я могу на вас положиться? — Да, сэр, — отвечает Пит за нас обоих. Я, признаться, не возражаю: доверить свою жизнь Питу Мелларку, лучшего выбора мне не сделать, да и смысла никакого. Перед уходом спохватываюсь, я же не подписала журнал Меркурию! Беру ручку самого Плутарха и подписываю напротив нашего с Питом шикарнейшего портрета: «Меркурию. От Китнисс и Пита на память!» Я хочу отдать обратно журнал ему, — миротворец пришёл следом за Плутархом, но парень отрицательно качает головой: — Китнисс, не надо. Оставь его у себя, когда будешь во Втором, а ты обязательно попадёшь в мой дистрикт, отдашь его моей жене, её зовут Деянира***, а я остаюсь. Начинается Охота, но если я погибну, я погибну в бою… От моего лица отливает кровь. Пит берёт меня за руку и силой увлекает вниз, мы даже не идём, мы бежим навстречу судьбе…