* * *
Эти два дня были сплошным мучением для Чонгука. Да и не только для него. ХаБин избегала любой встречи с ним, но не с плохими побуждениями. Как она сказала: «Потерпи немного и все поймешь.». Да о каком терпении вообще может идти речь, черт возьми?! Шатен не мог спокойно спать, ужаленный мыслью о том, что девушка вернулась к себе на квартиру, куда мог без проблем заявиться ее бывший хахаль. И даже после того, как он обнаружил ее ключи у себя, он не успокоился. Нервничал? Нет. Был в бешенстве? Да. Бин изводила ожиданием и двусмысленными намеками их обоих. На секунду она даже подумала про себя, что в конец испортилась, раз уж докатилась до того, что совращает парня по телефону. Но это ведь нравится сильному полу, верно? Когда хрупкие создания неожиданно становятся властными, загадочными, извращенными. Но девушкой двигало далеко не желание удовлетворить свой интерес в плотских утехах, нет. Ее намерением было отблагодарить Чонгука и подарить ему частичку себя. Именно ему. Только ему. Конечно, он мог без проблем рассекретить ее местоположение или выпытать все у ее подруги. Но Чону и самому стало интересно, что затеяла пленившая его сердце девушка. Он знал, был уверен, что это как-то связано с его Днем рождения, но боялся, что ХаБин упустит что-то и все выйдет из-под контроля. Однако, чтобы не расстраивать особу своим вмешательством, парень просто верил в том, что все будет хорошо. Еще, Чонгук очень удивился, когда Бин сумела довольно ловко обвести его вокруг пальца. В один день, когда полицейский был очень занят на работе, она пришла к нему домой и навела порядок в чисто мужском бардаке. И всего-то стоило ей исчезнуть отсюда на два дня… Она вела себя, как умелый тайный поклонник, как помешанная на своем кумире фанатка, как одержимая магией. Возможно, так и было. На нее было наложено проклятье, название которому «любовь». И вот, настал этот день. День, когда Чон уже спокойно может похвастаться тем, что он не мальчишка, когда друзья могут заказать ему стриптизершу в торт и он не услышит «Наш Гуки еще маленький для такого!». День, когда он наконец увидит ХаБин. Встреча с ней, на данный момент, является единственным лучшим подарком, который можно подарить. Но кто сказал, что это произойдет так быстро? Нет. Только после работы, вечером, потому что преступность не будет любезно ожидать конца празднования Дня рождения Чон Чонгука. Бин стоит у зеркала и критично рассматривает свое отражение, кружась на одном месте. Она ищет в себе изъяны, сразу же устраняет их, потому что все должно быть идеально. Потому что она должна предстать перед Чонгуком во всей красе и он должен быть доволен ее внешним видом, произнося: «Это лучший подарок.». Она очень хочет услышать эти слова и она надеется, что услышит их. Белоснежное нижнее белье всегда считалось чем-то особенным в женском гардеробе. Оно шло не всем, но не в случае Чхве. Белое кружево идеально подчеркивало все прелести невинного девичьего тела. Да, она невинна, именно поэтому так желала этой близости с Чоном. Так она могла выразить свою любовь и доверие по отношению к нему. Темные волосы были аккуратно уложены на одно плече, открывая молочную кожу шеи с другой стороны, и она прикоснулась заледенелыми от волнения пальцами к тому участку, вспоминая, как Чонгук покрывал это место влажными поцелуями, но дальше они не продвинулись. Легкий, совсем не вызывающий макияж на лице и прозрачный блеск с клубничным привкусом на губах. Она еще раз окидывает себя оценивающим взглядом с ног до головы и кивает, нервно улыбаясь. Готова. Она готова. Внезапно, по квартире разносится мелодия звонка в дверь. Девушка подскакивает на месте и недоуменно смотрит в сторону коридора, хватая с дивана атласный халат. Сигнал повторяется после недолгого затишья и ХаБин, вздыхая, направляется к двери, на ходу завязывая пояс в узел. Странно… Она ведь договорилась с Тэхеном и он не должен придти. Да и рано для Чона… Или все же он? Чхве радостно улыбается мысли, что это Чонгук, и вольно открывает дверь, но когда она видит перед собой не шатена, а кое-кого другого, кого совсем не хотелось видеть в этот день, улыбка спадает с лица, сменяясь недовольством. Вместе с тем пришло и удивление, ведь откуда он узнал, что она здесь? — Ты что здесь делаешь? — Пришел к любимой! — рыжеволосый заливается смехом умалишенного и чуть ли не падает на девушку, зажимая ту в своих крепких руках. — А-ха-х, да, Чимин… — ХаБин сдержанно улыбается и хлопает парня по спине, улавливая едкий запах перегара. Она морщится и старается держать свое лицо поодаль. — Я тоже рада тебя видеть. Темноволосая расширяет глаза и отскакивает от юноши, когда он прикасается своими чуть шершавыми губами к ее шее. — Ты что вытворяешь?! — дрожа, выкрикивает девушка, и обхватывает себя руками, осознавая, в каком вызывающем виде сейчас стоит перед Паком. Но было поздно прятаться. Слишком поздно. Чимин сейчас больше похож на зверя, хищника, умирающего с голоду. Да, именно это можно прочитать в его лисьих глазах. В них плясали черти, злобно пританцовывая, и Бин готова поклясться, что слышала дьявольский смех. Юноша похотливо разглядывает девушку, в мыслях уже раздевая ее, а она все ежится и ежится, не зная, что ей делать и как выпроводить пьяного бывшего бойфренда без угрозы для себя. Ведь тут как? Как и с диким животным. Неверное движение — смерть. Пак облизывает губы и криво улыбается, делая несколько шагов вперед. ХаБин уже хочет возмутиться, но когда она видит, как он со спокойным выражением лица закрывает дверь, начинает нервно бегать глазами вокруг в поисках телефона. Но тот был в другой комнате. Далеко. Не успеет. Щелчок! Дверь закрыта на замок. — Даже не думай кричать, — предупреждающе говорит Чимин, сбрасывая с себя куртку. — Мы немного развлечемся. Ты ведь не против? Девушка в ужасе округляет глаза и пятится назад, мотая головой. Нет. Он этого не сделает. Не сделает ведь? Он не настолько ужасен. Он не… Пак делает резкий выпад вперед, отчего темноволосая вскрикивает и срывается с места. Бежать. Но куда? Она заперта. Девушка шипит, когда ее хватают за плечи и припечатывают спиной к стене. Он силен. Ей не справиться с ним физически. — Вот и прекрасно, — его язык заплетается от количества алкоголя в крови. Он цепляется за края черной материи халата и тянет его, намереваясь снять, но когда у него не получается, просто с рыком рвет его. ХаБин пугливо щурится и начинает отбиваться, собирая все силы, что имеет. Беспомощна, слаба, жалка. Она слышит, как парень смеется над ее глупыми попытками, и ей становится еще больнее морально. Чимин хватает девушку за тонкие запястья и прижимает к твердой поверхности позади, но она не сдается. Брыкается ногами, неистово крутится из стороны в сторону, однако, и тут он отрезает ее буйность; юноша с силой встряхивает особу, отчего та теряется и ударяется затылком о стену, всхлипывая. — Если не будешь сопротивляться, то даже получишь удовольствие, — хрипло проговаривает Чимин, с вожделением разглядывая хрупкое девичье тело. Он наклоняется к ней, проводя носом по бархатной коже, и наслаждается ароматом ванильного геля для душа, что всегда использует девушка. Она пищит и отворачивается, злясь на саму себя за то, что сейчас происходит. — Остановись… — с мольбой шепчет ХаБин. — Ты пьян, Чимин, пожалуйста… — Из-за тебя! — он еще раз толкает темноволосую, озлобленно крича на нее прямо в лицо. — Я не собираюсь проявлять жалости! Нихуя, дорогая! — Нет! Пожалуйста, не надо! Чимин! Он не слышит ее. То ли не хочет, то ли не может. Он совершает ошибку и понимает это, но не может прекратить. Он хочет, чтобы она почувствовала боль после того, как поступила с ним, бросив. Его, черт возьми, долбаного Пак Чимина! Бросила! Он хочет, чтобы она страдала. — Нет! Нет, нет! Чимин был пьян, но одного его веса хватило, чтобы придавить хрупкую ХаБин к дивану. Она застонала от боли, но продолжила отбиваться, когда он сел ей на ноги и расстегнул штаны. — Раздевать тебя, к счастью, не надо! — он рассмеялся и окинул ее тело пьяным взглядом. — Для полицейского своего малолетнего вырядилась, да? Шлюха! Девушка кашляет, захлебываясь слезами, и кричит. Отчаянно кричит что-то о помощи, даже зная, что ее никто не слышит, но она слепо надеется на чудо. Надеется на Чонгука. Ведь он всегда спасал ее! Чем отличается этот раз?! — Умоляю, Чимин! Не надо! Нет, нет! Пожалуйста! Чонгук! Нет! — Не придет твой герой. Не сегодня. Слова — лезвия. Режут по сознанию, режут безжалостно, проводя кровавые полосы по несбыточным мечтам и надеждам. Пак не стал долго восхищаться своей добычей. ХаБин закричала, когда он грубо вошел в нее, но еще громче закричала, когда поняла, что теперь испорчена. Теперь она принадлежит не Чонгуку, и даже не себе, а рыжеволосому ублюдку, который в пьяном угаре вдалбливается в ее тело и даже не думает останавливаться. — Девственница! — восхищенно выплевывает Чимин, после продолжая грубые толчки. — Все равно шлюха! Он кричал в настоящем злом исступлении, в не красивой хамской игре. Чимин упивался истошными воплями девушки, ее искаженным болью лицом, ведь это то, чего он хотел. Парень запрокидывал голову и гортанно стонал, получая не взаимное удовольствие, и смеялся. Месть удалась. Она страдает, мудак. Ты выиграл. ХаБин не позволила себе плакать, когда Пак входил в нее снова и снова. Он надругался над ней четыре раза подряд и не засыпал в промежутках, хотя от него сильно пахло виски, бутылка которого валялась где-то рядом на полу, и девушка от всей души надеялась, что оно наконец одолеет его. И… Он снова ударил ее. Грубая пощечина, та же, что и в прошлом. Чимин держал ее крепко, словно в тисках. Она была полностью в его власти, а попытки пнуть его или укусить, хоть как-то выбраться, только сильнее распаляли его. В конце концов девушка отчаялась и лежала неподвижно, когда он на рассвете вошел в нее последний раз. Чимин ушел молча, не проронив ни слова, ни звука. На его лице не было ничего. А Чонгук так и не пришел, даже спустя ночь… Адскую ночь. Он не спас ее. А она не сберегла себя для него. Не смогла. Чхве все также лежала на пропитанном развратом диване, не подавая никаких признаков жизни. Лицо опухло от слез и удара насильника, волосы растрепались, слиплись грязными прядями. По всему телу были побагровевшие от грубых прикосновений отметины. Девушка приоткрыла рот, и поборов всю усталость, все нежелание жить, прохрипела: — Прости, Чонгук. Она сжалась в комок и задрожала всем телом, всхлипывая. В следующее мгновение всю квартиру заполнил крик, полный жгучей боли и стыда. Кричала. Кричала до тех пор, пока в легких не закончился воздух, а «милосердная» судьба не прошептала: — Испорчена. Она изнасилована. Она разбита.Ты перед ним — что стебель гибкий, Он пред тобой — что лютый зверь. Не соблазняй его улыбкой, Молчи, когда стучится в дверь. А если он ворвется силой, За дверью стань и стереги: Успеешь — в горнице немилой Сухие стены подожги. А если близок час позорный, Ты повернись лицом к углу, Свяжи узлом платок свой черный И в чёрный узел спрячь иглу. И пусть игла твоя вонзится В ладони грубые, когда В его руках ты будешь биться, Крича от боли и стыда… И пусть в угаре страсти грубой Он не запомнит, сгоряча, Твои оттиснутые зубы Глубоким шрамом вдоль плеча!