* * *
Дождь, который вроде бы прекратился и не шел целый час, начался снова тогда, когда они двинулись в дорогу. Машина ехала медленно, хотя нет, медленно это слишком быстро для той скорости, с которой они ехали по дороге. Автомобиль плелся, словно большая железная черепаха. Тот путь, который они ехали три часа, можно было проехать за час. И ведь Чонгук специально не торопился, нельзя было иначе: дворники не успевали сбивать падающие сверху дождливые капли; дорога, которая вела сейчас прямо, могла резко развернуться и они, не успев развернуться вслед за ней, врезались бы в дерево. Что тогда? Куски машины, валяющиеся по лесной местности вокруг. Два мертвых тела, хотя нет, это в лучшем случае. Два еле живых человека с ранами, полученными от искореженной машины, и звать некого. Никто не сможет им помочь. Им останется только ждать, но не помощи. Ждать и надеяться, что она придет за ними очень скоро, старуха в черном балахоне и с косой в руках, но каждая новая секунда будет приносить боль. Они будут молиться, чтобы она, бросив все свои дела, побыстрее пришла к ним. Они будут взывать к смерти. И чтобы избежать всего этого, юноша не набирал скорость, а ехал медленно. С включенным ближним светом, Чонгук прильнул к лобовому стеклу, пытаясь тщательнее рассмотреть медленно текущую, словно желе, под его машину дорогу. На задних сидениях лежала ХаБин. Она именно лежала, укутанная в плед и еще сто слоев одежды, и читала какую-то книгу, изредка поднимая взгляд, чтобы разглядеть окружающую обстановку. На ее глазах пейзажи медленно менялись один за другим, но стояла поистине заунывная атмосфера. Дождь, тучи, холод. Тем не менее, заботливые вопросы водителя «Не включить обогреватель?», «Тебе удобно? Подвинуть сиденье?» согревали и успокаивали больше, чем что-либо. Девушке было до жути интересно, куда Чон ее везет, но он с улыбкой сохранял молчание, отчего та шутливо дула губы и возвращалась к чтению. Полицейский был рад, что Бин немного открылась и перестала бояться его, пусть и по-прежнему с трудом переносит неожиданные прикосновения и появления. Он иногда мог заметить на ее лице долгожданную улыбку и смущение, когда он начинал проявлять через чур сильную заботу, а иногда тревогу, когда по близости находились другие мужчины. Поэтому, когда они выходили из больницы, она чуть ли не повисла на нем, сжимая его руку едва не до хруста костей. Но и самому Гуку было не легко. Его руки иногда тряслись и у него начинался мандраж. Он знал, что это связано с убийством Чимина, потому что какой нормальный человек будет жить в спокойствии после такого? Разве что безумец. И он понимал, что это будет преследовать его до конца дней, но уже ничего не поделаешь. Чимин сам виноват. Он сам не воспринял предупреждения Чона вовремя всерьез и сказал неправильные последние слова. Возможно, если бы он признал свою вину и не сказал о том, как он «хорошо развлекся» с ХаБин, Чонгук бы не застрелил его. Он сам виноват в том, что выбрал неправильный путь. Теперь у полицейского будет единственная вечная задача — не дать Чхве узнать о том, что он убил Чимина. — Чонгук! — с возбуждением выкрикнула девушка, отбрасывая книгу, и подалась вперед. Парень вздрогнул от внезапности и повернул голову, вовремя успевая избежать столкновения своего лба и любопытного лица темноволосой. — Что? — Чонгук проследил за заискрившимся взглядом особы и посмотрел туда же, куда смотрела и она. Они как раз проезжали мимо небольшого городка, знаменитого своими каждодневными празднованиями. Здесь всегда собиралось много народу, и все относились друг к другу, как к старым знакомым. Постоянные танцы и традиционные песни, украшения на каждой палатке. По вечерам в этом месте было особенно красиво и уютно, когда загорались гирлянды, прямо как в рождественскую ночь. Именно это и привлекло ХаБин. — Хочешь остановимся? — улыбается Чон, на что девушка поджимает губы и несколько раз кивает. Юноша доезжает до ближайшей парковки и останавливается, первым выходя из автомобиля. Он открывает дверь перед темноволосой и с довольной ухмылкой подает ей руку. Та неуверенно вкладывает свою маленькую ладошку в его и медленно вылезает, восхищенно озираясь по сторонам. И погода здесь кардинально отличается. Ни дождя, ни мрака, а по-летнему теплый вечер и чистое небо. — Пошли, — парень надежно обнимает скованную от количества людей девушку и, кликнув по кнопке сигнализации, оставляет машину позади. Они проходят в самую середину столпотворения, где как раз разгорелась танцевальная лихорадка, и все плясали по кругу, добродушно обмениваясь шутками. ХаБин от волнения прижималась к Чонгуку, а он тепло смеялся и обнимал ее за плечи. Уже спустя час они смешались с толпой и также весело смеялись. Чон задорно танцевал какие-то свои танцы, которые совершенно не соответствовали играющей музыке. Бин от смеха вытирала собирающиеся в уголках глаз слезы и забывала о невзгодах, которые преследовали ее на протяжении месяца. Шатена даже утащила какая-то старушка для медленного танца, на что Чхве только сочувственно пожала плечами, нисколько не обижаясь. Она просто стояла и смотрела на уже усыпанное звездами небо, наслаждаясь этими мгновениями. Ведь, кто знает, что произойдет в следующий момент? Надо радоваться даже самым крошечным событиям, чтобы потом не говорить о том, что жизнь ужасна, что мы ничего не успели в ней сделать. Время не будет покорно ждать нас, пока мы тратим его на пустые поступки и глупые слова, на рисковые ситуации и разочарование близких. На слезы, отчаяние и проведенные в одиночестве ночи. Оно ждет обдуманных действий и смелости, стойкости. Может быть тогда оно смилуется и приостановится на долю секунды, позволяя насладиться тем, что имеется, чуть дольше положенного. — Надо ехать. Уже стемнело, — Чонгук вырывает ХаБин из размышлений и она грустно улыбается, кивая. Парень возвращается за руль, а Бин вновь укутывается в свое гнездо из подушки и пледа, принимаясь за продолжение чтения. Они запомнили эти минуты и насладились ими. Пора ехать дальше. Они ехали еще около часа, когда машина наконец остановилась около берега. Изумрудная водная гладь простиралась далеко вперед, сливаясь с горизонтом, где там она сталкивалась со своим постоянным ночным посетителем — Луной. Она отражалась на ее колыхающихся от ветра извилинах, создавая белое свечение. Завораживающее зрелище, перед которым никто не устоит. А поодаль, в стороне, стоял небольшой, но уютный домик с открытой верандой, открывающей вид прямо на эту картину. ХаБин недоуменно смотрит на Чонгука, а тот спокойно улыбается и кивает ей, мол, вылезай, не бойся. И она незамедлительно вылезает, сразу же прикрывая глаза от ощущения этого морского вечернего бриза на коже. Она проходит чуть дальше, пачкая обувь в песке, и завороженно выдыхает, приоткрывая рот. — Красиво, правда? — юноша становится рядом с темноволосой и также смотрит на Луну. Но его приковывает не царица ночи, а ее силуэт, отражающийся в карих глазах девушки рядом. Она сейчас такая красивая, такая настоящая, что у Чонгука невольно замирает сердце и перехватывает дыхание. Ее темные локоны подрагивают при малейшем дуновении ветра, розовые губы приоткрыты от очарования лунным пейзажем. Парень не мог налюбоваться ее красотой. Он просто чувствовал, как влюбляется снова и снова, подобно типичному подростку, который говорит громкие слова о том, что это его первая любовь и любовь навсегда. — Идем в дом, — Чон прокашливается и часто моргает, отводя взгляд в сторону. — Замерзнешь же. Это была глупая отговорка, учитывая, что на Бин помимо утепленной кенгурушки под ней еще и рубашка с длинным рукавом, джинсы и кроссовки, но девушка безо всяких подозрений кивает и следует за полицейским. И молчит. То ли от удивления, то ли от незнания, как лучше выразить свою благодарность словами. — Пока прими душ после дороги. Я заберу вещи из машины, — коротко бросает он и оставляет темноволосую посреди просторной комнаты, откуда как раз по прямой видно море. ХаБин оборачивается вслед уже ушедшему Чонгуку и вздыхает, сбрасывая с ног обувь. Она медленно и неуверенно обходит каждый уголок, к чему-то дотрагиваясь, будто к диковиной вещице, на какую-то мебель даже присаживаясь, как-бы проверяя на комфортность. Не задается вопросом, чей это дом, а снова доверяется Чону. Девушка, как и было велено, находит маленькую по своим размерам, но со всеми удобствами ванную комнату, сбрасывая с себя кучу напяленной одежды, и залезает в душевую кабину. Она уже несколько раз принимала ванную, но все никак не могла избавиться от чувства тех грязных прикосновений, поэтому от страха, что это может повториться, надевала на себя половину гардероба. И даже сейчас, стоя под теплыми струями воды, она надеется, что сможет смыть с кожи эту скверну. Затем, покончив с водными процедурами, Бин надевает на себя предусмотрительно висящий на крючке белый халат и выходит в гостиную, служащую по совместительству и спальней. Чонгук еще не вернулся. Особа не задумывается о том, где он задержался, и медленно проходит к большому зеркалу за ширмой. Она сглотнула и с вызовом посмотрела на свое отражение. В тот же вечер она делала тоже самое, разглядывая себя, и у нее выработалась некая фобия не только на зеркала, но и на все предметы, к которым она притрагивалась в тот день. На все, что она делала в тот день. Для девушки существует три кошмара наяву: одиночество, потеря ребенка и изнасилование. Последнее испытала на себе ХаБин и теперь ей из ночи в ночь снится это, удушает ее и заставляет мысленно говорить: «Грязная, грязная, грязная…», ведь так и есть. К ней прикоснулись против ее воли, опорочили, и единственное, чему она рада, так это тому, что Чимин не решился доставить ей хлопот в будущем с его возможным отпрыском, и что о случившемся не узнала мама. Она бы этого не перенесла, как и отец. И, как правило, к тем женщинам, над которыми надругались однажды, мужчины стараются не прикасаться, если знают об этом. Сильный пол по своей сущности собственники и привыкли, что если женщина его, то она только его и ничья больше. Чхве же просто воротит от самой себя, хоть к ней и не относятся друзья, как к куску грязи. Хоть к ней и не относится так Чонгук. ХаБин прикасается к уже почти исчезнувшей отметине на шее. Потом оттягивает ткань халата и замечает еще один не сильно выделяющийся синяк. Заворачивает рукав и вот он, еще один пожелтевший кровоподтек. Такие ужасающие следы у нее по всему телу, но все они уже заживают, что несказанно радует. Девушка поднимает лицо и подпрыгивает на месте, когда на зеркальной глади видит Чона, стоящего у нее за спиной, и суетливо прикрывает все ссадины. Внезапное мягкое прикосновение к локтю заставляет ее остановиться и остолбенеть. — Не прячь, — шепчет парень и, контролируя свои движения через отражение зеркала, перемещает ладонь на девичью руку, лежащую на животе. Он зарывается в ее влажные после душа волосы и вдыхает приятный аромат ванили, но не прижимается к ней. Знает, что может испугать и сделать еще хуже, осторожничая. — Не… не надо, — голос девушки дрожит, по спине пробегает табун мурашек, и она, будто нехотя, пытается выбраться из теплых объятий. Шатен, замечая это, отстраняется и ерошит рукой волосы, винит себя, пока Бин не договаривает до конца. — Я не могу позволить тебе прикасаться к себе. Я грязная… И испорченная. Чонгук с минуту разглядывает особу, а потом как-то странно улыбается и разворачивает ее к себе лицом. Она удивленно расширяет глаза и не успевает опомниться, как видит, что юноша опускается перед ней на колени. — Что ты делаешь? Чонгук… Чонгук, быстро встань! — тревожно лепечет ХаБин и опускается вслед за полицейским, но он в какой-то степени грубо отодвигает ее руки и заставляет встать ровно. — Что… Она резко втягивает в себя воздух, когда парень поднимает ее ногу и проводит по ней кончиками пальцев, щекоча. Девушка начинает мелко дрожать и до маленькой ранки закусывает губу. Он не останавливается и, глядя на нее снизу вверх, теплыми и немного шершавыми руками проводит по щиколотке. Очерчивает губами проступающую линию колена, поднимается все выше и выше, то нежно целуя, то мягко покусывая. Их глаза встретились: его черные, как сама ночь, и ее бездонные, как сам океан. — Чонгук… — как мольба, слетает с ее губ, и она запрокидывает голову, путаясь в собственных мыслях. Шатен улыбается, слыша свое имя в таком формате, и проделывает те же пыточные движения с другой ногой. ХаБин дышит учащенно, впитывая сладострастные прикосновения, запредельно отличающиеся от грубых, задыхается от переизбытка нежности, шепчет что-то бредовое. А Чон и правда нежен. В его прикосновениях больше нежности и трепетности, нежели страсти и похоти. Он прекращает исследовать стройные девичьи ноги и поднимается, по-доброму усмехаясь, когда слышит облегченный выдох. — Твоя кожа нежна, как шелк, как бархат. К ней хочется прикасаться снова и снова, — уверенно проговаривает Чонгук, медленно развязывая пояс халата. Девушка бегает глазами по его лицу и ей хочется расплакаться от таких слов. — Ты красива. Ты по-настоящему красива, ХаБин, и не смотря на то, что произошло… Мне не неприятно прикасаться к тебе. Ты не грязная. Темноволосая вздрагивает, когда материя спадает с ее плеч и теперь она стоит полностью обнаженная перед юношей. Он не дает ей успеть смутиться, нежно обхватывая ее лицо ладонями, и находит ее губы своими. Трепетно сминая ее уста, продвигаясь все глубже и глубже, будто заявляя на нее все свои права. Неистово, будто пытаясь выпить ее до дна. А она отвечает, робко, застенчиво, обхватывает его шею руками и притягивает к себе. — Ты прекрасна… Чонгук подхватывает девушку на руки и, не разрывая поцелуя, несет ее хрупкое тело к кровати. Он опускает ее на белоснежные простыни, нависая сверху, и отрывается лишь для того, чтобы рассмотреть ту, ради кого он готов на все. Она выглядела такой уязвимой, и нежной, и бесконечно желанной, что хотелось заключить ее в свои объятья и любить, любить нежно и ласково, долго, и так искусно, как того заслуживает юная невинная девушка в постели со своим первым мужчиной. Она остается невинной для него. — Забудь, что было… — шепчет он, проводя влажную дорожку от бархатной кожи шеи к ключицам. — Забудь ту ночь. Забыть ту ночь? Да она сейчас забудет все на свете, если он не остановится! Но она и не хотела, чтобы он останавливался. Она желала большего, желала продолжения. Волна блаженства мягкой, теплой волной пробегает по телу, когда он сначала кусает участок ее плеча, а потом зализывает место укуса. Ей это понравилось, как мазохистам нравится боль, как психам нравится издеваться над личными психиатрами. Шатен прикасался к ней так, словно она ювелирная драгоценность, и он не хотел срываться на грубые действия. Связывает себя с ней какими-то нерушимыми узами, проникается ее чувствами и подпитывается этим, как демон, крадущий человеческую душу. ХаБин вскрикнула, когда Чон наклонился и взял в рот ее аккуратную упругую грудь, начиная водить по ней языком, легонько покусывать сосок, и сразу же закрыла рот тыльной стороной ладони, сдерживая громкие стоны. Она жмурилась, извивалась, как кошка, захлебываясь удовольствием, и вдруг, осознав, что юноша по-прежнему одет, опустила ладонь на его запястье. Он остановился и поднял на нее затуманенный взгляд, задавая немой вопрос. — Я… хочу кое-что попробовать, — запинаясь, шепчет девушка, мгновенно припадая своими губами к его. Чертово смущение. Парень не замечает, как оказывается на спине, а Бин уже пристраивается сверху. Он шипит, когда она задевает его возбужденное естество через ткань штанов, и сжимает ее ягодицы, борясь с неожиданно возросшим желанием. И это ей нравится. Темноволосая улыбается в поцелуй и с мокрым звуком разрывает его, мягко толкая полицейского на подушку. Тот завороженно следит за ее действиями и не может сдержать ответной улыбки. Они оба улыбаются. Дрожащими пальцами девушка расстегивает пуговицы синей рубашки. Чонгук приподнимается, позволяя стянуть с него ткань, и не удерживается, захватывая в плен своих ее манящие губы. Она недовольно мычит и заставляет его опуститься обратно, на что парень досадно вздыхает. А потом со свистом втягивает в себя воздух, прикрывая глаза, когда ощущает тепло ее губ на своей без того разгоряченной коже. Бин, как под чарами, поочередно целует его шею, мускулистую грудь, рельеф проступающих кубиков пресса. Сумасшедшая, одержимая, одурманенная красотой подтянутого юношеского тела, она уже хотела опуститься ниже, но Чон остановил ее, подмяв обратно под себя. Не хотел? Нет, просто был уверен, что такое удовольствие должен доставить он ей, а не она ему. ХаБин испуганно дернулась, когда он провел губами по ее гладкому животу и наклонился к запретной, интимной зоне. — Чонгук… Нет, прошу, не надо. Темноволосая попыталась составить из слов еще какой-то протест, пока его язык не прикоснулся к самой сокровенной части ее тела. Она изогнулась дугой и выкрикнула его имя, даже не подозревая о том, какая это чудная мелодия для его слуха. Голова Бин запрокинулась, и последние внятные мысли покинули ее. Чон исследовал ее тело руками, задевая самые чувствительные точки, до тех пор, пока ее пульс не участился, пока сердце не забилось в диком ритме, и она не застонала, сдаваясь на его милость. Он колдовал над ней, а она неистово выгибала спину. Шатен положил руку ей на живот, удерживая, и продолжил пытку скользким, напористым языком. От его раскаленного дыхания по всему ее телу разлился жидкий огонь, и ее затрясло. Наслаждение, пронизывающее ХаБин, было почти невыносимым. Финал наступил резко и мощно. Мышцы ее живота напряглись, она изогнулась навстречу жаркому рту полицейского и закричала, не выдержав подхвативших ее волн чистого блаженства. Подняв голову, Чонгук посмотрел на ее лицо и подумал, что сейчас, в этот миг, ее красота стала совершенной. Лицо девушки раскраснелось, тело жило и пульсировало, карие глаза затуманились от нежной страсти. Когда она перестала дрожать, он освободил себя от последней одежды и лег сверху, упершись локтями в кровать, как неожиданно услышал тихое: — Ты прекрасен. Сначала он замер, внимательно смотря ей в глаза, а потом они вместе рассмеялись, соединяя губы в сладком поцелуе. Поочередно оттягивая то верхнюю, то нижнюю, Чон отвлек девушку от возможных неприятных ощущений и плавно проник в ждущие его влажные глубины. Их тела соединились, образовав чудесное единство, и начали плавное волнообразное движение. Услышав, как она вскрикнула, почувствовав, как ее мышцы сократились вокруг него, он испугался, что сделал ей больно, и намеренно замедлил движения, обуздывая свою неуемную страсть. И удивился, когда ХаБин запустила одну руку в его влажные от пота волосы, а второй обхватила широкую спину, побуждая не останавливаться. И он не остановился. Она доставляла ему такое необыкновенное удовольствие — еще немного, и он решил бы, что попал в рай. Наслаждаясь ее тихими стонами, Чонгук целовал ее бледное лицо, шею, плечи, оставляя на коже свои отметины, оттеняя старые. Когда он поймал ее губы своими, в ушах у него стучало так, что он даже не услышал, как она выкрикнула его имя — страсть захлестнула ее во второй раз. И не только ее. Они лежали на смятых простынях и прислушивались к пришедшему в норму дыханию друг друга. Чон расположил свою голову у темноволосой на животе, а она гладила его по волосам, заставляя изредка блаженно мурлыкать. Им было слишком хорошо. И ХаБин сомневалась, что это хорошо продлится долго. В ее жизни не бывает такого. — Еще в первую нашу встречу я понял, что ты та, кого обычно ждут всю жизнь, — с его губ слетают такие пафосные фразы, но они не звучат так глупо, как обычно. Они меняют положение и теперь она лежит у него на груди, вслушиваясь в каждое слово, а он невесомо гладит ее по спине. — Не думал, что влюблюсь так быстро. У меня только начиналась карьера, которую я никогда не планировал, родители стали гордиться мной, ведь я поступил так, как они советовали, мы с Тэхеном купили офигенную квартиру. О чем еще могут мечтать парни в нашем возрасте? Ах да, о сексе и девчонках, — девушка шутливо толкает его в бок, на что тот смеется. — Но я как-то не задумывался ни о том, ни о другом. У Тэхена была Джунг, он вообще ни о чем не думал и не думает. А потом ты свалилась, как снег на голову. — Это когда я впервые появилась в полицейском участке, куда меня послали, чтобы я поговорила с тобой? — Это когда я вытащил тебя из машины в день аварии. ХаБин замерла и приподнялась, подтягивая к себе одеяло. — Не теряй сознание, слышишь? Помощь уже здесь, все хорошо. — Ты… — одними губами прошептала темноволосая, не веря. — Это был ты? Чонгук кивает и улыбается. Она, в порыве эмоций и нахлынувших воспоминаний, бросается к нему и обнимает. Только не плач, ХаБин, только не плач. — Я люблю тебя, Бин, — говорит он ей на ухо и заключает в кольцо своих рук. — Спасибо тебе. Ты помог мне, — она не думает о том, что было вчера, что сегодня, и что будет завтра. Она думает только о том, что этот парень спас ее жизнь. И она его любит. — Спасибо, полицейский Чон. Им предстоит преодолеть еще множество препятствий. Вместе они смогут справиться со всем. Вместе смогут. Чонгук будет оберегать ХаБин и спасать ее, а она будет продолжать попадать в неприятности. Такова их история. Такова история того, что ничего не исполняется по нашему желанию.Такова история того, что счастье приходит не в конце.