***
Лиза еще не знала имени своего мужа, не знала, каким он будет, но знала, что его уже ищут. Надеялась же, что этот человек, завидев ее, выбежит, проломив стенку. Она никогда не была красивой, и даже если могла показаться симпатичной… не пользовалась косметикой, не выбирала красивых платьев, не укладывала волос. Ее лицо чисто от красителей, над губой маленький шрам от ожога, а поверх черно-серого платья надет белый заляпанный халат. Конечно же, особого изыска ей не дозволено, не настолько богатый они род, но попытаться выглядеть хотя бы мило она вполне в состоянии. Однако пытаться она не хотела. Действительно: надеялась на то, что этот «муж» свалит тут же, в глубине души понимая, что такого не будет. Человека, за которого ее выдадут, скорее всего, взаимно будет не интересовать Лиза. Черт поймет, плохо это или хорошо. Наверное, к лучшему, потому как никто никому не будет мешать. Переживут брачную церемонию и разбегутся каждый в свой угол. Она успокаивала себя, но ей было тяжело. Она в такие моменты зачем-то смотрела на маски, и ей казалось, что каждая из них вот-вот треснет. Она пыталась продолжать читать книги, но страницы липли к влажным рукам. А потом она со всей своей возможной серьезностью исписывала море черновиков в попытках придумать что-то, достойное тетради, в которой делал заметки еще ее отец. Легко не было, да и не должно: любой труд, если он действительно труд, сложен и изматывает. Но ради научного ремесла, данного роду Линдбергов, Лиза могла не спать ночами, забывать про еду и личную гигиену. Неизвестно, сколько времени осталось, но явно не очень много — точнее, очень немного. И спустя какое-то время из ее комнаты донесся крик: «я смогла!». Она записала свое достойное открытие в тетрадь, но зашифровала его по-своему. Ведь до нее еще никто не додумался, как можно менять кристаллическую решетку веществ. Также она никому не собиралась рассказывать, что и как именно делать. Ее тайна и тайна ее рода. К сожалению, она не смогла уберечь себя от слухов и лишней известности: служанка случайно увидела, как Лиза делает с обычным камнем что-то очень странное, а позже держит в руке уже не камень, а ком чистого золота. Вскоре весь округ знал о том, что некая Лиза Линдберг превращает камни с дороги в золото. И Кенни Аккерман тоже знал.***
Скинув халат и расчесав волосы, она вышла на улицу: дома больше сидеть не хотелось, пусть дом — самое родное, что у нее есть. Есть, было, но в один момент больше не станет. Фактически, он будет все тем же кирпичным зданием с крепким фундаментом, но в ее голове он распался на кирпичи и стекла — или сгорел. Уже не имеет значения, как он исчезнет. Печален сам факт и то, что данное происшествие неизбежно. Улицы душные и пыльные, настолько, что невозможно дышать. От каждого глубокого вдоха начинаешь кашлять так, будто подавился дымом костра. Она и дышала поверхностно, чтобы не кашлять на каждом шагу. Куда точно шла — не знала, просто бессмысленно прогуливалась по городу. Город она знает плохо, но если не уходить очень далеко, то не потеряешься, любой дурак знает пару улиц, ведущих к дому. А если что — то адрес она помнит, спросит у прохожего дорогу. Не факт, что ей попадется вежливый прохожий, но из вредности вряд ли кто-то не ответит. Сейчас она не похожа на Лизу Линдберг, о которой ходят слухи, якобы она ведьма. Сейчас она аккуратна и шагает легкой походкой по разбитой мостовой, приподнимая полы платья и стараясь не оступиться. Никто же не узнает ее? — Хей, — окликнул ее какой-то мужчина в плаще и шляпе. Подходить близко к нему не хотелось, а потому ответила она ему издалека. — Вы чего-то хотели от меня? — Да, я хотел кое-о-чем переговорить. Можете не беспокоиться о своей безопасности, леди, у меня только разговор и одно предложение, от которого Вы можете отказаться в любой момент, — он говорил, тщательно подбирая слова. Да и в общем мужчина пугал. — Не переживайте, мы поговорим прямо здесь, но относительно тихо, потому подойдите чуть ближе. С одной стороны, логично, что он не хочет причинить вреда, с другой — это и настораживает. Нет, ее не зовут никуда в темный угол, а подходят к ней прямо посереди людной улицы средь бела дня. Человек сам выглядит прилично, разве что имеет намерения какие-то странные. Однако лучше все же подойти, тем более, терять нечего, а тут повезти в чем-то может. И она шагнула навстречу. — Ну и что же? — девушка старалась смягчить свой голос и сделать тон как можно более вежливым, хотя звучал ее вопрос сейчас так, будто сказать она на самом деле хотела: «ну и какого хера тебе от меня надо, ты?». Хотя это не так. Мужчина посмотрел на нее пристально, а потом усмехнулся. Жуткая такая усмешка, мертвая. — Лиза Линдберг, значит? Так это правда, что Вы… — он говорил тихо, чтобы не выдавать. — Вы перепутали, — решила отмазаться она и уже собралась уходить. — Я не Лиза. И не Линдберг, вообще понятия не имею, кто это, — И теперь ее уже не интересовали запросы этого человека. Хочет золото? Пошел-ка он куда подальше. — Я не совсем об этом. Просто я слышал, что Вам жутко нравится Ваше ремесло, но скоро под венец, придется бросить и начать скучную жизнь по типу «свиноматка». А Вам же так не хочется? — А Вы-то что измените? — она затормозила, лишь тронувшись с места. — Правда? Мне не верится. — Не язвите, Лиза. Понимаете ли, я могу изменить очень многое — только вот лишь бы Вам не расхотелось свободы. Знаете ли, еще у Вас весь дом в масках и пьесах демократического характера. — И к чему Вы это? — Приятно познакомиться, я Уильям, — а на самом деле нет, только вот «ведьме» лучше не знать. — Я пришел вытянуть Вас из трясины, что скоро Вас поглотит. Доверять ли ему? Почему-то Лиза внезапно захотела верить этому Уильяму, что искусственно до ужаса улыбается и выглядит подозрительно. Девушке нечего терять, так? А так хоть появится шанс, что ее «вытянут из трясины». — Давайте подробней, Уильям. … Только вытягивать ли ее человеку, что мантией тянет за собой туманы и болота?