Ад намного честнее чем рай.
Сколько вы видели лицемерно-добрых людей, которые все равно попадут в рай. Ведь, по-сути, ничего плохого они никому не сделали.
Ад намного честнее. Так думал и Шерлок, хотя в Бога он не верил никогда. И смерти не боялся. Джон часто бурчал, что у Шерлока инстинкт самосохранения, похоже, с юношества по-умолчанию отключен. Только теперь, когда детектив понимал, что смерть, возможно, уже дышит ему в самый затылок, а возможно уже и рассекла кое-где плоть, он осознал, что ему не хочется умирать. Что еще очень и очень многое не сделано.
Детектив ощутил, как исчезает пространство, окутывая его плотной материей, и как оно, незримое и существующее лишь условно, появляется снова.
Шерлок не хотел открывать глаза. Может тогда ему не нужно будет видеть Одо, не нужно будет разбираться со своим прошлым и своими страхами, о которых он, до поры, не подозревал. Может тогда все, наконец… закончится?
Но он прекрасно понимал: история близится к кульминации и развязке, а именно — трагической смерти.
Голову пронзила резкая боль, и Шерлок прижал пальцы к вискам.В пальцы быстро-быстро пульсировала венка, как следствие загнанного сердцебиения. Десять пластырей было большой дозой, а сердце, кое-как, но справлялось. Шерлок почувствовал по запаху, что он в своих чертогах. Тут пахло стариной, пахло деревом и книгами, немного пылью, отчего Шерлок чихнул и открыл глаза.
Шерлок осмотрелся и в душе что-то передернулось от ужаса: чертоги стали бледнеть. Стеллажи из темного бука, цвет которого стремился практически к черному, поблек, а красивый, расписанный фреской потолок «звездное небо» и вовсе перестал существовать. Многих книг не стало, а некоторые листы просто так висели в воздухе, словно подвешенные на нити. Внутри Шерлока все оборвалось: он проигрывает! Страх начал потихоньку пробираться к сердцу детектива.
Как черный зверь на мягких лапах. Опасное, но красивое и завораживающее животное… Только конечно быть наблюдателем, как это животное охотится за кроликом, а не быть этим самым несчастным пушистым созданием с белыми ушками, намного благоприятнее для нервной системы и физического здоровья.
— Надеюсь ты не против, что мы сменили локацию? Там, наверху, как-то сквозить начало. Словно крыши нет, — послышался озадаченный мужской голос из-за спины Шерлока.
Тот нахмурился, но самообладания, все-таки, умудрился не потерять. Холмс- Холмс, сам себя удивляешь: до чертиков боишься этого голоса и его поступков, но каждый раз умудряешься держать спину ровно в его присутствии. Как только у тебя это получается? Может ты и не человек?
Ладонь Шерлока незаметно перекочевала на левую половину грудной клетки. Нет. Бьется… Ладно, допустим что чисто физиологически ты человек. А что на счет твоей моральной и психологической части?
— Человек-человек, не переживай так. Честное слово Треугольного братства! Хотя, быть человеком так скучно и пошло, потому мне не понять, почему ты так радуешься своей принадлежности к человечеству. Ты же не любишь банальности, не так ли? — голос стал ближе.
— Ты прав. Треугольное братство? — Шерлок практически не задумывался: ответ уже был в его голове, -Смерть, Боль и Одиночество. Банально и просто. Мне не нравится, — ответил Шерлок.
— Что ж поделать, я немного старомоден, — послышался легкий, кашляющий смешок над левым ухом Шерлока.
Он осмотрелся в поисках Одо, но, как не странно, не обнаружил его у себя за спиной и вообще где-либо в открытом пространстве. Явно зашел за колонну или стеллаж.
Хотя, если говорить честно и без обидняков, Одо сейчас интересовал детектива меньше всего. В голове всплывали слова безумца о том, что никотин дает Шерлоку пешку, которую он может использовать, пока никотин еще в крови. Потому, Шерлок тщательно очерчивал глазами каждый закоулок Чертогов, дабы наконец найти эту чертову шахматную доску!
За спиной послышалось истеричное хихиканье, от которого маленькие мурашки дружной стайкой пробежали по спине детектива.
— О, брось, Одо! Ты и так эффектен, зачем лишние фокусы? — Шерлок наконец нашел стол, на котором стояла доска. Он стоял почти у самого выхода, и детектив быстро двинулся к нему.
Он поспешно оценил свое положение. Король каким-то немыслимым образом оказался на середине шахматной доски, и его уже окружали какие-то дымчатые фигуры, но Шерлок не обратил на них особого внимания — сейчас он искал ту пешку, которую дарит ему никотин.
А! Вот она! Понемногу она начинала бледнеть, и Шерлок сразу решил побить ею несколько пешек.
Он потянул к ней руку, прикоснулся к дыму… Это было странное, покалывающее ощущение — прикасаться к тому, к чему прикоснуться, казалось бы, ты не можешь.
Раз! Два! Две пешки осыпались песком на доску. Мужской голос зашипел.
— Ты торопишься. Ну да ладно, — послышались шаги по направлению к Шерлоку, и тот обернулся, чтобы посмотреть на Одо.
— Ну? Мне идет форма? — улыбнулся Одо, прикоснувшись пальцами к высокой меховой шапке.
Перед Шерлоком стоял гвардеец Колдстримской гвардии. По лицу он был достаточно молод, возможно ему едва-едва исполнилось 23 года. Светлые волосы были убраны под шапку, под острым подбородком проходила золотая лента, которая и удерживала ту самую шапку-башню на голове у гвардейца. На шапке, как положено, справа расположилась красная кисточка — отличительный знак Колдстримской гвардии, такой же, как и пуговицы, которые у военных данной гвардии пришивались на мундир попарно. Оружия у гвардейца не было. На руках были белые перчатки, на плечах — красный мундир с белым поясом.
Шерлок удивленно рассматривал Одо.
— Я вижу, ты поражен. Я надеялся на такую реакцию, ведь я старался. Обещал тебе парня в форме — вот вам, пожалуйста. Как говориться: любой каприз за ваш рассудок, — жутко улыбнулся гвардеец, поднимая руку в белой перчатке и снимая с себя шапку.
— Не так уж и эффектно. Люди каждый день кончают жизнь самоубийством, — сухо заметил Шерлок и сел за стол, складывая руки в молитвенном жесте и, уже равнодушно, осматривая светловолосого юношу, лоб которого рассекла глубокая недовольная морщина.
— Ну конечно, — буркнул он, — Для тебя же имеют значение судьбы только тех военных, которые прошли Афганистан, да, Шерлок?
Шерлок поморщился. Вопрос-утверждение больно хлестнул по лицу.
— Почему же ты не выбрал какого-нибудь солдата из Афганистана? Не думаю, что там, — Шерлок запнулся и моргнул, вспоминая краткие описания Джона («Солнце и кровь, омывающая морщины Земли, Шерлок»), — нехватка суицидников.
Одо слегка наклонил голову. Слегка качнув ею, он заговорил:
— Это другое, Шерлок. Знаешь, а я ведь многое видел. Видел, как во вторую мировую русские мужчины с одними вилами шли на немцев. Я видел, как молодые люди, выдергивая чеку из гранаты, губили десятки людей противника ценой собственной жизни. Я видел, как приставляли к виску мушкеты французские капитаны, которые попадали в плен. Я видел, как английские адмиралы покидали тонущие судна последними, чтобы убедиться, что все живые покинули борт. А некоторые из них так и не покинули корабля, погибая вместе с теми, кто не выбрался. За Вечность своего существования я видел столько крови, — губы Одо «украсила» кривая, безумная ухмылка, — что грех не вести себя как безумец. И я видел столько благородных и отчаянных поступков, что удивить меня практически невозможно. Но это «благородство» сегодня утратило всякую цену. И с каждым умершим на войне, я все больше убеждаюсь, что человечество нужно выкосить, как сорную траву в цветущем саду заботливой хозяйки. Вы — гнойник на теле мира, с распухшим эго. Потому я не забираю тех, кто воюет. Даже у самоубийц нету выбора — они жертвуют собой, потому что каждый внутри отчаянно жаждет еще раз обнять родителей или жену, погладить по головам детей. Каждый отчаянно желает жить. И Смерть не любит забирать сосуды тех, кто умирает на войнах: он знает, каким бы могло быть будущее этих бедолаг, если бы не эта глупая и никчемная война.
Одо прервался, ожидая реакции Шерлока, но тот, казалось, не впечатлен. Гвардеец махнул рукой:
— А что мне с тобой говорить? Ты не можешь разобраться даже в своих чувствах, не то что в чувствах другого человека.
Одо замолчал, сомкнув тонкие губы юноши на мертвенно белом лице. Шерлок спокойно воззрился на Одо: сотни людей умирают каждую минуту, так что, плакать ему что ли?
— И Ватсон тоже мог стать сосудом, Шерлок, — произнес Одо, отчего у детектива перехватило дыхание. Внутри будто бушевал шторм, наваливаясь совершенно ненужными эмоциями на нутро Шерлока, загоняя его душу в угол, зажимая и приставляя к ее горлу искусно заточенный клинок.
— И как звали беднягу? — сглотнув, Шерлок посмотрел на Одо, который уселся на стул напротив него. Он вперился серыми глазами в глаза Шерлока, не мигая, словно изучая какой-то особо важный экспонат. Шерлоку от этого стало не по себе. Он слегка приоткрыл губы, а потом слегка сощурил глаза. Детектив не обращал внимания: в конце концов Одо, хоть и сильный интеллектуал, но до Шерлока ему еще далеко. Как жаль, что власть находится у него в руках, как, впрочем, и всегда. Таков уж закон жизни: подлецы и идиоты за штурвалом, а гении драят полы в каютах.
— О, — кратко утвердил Одо, — О-о-о! — протянул он, пару раз моргнув и выпрямляясь на стуле, — Не делай вид, что тебе интересно, Шерлок. Мы оба знаем, зачем тебе. Знаешь, я думал, что действительно ничего не боишься, а тут такой сюрприз… Как забавно, Холмс! Ну да ладно. Роджер Питерс, 22 года. Как видишь, служил в гвардии, до сегодняшнего вечера. Жена и дети отсутствуют. Предупреждая вопрос о смерти: вскрыл вены.
— Не логично, ты же не любишь … таких, — выдал Шерлок, а потом вскинул брови. — Эффектность?
— Именно! Разве не находишь? С тобой в шахматы играет самый настоящий гвардеец Колдстримской гвардии! Ты почти как король, Шерлок! Ах, да! Ты же и есть король… Жалкая пародия на монархов. Ради такого шоу я могу потерпеть вскрытые вены, тем более, что перчатки и рукава мундира закрывают раны, — ухмыльнулся Одо, демонстрируя Шерлоку ровные ряды красных глубоких полос на запястьях.
Шерлок нахмурился, но взгляда от Одо не отвел. Он расправил плечи и вскинул подбородок.
— Король еще не пал!
— Это не за горами, — спокойно ответил Одо, смыкая пальцы в замок, — Оглянись, Шерлок. Твои чертоги слабеют. Видишь, какое все блеклое, неживое? А потолок? Твое любимое созвездие, Волосы Вероники, исчезло, как и остальные. Нету больше этого прекрасного звездного неба. И вскоре, не станет и тебя.
— Не станет только моего разума.
-Но кто ты без него, Шерлок Холмс? — парировал Одо.
Шерлок замолчал и посмотрел на мужчину. Впервые в жизни, единственному в мире консультирующему детективу не нашлось что ответить.
— Отличный друг? Хороший человек? Отзывчивый, добрый, радушный? Или ты, может, душевный или открытый? — продолжал Одо, — Нет, Шерлок. Все эти прилагательные точно не про тебя. Хотя есть у тебя одна черта — ты трудно впускаешь в свою жизнь людей, но они, как только попадают туда, прорастают с корнем. А вырывать эти растения больно и трудно, что, собственно говоря, я и собираюсь сделать.
Шерлок слегка поморщился, но ехидный голосок внутри замолчал, подтверждая своим молчанием каждое слово.
— После проигрыша тебя не станет. Ты станешь еще одним одиноким призраком, утратившим друзей, — голос Одо был ровным, практически мягким, отеческим, а потом, вдруг, рот его расползся в широкой кривой улыбке и лающий смех заполнил комнату, — Кто бы мог подумать, социопат боится одиночества.
Он встал и обошел вокруг стола, не сводя глаз с Шерлока.
— Я вырву все, что ты так лелеешь в своей душе. Я выжгу ее. Как выжигают сорную траву на участках. Она, конечно, прорастает снова и снова, но я достаточно долго тебя «обрабатываю, чтобы не допустить такой оплошности, — Одо только прицокнул языком и добавил: — Я знаю, что действует на тебя больше всего. И ты очень сильно заблуждаешься, если думаешь, что я не стану использовать против тебя все свои козыри и пытки. Я заставлю тебя сдохнуть, Холмс. Я заставлю тебя рыдать, как того маленького мальчика, который потерял Редберд или был брошен в зеркальной комнате своим братом.
Шерлок сжал пальцы в кулак, но лицо не изменило выражения полного равнодушия, а Одо продолжал нарезать круги вокруг него, пока не остановился за своей стороной и не обрушил на стол свои ладони.
— Ты помнишь нашу первую встречу? О, ты так сладостно и забвенно плакал, когда впервые почувствовал меня. Самые сладкие слезы, — Одо обвел кончиком языка свои губы, — О, Шерлок. Ты всегда был особенной мишенью. И знаешь, мне надоело ждать.
Шерлок молчал и, чтобы не смотреть на очередное воплощение Одо, посмотрел на доску.
В горле пересохло, а на лице проскользнула тень гневного недовольства.
— Ты заменил фигуры!
Действительно, Короля окружали не четыре пешки, две из которых уже были разбиты. Оставшимися фигурами были конь и слон.
— Мне было скучно! Скучно, понимаешь, да? Я же предупреждал тебя, Холмс, — угрожающе прошипел Одо, перегибаясь через стол, глядя Шерлоку в глаза, — Я говорил, что процесс придется ускорить, если мне будет скучно, Шерлок. Мне надоело с тобой возится. Сегодня, я хочу, чтобы ты увидел Королеву.
У Одо в глазах вспыхнули азартные огоньки, которые изменили цвет радужки на красно-золотой.
— Я клянусь тебе, что будет очень больно. Я тщательно очистил и огранил этот страх, выудил его из твоих самых страшных кошмаров. Знаешь, Шерлок, — на лице Одо промелькнула растерянность, — Мне очень жаль, что Джон никогда не узнает о том, что ты его любишь. Завтра на закате ты умрешь. Ты не выдержишь того, что увидишь. Это будет ужасно, Шерлок Холмс, — Одо закрыл глаза в наслаждении.
У Шерлока пересохло в горле. Он чувствовал, как уверенность покидает его, как с лица сползает маска надменности и эмоции берут над ним верх.
— ДА! Вот оно! О! Шерлок! — Одо расхохотался, — Ты так слаб и напуган! Никакой ты не король! Только пешка в моей игре!
Шерлок закрыл глаза, судорожно хватая маски: равнодушие, гнев, отстраненность. Все маски были малы, все падали вниз, фарфоровыми осколками разлетаясь в разные стороны.
Детектив открыл глаза, а Одо расплылся в ухмылке:
— Ты так жалок, когда эмоционально обнажен. Обычно все с точностью наоборот — эмоциональная нагота раскрывает все прекрасное. Но ты всегда был исключением, Шерлок Холмс, — пожал плечами Одо.
В чертогах раздался голос, так болезненно напоминающий голос Джона.
Iʼm not saying that|Я не говорю, что
I felt like you cared|Я чувствовал твою заботу,
Iʼm not saying that|Я не говорю, что
I want to go back|Я хочу вернуться
The salty seas behind the eye|Солёные моря за глазами
And itʼs the tears that come and make me cry|И это слёзы, что пришли и заставили меня плакать
The falling leaf that never tries|Падающие листья, что никогда не пытаются
To hold on to what keeps it alive|Держаться за то, что сохраняет им жизнь
— Слышишь? Увы, ему придется познать, что такое «моря из слез», потому что к его приезду ты будешь уже мертв! — улыбнулся Одо, а Шерлок почувствовал, как что-то в руке неприятно хрустнуло.
Одо сел на стул и придвинул фигуру королевы к фигурке короля.
— Люди всегда боялись того, — произнес Одо, — чего не понимают или не знают.И это незнание сейчас здорово сыграет мне на руку, Шерлок.
Гвардеец встал и строевой походкой направился к выходу, мгновенно пропадая в белом свете. До ушей Холмса долетели последние слова Одо.
— Прощай, Шерлок Холмс! Героин будет там, где он должен быть. Я об этом позаботился.
Зал рассыпался на осколки, белая вспышка и черный экран.
Шерлок вздрогнул во сне, вскрикнул, но не проснулся. Остаток ночи детектив проспал без сновидений, но сердце его билось слишком быстро, а душа плакала навзрыд, глядя на клинок, который оставил ей Одо на прощание.
Но, увы, Шерлок продолжать спать.
***
Нога в черном ботинке вступила на серый линолеум и высокий человек в белом халате положил худую ладонь на изножья кровати, где лежал еще один человек.
Лежал Джон Ватсон.
