Когда мир меняется, неизменными остаются лишь даты смерти

Перелёт в этот раз был долгим. Принесли еду. Баки посмотрел на содержимое тарелки скептически, но от иллюминатора всё же оторвался. Придвинул тарелку к себе. — Что-то не так? Стив посчитал нужным уточнить. Представители «Кайзера» были непреклонны в своих рекомендациях, которые даже Стивом воспринимались как приказы, и настаивали на строгой восьмиразовой диете для Джеймса. Некоторые приёмы пищи и вовсе заменялись протеиновыми коктейлями сомнительного вкуса, но обычно Баки не выказывал такой явной досады. — Да нет, ерунда, — Джеймс улыбнулся, задумчиво разделяя вилкой гарнир и какое-то мясо. — Знаешь, я на прошлой неделе попробовал зверски забавную вещь. Суши, кажется. Может, я не так произношу. — Суши, — Стив кивнул и понял, что не ослышался. — Я так понимаю, Дональд не в курсе? Дональд Фейрс был личным диетологом Баки. И любил при каждом удобном случае спокойным тоном перечислять все последствия несоблюдения его рекомендаций. В конце часто звучало слово «смерть», но Марк посоветовал относиться к этой части списка с долей здравого скептицизма. — Боже упаси. Нет, — Баки задумчиво нарезал мясо. — Думаю, это был Старк. — Тони? Стиву становилось всё интереснее. Джеймс кивнул. — Я нашёл их у себя на кухне с напечатанной запиской «Съешь меня». Джарвис подтвердил, что это съедобно. Ну и я подумал, собственно, какого чёрта. И это было очень вкусно. Особенно после протеиновой дряни. У Стива вертелась на языке фраза «Я поговорю с Тони, этого больше не повторится», но он промолчал. Баки был прав — какого, собственно, чёрта. В нормальное, близкое к теперешнему, состояние тот пришёл ещё год назад. Первым делом вернули руку — этим Тони занимался лично. Отголоски конфликта с биоинженерами «Кайзера» долетали до Стива обрывками, но он тогда решил не вмешиваться; вспомнил фразу Старка из глубокого прошлого «Напомни, кто из нас в лаборатории одет в костюм с побрякушками и вряд ли здесь нужен?». Но Тони потом пришёл к нему сам и вкратце изложил варианты — либо экспериментировать с искусственными мышцами, новой разработкой «Кайзера», либо использовать старую добрую нейромеханику, к которой склонялся Тони. В конечном итоге решили, что подопытным образцом Баки не будет, но вот синтетическую кожу поверх металла наложили. В тот момент Джеймс посчитал это излишеством, но недавно признался, что так гораздо легче ощущать себя человеком. Вот и сейчас его пальцы, державшие вилку, выглядели совершенно живыми, настоящими, сам Стив иногда забывал, что рука у Баки металлическая. Во многом, потому, что сам Джеймс относился к своему прямому участию в миссиях настороженно, и с момента своего оправдания лишь прикрывал команду Роджерса как снайпер. И психиатры, и сам Баки говорили, что контактный бой — не лучшая идея на данный момент. Даже на полигоне, в дружеских спаррингах, на него порой накатывали флэшбэки. Не смертельно, но Джеймс мог потерять контроль над силой удара; случались приступы панического страха или гнева; да многое случалось в первые месяцы, но Баки научился доверять Марку Хэйману, пост-терапевтические сеансы стали длиннее, и сейчас, спустя год, всё было почти хорошо. А полгода назад Тони сказал, что нужно идти на финальное слушание — предварительные ему удалось провести без личного участия Баки. Стив ответил, что идёт с ними. Тони тогда посмотрел очень удивлённо, бросив «Кэп, оно и предполагалось». В тот день они встретились в Сенате, и всю дорогу до него Стив толком не мог успокоить Баки — тот был собран и отстранён, отвечал односложно, не мог даже сформулировать, что именно тревожит его больше всего. И уже в коридоре Сената состояние Баки заметил Тони, бросил короткое «Отойдём на минуту», и действительно куда-то увёл Джеймса. Не на минуту, а на полчаса. Вернулись они к самому заседанию, и прошло оно на удивление легко — Джеймс был почти расслаблен и даже шутил перед членами комиссии. Стив потом не удержался, спросил, о чём они с Тони разговаривали — и такого ответа не ожидал. Баки сказал: «Ты знаешь, это было смешно. Старк рассказывал о каждом члене комиссии какую-то историю, большинство из них было мерзкими, но мне было скорее странно их слушать, это не успокаивало. А он сказал, что это и не должно успокаивать. Но я должен понять, что они люди, большинству из которых стоит пересесть на моё место. И так уж устроена система, что эти ублюдки, ставшие ублюдками в здравом рассудке, будут спрашивать, как я стал им под пытками. Поэтому если они хотят расширить свои знания в данном вопросе, следует отвечать им честно, открыто, а если мне захочется пошутить в тему — это важно и нужно, ничто так не показывает адекватность. И я подумал, что нет, действительно, если я не боялся говорить Марку, чем отличаются они. Марк тоже что-то такое говорил, я был даже уверен, что всё пройдёт хорошо. Может, не был готов именно в тот момент. Кстати, как благодарить Старка? Я не понял до конца, он каждый раз отмахивается». Что Тони отмахивался, Стив знал. Даже он не понимал, как донести до Старка, что тот делает очень много важного. В лучшем случае Тони рассеянно кивал. А в тот день расслабленно сидел в зале заседаний, готовый вмешаться в любой момент. Напрягся только, когда проводили эксперимент с кодом. Стив тоже напрягся, хотя они оба знали, что код Зимнего Солдата больше не работает. А Баки шутил, спрашивая, усовершенствовали ли они капсулу, в которую сейчас просят лечь, потому что в прошлый раз ему не понравилось — уж слишком легко прогнулась дверь, никакого азарта. А Стив сидел рядом с Тони и вспоминал самый первый такой полноценный эксперимент. Он тогда опоздал в «Кайзер» к началу, но его ждали. Освободили хранилище особо опасных реактивов, которое вполне подходило под условия безопасности эксперимента — толстые стены, герметичные двери и замки. Мебель, на всякий случай, тоже убрали, на этом настоял сам Баки. Он сидел на полу у стены и не смотрел туда, где были установлены камеры. Выглядело это… паршиво, но Стив понимал, что иначе нельзя. Баки настаивал на том, чтобы его намертво привязали хоть к чему-нибудь, но Марк отказал; он вообще слишком верил в положительный исход, потому что все промежуточные эксперименты проходили хорошо. А потом он отвлекся от камер, обернулся и спросил: «Вы мне верите, Стив?». И Стив кивнул, хотя не был уверен, что действительно верит — всё это было слишком сложным. Но Марк продолжил: «Хорошо. Потому что мне не нравится то, что мистер Барнс там сейчас один. Это очень негативный опыт, его, по-хорошему, нельзя переживать одному. И если вы мне верите и не слишком боитесь физических последствий в случае, если я всё же ошибся, я бы рекомендовал побыть с ним. Что думаете?». Стив не думал, он просто согласился в ту же секунду. И Баки удивлённо, с примесью страха смотрел, как за Стивом закрывается дверь; встал навстречу, спрашивал, какого чёрта он делает, накручивал себя, как мог. Но Стив просто крепко сжал за плечи, когда слова кода зазвучали в динамиках, и Джеймс было дёрнулся, чтобы отстраниться. Но Стив держал действительно крепко, напряжённо, он сам не понимал, где реакция Баки на его присутствие и страх за него же, а где возможная реакция на код. После слов «Грузовой вагон» повисла мёртвая тишина, и Стив понял, что Баки перестал говорить ерунду где-то на середине кода, а после только бездумно смотрел, не шевелясь. И молчал. Стив окликнул по имени — ничего; и на мгновение показалось, что код сработал, что сейчас он услышит ожидаемое «Солдат слушает приказ», но вместо этого Баки изощрённо выругался в адрес Стива и всего происходящего, отстранился — Стив, удивившись, отпустил — и только после этого Баки посмотрел осмысленно. Улыбнулся как-то нервно, посмотрел в сторону, а Стив увидел, что Джеймс просто сражается с подступающими от нервного напряжения слезами. И что было лучше — позволить или не допустить, он не знал. Мелькнула мысль, что сейчас был бы нужен Хэйман с его «я знаю, что лучше для мистера Барнса», но Марк и его люди не спешили вмешиваться. Значит, были причины. И Стив подошёл, приобнял за здоровое плечо, заставил смотреть в глаза и говорил очень много правильных вещей, что теперь всё окончательно позади, и дальше будет только лучше, но даже если бы не вышло, он, Баки, не перестал бы быть его другом. «Ты несёшь чудовищно штампованную ерунду, — ответил тогда Баки пару минут спустя, и Стив даже улыбнулся. — Марк предупреждал, что ты потом будешь всё это говорить. Теперь я проспорил ему десятку. А у меня даже денег нет». А потом их обоих отпустило, Джеймс почти успокоился, команда Марка засела за отчёты, а сам Хэйман задумчиво смотрел в свой планшет. Он не был удивлён, или обрадован, или… словно ничего особенного не произошло. Подобной полностью осмысленной уверенности в себе и своей работе Стив даже у Старка в последние годы не видел. Старк, к слову, был на линии. Стив уже доел и немного жалел Баки с его овощным пюре, оставшемся на тарелке, когда вызов по внутреннему каналу вывел Стива из задумчивости. — Тони? Что-то случилось? — Не на уровне «вы меняете курс и летите в Сибирь», — у Старка даже голос был уставшим, — но ты мне будешь нужен сразу по прилёту. Это реально? — Ты же знаешь, что да. — Тогда завтра в одиннадцать в Башне, тебя встретят в аэропорту. Это не срочно для нас, но третью сторону я в Нью-Йорке задерживать не хотел бы. — Третью сторону? Стив напрягся. Впрочем, вопрос был лишним — если Тони не назвал имя сразу, не назовёт и сейчас. — Ерунда, Кэп. Разберёмся с этим по ходу. Просто позвонил предупредить, чтобы ты выспался. Ну, и перенёс оргию, если что. — Конечно, Тони, — Стив ответил в тон. — Ценю твою заботу. Старк пожелал хорошего дня уже искренне и отключился. Баки посмотрел внимательно и почти напряжённо. — Без понятия, Джеймс, — Стив задумчиво смял салфетку. — Без малейшего понятия. *** С Уэйном они никогда не встречались лично. Да что там, Стив и в новостях его толком не видел, а Тони со времён того памятного разговора в зале «О.К.О.» больше о нём не упоминал. Так что Стив сам узнал всё, что считал нужным. И так как имя «Брюс Уэйн» неразрывно было связано со словом «Готэм», о его городе Стив тоже в своё время читал. Забавно, что город действительно оказался уйэновским: «Уэйн Энтерпрайзис» значила для него намного больше американского правительства. Особенно после Долгой Зимы, после которой Готэм затребовал ещё большей автономии; Стив, перечитав всё, что нашёл по теме, считал их претензии к федеральным властям более чем обоснованными. А потом Уэйн снова вернулся — Стив сбился со счёта, сколько раз того считали мёртвым — и Готэм окончательно ожил: о местных проектах «Зелёных улиц» и «Чистой энергии» он слышал даже в Ваканде. В целом, доверие Уэйн внушал, и в какой-то момент Стив перестал беспокоиться о четвёртом лице, знающем про «О.К.О.». А сейчас его выдернули из аэропорта в личные апартаменты Тони, и меньше всего он ожидал увидеть там Брюса Уэйна. Тони развернул над столом графическое табло и пытался выглядеть бодрым, но сейчас у него это получалось особенно плохо. Как и весь прошлый месяц — но Стив пока делал вид, что верит словам, а не зрению. И с этим нужно было что-то делать тоже. — У нас тут будет не очень радужно, Стив. Ровно мерцала проекция рабочего стола. — Ты с дороги. Может, сначала кофе? Кофе он не хотел; сел в кресло напротив Уэйна — тот сидел спиной к табло и Старку, что было странным — оценил обстановку. Атмосфера была крайне напряжённой, эти двое медлили, и Стив начал сам. — Про нерадужно — понял. Кто введёт в курс дела? — Конструктивно, — Уэйн одобрительно кивнул. — Представляться нет смысла, верно? Он обернулся, мельком взглянул на проекцию, развернулся обратно. Это не было нервозностью; скорее, напряжением, может быть даже, злостью. Происходящее с каждой минутой нравилось Роджерсу всё меньше и меньше. — Фотографии, конечно, сделают мой рассказ… — он улыбнулся резко, странно, Стив напрягся ещё больше, — живее, но я бы предпочёл их не видеть. Так вот. Человеческий трафик. Уэйн говорил, а Тони выводил на табло статистику, очень наглядную. И с чертовыми фотографиями. Говорил о мире в целом, потом перешёл на Америку, коснулся Калифорнии, Нью-Йорка и остановился на Готэме. На экране застыли фотографии пятидесяти двух жертв; а потом проекция разделилась, и справа появились все новостные сводки, которые хоть как-то освещали вопрос. Самая информативная из них была в «Готэм Таймс» и звучала так: «В порту были найдены тела нескольких людей, предположительно бездомных, погибших в результате несчастного случая». — Во-первых, даже с содержанием конкретно этой трудно поспорить, — холодно заметил Уэйн, когда Стив спросил, почему статьи не опровергают и не расследуют, если есть столько доказательств. — Во-вторых, журналисты, как и рядовые полицейские, хотят жить. Некоторые — жить хорошо. Тони, дай сводку по журналистам. Старк кивнул, вывел на экран статистику несчастных случаев и смертей журналистов за последние пять лет — тех, кто напрямую или косвенно был связан с расследованиями торговли людьми. Список не был большим, но он был, и Стив ухватил главное: — Это глобальнее наркоторговли? — Примерно на одном уровне. Но я бы сказал, что этот бизнес намного сильнее интегрирован в коррупционные механизмы. Спрятать одного незаконного мигранта труднее, чем килограмм героина.Но это намного менее рискованно. И приносит больше, — сказал Уэйн. Стив давно смотрел на него, а не на фотографии. — Стабильный доход все те десятилетия, которые человек находится в рабстве. Продраться через всё это легальными путями мы не можем. Поэтому сейчас я буду говорить очень неприятные вещи. Но постарайтесь меня понять, Стивен. Уэйн говорил, а Стив чувствовал, как немеют руки. Тони в какой-то момент сел рядом — Стив не отследил — понял это только тогда, когда Старк коснулся предплечья. Наконец Уэйн замолчал. Пауза затягивалась. Было трудно, очень, но Стив всё же уточнил: — Я правильно понял, что это ваше совместное решение? — Да, — это ответил Тони, но Стив продолжал смотреть только на Уэйна, и тот ответил тоже: — Мы со Старком обдумывали разные варианты. Вы можете предложить свой, — и добавил после паузы резко: — Мне не нравится наш. Совершенно не нравится. Но лучшего работающего способа у нас нет, и я не думаю, что он вообще существует. Стив не мог отогнать чувство, что решение было принято за его спиной. «Принято, но не реализовано». Вспомнилась операция Фьюри когда-то давно с параллельной миссией для Наташи. «Ты и не должен всё знать, Стив». Забытое чувство, Старк два года доказывал, что он не был Ником Фьюри. И сейчас тоже давал выбор. «Ставил перед фактом». Секунды сомнения были слишком долгими; Тони всё ещё касался его предплечья. Стив встретился с ним взглядом, спросил напрямую: — Рассказать мне — твоя инициатива? В проблемы с Наташей я не верю. Напутственная речь от меня ей тоже вряд ли нужна. Скажи сейчас честно, Тони, ты действительно даёшь мне право решать? Просто давай определимся, чтобы не терять время. Тони не отвёл взгляда, но руку с предплечья убрал. — Я думал, мы проговорили это ещё в том декабре, в самом начале. Повторить? — Нет. Стив закрыл глаза на пару секунд, надавил на переносицу. Как-то всё по-дурацки выходило. Он разозлился, а на что конкретно, понять не мог. Может, на категоричность, с которой они называли пытки единственным вариантом. Может, на тон, которым это было сказано. Но Стив приказал себе успокоиться, и постепенно думать становилось легче. — Хорошо, — сказал он Уэйну. — Иногда мы ловим наркоторговцев, передаём в суд доказательства, ведём статистику. Никто за это время не был оправдан, а многие сдавали всю банду. В чём разница? — Ни в чём. Брюс был серьёзен, слишком. Но это не было признанием правоты Стива, и ощущение собственной ошибки обострилось. И снова, как тогда, с заблокированным телефоном на кладбище, он не понимал, в чём просчитался. — Сходите в любую государственную школу Готэма, Стив. Купите там наркотики на первой же перемене, принесите в свой штаб и спросите у аналитиков, в чём смысл вашего отлова отдельных наркокурьеров в течение этих двух лет, если неделю назад шестнадцатилетний мальчишка умер от передозировки прямо в школьном дворе. «Мы не можем спасти всех». Стив говорил это команде, Старку, себе. Всегда выходило убедительно, всегда звучало правильно. Уэйну он этого сказать не смог. Брюс заинтересованно наклонил голову набок, ожидая ответа, а Стив молчал. Просто не мог, слова не давались. Потому что у Брюса Уэйна был чёткий план за гранью морали и этики, который позволил бы спасти если не всех, то больше людей, чем его собственные, совершенно этичные и законные, действия. — Я могу вливать сколько угодно денег в «Зелёные улицы»; Готэм стал безопаснее на порядок, это факт. Но мы дошли до того максимума, который могут дать финансовые инвестиции. Уэйн становился спокойнее. Рассудительнее. В его следующем вопросе звучало едва ли не любопытство: — Что вас останавливает, Роджерс? И вопрос отрезвил. Стив выпрямился, откинулся на спинку кресла. И понял. Запоздалое понимание ему критически не нравилось, но факты сложились. — Уэйн, это ведь вы финансировали Тёмного Рыцаря, — Стив не спрашивал, говорил спокойно, отслеживал реакцию. — Решали эти же самые проблемы руками наёмника, в обход закона. Уэйн подпёр рукой подбородок, сел удобнее. Наверное, приготовился выслушивать обвинения, но Стив совершенно не хотел обвинять. Он просто хотел, чтобы Уэйн понял: — Может, в вашем Готэме это работало, но Мстители — не Тёмный Рыцарь. Всё складывалось плохо. Было паршиво от всего: от себя, роли своей команды, ситуации. Стив очень не любил, когда их пытались купить — чем угодно и в каких угодно целях. А ещё он чётко понял, что что-то в его словах задело Уэйна за живое. — Жаль, — Брюс холодно улыбнулся. — Потому что в случае с Бэтменом это действительно работало. — Акт Харви Дента… — начал было Стив, но Уэйн его резко прервал: — Начался с того, как Бэтмен совершенно незаконно притащил из Китая главного бухгалтера картелей Готэма, а тот слил все источники финансирования. Могу привести ещё примеры, — Уэйн помедлил секунду. — И выслушать упрёки в свой адрес тоже. Если это поможет вам узнать что-то новое из удивительного мира коррупции. Уэйн встал, смахнул на ходу проекцию с фотографиями, подошёл к бару. Вернулся со стаканом воды. Тони замер рядом, Стив редко видел его таким, словно Старк слышал в словах Уэйна что-то своё. Впрочем, Стив мог в этом ошибаться, в таких деталях он силён не был. Но собственное восприятие Уэйна изменилось. Стив успокоился, неприятие ушло, осталась только свинцовая тяжесть. — Он пришёл к ним с довольно простым предложением, — Уэйн сел и после паузы заговорил снова. — Будем звать его, как и журналисты, Джокером. И предложил смерть Бэтмена в обмен на очень большие деньги. Главы мафии согласились довольно быстро, потому что пока мы рвали их цепочки финансирования, спокойно им в Готэме не дышалось. Они были напуганы, Стив. Боялись, что следующая партия наркотиков будет перехвачена в порту. Да много чего боялись. А тут приходит Джокер и говорит, что за их деньги сможет уничтожить Бэтмена. На самом-то деле, схема распространённая, Роджерс, — Уэйн сделал глоток. — У кого-то есть идеи, у кого-то ресурсы. Старк, например, на этом же принципе отстроил Щ.И.Т. Тони промолчал. — Но Джокер им лгал. В действительности Джокер хотел доказать Готэму и всему миру, что даже очень хорошие, этичные, светлые во всех смыслах люди внутри — то ещё дерьмо. Он провоцировал, и провокации удавались. Харви Дент — самая яркая из них. Мы с Гордоном зря это скрыли. На самом-то деле, смысл скрывать, что люди, в зависимости от ситуации, ведут себя… — Брюс задумался и сделал ещё глоток. — Как люди? Любая идеализация кого бы то ни было всегда потом оборачивается против тебя. Нам это в Долгую Зиму припомнили. Поэтому давай так, Стив, — Уэйн подался вперёд, отставил стакан. — Если хочешь, я тебе скину всю информацию, что у меня есть, и показанные Старком фотографии там не самое худшее. Но если проблема в твоей внутренней этике, тут я помочь не смогу, потому что все разумные доводы «за» — я выложил. Быть Джокером и проверять, где у того самого Капитана Америка граница той самой этики тоже не собираюсь. Я всё ещё убежден, что мы, все мы — просто люди. В общем-то, я с тобой сейчас разговариваю прежде всего как с человеком. С тобой, с Тони. Потому что хотел бы купить наёмников… как ты правильно говоришь, опыт у меня есть. Стив думал слишком о многом и ни о чём конкретном; слова Уэйна мешали подбирать контраргументы. Может, контраргументов и не было — Уэйн слишком хорошо прошёлся по всему, о чём Стив спрашивал или мог бы спросить. Из мыслей, из самой ситуации ушло чувство неправильности. Возможно, эмоции были навязаны Уэйном, он понимал, как это работает в переговорах. А с другой стороны, с рациональной точки зрения Брюс был во всём прав; но одновременно Стив кристально чётко видел возможные последствия любых незаконных действий. Как Тони тогда сказал — «эти тёмные рыцари Нью-Йорка»? — Так что, Роджерс? И это Тони тоже уже спрашивал. Но сейчас тон Уэйна был иным. «А ведь Тони мог погибнуть тогда, на кладбище, просто потому что Моррисон посчитал своё решение верным. В обход закона». «Он не владел полной картиной, Стив». «И Тони был бы мёртв. Не владел». «Тебе её дают». Уэйн ждал. Их взгляды встретились.