Когда ты вернешься

— Даже не проси, — вместо приветствия произносит Баки, работая на опережение и по факту сваливая ответственность за свой страх на Гранта. Стивенсон, позвонивший в несусветную рань, наверняка, как и Барнс, глаз не сомкнул оставшиеся до рассвета часы. Наверняка хочет вернуться и при свете солнца осмотреть дом снова. Убедить себя, что им показалось. Обнадежить себя, что истории, в которые он пытается заставить поверить других каждый день на экскурсиях по злосчастному дому, на самом деле всего лишь глупые байки. — Я еще ничего не сказал, — обиженно возмущается трубка. — А вообще, тебе неинтересно что ли? — Да нет, знаешь ли, я не особо горю желанием нарваться на психа, который живет в музее, — голос Барнса, задремавшего под утро, хриплый и оттого грубый, и поэтому шутка звучит жестче, чем ему хочется. — Как знаешь. Мне все равно придется выйти на работу, так что проверю в любом случае, — Баки надеется, что Грант не окрестил его трусом, и задумывается над тем, есть ли ему дело до мальчишки, которого он, возможно, никогда больше не увидит. — Позвони, — наконец решает он, — позвони мне оттуда. И, если что-то покажется странным, не заходи внутрь сам, позови хотя бы охранника. — Трус, — резюмирует Грант, прежде чем вешает трубку. — Трус, — вслух соглашается Барнс, откидываясь на подушки и пытаясь уснуть снова. Но сон к нему не приходит. *** Конечно, он не станет звать никого с собой, он же не трус, в отличие от Барнса. Так Стивенсон убеждает себя, заходя в старый дом. Давно рассвело, но на улицах еще пустынно и безлюдно. До прихода первой туристической группы на сегодня еще есть время, чтобы осмотреться. Грант убеждает себя, что бояться нечего, но мурашки все равно беспрерывно бегают по спине, пока он проделывает путь по скрипящим доскам по направлению к кухне. К дымящейся чашке чая он оказывается не готов. К своей кофте, ночью обнаруженной в дальней спальне, а теперь лежащей на кухонном столе рядом с чашкой, он оказывается не готов тем более. — Милли? Ник? — может, это охранник из музейной службы или его сменщица, надеется он. Но в доме стоит тишина, не слышно ни шагов, ни голосов. Откуда взяться чашке? Запах травяного чая приятно щекочет ноздри, а кофта, красиво сложенная, не навевает ни мысли о том, что кто-то желает причинить ему вред. — Ну нет, не для того я смотрю криминальные хроники, чтобы сейчас, как последний дурак, выпить чашку непонятно с чем и отравиться, — набраться храбрости все равно не получается, но собственное ворчание придает ему уверенности. Кухонная раковина в доме-музее не работает, и он подхватывает чашку, направляясь с ней на улицу. Вылить — и дело с концом, решает он. Его дело — экскурсии и держаться за руки со всякими приезжими любителями ужасов в свободное от работы время, а загадки кофт и чашек пусть разгадывает мисс Марпл. Когда он возвращается в кухню, то сюрпризов больше не обнаруживает. — Вот так бы сразу, — улыбается он себе, потому что страх наконец уходит. — Когда это ты разлюбил чай, Стив? — раздается позади него чей-то голос, и позорно рухнуть в обморок вместо того, чтобы обернуться на голос, оказывается самым удобным для Гранта выходом.