Как пахнет луна

Итак, как и обещал, хочу поделиться источником, откуда я взял идею о безумии дроу. Заранее выделяю главную мысль, это для тех, кто поленится читать всю статью полностью (http://rttw.ru/race/view/13/): "В каждом, абсолютно в каждом дроу живет безумие и жажда убийства. Это их страсть, их боль, их проклятие и их удовольствие. Они ходят по тонкой грани между наслаждением и страданием. И при этом они по-своему счастливы. Самые старые темные эльфы, те, что научились справляться со своим безумием, очень высоко ценятся в обществе проклятых: они умеют владеть собой и одновременно оставаться кровожадными и жестокими – именно таков недостижимый идеал дроу. Дроу живут только для того, чтобы получать удовольствие от жизни. Причём наибольшее удовольствие им доставляет сотворение красоты. Красоты в их понимании."

Для Сумрака безумием вечным стал Севера взгляд, И пахнет луною белоснежных волос водопад, Глаза чистейших сапфиров пленят, Изменчивы как ветер, магнитом манят. То спокойны, как спящий в штиль океан, То яростью хлещут, как в шторм ураган. А кожа светла, как декабрьский снег, Прозрачна, как воздух, под тяжестью нег. Хоть безумие Сумрака безмолвность хранит, И с первой их встречи северянин молчит, Но знает темный дроу, как пахнет Луна, - Теперь безумием его вечным зовется она... Jasmin Rose

Неожиданное стремительное погружение в бездну было для него не просто мучительным. Он словно шагнул в пропасть. Когда сильные пальцы сомкнулись на его запястье, его пробила едва заметная дрожь. И потом… Потом чужое гибкое подвижное тело пригвоздило его к полу, не давая пошевелиться. Возбуждение пробило его жарким мучительным огнем, он принялся изворачиваться, как кошка, шипя от досады и ненависти. Он ненавидел зависеть от кого-либо и никогда никому этого не позволял. Но сейчас… Своей близостью, своим горячим дыханием, что касалось его лица, своими жестокими прикосновениями, незнакомец властвовал над ним. Сила, стальная хватка, блеск холодных голубых глаз, горячее тело, что прижимало его к полу… Все это сводило с ума. Он боролся, пытался кусаться, всеми фибрами души надеясь скинуть с себя эту власть. А северянин наклонился еще ниже… Его дыхание коснулось его кожи, он почувствовал аромат чужого тела, - полевые цветы, мыло… И луна. Никто не знает, как пахнет луна. Можно сказать, как пахнет солнце – оно теплое, оно ласковое, оно уютное, оно манит. Но Сумрак, как и все дроу, ненавидел солнечный свет, стараясь избегать его по возможности. Зато луна была его самым близким другом, любовницей, советчицей, матерью… И она пела для его сердца, пахла для него страстью, огнем и холодом, вожделением, экстазом и убийством. Его единственная слабость… И слабость всех его собратьев. Но теперь… Теперь луна пахла для него иначе. Она пахла для него Севером, а Север пах луной. И этот запах сводил его с ума. Он страстно желал убить и овладеть одновременно. Он подался вперед, оскалив зубы, сам не зная для чего - собираясь ли впиться губами в его губы, что были сейчас так близко… Или же укусить в белоснежную шею, оставляя свой след. Но Север отшатнулся, сверкнул серебряный цветок, висевший на цепочке, на его шее. Глаза Сумрака расширились. Это же… Это… О Тьма, этого быть не может! Как… как это оказалось у него? Но замешательство длилось лишь сотую долю секунды. Он вскинул глаза и утонул в бушующих волнах холодного океана, где сталкивались айсберги. В льдисто-голубых глазах Севера не было ярости, не было жестокости, жажды убийства или ненависти… Только легкое недоумение и замешательство. Он утонул… Он пропал. Он умер и забыл свое имя. Безумие отчаянное всепоглощающее захватило все его существо, и он зажмурился, пытаясь разорвать контакт с этой неземной тягой к другому существу. Это было как две стороны одной медали – ненависть и страсть. Скорее… Скинуть его с себя, убежать, оторваться от него, от его взгляда… Перестать пить его глазами, перестать отчаянно желать, пока тело не предало его, пока он не заметил его реакции… Он извернулся как змея, зашипев в красивое бледное лицо, выскользнул из-под сильного тренированного тела принца и, одним прыжком очутившись возле окна, исчез в спасительной тьме. У него было время успокоить свое новое безумие. Сосредоточиться на том, чтобы выполнить свое задание… Но едва он сумел, наконец, прийти в себя, как вспомнил клевер, раскачивающийся на цепочке на фоне бледной серебристой груди северянина. Нет, он не мог. И теперь у Сумрака появилось две причины, чтобы не убивать Севера. Он думал всю оставшуюся ночь и весь день. И он решил. А потом… Потом, когда он пришел на следующий день в номер с уже сложившимся планом своих дальнейших действий, безумие снова захлестнуло его с головой. И он не сумел сопротивляться, и теперь он позволил себе… Тот момент, когда Сумрак ощутил дыхание северянина на своей коже, тот момент, когда его язык коснулся сладких теплых губ… Он врезался в его память на веки. Как он сумел оторваться, когда шаги Эйнара послышались на лестнице? Как он сумел остановиться? Он никогда не был пристрастен к вину. Но вкус чужих губ, заставил его захмелеть, забыть свое имя, он вскружил голову, распространил по телу жидкое пламя… И затем… Он помнил все так, словно это происходило во сне. Смутно, урывками. Он даже не почувствовал холода чужого лезвия, прикоснувшегося к его коже и мгновенной вспышки резкой боли. С трудом заставил руки не дрожать, когда они касались Севера, он напоил его собственной кровью… - Что же, раз теперь все в порядке, то я буду в семнадцатой комнате, если что, - с трудом произнес Сумрак, и его голос звучал хрипло, но люди этого не заметили. Тело дрожало, разум метался, мысли плавились, как железо в огне. Он не умел справляться со своим безумием. Как не умели и другие темные эльфы. Это всегда было так… Ходить на грани боли и наслаждения… Убийство – вот истинная страсть, экстаз в чистом виде, и восхитительные ощущения от наблюдения того, как мучается жертва, можно было пить, смакуя каждый глоток… Ведь смерть прекрасна в каждом ее проявлении. Сладкая предсмертная агония, муки жертвы - это и было безумием каждого дроу. Убить или владеть? Всегда побеждало первое. Всегда и во всех случаях. Сумрак представил, как это прекрасное тело, посеребренное лунным светом - так как он запомнил его по прошлой ночи - изгибается в сладостной предсмертной агонии. Он знал тысячи способов, как ее продлить. Можно часами, а можно неделями… Он был специалистом по ядам, как и всякий темный эльф. Он знал прекрасное средство, подобное афродизиаку, только от него ты желал бы не чужой любви, а собственной смерти… Выпьешь лишь каплю, ощутив жидкий огонь на кончике языка, и он сразу же воспламенит все тело. Хотя нет. Не сразу. Сначала будет просто тепло. А потом все жарче и жарче… Это будет… возбуждающе. Адское желание. Будешь изгибаться, будешь стонать, будешь просить и умолять, сгорать от каждого прикосновения, умирать и снова возрождаться, как феникс из пепла… И смерть долгожданная и прекрасная - она придет только тогда, когда позволит он. Сумрак. И он представил, как это средство подействует на Севера. Картина ему определенно понравилась… Но вот… Вот только он хотел, чтобы так было всегда. Не нужно смерти. Это будет красиво. Это будет сладко. И это будет для него одного. Кровь… Он любил кровь. Любил, когда она пятнала тело жертвы. Рубиновая, она так завораживающе расплывалась на груди от его стрелы. Или же от кинжала. Не важно. Но не сейчас. Сейчас, едва он представил, эту красную жидкость на теле Севера… Ярость запылала в нем, вспыхнув, как костер. Нет, никакой крови! Она бы только испортила совершенное полотно бледной, чуть сияющей, тонкой, прозрачной кожи… Только не так! Зверь, привлеченный запахом безумия, снова поднял свою голову. И сладкий яд растекся по венам. За всю свою жизнь Сумрак выпускал его тысячи тысяч раз. И каждый раз поил кровью, каждый раз сполна удовлетворял все его безумные желания. Он убивал, убивал и еще раз убивал. И никогда не мучился угрызениями совести, ведь он из клана Предателей. Ходить по лезвию кинжала, на грани страсти и ненависти, экстаза и ярости, жажды убийства и желания… Это всегда было мучительно, но это было и сладко, и именно это раз за разом заставляло дроу продлевать предсмертную агонию своей жертвы. И всегда это было идеально равновесно. Никаких колебаний. Одинаково хотелось убивать и обладать. Но всегда, всегда он выбирал первое, потому что в конечном варианте, он знал, убийство принесет ему большее наслаждение. Ведь смерть прекрасна. И обладание смертью… Именно это было тем, к чему он всегда стремился. Власть над ней. Она приходила только тогда, когда он ей позволял. Он повелевал ею, он любил ее… Он не поклонялся ни одному богу. Только ей. И только ей он приносил свои кровавые дары безумия и страсти. Но в этот раз идеальное равновесие разлетелось вдребезги из-за эгоистичного желания любоваться этой агонией всегда. Не дать умереть… А вот это уже было страстью в чистом виде. К ней можно было прикоснуться, ее можно было пить… Ни один дроу никогда не смог бы дать имя своему безумию. А вот Сумрак смог. У его безумия были глаза цвета чистейших сапфиров. Холодные. Льдистые. Но они были так изменчивы… Всего за какой-то день наблюдений за Севером он уловил эту восхитительную изменчивость. То теплые, словно летнее небо после дождя, то яростные, словно море в шторм. То спокойные, как спящий океан… Они были разные… Глаза его персонального безумия. У его безумия были серебряные волосы. Дождь, водопад, лунное сияние… Их можно потрогать, по ним можно провести губами, можно пропустить сквозь пальцы. Он уже чувствовал, он знает, как это, когда эти волосы щекочут его лицо. Они мягкие. Мягкое серебро. Никто не знает, что серебро может быть мягким… А он знал. Теперь он знал многое. У его безумия была бледная кожа. Почти прозрачная. И плевать ему, что это особенность всех северян… Для него он был такой один. И он не сумел удержаться, хотя рядом был Эйнар. Он провел по щеке костяшками пальцев, обласкал губы, чувствуя на своей коже теплое дыхание. А еще его безумие было молчаливым. И, наверное, именно это делало его глаза такими живыми и выразительными. Улыбка… В глазах, в загадочном изгибе губ… Но их она касалась так редко. И все же Сумрак знал, она всегда таилась в глубине сапфировых глаз, в любое время готовая выплыть наружу. Теперь он знал, что серебро может быть мягким. Знал, что луна пахнет полевыми цветами и мылом. Знал, что говорить можно и молчанием. И еще он знал, что его безумие звали Севером.