***
К пятнице удалось привести себя в норму. Ньют больше не вспоминал о резком перепаде настроения, что нахлынул на уже прошедших выходных, перестал наконец шмыгать носом и постоянно кашлять. И, кажется, больше не страдал так от одиночества. Ему стало легче. — Мы уже думали, что вы не придете сегодня! — один из руководителей курсов, желавший было закрыть дверь, замер на мгновение, пропуская внутрь Ньюта, который слишком быстро бежал по коридору и на повороте наступил на хвост плешивому серому коту. Блондин часто дышал, скидывая с головы капюшон. — Прекрасно выглядите, сэр. — Ага, спасибо, — отрешенно бросил Ньют в ответ, приземляясь на свободное место рядом с Уинстоном, который неуверенно протянул ему руку для рукопожатия без всякого словесного приветствия. Руку, на которой не было ничего. Блондин постарался не ухмыльнуться, пожал слегка трясущуюся ладонь, которая казалась в несколько раз шире, чем у него. Уинстон, вместе с которым Ньюту приходилось сидеть отныне на всех зачетах, не включавших задания по практике, предпринимал еще несколько попыток с ним заговорить, но почему-то всякий раз отказывался от этой затеи и ограничивался простым и ожидаемым «привет, как ты?» сидел все время, уткнувшись в свой листок, и боясь даже задать вопрос или попросить помощи. В этот раз он тоже не выглядел настроенным на разговор, и Ньюту, который от скуки вызубрил, кажется, обе книги до последней запятой, тоже не пришлось отвлекаться. В кабинете было тихо, словно кто-то умер. Только ручки царапали бумагу и изредка раздавались шепотки на задних местах. Кто-то даже пытался передать листок с ответами через ряд, и Ньют невольно вспомнил школьные времена. Списывание в исполнении вполне взрослых людей забавляло донельзя, потому что, казалось бы, никому, кроме них самих, не нужна была учеба на этих курсах. Но тем не менее люди приходили, люди учились (или не совсем) и списывали, причем до того неумело, что руководители, наблюдавшие за маленькой аудиторией, замерев у стола, расположенного у передней стены, только переглядывались и посмеивались. Ньют не стал разглядывать черную доску, покрытую меловыми разводами, и специально оттягивать время, дожидаться, пока кто-нибудь выйдет первым. Ему хватило двадцати минут на все вопросы, и он был уверен в каждом процентов на триста. Его, спешащего сдать свой листок, провожали удивленными взглядами. Исписанный с одной стороны мелким почерком белый прямоугольник бегло осмотрели и, увидев, что абсолютно все ответы проставлены, вскинули брови, пробормотали что-то про результаты в понедельник и пожелали хорошего дня. Кто-то из сидящих позади протянули Ньюту руку в прощальном жесте, которую он пожал, чуть нахмурившись и поражаясь неожиданному выражению дружелюбия. В коридоре Ньют больше не наступил коту на хвост, а незаметно отпихнул его в сторону, на что животное начало истошно орать, а из-за одной из дверей выглянула рассерженная женщина с морщинистым серьезным лицом. Она начала что-то кричать, но Ньют демонстративно заглушил ее голос, вставив в уши наушники и пожимая плечами с беспечным видом в стиле «А что? Это не я. И вообще тот, кто это сделал, во-о-о-н туда убежал». Он медленно сошел по крыльцу, запрокидывая голову и обращая неизвестно чему сжатую улыбку. Оставалось пройти несколько кварталов, сказать пару добрых слов мистеру Гилмору и заверить его, что с зачетом все хорошо, а к работе он приступит если не прямо завтра, то днем позже. Дальше — пересечь перекресток и по прямой идти вдоль десятков магазинов, пока слева глаза не заметят уже знакомую витрину со слегка криво приклеенными буквами названия и подписью «Книги».***
— Да куда ты, мать его, ведешь, Томас? Он же врежется! — Минхо вырвал у Томаса из рук телефон, резко наклонил его в сторону, чтобы маленький бегущий человек не врезался в скалу. — Вообще играть не умеешь! Томас толкнул друга плечом — тот чуть было не слетел со ступеньки, едва удержал мобильный в руках, а персонаж в игре все-таки то ли куда-то упал, то ли во что-то врезался, так и не добежав нужные до рекорда единицы. Минхо всплеснул руками, рассерженно таращась на сидящего рядом брюнета, который потянулся губами к трубочке в зажатом между коленями стаканчике с газировкой. Остающейся свободной рукой выхватил свой гаджет у азиата, предупредительно подняв указательный палец, оторвался наконец от напитка, причмокнул губами, наскоро вытирая капли запястьем. — Вообще-то, — он нарочно состроил заносчивую гримасу, — я все правильно делал. Это тактика такая. — Тактика у него, блин, — фыркнул Минхо, доставая из пачки очередную сигарету. Он прижал ее было к губам, но внезапно вскинул руку, почесывая указательным пальцем кончик носа. — Так и скажи, что ты просто не умеешь играть. На рекорд же шел! — Пока ты у меня телефон не отобрал, — напомнил Томас, стряхивая с плеч осыпавшиеся с ближайшего дерева высохшие частички, совершенно не похожие на семена. — Дай сигарету. Минхо нерешительно, с подозрением посмотрел на друга, но потом все-таки вытянул руку с пачкой, подсовывая ее Томасу под нос. Томас курил очень редко, в основном когда о чем-то волновался. Когда о чем-то волновался — обязательно либо рассказывал сам, либо лицо выдавало, хоть брюнет и старался держать его кирпичом. В последнем случае нередко приходилось допрашивать, даже не то чтобы из беспокойства, а из любопытства, потому что у Томаса в последнее время с завидным постоянством случалось что-то, о чем он не мог не думать и не тревожиться. — Рассказать ничего не хочешь? — Минхо щелкнул зажигалкой, вдохнул дым и пустил чуть левее лица Томаса. — Ну, мало ли что у тебя еще могло приключиться. Томас отрывисто мотнул головой из стороны в сторону, затянулся тоже, глядя на вывеску булочной напротив. Там знакомый ему молодой человек в глупом белом с желтизной фартуке выбрасывал в урну прозрачные упаковки, прижимая плечом к уху телефон. Голос у него был громкий, легко доносящийся до входа в книжный, но ни о чем интересном он не говорил: в речи его то и дело повторялось надоедливое «да, конечно», и Томас даже захотел сосчитать, сколько раз Галли это произнесет, но не успел. Галли глянул на него исподлобья и скрылся в здании, вытирая ладони об и без того не блещущую чистотой ткань. — Не хочешь еще сыграть? — Минхо, видимо, пребывал не в том настроении, чтобы задаваться вопросами, почему Томас курит, почему увиливает от ответов и далее по списку. Он достал из кармана собственный телефон, неприлично большой даже для его далеко не крошечных ладоней, и заговорщически подмигнул сидящему справа брюнету. — Спорим на десятку, я продержусь дольше? Томас зажал недокуренную сигарету зубами, вцепился пальцами в экран мобильного. — Агха, не дождешььшья, — прошепелявил он. Он стиснул сухую ладонь Минхо, принимая условия спора. Ньют все это время стоял у фонарного столба, насмешливо глядя на двоих парней, которые бешено вертели телефонами из стороны в сторону, а сигареты у них между тем дотлевали, зажатые губами. Томас никогда не говорил об этом — как он его назвал? Минхо? — парне. Ньюту довелось встретиться с ним только единожды: в тот день, когда он впервые заглянул в книжный, этот псих влетел внутрь со сверхзвуковой скоростью, чуть не перелетел через прилавок и громко назвал гигантский список всего, что было нужно. Ньют тогда посмотрел на него осуждающе, вернул на полку взятую оттуда книгу и быстренько вышел, не привлекая к себе внимания. Сейчас же эта ходячая баллистическая ракета поспорила с Томасом на десять баксов, что продержится живым дольше в игре на мобильном. Детский сад. Мимо прошла группа ребят лет одиннадцати, которые, увидев яростно нажимающих пальцами на экраны парней, расхохотались заливисто, крикнули что-то задиристое, но Минхо хладнокровно вскинул вверх освободившийся на доли секунды средний палец, а Томас, заметивший жест краем глаза, не сдержал усмешки. Мальчишки продолжали докапываться какое-то время, спрашивая, что за игра, какой рекорд и прочее вполне ожидаемое, но Минхо с Томасом каменно и сосредоточенно молчали, переговариваясь вполголоса о чем-то между собой. Детям надоело оставаться игнорированными — они ринулись к узкой двери магазина с мороженым, что-то наперебой обсуждая. Спустя доли секунды, когда Томас, с визгом выронив сигарету и мгновенно втоптав ее в бетон подошвами кедов, взмахнул рукой с телефоном и раздосадованно подпер лицо рукой, заглядывая приятелю в экран, Ньют вспомнил, что не зря вернул ему деньги за книги — Томми хотя бы не уйдет в минус. Минхо повертел телефоном еще несколько секунд — чисто для вида, раз десятка все равно уходила ему, — и потом демонстративно позволил персонажу влететь в стену, повертел обозначенными на экране цифрами результата и вытянул ладонь, несколько раз сжал и разжал пальцы, требуя выигрыш. Томас с актерским вздохом и потускневшим видом проигравшего в таком глупом соревновании отдал азиату купюру и снова потянулся к трубочке в газировке. Ньют оторвался наконец от столба, оправил длинные рукава тонкой кофты (он до сих пор с трудом понимал, как ему удается ходить в чем-то помимо футболок в месте с довольно жарким климатом) и неспешно, словно занятый своими делами прохожий, проследовал к крыльцу. — Давно не виделись, — обращался он, само собой, к Томасу. С азиатом они не были формально знакомы. Томас, вскинув голову на знакомый голос, в мгновение ока вскочил на ноги, выкрикнув чрезмерно громкое «Ньют!», заставившее обернуться некоторых незнакомцев. Опустевший стаканчик слетел на землю и откатился кому-то под ноги, расплескивая последние капли из-под слетевшей пластиковой крышки. Руки брюнета инстинктивно поползли вверх, будто намеревались Ньюта обнять, но немедля опустились и вцепились пальцами в ткань футболки. На лице Томаса расцвела обрадованная улыбка, такая знакомая и привычная. Без которой Томаса представить было трудно. — И я тоже рад видеть тебя, Томми, — Ньют несмело, поколебавшись секунду, вытянул руку. Чисто механически — правую. Ее Томас сжал осторожно, точно боясь сломать все находящиеся под кожей кости, и быстро отдернул свою слегка мокрую, но горячую ладонь. Глянув Томасу за плечо, Ньют заметил чуть прищуренные, глядящие с подозрением и толикой хитрости карие глаза — азиат явно наслышан был о нем и теперь рассматривал пристально, как строгий отец, к которому дочь привела парня на знакомство. — А-а-а, я же вас… это… не представил, — речь у Томаса отчего-то стала сбивчивой, когда он повернулся полубоком к темноволосому приятелю, все еще сидящему на крыльце и досасывающему фильтр затушенной сигареты. Теперь Ньют видел его целиком: парень на вид был крепкий, но не из тех, кто за горой мускулов выглядят устрашающе. Хоть и пялился он на Ньюта в открытую, оттянув слегка уголок губ, но особого отвращения, какое случается иной раз, когда видишь абсолютно незнакомого человека, автоматически чем-то отталкивающего, блондин не почувствовал. Постарался кивнуть учтиво и не ответить парню зеркальным отражением его ухмылки. — Минхо, это Ньют. Ньют, это Минхо. Томас отступил назад, уперев руки в бока и переводя взгляд с одного друга на другого. На Минхо, впрочем, смотрел чуть дольше, стиснув губы. — Приятно познакомиться, — Минхо наконец поднялся с земли, небрежно отряхнул зад и по-медвежьи крепко пожал Ньюту руку, не без удивления осматривая его светлую кофту непонятного цвета. — Взаимно. Я… — Вы сюда? Что-то хотели? — Томас прервал так и не начавшийся толком разговор, обращаясь к мужчине лет тридцати, который остановился у витрины и заглянул внутрь через стекло. Прижаться носом ему мешал длинный козырек кепки. — У вас есть что-нибудь из литературы восемнадцатого века? — несмотря на простой, обывательский вид, говорил он заносчиво, со скепсисом, как переодетый в мирское граф, и при этом постоянно проводил указательным пальцем по коже, разграничивавшей жесткие рыжеватые усы и верхнюю губу. — Да, конечно, я покажу, — Томас, пропустив покупателя в магазин, повернулся к друзьям, состроил малопонятную гримасу и жестом попросил подождать его. Оставил Минхо и Ньюта наедине друг с другом и необходимостью продолжить знакомство. Минхо, беспечно зевая, плюхнул тяжелую руку Ньюту на плечо, и блондин, может, слишком сильно им дернул, стряхивая лишнее прикосновение. Глянул на азиата с практически жалостливым выражением, сдвинув брови к переносице. — Я тебя знаю, кстати, — Минхо указал Ньюту на лицо пальцем. Руку с плеча все-таки убрал. — Томас постоянно о тебе что-нибудь говорит. На автомеханика учишься? Ньют не стал задаваться вопросом, что именно Томас о нем рассказывал, и поэтому буркнул что-то, похожее на «ага», сопроводив ответ коротким кивком. Черт. Скорее бы Томас вернулся. Без него стоять рядом с этим подозрительным типом было не особо приятно. Да и Минхо, судя по кислому лицу, тоже не знал, что бы еще ляпнуть. Вел он себя несколько дергано: то опускал руки к карманам, шаря в них в поисках чего-то, то проводил пальцами по шее, подцепляя кончики темных волос, то переводил глаза на дорогу, словно ожидая, что возле обочины вот-вот притормозит давно ожидаемый автомобиль. Ньют с его безмятежно полуопущенными веками выглядел восковой фигурой по сравнению с ним. И цвет кожи тут был не при чем. — А ты кем работаешь? — подал наконец голос Ньют. Надо же было спасать неловкую ситуацию, чтобы не выглядеть застеснявшимися детишками, когда Томас вернется. — Не спрашивай, — отмахнулся Минхо. — Грубо говоря, в дыре полной работаю, — он снова вынул пачку с сигаретами. — Будешь? — Не, спасибо, — Минхо в ответ убрал пачку обратно, так и не закурив. — Томас тоже всегда "не, спасибо", — неизвестно откуда азиат достал длинную упаковку ирисок. Предложил и их тоже, и Ньют отказался снова. — Где его там носит? Он заглянул в магазин, стараясь как можно тише звенеть надоедливыми колокольчиками на двери. Томас как раз принимал у покупателя деньги. Завидев Минхо, он попросил друга подождать еще немного, учтиво улыбнулся мужчине, вышедшему, видимо, как раз из интересовавшего его восемнадцатого века. По привычке посмотрел на ничем не скрываемую дату на руке и тут же виновато опустил глаза, словно без спроса подглядев что-то личное. 02.10.ХХХХ Черт. Ему уже, кажется, за тридцать, а он до сих пор не встретил никого. Томас даже жалостью проникся немного к этому не самому приятному типу. — Благодарю. Хороший у вас магазин, собственно, — мужчина, приняв пакет с покупками, оглядел бегло ближайшие полки, считывая с корешков названия и фамилии авторов. — Думаю, буду заходить чаще, — он опять царапнул ногтем по коже над губой. — Если что, есть ли у вас сборники раннего Шекспира? — Навряд ли. Но у нас действует система заказа. Можем оформить, когда вам понадобится, — Томас как можно незаметнее выглянул из-за плеча мужчины, посматривая на двух друзей, которые, стоя рядом друг с другом, поначалу обсуждали что-то, но в мгновение ока умолкли, словно не зная, о чем вести беседу. — Это, собственно, хорошо. Обязательно зайду, обязательно… — бормотал мужчина, отталкивая дверь плечом и просачиваясь наружу. Томас семенил вслед за ним, сгорая от нетерпения. Ньют абсолютно не был похож на того сомнительно живого парнишку, который пропустил Томаса в свой дом полторы недели назад. Не выглядел больше жалобливо и болезненно настолько, что его хотелось укутать в сотню одеял, напичкать медом, апельсинами и чем-нибудь еще сладким. Томас снова — в тысячный раз за последние дни — пожалел, что не приехал к Ньюту на выходных: боязнь оказаться надоедливым перевешивала любые желания, не давала толком действовать. Может, это глупо было — сторониться друг друга и в то же время как ни в чем не бывало заявляться к кому-нибудь из них домой, болтать о чем-нибудь, как старые друзья. Отношения до боли странные, труднопонимаемые, но не лишенные собственного шарма. — Вы как тут? — Томас толкнул рукой дверь магазина, вышел на иссушивающую жару и по привычке оттянул ворот футболки — лишь бы липкое от пота тело ощутило каплю прохлады, оставшейся за дверью. — Я предлагаю сходить в бар, — Минхо выдал это неожиданно — видимо, идея пришла на ум только что. Ньют и Томас одновременно подняли на него вопрошающие взгляды. Почти одинаковые в своем выражении, как заметил про себя азиат. — Почему бы и нет? За знакомство, ребят. По стаканчику пива. Ньют глянул на Томаса в нерешительности, будто решение зависело именно от него. Томас в свою очередь перевел взгляд на Ньюта, пожал плечами и сказал свое весомое «ну да, а почему бы и нет?». Блондин задумался, уставившись в прозрачное полотно витрины и вылавливая в бликах и отражениях прохожих оттенки книжных обложек. — Я недавно пил уже, — признался Ньют. Он очень боялся перебрать и снова впасть в то полудепрессивное состояние, воспоминания о котором до сих пор заставляли содрогаться от отвращения к самому себе. Бровные дуги у Томаса на этих словах взметнулись вверх, превращая его лицо в сплошную маску нескрываемого удивления и любопытства. — Что-то неохота. — Да ла-а-а-адно, — протянул Минхо, снова собираясь было положить руку на плечо Ньюта, но в ту же секунду ее убирая. — От одного, — он для наглядности поднял вверх палец, — всего лишь одного стаканчика тебе плохо не будет. Я покажу крутое место, где тихо и пиво на разлив охрененное. Надо же друг друга получше узнавать. — Давай, Ньют, — активизировался Томас. Он даже сделал попытку толкнуть Ньюта в плечо, но вышло это до смешного неуверенно и боязливо и не могло не ускользнуть от внимания всех троих. — Встретимся на том перекрестке после шести, — он указал кивком головы направление, — потому что у меня, ребята, в отличие от вас, рабочий день еще не закончен. Минхо хлопнул Томасу по ладони, попутно бормоча нечто нескладное, но ядовитое. Ньют уловил в его словах только одну фразу — «кто тут самый большой лентяй, так это ты, Томас. Хотел бы я такую работу иметь». Брюнет отвечать на это не стал — ему хватило только показать язык уже уходящему приятелю, который даже не удосужился попрощаться. Минхо напоследок наградил Томаса видом своего среднего пальца, прижимающего к указательному очередную сигарету. Затем азиат, опомнившись, обернулся, объяснил, что дойдет кое-куда, но к шести обязательно будет ждать их обоих на перекрестке. Потряс кулаком в воздухе и подмигнул кому-то из них, но кому именно - осталось загадкой вечера. Ньют стоял с Томасом рядом, провожая взглядом Минхо. — Ничего такой парень, — как бы невзначай заметил блондин, — я так предполагаю, мы поладим. У Томаса на воротнике футболки — большие влажные полукруги пота. Он щедро облился туалетной водой и дезодорантом, чтобы перебить неприятный запах, но нос это смешение абсолютно разных ароматов не резало: оно будто таяло в воздухе, запекалось на солнце. Темные волосы, тоже мокрые, отражали яркий солнечный свет, кудрявились слегка на кончиках. Плечи то и дело слабо дергались, будто стряхивали что-то. Наверное, Томас нервничал слегка, и тело его само об этом говорило, когда язык не готов был объясняться. Стоило Ньюту перевести взгляд, его глаза даже не встретились, а врезались в Томасовы темные радужки, что даже не приглядывались, а в своем роде любовались чем-то, что могло быть в нем, Ньюте, примечательным. Будто давно нашли в нем что-то примечательное и теперь, соскучившись по этому, не могли насмотреться. По постепенно разбегавшимся во внешних уголках глаз морщинкам блондин понял, что Томас снова улыбался, но опустить зенки на пару сантиметров ниже попросту не мог: это казалось трудом непосильным. — Я рад, что тебе лучше, — голос приглушенный, почти шепчущий, — Ньют. — Да, спасибо, — Ньют попросту не подобрал иных слов. Собственное имя, произнесенное на как минимум два тона ниже, отдельно от остальных слов, резануло уши, заставило внутри что-то съежиться, судорожно протолкнуть глубже в горло застрявший комок, из-за которого голос звучал чрезмерно жалко. — Значит, после шести? — Ты не останешься? — по интонации Томаса можно было сказать, что он разочаровался немного. — Нет, прости. Я заглянул к Гилмору, и он отправил меня в магазин с длинным списком. Хотя я как бы помощник, а не курьер, — Ньют едко цокнул, доставая из кармана бриджей замасленный листок бумаги в клеточку, исписанный с одной стороны так, что почти не было видно белого. — Увидимся после шести. Не хотелось оставлять Томаса одного. Особенно после того, как Ньют первым вспомнил именно его, когда стало сначала невыносимо плохо, а затем не менее невыносимо скучно. Особенно после того, как он, хоть и стараясь отрицать это всеми силами, ожидал его прихода, отталкивая подальше докучливое напоминание от внутреннего себя, что это произойдет не раньше следующего тысячелетия. Томас вернулся в магазин, на краткий миг задержавшись на входе и выпустив поток холодного кондиционерного воздуха наружу. — Увидимся после шести, — проговорил он одними губами, — Ньют.***
— Это определенно наикрутейшее место, где вам приходилось бывать! — Ньют и Томас сбились со счета, сколько раз за последние десять минут Минхо повторил это. Он уверенно вел их по улицам, подземным переходам, проходил мимо дверей других баров, даже не глянув на них. Шел быстро, будто боялся опоздать куда-то или пропустить грандиозное зрелище. Ньюту и Томасу оставалось только покорно идти сзади, держась на разумной дистанции, чтобы ненароком не чиркнуть друг по другу руками. Томас заметил, что они ни разу серьезно не обсуждали это. То есть, Ньют упоминал, конечно, что не верит в соулмейтов, и очевидно не хотел испытывать судьбу, но и не говорил, что не желает, чтобы Томас прикасался к нему. Сегодня даже позволил обменяться рукопожатиями. Прогресс. Определенно прогресс. Желание поговорить об этом, поговорить серьезно, без отлыниваний и обвинений случайных суицидниц в бедах всех остальных, вспыхнуло в груди настолько сильным пламенем, что Томас испугался немного, что не удержит его и начнет эту тему без отлагательств. — Если он еще раз скажет, что этот бар шикарен, я кину в него чем-нибудь, — шепот Ньюта неожиданно опалил шею, и Томас дернулся, вырванный из оков собственных мыслей. — Я тоже, — все еще слегка потерянный, шепнул он в ответ. — Хватит ворковать! Мы пришли! — Минхо резко остановился, расставив в стороны руки и тормозя тем самым плохо следящих за траекторией пути парней. Азиат кивнул на кованную черную лестницу, уходящую в подполье у стены дома, построенного не раньше века девятнадцатого. Лестница пряталась под крышей, увешанной железными гроздьями винограда, другими фруктами и ягодами, плохо угадываемыми, и почему-то порванными шляпами, отдаленно напоминающими соломенные, но, скорее всего, их и изображавшими. — Рай для плебея, а?! Ньют недоверчиво поморщился, просовывая голову меж толстыми прутьями, поддерживавшими крышу, — лестница шла довольно глубоко вниз и круто поворачивала влево, упираясь в деревянную дверь с массивным кольцом-ручкой. — Это все под старинку сделано, — Минхо смело сделал первый шаг. На одной ступени могли уместиться как минимум три его ноги, — но недавно совсем. Так что крыша на голову не обвалится. Там вместо столов — бочки! Вместо стульев — бочки! Даже стаканы под пиво в виде бочонков. — Ладно. Идем, — Томас проследовал за Минхо. Ньют спускался последним — он зацепился лямкой на рюкзаке за что-то, оторвал ее в итоге вместе с какой-то железной деталькой, с грохотом проскочившей по лестнице и врезавшейся в каменную кладку. В баре воздух был довольно тяжелый, но прохладный, хотя никаких признаков кондиционера здесь не наблюдалось. Посетителей — единицы, да и те жались отчужденно к своим громоздким бочкам-стульям в отдаленных уголках помещения, практически недосягаемых для красноватого освещения, раздражавшего глаза. У барной стойки, сразу открывавшейся виду при входе, скучающий парнишка приблизительно их лет с большой татуировкой на всю руку быстро печатал на крошечном ноутбуке. Музыка, что едва слышалась, отдавала средневековыми мотивами. Томас с Ньютом только переглянулись, оставляя засевшие на языках комментарии на потом. Минхо провел своих спутников к одной из бочек, по виду настолько старой, что особо романтичные личности могли легко вообразить ее в погребе какого-нибудь английского лорда. На ней, окруженной тремя вытянутыми стульями, уже стояли три большие — не менее половины литра каждая — кружки. У золотистого пузырящегося напитка пена дыбилась миниатюрными сугробчиками, но почему-то не вытекала. — Ши-кар-но, — Минхо плюхнулся на одну из бочек и нетерпеливо отбарабанил по деревянному блестящему покрытию «стола» ладонью. — Это часом не та дыра с паутиной до пола, куда ты за сигаретами ходил? — Томас не любил такие темные помещения, зрение его все еще не приспособилось к кроваво-красному полумраку, и он оттого щурился, периодически протирая глаза. — Нет! В ТУ дыру я ни за что бы больше не явился, — Минхо поднял свою кружку. — Ну что, парни, за знакомство! Болтовня их, видимо, вынуждала остальных немногочисленных гостей бара покинуть это место. Что удивительно, Минхо не расспрашивал Томаса и Ньюта о всей ситуации с соулмейтами, не заикнулся о Терезе и в целом вел себя лучше, чем ожидалось. Единственное, что заметил Томас — это специально лежащую запястьем вверх правую руку приятеля, цифры на которой не могли ускользнуть от внимания Ньюта. Блондин даже задержал на ней взгляд, силясь рассмотреть в царящей вокруг полутьме черные символы на смуглой коже азиата, потом, не удержавшись, правда, от закатывания глаз, глянул на Минхо, беспечно о чем-то болтавшего. Запас шуток у последнего был неисчерпаем, и он выдавал их одну за одной, захлебываясь в рвущемся наружу смехе, который передавался остальным. Пиво здесь наливали действительно недурное, свет не то специально настроили на более высокую яркость, не то спустя какое-то время стал немного привычнее, и лица друг друга больше не плавали в тенях, пряча эмоции и блеск в поддавшихся хмелю глазах. Томас рад был слышать, что Ньют не отмалчивался, тоже что-то рассказывал, отвечал на кучу обращенных к нему вопросов, не несущих в себе никакого смысла, и пару раз даже дал Минхо «пять». Такой Ньют выглядел сущим чудом, магией с человеческими чертами, и Томас снова поверил в то, что они соулмейты, что все выйдет как нельзя лучше, даже если Ньют играет в скептика. Или упорно принуждает себя по неизвестным пока причинам. Иногда он ловил на себе открытый, добродушный и не таящий никаких намеков и прочего взгляд, тот самый, что жадно впитывал цвет его, Томаса, радужек сегодня у магазина, и от этого по всему телу пробегалась, как обезумевшая сороконожка, нервозность, спрятать которую удавалось только лишь за очередным поводом стукнуть бока кружек друг о друга. — Кстати, — Минхо оправил слетевшую на глаза челку. — Тереза приглашала тебя, Томас, завтра на ужин к нам. Типа в благодарность за то, что твоя халупа свела нас вместе и все дела. Ну, ввиду обстоятельств, я жду вас обоих. Обоих. Тон его говорил открыто, что отрицания Минхо слышать не готов. Он подмигнул Томасу и поднял вверх указательный палец, изобразив самую самодовольную улыбку, на которую только был способен. Постепенно музыка с древних духовых инструментов переключилась на скрипку. Минхо, порядком заскучавший, повернулся на своей бочке, вытянул в сторону Ньюта руку и, тщетно пытаясь соответствовать заданному ритму мелодии, завыл: — Я приглашаю вас на танец, маркиз. — Я, пожалуй, вынужден отказаться от столь заманчивого предложения, виконт, — Ньют опустил голову на согнутую в локте руку, насмешливо и неуверенно поглядывая на Минхо. Томас покачивался на своей бочке, отталкиваясь пальцами от пола, и смеялся, покусывая кулак. Минхо, который однозначно не был пьян и придуривался, скорчил обидную мину и потянулся к Ньюту снова. — Не отвергайте меня, сэр. Всего лишь один танец. Я настаиваю. Томас не помнил, насколько быстро это произошло, но вскоре он остался в абсолютном одиночестве, а Ньют и Минхо кружили по залу под средневековую мелодию, чудом не снося бочки и колонны. Получалось у них не очень блестяще, однако забавно донельзя. Глаза азиата то и дело обращались к Томасу, буквально крича «Ну, давай, ревнуй, я смотрю», но Томасу не ревновалось. Совсем. Он понимал отчетливо, что если Ньют не отвернется от него, если доверится окончательно и бесповоротно, никто другой не переманит его. И с все большим облегчением Томас замечал, что готов влюбиться в Ньюта, даже если тот будет вечно прятать руки и отказываться верить в судьбоносную связь между людьми.***
— Черт подери, это было круто! — они только что разошлись: Минхо засеменил по адресу издательства, где, как оказалось, работала Тереза, «собирая дерьмецо посредственных писак», а Ньют и Томас пошли вместе по направлению к книжному, не доходя двух кварталов до которого должны были расстаться. Ньюту Минхо определенно понравился, хоть сперва они и не находили достаточно тем для разговора. Что шокировало Томаса больше всего — это открытость блондина по отношению к новому знакомому. Он не боялся держать Минхо за руку, вальсируя с полуприседами по бару, не избегал сыплющихся на него градом толчков в плечо, не уходил ни от одной темы. Может, уверенности Ньюту прибавила выставленная напоказ дата на предплечье у азиата и отсутствие каких-либо намерений у последнего. Может, он просто позволил себе забыться на один вечер и оттолкнуть прежние принципы. Только вот с Томасом это до сих пор не работало. Ньют прятался в свою кольчугу, замыкался. Словно боялся чего-то. Но Томас не обижался, а, наоборот, принимал это, потому что… да не было в голове никаких «потому что». Возможно, Ньют догадывался о том, что между ним и Томасом все-таки может быть то, чего он сторонился, но обещание отвергнуть потенциального соулмейта, если он сам в него не влюбится, висело на шее грузом весом в миллион тонн. Потому что Ньют явно еще не влюбился. Вокруг расстилались сизые сумерки — солнце по времени должно было опуститься буквально через несколько минут, и потому небо от предзакатного света разукрасилось в пастельные тона. Людей, казалось, стало на порядок больше, и все куда-то спешили, бежали, о чем-то разговаривали, пили что-то из картонных стаканчиков, закусывали на ходу, сломя голову перебегали дорогу на красный, ловя в свою сторону несколько оскорблений. Ньют продолжал о чем-то рассказывать, общаясь то ли с самим с собой, то ли с Томасом. Привычная обстановка. Привычный вечер. Привычный город. И непривычно веселый Ньют продолжал танцевать с Минхо у Томаса в голове, и брюнет поклялся бы, что отрезал бы руку по локоть, чтобы Ньют вел себя точно так же с ним наедине. Они подходили к предпоследнему перекрестку. В кармане блондина внезапно задребезжал телефон, который он мгновенно извлек и разблокировал. С настороженным прищуром уставился в экран, читая что-то, по инерции двигаясь в сторону пешеходного перехода. Томас задержался у афиши на столбе с изображением знакомого исполнителя, дающего концерт в одном из местных клубов, чтобы сфотографировать номер для заказа билетов. Можно было даже позвать Ньюта на это выступление, если бы только он… Томас обернулся в поисках Ньюта, который вышел на удивительно безлюдный переход, все еще уставившись в телефон. Мгновение спустя блондин резко вскинул голову, глядя налево округлившимися глазами и замер, точно потеряв контроль над ногами. Томас невольно повернулся в том же направлении. Сначала увидел и только потом услышал и почувствовал, как внутри что-то сжалось. Мотоцикл на гигантской скорости несся по полосе, захлебываясь в гудках и свисте собственных колес. Вслед за ним таким же бешеным вихрем, сопровождаемая визгом сирен, мчалась машина полицейских. А Ньют стоял на дороге, опустив телефон с все еще сияющим экраном, в упор смотрел на приближающийся мотоцикл, и только Томас замечал, что тело его дрожит, дрожит неестественно, словно в некоем подобии припадка. Кричать что-либо и просить Ньюта сделать хотя бы шаг назад было бессмысленно: он ни за что бы не услышал. И его точно сейчас собьют. Томас сорвался с места, выронив спущенный с плеч рюкзак. Обхватил Ньюта той самой рукой за грудь и оттащил на себя. Слишком, может, грубо, но не время было думать об этом. Мотоциклист вместе с копами подняли слой пыли в полуметре от них, обдали бензиновым запахом и унеслись дальше по улице, оглушая пешеходов сигналами и сиренами. Сердце Ньюта колотилось у Томаса под ладонью с гигантской скоростью. Казалось, еще мгновение — и оно разорвется к чертям. Томас дышал Ньюту в макушку, что-то шепча. Ньют не двигался. Только дрожал мелко-мелко, будто внезапно заплакав, и Томас не удивился бы, если бы на руку ему упало несколько соленых капель. — Хей, все хорошо, Ньют. Все хорошо, — Томас наконец смог вымолвить что-то связное. Отдышавшись и заметив, что дыхание у блондина стало размереннее, медленно и осторожно убрал руку, будто одно лишнее движение могло обратить Ньюта в мелкую крошку костей. И знакомые, до боли знакомые цифры, которые он так упорно прятал от себя и всех вокруг, которые тщетно пытался замаскировать под татуировками, выцветавшими спустя несколько минут, которые пытался забыть, но не мог, в которые не верил, промелькнули у Ньюта перед глазами.