Прошлое — ложь, для памяти нет дорог обратно, каждая миновавшая весна невозвратима, и самая безумная и стойкая любовь — всего лишь скоропреходящее чувство.
Габриэль Гарсиа Маркес «Сто лет одиночества»
***
Эта ночь, точнее утро, выдалось на мое несчастье очень бессонным. Этому послужило несколько факторов: мы с Джейкобом делили один диван, что меня не слишком радовало, а вторым был… Оглушающий храп Фрая, из-за которого я еще очень долго не могла заснуть. Это было просто невозможно сделать, ибо он звучал прямо у меня над ухом. Однако мне повезло, так как примерно в восемь-девять часов утра Джейк проснулся, а после ушел на задание, про которое говорила ему Иви. После этого я смогла нормально поспать, правда тоже не слишком долго, но и такого мне хватило. Окончательно я проснулась около полудня. Солнца, как обычно, не было и даже капал мелкий дождик. Ничего нового. Я лениво поднялась с кровати и потянулась, все это сопровождалось моим зеванием. Потерев одной из перебинтованных ладошек лицо, я прошествовала к стулу, где висела моя одежда. Посмотрев на тряпки, которые некогда были приличными вещами, я взяла из этой кучи брюки. Сейчас они выглядели не лучшим образом: грязные пятна, дырки на коленках, потертости. Вздохнув, я принялась натягивать их на себя, чтобы не щеголять в одном нижнем белье. Дальше я решила немного поисследовать дневник Джейкоба, чтобы не задерживаться в этом времени еще дольше. — С меня хватит прошлого! — пренебрежительно фыркнула я, садясь за небольшой рабочий стол, который был завален бумагами и книгами. — Мне надо срочно принять душ и как следует отоспаться! — буркнула я, вновь зевнув. Но, только я хотела начать читать дневник, как заметила на столе небольшой бумажный сверток и стеклянную бутылку с молоком. Осторожно развернув бумажку, я обнаружила несколько кусочков белого хлеба. Кажется, кто-то позаботился о моем завтраке! — Спасибо, Джейкоб, — в пустоту вагона сказала я, позволив себе теплую улыбку. Такие мелочи очень грели душу, хотя в этом случае ликовала не только она, но и желудок. Я не ела ничего со вчерашнего дня. Быстро позавтракав, я-таки принялась искать путь домой, одновременно с этим попивая оставшееся молоко. К вечеру я так ничего и не нашла, что помогло бы мне вернуться в свой 21 век. Только простые записи каждый день и ворчание на тему того, какая Иви зануда и как этот ботан Грини к ней клеится. Позолоченные страницы будто бы исчезли. Я обреченно выдохнула, откинувшись на спинку стула и устало потерев глаза. Почерк Джейкоба был ужасно небрежным, так что разбирать его было сложно, к тому же, когда я уже подходила к середине дневника, на Лондон опустились сумерки, так что мне пришлось зажечь масляную лампу, которую я еле нашла в этом хламе. Да еще и голова разболелась, я просто не могла думать. Прикрыв глаза, я так и сидела на стуле, думая о том, каково было бы сейчас лечь в родную постельку дома, свернуться калачиком и заснуть непробудным сном. От таких мыслей я даже на какое-то время задремала, но мой сон прервала резко хлопнувшая дверь вагона. Вздрогнув, я мгновенно распахнула свои очи и обернулась. Это вернулся Фрай. Он небрежно кинул цилиндр и верхнюю одежду на пол, снял сапоги и лег на диван с облегченным вздохом. Выглядел он очень устало и измотано. Его волосы были взъерошены, а рубашка выбилась из брюк. Вяло перевернувшись на бок, я увидела новые синяки на лице мужчины. Покачав головой, я встала со стула, а после подошла к лежащему Джейкобу и опустилась на пол, положив голову на край дивана. Если до этого он хмурился, то, услышав шорох моей одежды, он расплылся в довольной, но вялой улыбке. Я протянула руку к лицу Фрая и осторожно провела по его брови, что была рассечена, а потом спустилась к скуле, где красовался один из признаков боя. На это ассасин приятно нахмурился, а я приподняла уголок губ. Дальше, кончиком пальца я коснулась его уха и стала ласково поглаживать его мочку и щекотать нижнюю челюсть. Щетина колола кожу, но мне это нравилось. Второй рукой я зарылась в его жесткие волосы, делая беспорядок на голове еще более заметным. Джейк перехватил мою руку, что гладила его ушко, и поцеловал ее поверх бинтов, некрепко, но ощутимо сжав ее. Я закусила губу и в истоме прикрыла глаза. Я так давно не ощущала мужской нежности, что все это для меня было будто бы в новинку. Джейкоб приоткрыл глаза, напоминая объевшегося сметаной кота, и посмотрел на меня. Усталость скрылась за минутным удовольствием и приятной тишиной. Но всему хорошему, как я говорила, приходит конец. По неизвестной мне причине, поезд вдруг резко затормозил. Я не успела толком ничего сообразить, как полетела носом вперед, успев в последний момент ухватиться за ножку стола. Но все же, мой нос прочертил линию длиною в метр. Это был очень неприятно, да еще и рубашка задралась… А этого я хотела меньше всего, не только потому, что могли оголиться неприличные части тела… — Вики… — ошарашенно протянул Фрай, поднимаясь с дивана. — Что у тебя со спиной? — его взгляд все это время был прикован к вышеназванной части тела. Я с досадой вздохнула, принимая сидячее положение на том же месте, где остановилась. Немного помедлив, я повернулась к ассасину задом и задрала рубашку вверх, чтобы открыть спину. Вся она была исполосована длинными белыми шрамами. Они покрывали всю поверхность, не оставив ни одного живого места. Дав мужчине время разглядеть увечья, я опустила рубашку обратно и развернулась к нему лицом. — Это… Последствия моей юности. Помнишь, я рассказывала тебе о том, что мои родители хотели сделать из меня пай-девочку? — дождавшись утвердительного кивка, я продолжила: — Методами розг они этого добивались…***
Юная, совсем юная девушка сидела за длинным обеденным столом в богато обставленной столовой. Она держала идеально ровную осанку, сжав в правой руке нож, а в левой вилку, и нарезала на мелкие кусочки уже и так порезанные овощи. Взгляд ее был пустой и будто бы постоянно отражал страх. В столовой, кроме девушки, был еще статный мужчина средних лет с густыми усами и бровями. Он сидел на другом конце стола и читал газету, покуривая сигару. А рядом с ним сидела женщина, являвшаяся его супругой. Она была немного моложе его и сейчас молча вышивала что-то. Самым заметным был выступающий живот, который свидетельствовал о ее положении. — Грэг, я сто раз тебе говорила не курить при мне! — возмущенно восклицала женщина, приложив руку к животу и отложив свое занятие. Ее дочка подняла свой безжизненный взор на родителей. — А я сто раз говорил тебе не вышивать в столовой! Для этого у нас есть гостиная, причем не одна! — парировал мужчина, продолжая без интереса читать газету и дымить. Девушка, воспользовавшись отвлеченностью родителей, буквально на пару секунд сгорбила спину и выдохнула весь воздух, доступ к которому преграждал туго затянутый корсет платья. Но стоило ей расслабиться и понять, что все обошлось, как отец семейства перевел свой грозный взгляд на дочку и буквально взревел ее имя, что внутри она сжалась в маленький комочек, а внешне только снова распрямилась в струнку. — Виктория! — снова громогласно произнес мужчина, отложив газету на стол и засучив рукава. Страх в глазах юной Холмс стал виднеться более отчетливо, а тело едва различимо задрожало. Она инстинктивно прижала руки к груди, напоминая своим видом беззащитную жертву перед хищником, когда отец поднялся со своего места и приблизился к Виктории. — Да, père? — пропищала тоненьким голоском девушка, нервно сглотнув. Ее сердце колотилось как у мышонка. — Ты согнула спину! Это непозволительно! — мужчина резко схватил провинившуюся дочку и повел в свой кабинет. Виктория брыкалась, но только лишь для виду, она уже привыкла к таким наказаниям даже за маленькую оплошность. Она, пока что, уважала и любила своих родителей и не имела права пререкаться с ними. В своем кабинете отец бил Викторию розгами столько раз, на сколько сильным ему покажется непослушание. Удары считала сама юная Холмс, а если она собьется, то он начинал сначала. И так почти каждый день. Все время спина девушки изнывала от увечий, а новые наказания ощущались гораздо больнее, если попадали на свежие, вчерашние. Но Виктория смирилась.***
— А помогал мне в этом Тео… — с тяжелым вздохом произнесла я, тем самым закончив свой рассказ. Я все так же сидела на полу, но теперь уже обхватив руками коленки, а Джейкоб задумчиво сверлил взглядом пол, проминая своей задницей диван. — Вики, подойди сюда, — Фрай, наконец, отмер, но выражение его лица все так же выражало задумчивость, хотя какие-то шаловливые искорки там иногда отблескивали. Я, с непониманием на него глядя, встала с пола и примостилась рядом с ассасином. Он самостоятельно развернул меня спиной к себе и быстро, но ласково задрал рубашку. Кожу тут же обдал прохладный ветерок, пустив стаю мурашек, что меня даже передернуло. Джейкоб несколько секунд просто смотрел на мою спину, а затем нежно провел пальцем по одному из многочисленных шрамов. Я снова вздрогнула, выгнув спину немного назад и прикрыв глаза. — Что… Ты делаешь? — с запинкой спросила я, повернув голову в бок, чтобы хоть как-то разглядеть Джейка. — Массаж. А нельзя? — Фрай ухмыльнулся, невесомо прикоснувшись к моему плечу губами, а затем начав легонько их сжимать и разжимать. Ощущать это было действительно приятно, что странно, ведь в последнее время ассасин нес только обратное. — Ты знаешь, почему я решил, что хочу быть с тобой? — внезапно спросил Джейкоб. Такой вопрос загнал меня в тупик. Я даже не думала об этом. И впрямь, почему? — Не знаю… Потому что увидел меня танцующей в моей комнате? — я едва заметно ухмыльнулась. А Джейк в свою очередь был немного шокирован, ведь все это время думал, что я его не заметила, однако он продолжил: — Тогда я решил, что буду с тобой спать, — ассасин засмеялся. — Нет. Помнишь, когда мы расставляли книги в твоей библиотеке. — А, я помню этот день… — я не смогла не улыбнуться при воспоминании об этом, хотя первая его фраза меня не мало возмутила. — Ты злорадствовала, что мне не удалось унести всю стопку книг. Но потом тебе по голове прилетел один из томов. Я засмеялся, а ты дулась на меня. Но потом так радостно и так весело заулыбалась, и я понял, что хочу видеть эту улыбку всю оставшуюся жизнь, — пускай слова ассасина могли показаться лишь пустым обещанием, но он говорил все это искренне. Было похоже на правду. А что мне оставалось делать? Лишь обдумать все им сказанное. Я понимала, что Джейкоб подходит мне куда больше Франческо, даже не смотря на то, что с Фраем мы полные противоположности. У Джейка нет этих смазливости и притворства, что были у итальяшки. Что ж, похоже, настало время себе признаться, что я снова влюбилась. Влюбилась в ассасина из прошлого. Я люблю его. — Поэтому я сделал свой выбор. И это не имело отношения к твоей внешности, — серьезно произнес Джейкоб, однако боковым зрением я смогла увидеть, что на его губах мелькнула улыбка. — А знаешь, когда я решила, что хочу быть с тобой? — я повернулась лицом к Фраю, беря его руки в свои. — Нет, когда? — удивленно вопрошал он, переплетя наши пальцы. В его взгляде читалось любопытство и заинтересованность. Я еще с минуту молчала, обдумывая свое решение, понимая, что совершаю ошибку, но сердцу не прикажешь. Тяжело выдохнув, я практически шепотом произнесла: — Две секунды назад. Говорят, что-либо можно описать лучше всех, только когда прочувствуешь это на себе и переживешь. Однако, я никогда не думала о влюбленности, не записывала свои чувства в дневник. Они просто были и все. А сейчас почему? Причина? Есть. Я влюблена. Влюбленность в душе. Да, именно в душе. Я, кажется, поняла, где же она находится. Вот так, буквально, физически. Она находится чуть ниже сердца, рядышком с ним. И в ней такое чувство интересное появляется, когда я вижу его или думаю о нем, когда даже его нет рядом. Появляется чувство, близкое к страху и неподвластной тревоге. Они вместе. А когда в такие моменты я начинаю думать, чувствует ли он такое же — то в горле появляется комок. Это, наверное, страх из души подымается вверх, просится наружу. Сердце стучит очень сильно, когда он со мною рядом. И присуще необъяснимое и нереальное желание подойти к нему и прижаться. А потом почувствовать на своих плечах его руки. Я даже сейчас, представляя себе это, закрываю глаза и брови хмурю, как будто плачу. Только не плачу. Мне радостно. Что на уровне моего солнечного сплетения бурлят такие страсти. Это не сравнится ни с одной эйфорией. Он таки мой особый и личный сорт героина, как говорили в фильмах. Сегодня я так четко прочувствовала момент, когда влюбилась. У меня такого еще никогда не было. Все было как-то обычно: сначала человек нравится, и потом даже не замечаешь, как уже влюбился. А с ним — нравился, нравился. И… вдруг чувствую, чувствую каждой клеточкой, каждой ниточкой тела, каждой кровинкою души, как он меня покоряет. Я буду помнить эту долю секунды всю жизнь. Я не шучу, правда. Смело могу считать, что влюблена я в него с сегодняшнего дня. Жаль, что не посмотрела на часы. Даже секунды можно было засечь… У меня тогда, наверное, все было написано на лице. А еще, когда ты влюблен, тебе постоянно хочется закрыть руки в замок, запрокинуть ногу за ногу… Закрыться. И это естественно, потому что душа же обнажилась. До гола. Полностью.