Лучший Джокер

Хит сделал глоток джина, разбавленного содовой и, оглядев всех присутвующих, сосредоченно ожидающих его историю, невозмутимым взглядом, сказал: — А чего вы такие серьезные? Так и быть, сейчас я поделюсь с вами своей биографией. Но это если вы предпочитаете разглогольствования нормальным делам. Я никогда никого не хотел убивать, если бы не…, а впрочем, забудьте, что я сказал. Это весело, и я бы с радостью порешал каждого, сидящего в этом сарае, — он усмехнулся и, отхлебнув еще немного из своего бокала, продолжил: — Я с удовольствием убиваю людей, ибо все они — законченные сволочи. Если у тебя нет крутой тачки, трёхэтажного коттеджа с бассейном, костюма от Gucci или Dior, или дорогих швейцарских часов за несколько тысяч евро — ты никто. Если ты ходишь в простой, невзрачной одежде, которую донашиваешь за отцом, живёшь в маленькой квартирке на окраине города и ездишь домой на метро, а не на BMW или Lamborghini — ты никто. Тебя презирают, над тобой насмехаются. Из-за таких ничтожных мелочей люди готовы гнобить тебя. Они набрасываются на тебя, как стая волков и клюют, подобно воронам. Я лично прочувствовал на себе их ненависть и знаю, о чём говорю. Когда я был маленьким и глупым, я ещё не ведал о подлостях этого жестокого мира, пока кучка мажоров из элитного района Готэма не раскрыла мне глаза. Будучи ребёнком я очень любил ходить в парк развлечений. Я каждую неделю ходил туда по субботам. Весёлые карусели, множество разнообразных игрушек, море конфет, сладкой ваты и прочих сластей и приятностей… что ещё нужно для счастья шестилетнему мальчику? Я часто ходил туда один, ибо мой папаша постоянно был в запое, а мать работала, чтобы прокормить нашу семью. Денег было не так много, поэтому я почти ничего не покупал. Я откладывал деньги, которые мне давала мать, чтобы покататься на колесе обозрения — моём любимом аттракционе, и посмотреть с высоты на вечерний Готэм — сказочное зрелище с миллионами огней. В такие моменты я любил размышлять о смысле жизни, о её прелестях и горестях. Затем я шёл домой и снова ждал следующего раза, когда я снова смогу пойти туда. В один из таких дней, когда я уже покатался на колесе и, купив леденцов на оставшиеся деньги, пошёл домой, дорогу мне преградили несколько мальчишек. Их было пятеро. Они были старше меня на пару лет, одеты были в дорогую, красивую одежду известных брендов и в золотые украшения. Типичные представители золотой молодёжи. — Эй ты, мелюзга, куда собрался? — противным голосом спросил один из них. По его манере поведения я понял, что он был главным в их компании. Позже я узнал его имя: этого козла звали Питер Гордон. — Так-так, что это тут у нас, — он подошёл ближе и, оглядев меня с ног до головы, крикнул своим товарищам: — Ребята, вы только посмотрите, — Питер потрепал мою заплатанную рубаху. — Во что одет этот парень! Да мой дед одевается и то круче! — А ты посмотри на его брюки — они такие рваные, как будто их пропустили через овощерезку! — вторил другой. Они стали смеяться надо мной, шпынять и обзывать меня оборванцем, бомжом и всякими другими обидными словами. В итоге я не выдержал и заплакал. Прямо там, в парке, перед ними. Я не понимал, за что они так жестоки и я надеялся, что они поумерят свою злость. Но мои слёзы лишь больше раззодорили их: — Ой, наш малыш заплакал! Что, захотел к мамочке, мелюзга? — Пожалуйста, отпустите меня. Я вам леденцов дам, только отпустите. — Что? — Питер выхватил мои леденцы и бросил на землю, растоптав их ногами. — Нам не нужны твои дурацкие конфеты, жалкий оборванец! — Катись от сюда, нытик! — один из них сильно толкнул меня и я упал на землю, что вызвало новую волну хохота. Я встал и побежал домой со всех ног. — И чтобы мы не видели тебя в нашем парке! — крикнул Питер мне вслед. Пока я бежал домой, мне казалось, что они бегут за мной. В следующую субботу было тоже самое. Они постоянно издевались надо мной и избивали меня. Когда же я перестал ходить в парк, они выследили, где я живу и стали караулить меня около дома, чтобы в очередной раз вымесить на мне всю свою злость и жестокость. Жаловаться было бесполезно, да и некому. Тем более, я был не из таких, я привык с пелёнок решать свои проблемы сам. Я не получил ни от кого помощи, и не хотел получать. В один из таких уже ставших для меня привычными дней, когда они снова довели меня до слез и избили, Питер вдруг ехидно спросил меня: — Почему ты такой серьезный? Остальные подонки подхватили вопрос и начали галдеть, как стая птиц: — Почему ты такой серьезный, малыш Хит? — Что стряслось с тобой, плакса-вакса? У тебя снова отняли любимую игрушку? Я снова убежал от них. Они смеялись мне в след, кидались в меня камнями, пару раз им удалось попасть в меня. Я прибежал домой и тогда решил: больше они не увидят моих слез, не увидят моего серьезного лица, я больше не буду слабым. Они ведь как стая шакалов: чуят слабость и загрызают самого слабого. Я скрою свою обиду и боль под улыбкой. Вечной, никогда не покидавшей моего лица, улыбкой. Я схватил нож на кухне и побежал в ванную. Встав перед заркалом, я разрезал себе скулы, тем самым навсегда «украсив» свое лицо безумной улыбкой до ушей. На следующий день я специально пошёл в парк. В этот раз я шёл без привычного для него страха. Я был бодр и весел, чего со мной не было уже давно. Едва завидев меня издалека, мои мучители бросились ко мне, и… оторопели, увидев моё порезанное лицо с запекшейся на нем кровью и нож в моих руках. Я медленно, смакуя каждый шаг, подошел к Питеру. Теперь я был охотником, а он и его шайка — жертвой. Настало время сменить роли. Увидев ошарашенное лицо Питера, я спросил: — Скажи, почему ты такой серьезный? И, схватив его за горло, порезал ему скулы. Питер закричал от боли. Кровь полилась, пачкая собой щеки, лицо и одежду Питера, пачкая руки и мою одежду, а я с наслаждением хохотал, закидывая голову назад… Никогда не забуду это прекрасное чувство. Чувство, когда ты способен на всё. Страх в их глазах, его крики от боли… прекрасней этого я ничего не видел и не слышал в жизни. Словами не передать, сколько наслаждения я испытал тогда. С тех пор, со мной никто не связывался. А я запугал Питера и его шайку так, что они никому не посмели рассказать о случившимся. Отец Гордона был известным хирургом, владельцем одной из самых пристижных клиник Готэма. Он сделал сыну пластическую операцию и они уехали. И с того дня я ничего не слышал о малыше Питере, — закончил Хит. — Оу да, — сладостно протянул Фредди, будто бы ему рассказали рецепт любимого пирога, а не страшную историю из детства. — Думаю, нет смысла продолжать? Расходимся, детишки. Пеннивайз, тащи золотую медаль! — Чудовище! — фыркнул Дракула, снова прильнув к пластиковой трубочке торчащей у него из бокала. — Псих. А клоун неожиданно разразился страшным хохотом. Он дрыгал ногами и хватался за живот, пока ему не удалось выдавить из себя несколько слов. — Ой, какой плакса! Ой, нытик! Детская трагедия прям! — может, он хотел сказать что-то еще, но слова его заглушил новый приступ хохота. Разъяренный Крюгер пронзил когтями висевшие у изголовья Пеннивайза шарики. Они лопнули с громким звуком «BANG». — Придурок. — Сам такой. — Джаред, — с надеждой в голосе начал вампир, — может, ты спасешь положение?