Острое чёрное

Когда мы были на Возавлэ, мы посетили один так называемый «кабак». Там было очень грязно и шумно, но царила прекрасная полутьма. Мы с Афареем сели за заляпанный и неудосуженный быть протёртым хозяевами столик и выбирали, что заказать, когда к нам подсела особь, чьего лица мы не могли разглядеть из-за тени накинутого на голову капюшона. Этот возавлэл, а может просто такой же гость планеты, как и мы, расстегнул плащ и показал маленький пакетик. — Очень хорошая приправа к еде, всего за пятнадцать воз* — прошептал незнакомец. Пятнадцать воз — цена двух печёных яблок, которые мы в этом кабаке и заказали, после того как купили этот маленький пакетик со странноватым голубым порошком. Не зная, какой вкус подарит приобретённая специя, мы с Афареем добавили её в наши блюда, и поначалу ничего не происходило, но потом… Голова закружилась, и в глазах всё начало двоиться, горло обхватило будто невидимой рукой, и в нём стало так сухо, что не было возможности и слово произнести. В голове же, тем временем, воцарилась удивительная лёгкость и непонимание всего, что меня окружает. Вот примерно такие же ощущения у меня сейчас, в этот момент, когда вошедшее к нам на корабль существо сняло маску. Стыд, негодование, страх… всё испарилось, оставив то самое непонимание всего, что меня окружает, и внезапную лёгкость, потому что я чувствовал все эти два года, что вот что-то такое непременно произойдёт. — Трахаетесь… — голос намного мелодичнее, чем у Вельзевула, но Тезан говорит это ровно с той интонацией, с которой его отец некогда произнёс: «Опаздываете…». Он стал ещё выше и ещё мощнее. Его волосы растрёпанны, но настолько гармонично, что я не уверен, что это не специальная укладка. А глаза всё такие же чёрные и всепоглощающие. Тезан… не смотри на меня! — Кто ты такой вообще?! — Афарей, который никогда не видел сына Вельзевула так близко, как сейчас, до сих пор не понял, кто перед нами. На слова пышущего яростью Афарея Тезан лишь снисходительно улыбается, как тогда на балконе, после слов о… — Уйдите, — приказывает он тем, с кем пришёл. — Только ты, Ним, останься. Двое тодотейцев в масках молча возвращаются на борт своего корабля, и лишь один не сдвигается с места. Я так понимаю, именно его зовут Ним. — Моя самая главная ошибка, Каин, — Тезан начинает медленно подходить ко мне, не прекращая ласково повествовать, — в том, что я не послушался своего отца. Он ведь говорил, что, как только ты обо всём узнаешь, ты захочешь сбежать. А я наивно думал, что ты не станешь этого делать, не станешь усложнять нам обоим жизнь… Каин. Он останавливается рядом с кроватью и снимает чёрные перчатки, кидая их на пол; тянет руку к моему лицу. Несколько прикосновений пальцами к моей щеке, и меня словно энергией ударяет, я отворачиваюсь, чтобы больше не ощущать этой обманчивой нежности. Обманчивой — потому, что в его глазах столько гнева, сколько я никогда ни в ком не видел. — Тезан, — проглатываю ком в горле, — Послушай, я… — О, ты помнишь моё имя, — он усмехается, будто правда верил, что могло быть иначе. — Я так рад, что ты его помнишь. — Пожалуйста, послушай, — делаю ещё одну попытку вставить свои слова, но прекрасно понимаю, что я в чужой игре, и здесь нет моего голоса. — Два года, — он присаживается на край кровати, и я невольно двигаюсь поближе к напряжённо молчащему Афарею. — Всего на два года тебя хватило. Неужели ты думал, что я буду искать тебя так мало? — Как ты вообще нас нашёл? — спрашиваю, хотя не уверен, что он собирается отвечать на мои вопросы. — Покорные и не желающие проблем перибейцы выдали тебя с потрохами сразу после твоего обращения к ним. — Тезан всё же ведёт со мной подобие диалога. — Но как они поняли, что именно… — чёрт, замолкаю на полуслове, не надо было Афарею называть наши настоящие имена. — Имена… — Каин, — Тезан двигается поближе ко мне, и его рука ложится совсем рядом с моей ногой, спрятанной под простынёй, — твоя фотография была разослана по всем посольствам уже через три часа после побега… Ты ведь сбежал ещё до шести утра, верно? О, Вселенная, откуда он знает такие подробности? — Мне тоже тогда не спалось, я наблюдал с балкона, как ты улетаешь… — Тезан хмыкнул, и его рука погладила мою щиколотку под тканью. — Знаешь, как я жалел, что наша Галактика такая большая и очень трудно отыскать в ней маленький кораблик, который я запомнил предельно детально, Каин. Я бы узнал его из миллиарда похожих. На меня навалилась такая слабость, будто я до этого тащил целую планету на своих плечах, и вот наконец меня освободили от этой обязанности. Жаль только, это ошибочное ощущение, потому что теперь я точно не свободен. Тезан больше ничего не говорит, быть может потому, что ожидает расспросов, а быть может потому, что вот так вот просто смотреть на меня ему нравится намного сильнее. Корабль покачивается будто не в космосе, а на волне, и Тезан поворачивается к Ниму, чтобы отдать приказ: — Иди в управление и держи курс на Марс. Я было подумал, что Ним уйдёт на их корабль, но нет, этот гад кивает и поднимается по лестнице моего «Ликия». А Тезан снова устремляет своё внимание на меня. — Почему ты боишься меня, Каин? — его рука поднимается выше и начинает поглаживать коленку. Меня пробивает на озноб, я в полной растерянности. — Хватит его трогать! — Афарей подтаскивает меня к себе и обнимает, оберегая. Лицом утыкаюсь в его плечо, и я так рад, что ничего не вижу. Жаль только слышу, как медленно поднимается Тезан и обходит кровать, чтобы оказаться рядом с моим защитником. Слышу, как что-то щёлкает, но только сильнее прижимаюсь к плечу Афарея, не желая ощущать мир вокруг. — Каин, — зовёт меня Тезан, и его голос уже не кажется мне таким прекрасным, — Каин… — Смотри, что я нашел, Тэ, — Ним спускается по лестнице, и мне самому интересно, что же он нашел. Немного поворачиваю голову и вижу, что в руках Нима подаренная мне бордовая шкатулка. — Так ты часто вспоминал обо мне, Каин. — Тезан явно очень доволен, раз так широко улыбается. — Я установил курс на Марс, правда, еле справился, корабль жутко устарелой модификации, я вообще сомневался, что у него есть такая функция. — Эта сука под названием Ним ставит шкатулку на висящую полку. Снова утыкаюсь лицом в плечо Афарея, дрожа от мысли, что будет дальше. Со мной, с ним… отпустит ли нас Тезан когда-нибудь? Ведь, кажется, он не такой плохой, он ведь так красиво умеет улыбаться… — Забирай Каина, — приказывает Тезан, про которого я только что думал, что он не такой уж и плохой. На плечи ложатся цепкие руки Нима, и он с дьявольской силой оттаскивает меня от Афарея, который, в свою очередь, препятствует этому как может. Жаль, что Ниму удаётся оторвать меня от моего любовника, и простынь соскальзывает с моего тела, когда меня поднимают. Ним сжимает мои руки сзади и не позволяет вырваться, а моя нагота оказывается выставленной на показ этим чёрным, неимоверно пугающим глазам Тезана. Ним подталкивает меня к своему господину, прекрасно осознавая желания оного. Я брыкаюсь, как могу, но прекрасно знаю, что такие интимные вещи даже отсрочить не в силах. Всё будет, как того хочет Тезан. Его холодные пальцы касаются моего соска, и мне становится очень скверно. Тезан ухмыляется, когда видит в глубине моих глаз страх, и его рука скользит ниже… — Отвали от него! — Афарей вскакивает с кровати и, кажется, совсем не стыдится того, что так же наг, как и я. Рвано выдыхаю, когда Тезан прекращает меня рассматривать и поворачивается к Афарею. Если честно, я, наверное, очень поздно замечаю в руках Тезана меч. Был ли он, когда Ним оттаскивал меня от Афарея? Или, быть может, когда Ним насильно вел меня к нему? Или когда он смотрел на мою наготу — меч уже был в его руке? Такой чёрный, острый, меч, который, как мне кажется, отнял далеко не одну сотню жизней. — Ты надоел, — шепчет Тезан, и я зажмуриваюсь, когда он поднимает руку с мечом для удара. Этот звук, когда металл разрезает плоть, этот ужасный звук, который кажется намного громче моего крика. А я ведь кричу что есть мочи, потому что мне никогда не было так страшно, но звук убийства громче этого всё равно. Следующее, что я чувствую, кроме боли, — это унижение, когда моей щеки касается холодная ладонь. Это не нежное касание, это пощёчина, которую мне отвешивает Тезан за мои крики, за мою слабость. Я не перестаю орать и реветь, просто не могу, и по-прежнему не могу открыть глаза. Так боюсь увидеть мёртвого Афарея, как не боюсь собственной смерти. «Нет, нет, не может быть, чтобы Тезан убил его, не может… но почему же я тогда не могу открыть глаза?» Горячим языком он слизывает дорожки моих слёз, хотя я пытаюсь увернуться. Когда Тезану надоедает, он наклоняется и обхватывает мой сосок влажными губами, но и это он не делает долго. Сначала кажется, что он наконец отстал от меня, но это оказывается ошибкой, когда его рот вбирает в себя мой мягкий член. Ритмично работая, совсем не стесняясь присутствия своего подчинённого Нима, он насильственно заставляет моё тело предать меня. Я стараюсь ударить его ногой, но Тезан держит меня за бёдра, подчиняя нижнюю часть моего тела себе. Больше закрывать глаза на происходящее нет сил и, тихо воя, я смотрю вниз, поддаваясь какой-то странной магии того, как Тезан старательно обсасывает мой понемногу возбуждающийся член. А потом он поднимает на меня свои чёрные омуты, и власть над собой меня покидает окончательно. Сам не осознаю, когда из меня вырывается не вой от ужаса, а первый стон. Правда не осознаю, когда подаюсь бёдрами навстречу такому прекрасному и жаркому рту. Сквозь пошлые звуки сосания, я слышу, как Ним гадко хмыкает над моей головой и чувствую, как он сильнее сжимает мои руки сзади. Это немного приводит в чувство собственного достоинства. — Пожалуйста, прекрати! — Хнычу, пытаясь вернуть контроль над разомлевшем телом. — Тезан, пожалуйста! И, как ни странно, он всё же слушается, оставляя мой член без своего рта. Его губы такие насыщенные и пухлые, мокрые… Тезан поднимается с колен и берёт простынь с разворочённой постели, чтобы укутать меня в неё. А у меня перед глазами всё плывет, и не от возбуждения, а от вернувшегося ужаса, ведь я вижу обезглавленное тело Афарея. Пока Тезан укутывает меня в простынь, я снова начинаю кричать и выть от этой жуткой боли. Потеря существа, которое было мне близко почти восемь лет. — Не-е-ет! О, Вс-с-сел… не-е-е-т, — не понимаю сам, почему кричу слово «нет» снова и снова, наверное потому, что у меня осталось единственное осознанное желание — всё отрицать. — Не-е-е-е-ет… Зажмуриваюсь, но всё равно вижу тело Афарея в крови. Моё подсознание слишком чётко запечатлело этот образ, как сфотографировало. — Заткнись, — ядовито приказывает мне Тезан и отходит от меня. Открываю глаза и смотрю, как он поднимает отрубленную голову Афарея, вглядываясь в лицо покойного. — Как ты вообще мог спать с ним, он же такой уродливый, — прекрасное лицо Тезана искажается в отвращении. — Как ты мог променять меня на него. — Я люблю, — приходится откашляться, прежде чем плаксиво повторить, — люблю его! Теперь Тезан кажется безразличным и спокойным, но это обманчиво, потому что я замечаю, с какой силой он сжал челюсти. — Об этом мы ещё поговорим, — и добавляет, обращаясь уже к Ниму, так же, приказом: — Уведи его в мою каюту и запри. Ним, естественно, беспрекословно слушается своего господина и быстро уводит меня в одной простыне в чужой для меня корабль. Я успеваю кинуть прощальный взгляд на распотрошённый «Ликий»; на бездыханное тело Афарея, которого больше никогда не дано мне увидеть; на красную пролитую кровь и на мощную спину Тезана, теперь так ненавистного мне. У Вельзевула получилось вырастить из того щупленького мальчика, каким я увидел его в первый раз, достойного наследника кровожадной Империи. Перед глазами всё плывёт и застилается ядовито красным. Мало что понимаю, разве что тело трясет как в лихорадке, и если бы не сила Нима, держащего меня, я бы давно свалился без сознания. Перебирая ногами по ледяному полу, слышу смешки, повсюду смешки. Моргаю, пытаюсь понять, где я, сосредоточиться, и болью отдаёт факт, что я на корабле тодотейцев, и здесь повсюду тодотейцы, смеющиеся над моим срамным видом. Они без масок, оглядывают меня с ног до головы и насмехаются, бесконечно насмехаются. Прикрываю глаза не в силах вынести позора… а Ним молчаливо насильственно ведёт меня туда, куда приказали. — Эй, Ним, это и есть та самая шлюха, из-за которой весь сыр-бор? — Со смехом спрашивает самый наглый тодотеец с противной плоской рожей. — Она самая, Оскал, — сукин сын Ним отвечает этому подонку и как ни в чём не бывало ведёт меня дальше по каким-то коридорам. — А я-то думал, он красивый, — доносятся до меня чьи-то слова. Ним подходит к лестнице и тянет меня на неё, но я оступаюсь, мне сложно даже ногу поднять, и мой сопровождающий злится. Злится, что ему приходится закинуть меня на плечо и нести до самой каюты Тезана. Отодвинув серебряную металлическую дверь в сторону, он кидает меня на пол каюты и снимает с себя маску. У него острое и агрессивное лицо, не агрессивная гримаса, а именно агрессивное лицо. И вот он улыбается довольно мерзко и, ничего не говоря, закрывает плавно скользящую дверь. Я не слышу щелчка, поворота ключа и подобного, только шаги уходящего Нима. Неужели забыл закрыть на замок? Подползаю к двери и неожиданно включается освещение, очень яркое и бьющее по глазами. Я не вижу ламп и вообще откуда источник света, и дверь странная… в ней нет замка, и я не знаю, за что тянуть, чтобы её открыть. Прощупав всю дверь от основания до потолка, и не найдя ничего, за что можно было зацепиться, я начинаю биться лбом об её поверхность. Это больно, и это приводит меня к осознанию своего полного бедственного положения. Что мне делать? Когда я буду свободен? Сжимаюсь комочком у двери и думаю о своих ошибках. Мне надо было довериться моему внутреннему голосу, надо было не позволять Афарею связываться ни с одной планетой… О, Афарей… слёзы наворачиваются на глаза, и я вот-вот готов снова расплакаться. Никогда не знал, что мой организм способен на такое количество слёз. Немного проскулившись и взяв себя в руки, прихожу к мнению, что постоянной жалостью к себе ничего не исправить. Надо осмотреть каюту, которая, к слову сказать, немаленькая, но предметов в ней почти нет: две странные висящие в воздухе металлические штуки не двигаются, и они не понятны для меня; большой предмет, напоминающий куб, находится в углу; а у противоположной стены стоит кровать. Это всё, что есть в металлической, непонятно как освещающейся комнате. Кое-как поднявшись с холодного пола, подхожу к кубу и замечаю, что у него в боку плоская, синяя кнопка. Тянусь, чтобы нажать её, и сердце останавливается, когда слышу, как позади отодвигается дверь. Страшно обернуться и понять, что я с Тезаном теперь один на один. Мне страшно это делать, я с первого взгляда боялся этого мальчишку и теперь боюсь ещё больше. — Ну чего ты замер? — Он начинает идти ко мне. — Ты же хотел открыть его, так открывай. Срабатывает инстинкт отрицания, и я, как дурак, начинаю мотать головой, будто есть хоть один шанс скрыть свои намерения. — Я чувствую, как ты боишься меня, — целует меня в голое плечо, и тело в который раз за сегодня мелко дрожит. — Почему ты боишься меня? Прикрываю глаза, и сразу же передо мной встаёт картина с обезглавленным телом Афарея… когда я отгоняю это видение, приходит другое — как Тезан поднял отрубленную голову и всматривался в лицо, не видя, как кровь капает ему на ботинки. — Пожалуйста, — скулю я как собака, — пожалуйста, отпусти меня, Тезан. Его дыхание щекочет мне шею, и я с минуты на минуту готов к тому, чтобы свалиться в обморок. Даже желаю свалиться без памяти, но этого почему-то не происходит. Время просто остановилось, и Тезан придвигается ко мне ближе, шумно втягивая воздух: — Ты весь пропах тем уродом, надо отмыть тебя. Мне так хочется сказать ему, что из них двоих урод — это он, но язык во рту как распух. Тезан отходит, и любопытство заставляет меня повернуть голову и посмотреть, что он делает. Раздевается. Снимает металлические штуки с плеч и бросает прямо в стенку, которая сразу же принимает вещи в себя, засасывая. Далее туда же следуют наколенники и штуки с локтей, и прочее из металла, и он остается в какой-то странной чёрной одежде, похожей на латекс. Мне надо заставить себя отвернуться, и я заставляю, только вот подглядываю… избавляется от этого латекса сверху. Оголяет свои сильные плечи, руки, грудь, вот вижу его пупок, и… сжимаю зубы и отворачиваюсь, не следует мне видеть его член. Стыдно это и некрасиво с моей стороны так пялиться. — Ты можешь смотреть, — насмехается он, и от этого я уверяюсь в решении не смотреть. Проходят секунды, и я, не выдерживая, снова оборачиваюсь, чтобы восхититься крепкой спиной и упругой задницей мальчишки, которому всего-то выходит восемнадцать лет. Это похоже на магию, когда он дотрагивается до стены, и она выталкивает ему аккуратно сложенную одежду. Я никогда не видел подобных технологий ни на одной планете. Разве Империя, живущая войнами, не должна быть отсталая? Серые штаны, которые он надевает, на моей планете обычно носят те, кто работает на складах. Афарей когда-то носил такие же… А вот футболку, в которую Тезан облачается, я видел всего на трех планетах: Перибея, Горпей и Кон. Быть может, его костюм меня так страшил? Потому что сейчас он выглядит как обычный хорошо развитый, красивый подросток. Но я встречаюсь с ним взглядом и понимаю, что нет, это был далеко не костюм, и футболкой со штанами ему не показать, какой он миролюбивый и домашний, ведь я помню капли крови Афарея на его ботинках… Пол делается тёплым. Какой-то невидимой командой он начинает греть, позволяя ходить по себе босиком и не заболеть. Тезан становится рядом с кубом, а значит, совсем близко ко мне, и дотрагивается двумя пальцами до стены, которая оказывается дверью и плавно смещается в сторону, открывая проход. — Иди, или мне тебе помочь? — Сам, — лепечу и прохожу в открывшееся помещение. Это ванная комната. Подсвеченная голубым, с огромной белой ванной в центре, и больше в ней ничего нет. Ох, Вселенная, это просто дикий минимализм, хотя, вероятно, сотни вещей корабль держит в стенах, удивительно. Холодный палец проходится по плечу, и я сразу делаю еще несколько шагов вперед, подходя вплотную к ванне в полу. — Спускайся, — Тезан показывает мне на боковую лестницу вхождения в эту купель. И у меня нет варианта ослушаться. Он дёргает за уголок моей простыни, чтобы оставить меня без неё. Все три крана ванны открываются и приступают к наполнению голубой водой, или это свет делает её такой? — Мне лечь? — Быть может, если я буду покладистым, то надоем ему, и он меня отпустит. — Нет, — становится на колени у краёв ванны и берёт в руки мочалку, а также прозрачную бутылочку, наполненную жёлтым. Я не уловил, откуда появились эти предметы. Ванна наполнилась, и краны сами закрылись. Горячая вода доходит до поясницы. Тезан обмакивает мочалку в воду и проливает на неё немного золотой жидкости. — Ты так сильно пахнешь им, — проводит колючей мочалкой по моей груди, и в нос ударяет запах весны, такой странно-прекрасный аромат жизни, а потом это расцветает невероятно сладким ароматом, наверняка какого-нибудь цветка. — Он хорошо тебя трахал? Не знаю, что ответить и правдиво, и чтобы не разозлить. — Когда я вошёл и увидел, как ты оседлал его… — Тезан решил продолжить, не дожидаясь от меня и слова в ответ, — я никогда не знал такого чувства, как зависть, но благодаря тебе я познал его. — Мочалка проходится по соскам с силой, и их начинает щипать, — Тебе правда было хорошо, когда такой урод насаживал тебя на себя? — Правда, — смело отвечаю, хотя сам по себе редкий трус. Тезан перестаёт водить мочалкой по моей груди и начинает пристально смотреть мне в глаза. Мне становится плохо. — Повернись, я потру тебе спину, — он усмехается, и я шевелюсь, чтобы выполнить приказ. — У тебя было целых два года, чтобы насладиться им. — Он сильно надавливает на мочалку и, кажется, она смогла оцарапать мне спину, я морщусь от боли. — Я так рад за тебя. — И он снова проводит по тому же месту, и снова царапает, принося ещё больше боли. — Окунись, — и рука давит мне на плечо погружая в воду. Спину с мелкими царапинами обжигает как огнём, чертов садист. — Мне больно, — шепчу сквозь зубы, — у меня низкий болевой порог. — Видимо, слишком низкий, — он убирает руку, и я снова могу встать. — Ты сильно для него тёк, Каин? Какой бесстыжий вопрос, а, главное, для меня — непростой. Следует ли этому убийце знать, что я почти бракованный? Отпустит ли он меня из-за этого? Или убьёт… — Нет. И сразу же после ответа он поворачивает меня к себе, чтобы посмотреть мне в глаза, явно выясняя в их глубине, вру я или нет. — Я так и думал, — заключает он и снова принимается водить мочалкой по моим плечам, а иногда по животу, — такое чудище никогда не сможет возбудить нижнего достаточно. Самодовольство, этот наследник Империи пропитан им насквозь, он состоит из него, как я состою из костей. — Не поэтому, — мне хочется хоть немного сбавить пыл Тезана, — просто я полубракованный и никогда не могу возбудиться как следует. Я ожидал, что Тезан нахмурится, скажет, что я лгу или что-то подобное, а он взял и засмеялся. Так красиво запрокинув голову, хрипловатым смехом. — Чушь, — он все ещё посмеивается, — если бы тогда ты меня не попросил остановиться, я бы трахнул тебя прямо на трупе твоего любовника, и твоя задница хлюпала бы от смазки. Я знаю, что это ложь, наглая ложь самоуверенного юнца, но стыд воспламеняет кожу. Тезан наклоняет голову и бросает на меня таинственный взгляд исподлобья, и это будто команда для того, чтобы вода из ванной начала сливаться. Когда жидкости остаётся ровно по мои колени, слив прекращается. Тезан погружает мочалку в воду и снова выливает на неё немного золотистой жидкости. Он предельно сосредоточен, когда моет мои бёдра, которые от шершавости быстро розовеют. Мне становится очень жарко, и напряжение немного отступает. Тезан больше ничего не говорит, и, быть может, именно это подталкивает меня хоть немного расслабиться, прикрыть глаза и не задумываться о том, чья рука держит мочалку, которая очищает тело. Вздрагиваю, когда холодная по сравнению с моей кожей ладонь ложится на поясницу. И начинаю мелко дрожать, когда он нежно вымывает мой пах. Дышу нервно, что, конечно же, он замечает, но вида не подаёт, я боюсь и очень не хочу, чтобы он принялся мне дрочить, ведь, признаться, ситуация немного, совсем чуть-чуть возбуждает меня. — Повернись, — как-то особо мелодично у него это получается. Исполняю и понимаю, что все трудности впереди. Шершавая мочалка проходится по ягодице, и я слышу его судорожные вдох и выдох. Значит, трудности не только для меня. Пропадает всё, и это так пугает, что я вот-вот развернусь, оттолкну этого сумасшедшего и буду постыдно бегать по комнате голышом, лишь бы он не сделал со мной ничего кошмарного. Я не успеваю приступить к исполнению своего плана, потому что Тезан прислоняется к моей ягодице лбом. Он тяжело дышит, посылая волну мурашек по моему телу, и я чувствую, как рука поглаживает мою задницу, подбираясь к анусу, медленно и так чувственно. У меня отказывает дыхательная система, когда он дотрагивается до моего входа, и, я думаю, у него тоже. Поглаживает осторожно и, когда я чувствую небольшое давление, дёргаюсь всем корпусом вперед. — Не надо, я прошу, я умоляю, пожалуйста не надо, не надо, — тараторю и прижимаюсь к бортику ванной, сжавшись. Он выгибает бровь и смотрит на меня как на умалишённого, становится очень стыдно за себя. Я ведь когда-то был Властителем Ювенты, потом беглецом, а сейчас заложник положения. Да, всё меняется, но по роду своему я в любом качестве никогда не должен терять лицо. Я позор всех своих предков. — Не надо так бояться, — Тезан жестом подзывает меня вернуться в исходную позицию. — Мы сделаем только тебе хорошо. — Что? — не спешу подняться. — Встань, — это уже похоже на приказ, и я, скрепя сердце, слушаюсь. В коленях сильная слабость, в голове всё идет кругом, но я смирено стою, не особо понимая, что Тезан собрался делать дальше. Вода быстро остывает. — Мы будем делать то, что начали и не закончили, — говорит он, улыбаясь и поглаживая мои бёдра сильными движениями. — Разве ты не хочешь разрядиться, снять усталость прошедшего дня? Разве ты не хочешь расслабиться, Каин? Не успеваю ответить, да и не нужно, ведь его язык нетерпеливо проходится по моему члену, который очень восторженно встречает это действие. Предатель быстро наливается кровью, доставляя почти ощутимое удовольствие Тезану, не стеняющемуся высказаться: — Вот видишь, как он рад моей ласке. — И сразу же после этого Тезан берёт в рот почти до конца. Что-то мычу, сам не понимая что, скорее всего просто стараюсь сдерживать стоны, которые так охотно желают вырваться из моего горла, чтобы поощрить нежный язык, скользящий по стволу. Жар начинает ползти от живота и постепенно захватывает всё тело, погружая меня в сладкую пучину какого-то бесконечного и монотонного удовольствия. Моя голова запрокидывается, и всё еще служащей мне, а не похоти, рукой я хватаюсь за голову Тезана, чтобы оттолкнуть его и тем самым показать, что я выше плотских страстей. Вот сжимаю пальцы в его жестких, растрёпанных волосах, и ещё один толчок в ненасытный рот, и ещё один, и вот этот вот точно будет последним… воля совсем покидает меня, иначе не объяснить, почему рука в волосах начинает поглаживать, а не отпихивать. Тезан снижает напор и начинает ласкать совсем просто — языком очерчивает головку, в то время как его пальцы ласково и властно трогают мошонку. Его губы в очередной раз так плотно обхватывают член, и я почти испуганно вскрикиваю, когда ощущаю пальцы на моём стремительно выделяющем смазку анусе. Я чувствую, и он чувствует, как сжимается и разжимается мой вход в жажде проникновения, и за это дополнительно стыдно. — Траханный… — слышится мне, но не уверен, что Тезан правда это говорит. Оргазм подступает неожиданно и накрывает с головой. А когда нега постепенно спадает, осознаю, что моя рука всё ещё в его волосах, а нежный рот продолжает мягко посасывать член. И ещё внутри меня его палец, всего на одну фалангу, но внутри. — Смазки правда выделилось немного, — Тезан отодвигается, и как по заказу ванная снова наполнятся горячей водой, — но я уверен, это не врожденный фактор. — А? — Я быстро ослабеваю и туго соображаю, чтобы понять, что он говорит такими яркими и сочными губами. — Домывайся и, думаю, тебе нужно поспать, — он поднимается и идёт к стене, которой хватает всего одного касания, чтобы появился проход. — Постой! — Не хватало, чтобы он сейчас ушёл, и я остался в этой ванной навсегда. — Куда ты уходишь? — Мне как капитану судна следует быть в управляющей каюте, — он пожимает плечами, — а тебе следует поспать, ведь ювентианцы спят больше восьми часов в сутки, да? Что? Все спят восемь часов в сутки, если не больше. Но меня интересует другое: — Ты уйдешь, а я застряну в ванной до твоего прихода. Я не умею пользоваться этими новыми технологиями, я никогда не видел раньше такие. — Успокойся, — посмеивается надо мной, — ключ к этим технологиям в твоей голове, просто командуй, — он делает шаг к выходу из комнаты и останавливается в проёме. — И да, когда проснёшься, выходи из каюты и найди меня. Уходит, широко мне улыбнувшись, как последний гад. «Найди меня» — мысленно передразниваю его. Вот ещё, искать его, мне бы понять, как от него спрятаться. Беру мочалку и быстро начинаю протирать тело, которое погрязло в грязи постыдного удовольствия. Тезан получил, что хотел, и ушёл… Афарей никогда бы меня не оставил, да ещё так быстро, будто у него блюдо на сковородке пережаривалось. Не знаю, почему злюсь, почему мои кулаки сжимаются в бессилии. И как мне заставить воду сливаться? Выползаю из ванной и, прикрывая глаза, отдаю приказ непонятно кому: «Сливайся». Но ничего не происходит, поэтому повторяю команду ещё несколько раз, но эффекта ноль. Становится страшно — вдруг Тезан решил поиздеваться надо мной? — Да сливайся ты! Это срабатывает. Вода быстро начинает уходить, и я благодарю Вселенную, что не забыла меня окончательно. Подхожу к стене и, дотрагиваясь до неё всей ладонью, командую: — Полотенце! Моя работа с технологией наладилась. Обернувшись махровым белым полотенцем, я приказом отодвигаю дверь и, зайдя в комнату, обнаруживаю, что на кровати лежат две ювенты. Одна — моя любимая ювента для сна, выполненная из тончайшего лилового материала, а вторая — обычная повседневная из более плотной, но не менее мягкой зелёной ткани. Вероятно, Тезан забрал какие-то мои вещи с «Ликия». Поднимаю зелёную ювенту и кажется начинаю понимать, для чего эти металлические штуки, парящие в воздухе горизонтально. — Сюда, — говорю я одной из них, и она подплывает ко мне. Кладу на неё не только повседневную ювенту, но и полотенце, прежде чем одеться в лиловую ювенту для сна. — Выключись, — говорю я свету, и он слушается. Постель неожиданно мягкая, и подушка очень приятно пахнет. Пахнет молодой и страстной особью. Втягиваю в себя запах Тезана поглубже, и от этого стыд начинает причинять мне почти физическую боль. Афарей… что он сделал с тобой, что он творит со мной… Сил выть больше нет, но безмерная грусть поселяется в самом сердце. Я совершенно не знаю, что там впереди и когда по срокам я буду чистить Тезановы сапоги. Мне страшно и больно, и, судя по всему, это лишь начало моих кошмаров. Кажется, я так и не смогу уснуть, но это только кажется, потому что сам не замечаю, как проваливаюсь в кровавый и беспокойный сон.