Острое чёрное

Как только мы заходим в каюту, он начинает приставать. Не потрудившись хотя бы снять свой «латексный» костюм, он обвивает руками мою талию и притягивает к себе. Целует в скулу и поднимает руку, чтобы провести пальцами по моей щеке, а я дергаюсь. Черные перчатки из «латекса»… Неприятен этот «латекс», неприятны его прикосновения в этом дрянном «латексе». — Не трогай меня, — толкаю Тезана, только он и шага назад не делает, — мне не хочется, не трогай. Удивляюсь, когда он слушается. Переодевается, поглядывая в мою сторону, в то время как я же стараюсь на него вообще не смотреть. Закончив, уходит, оставляя одного. Смысла идти в управляющую каюту нет. Во-первых, потому что, там я могу не сдержаться и ответить на ласки Тезана, если он снова вздумает ко мне приставать. А во-вторых, со мной там всё равно, за исключением Нима и Тезана, никто разговаривать не будет. После того, что произошло с Нагелем… Включаю радио на музыкальную волну и ложусь в кровать, чтобы пялиться в потолок. Нагель… о чем ты думал перед смертью? Неужели ты не смог упросить Тезана о пощаде? Как позволил так с собой поступить? И Тезан, возомнивший себя вершителем судеб, как он мог сделать это? И что было особенного в том, что Нагель привел меня вниз? Да, распсиховался я тогда, но всё равно же в постели потек… Ох, анус сжимается, когда я вспоминаю подробности той ночи. Тело понемногу начинает вариться в собственной похоти, и я кладу руку на живот, чтобы успокоиться, а она соскальзывает вниз и проходится по паху. Как он трогает меня… так властно и в то же время нежно… Мне стыдно от того, что я собираюсь делать, но остановиться не могу. Раздеваюсь и проскальзываю под одеяло, чтобы, если войдет Тезан, он не увидел моего падения. Тяну руки к приятно пахнущей им подушке и утыкаюсь в нее. Не знаю, сколько вдыхаю его запах, и голова идет кругом от острого возбуждения. Что со мной? Я никогда не был похотливым и никогда не считал секс чем-то важным, но сегодня после отказа Тезану меня скручивает внутри от желания отдаться. Это так странно и не типично для моего темперамента. Обхватываю член и пытаюсь дрочить себе так же, как он, но не выходит так же сильно и в то же время не больно. Да и Тезан всегда любит уделять моему входу намного больше внимания. Вздрагиваю, когда касаюсь ануса, потому что он кажется мне влажнее, чем обычно, но думаю это лишь кажется. Палец легко проскальзывает внутрь, но этого мало, поэтому сразу добавляю еще один. Другой рукой щипаю себя за сосок, и переступаю черту. Надо успокоиться и перестать играть с собой. Надо выровнять дыхание… тело противится, требовательно вопит, что хочет в заднице нечто более толстое, и успокаивать себя не нужно… и не получается. Тремя пальцами трахать себя неудобно, но двух катастрофически не хватает. Злюсь, и сам не замечаю, как прокусываю губу до жуткой боли. Извиваюсь от недостатка ласк и сильного желания кончить. Не знаю, как привести себя к пику, не в состоянии себя удовлетворить, мне нужен Тезан… ох, Вселенная, что же он сотворил со мной за такой малый срок. Перестаю творить попытку самоудовлетворения и снова подтягиваю к себе подушку с его запахом. Крышу сносит от молодости и силы данной особи, и если закрыть глаза и представить лицо… совершенное лицо, совершенное тело… «Каин, ты отвратителен. Ты течешь и изнемогаешь в постели того, кто убил твоего Афарея, и мечтаешь, чтобы тебя трогал тот, кто убил того пирата, покалечил Сивого, а Нагель… Каин, вспомни Нагеля, как Тезан с ним жестоко обошелся», — шепчет мне разум, но у тела всего один ответ: «Вспомни лучше его член, Каин, его большой и твердый член, который ты мог бы ласкать сутками». Хочу умереть или отделиться от этой шлюхи внутри себя. Засыпал накануне как в лихорадке. Было очень горячо, то сбрасывал с себя одеяло, то снова возвращал его на место. Я не мог себе помочь. Не мог самостоятельно разрядиться и молил вселенную, чтобы Тезан пришел в каюту, до тех пор пока меня наконец не сморил сон. Я, конечно, мог пойти его искать сам, но не отважился бродить возбужденным по кораблю с воинами. Не знаю, приходил ли Тезан, пока я спал, но проснувшись, его рядом не обнаружил. А если приходил, то смотрел ли он на мое спящее лицо? Видел там муку? Злорадствовал? Мой завтрак персональный подходит к концу, и Рахау забирает тарелку. Хочется спросить его, не знает ли он, где Тезан, но даже это требует смелости. «Каин, зачем тебе Тезан? Чтобы броситься ему в ноги и умолять о близости? А не слишком ли далеко это заходит, как ты будешь без него, когда он перестанет интересоваться тобой? Вспомни прошлое, Каин… что сделаешь ты на этот раз? Убьешься?» Надо собраться и прекратить вожделеть Тезана. Он лишь временное явление в моей жизни, и мне не нужно привыкать к нему. И я должен радоваться, что он не трогает меня, а не фантазировать об обратном. По закону подлости Вселенной, Тезан заходит именно в этот момент моей решимости. Смотрит на меня пристально, когда проходит к креслу и сгоняет с него Ореона. Надо встать и уйти, чтобы не было искушения на него даже посмотреть. Поднимаюсь и сразу же слышу его обращение: — Каин, иди сюда, кое-что покажу, — делает легкий подзывающий жест пальцами, и я нерешительно всё же иду. Останавливаюсь возле него, сидящего в кресле, а он показывает на панель. — Видишь этот радар? — берет меня за кисть и тянет поближе. — Он сверхзвуковой и с большим радиусом действия… Конечно, это была ловушка, чтобы я подошел. Пока смотрю на радар, который показывает даже самые мелкие корабли и расписывает их модификации и регистрации, его рука проскальзывает по бедру, заводится назад и сжимает мою задницу. Почему я не ухожу? Почему всё так же пялюсь на радар, хотя мне нет до него никакого дела? Разве я себе не дал установку не иметь больше близости с Тезаном? У меня нет ответов на эти вопросы, потому что в голове сейчас нет ничего кроме тумана. Тезан хватает меня за руку и тащит на себя. Слабею, колени подгибаются, и я чуть ли не падаю на него. Устраиваюсь поудобнее, когда он обнимает меня и целует за ухом. — Не надо… — шепчу, пытаясь не сдавать, но даже мне смешно от этой попытки. Поворачивает мою голову, и я получаю легкий поцелуй в уголок губ, прежде чем мы начинаем целоваться полноценно. Исследуем рты друг друга, ласкаем языки, проходимся по небу и, когда страсти становится с избытком, сталкиваемся зубами. Мы в кресле отвернуты от всех, поэтому я почти не стыжусь, когда моя рука скользит вниз. Все, что я хочу, это потрогать его член. Тезан стонет, когда я щупаю его сквозь ткань, и я сбивчиво шепчу: — Пожалуйста, ах, тише… — понимаю, что вопрос того, что все заметят нас ласкающихся, лишь временный, но, быть может, если мы не будем громко стонать, они не догадаются, что у нас все заходит далеко. Меня не устраивает дрочить ему через преграду, поэтому я слегка дрожащую от напряжения руку засовываю ему в штаны. Прямо как тот дамаск с белесыми глазами, и другой до него… Целуемся постанывая в губы друг друга, когда я обхватываю его влажный член. Во мне всё пищит от восторга и похоти, наконец-то ощущаю нежную кожу твердой плоти под ладонью и пальцами. — Потрогай меня, — разрываю поцелуй всего на мгновение. Дважды Тезана просить не нужно. Его рука забирается под ювенту и медленно скользит вверх по бедру. Выгибаюсь предвкушая первое прикосновение пальцев к жаждущему анусу. Нарушаю данное слово о тишине, когда он очерчивает подушечками пальцев подрагивающее колечко влажных мыщц, и я разрываю поцелуй, чтобы, задрав голову, простонать как настоящая сучка. Мои колени разведены и стоят на кресле по обе стороны от Тезана; сижу на нем в такой развратной, как мне кажется, позе, будто оседлал его. И мне сейчас очень хочется сжать бедра, но почему-то наоборот только шире их развожу и прогибаюсь. Тезан проталкивает в меня сразу три пальца, зная, что анус достаточно расслаблен и мокр, чтобы принять практически без сопротивления. Утыкаюсь лбом ему в плечо и дерганными движениями вожу по его члену, всё никак не могу подстроиться под ритм, с которым он трахает меня пальцами. Другая его рука занята тем, что гладит меня по голове, и это кажется мне похвалой, когда я наконец подстраиваю свои скольжения по его плоти с его толчками в меня. Рука убирается с головы и приподнимает мою ювенту, чтобы начать массировать принимающий пальцы растянутый вход. Я думал, он позаботиться о моем члене, а он упорно тратит все силы на анус… Мы долго ласкаемся, не меняя положения. Моя дырочка горит от его монотонного проникновения и пульсирует от массирования. Его член в моей руке такой жаркий, и я стараюсь доставить ему как можно больше удовольствия. Всё прекращается внезапно. Его руки перестают заниматься моим анусом, и он кладет их на бедра. — Ты хочешь пососать? — кусает меня за мочку, и я поднимаю глаза, чтобы поймать его слегка расфокусированный взгляд. Не знаю, что сказать. С одной стороны, безусловное «да» ведь я мечтал об этом, ярко представлял себя с его членом во рту, воображал его вкус вчера перед сном… а с другой — «Каин, что ты творишь?» Он не дожидается ответа и, запустив пальцы в мои волосы, опускает мою голову вниз. Немного спускает штаны другой рукой и меня пробивает сладкий озноб, когда я вижу свою руку как чужую. Потому что не может быть, чтобы это я так ласково сейчас перебирал пальцами по члену, лелея и холя его. Чтобы было удобнее его ласкать, спускаюсь с кресла и становлюсь на колени у его разведенных ног. Склоняю голову над его пахом и сам направляю плоть к своему рту, и раскрываю губы. Касаюсь кончиком языка головки, а после дую на нее. — Давай! — судя по голосу, он в таком нетерпении, что готов мне член в глотку насильно запихать. И чтобы не злить его, обхватываю немного солоноватую головку и посасываю. Он гладит меня по голове, пропускает волосы сквозь пальцы, и мне нравится его все более и более судорожное дыхание с каждым движением моего рта по его плоти. Просто вылизываю член по всей длине, присасываясь, и слегка касаюсь его яичек пальцами. Тезан инстинктивно разводит бедра шире. Его дыхание становится таким шумным, будто он не одну милю пробежал, и его член так подрагивает, что понимаю — совсем скоро будет разрядка. Поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядами прежде, чем его голова задирается, а его хватка в моих волосах ужесточается. Присасываюсь напоследок к головке, ласкаю языком маленькую впадинку и выпускаю член из плена своих ласк. Рассчитывал, что успею отодвинутся, и я бы успел, если бы Тезан буквально не пригвоздил мою голову к паху, и в итоге, кончая, он попадает спермой мне на лицо. Если вообще не сказать, что целенаправленно кончает на меня. Хочу вытереться, чувствую себя по-настоящему грязным, но он препятствует этому, сжимая мой подбородок и приказывая: — Поднимись. Выполняю, и он сразу же разворачивает меня к себе задницей. Задирает ювенту так, будто имеет дело с подстилкой в баре, и вставляет в меня три пальца. Немного подаюсь вперед и вцепляюсь руками в управляющую панель. Мне нужно всего ничего, чтобы кончить и испачкать зеленоватую ткань. Стыдно до пламени внутри, а он хватает меня и усаживает на колени. С каким-то восхищением Тезан рассматривает мое испачканное лицо, и я не могу этого выдержать. — Мне надо помыться, — освобождаюсь от его рук и бегу к двери, стараясь никого не замечать… наталкиваюсь на кого-то. Кое-как фокусируюсь и понимаю, что лицо этой особи мне незнакомо, а еще он смотрит на меня, и в его взгляде легко читается вопрос: «Что это за шлюха?» Не извиняюсь, так и добираюсь до двери, и бегу по коридору в каюту. Неаккуратно и дрожа снимаю с себя ювенту и залезаю в наполняющуюся ванную. Вселенная, как же я зайду теперь в главную каюту? Смываю с лица засохшую сперму и с головой погружаюсь в воду, надеясь, что хватит сил утонуть. Конечно же, их не хватает, и я выныриваю, чтобы быстро-быстро задышать. А Тезан уже здесь. Стоит, прислонившись спиной к двери. — Что ж ты такой стеснительный, Каин? — улыбается и наклоняет голову вбок. — Я нормальный, а ты… точнее, — большой вдох и на выдохе: — вы все, тодотейцы, слишком распущенные, ох… теперь мне придется просидеть в каюте до конца пути. — Почему? — приподнимает бровь и идет ко мне. — Потому что иначе я сгорю от стыда за свое аморальное поведение, — наблюдаю, как Тезан встает на колени и берет в руки мочалку и бутылочку, — и к тому же никто со мной больше не разговаривает, после произошедшего с Нагелем. Снова золотистая жидкость, снова этот запах цветка, и он снова омывает мое тело. Бережно и мягко. — Это ты с ними не разговариваешь, а не они с тобой, — аккуратно проводит по моему паху. — Они понимают, что Нагель виноват сам. — Однако сдал его я, — поворачиваюсь спиной, и он проводит мочалкой по лопатке. — Они меня ненавидят. — Не преувеличивай, — нежничает с моими бедрами, — да и какая тебе разница, после того как мы прибудем на Сах, ты их больше никогда не увидишь. «А кого я вообще увижу, когда буду на Сах? Что я вообще буду делать на этой планете?» Поворачиваю к нему голову, и он на секунду отрывает сосредоточенный взгляд от моей задницы, по которой водит мочалкой. — А что я буду делать на Сах? — спрашиваю, и он улыбается так ласково. Откладывает мочалку, и одна его рука ложится на поясницу и давит, чтобы я прогнулся; а палец второй руки резко входит в меня и толкается несколько раз, пока я не отодвигаюсь вперед. На мой немой вопрос: «Какого черта?» Тезан отвечает елейным голосом: — Я продемонстрировал тебе, что ты будешь делать на Сах. Становится страшно. Вспоминается дурацкий рассказ его отца и мертвое тело Афарея. Вылезаю из ванной и сразу оборачиваюсь полотенцем, не удосуживаясь даже протереть тело. Но Тезан всё равно не оставляет это так. Целует меня, пропихивает мне в рот язык, и я посасываю его, надеясь, что он этим моим ответом удовлетворится, но нет… Его руки лапают тело, прижимают к себе. Пытаюсь отодвинуться, но это бесполезно, и я сам не замечаю, как оказываюсь припертым к стенке. — Я не хочу, Тезан, — отпихиваю, но ему все равно, — правда не хочу! Наглеет. Рука скользит по бедру, проходится по заднице, и я сразу получаю два пальца внутрь. Пытаюсь выбраться, оттолкнуть его, а он всё толкает их в меня и толкает, заодно выцеловывая мое плечо. — Остановись! — кричу, и он наконец перестает атаковать меня. Замирает. Пальцы медленно покидают меня. Мы же совсем недавно кончили, почему он лезет ко мне так быстро? — Ты можешь… — проводит языком по моей шее, — ты можешь мне отсосать? Смотрим друг на друга не мигая. Я в его глазах ищу что-то осмысленное, но вижу только бесконечную похоть. — Нет, — толкаю его и выхожу из ванной. Он идет за мной и садится на кровать, наблюдая, как я снимаю полотенце и надеваю легкую ювенту. — Тебе же понравилось брать у меня в рот, — следит за каждым моим движением, о, Вселенная, как же этот юноша меня пугает. — Ты не мог оторваться, и постанывал… Он специально? Специально заставляет меня покрываться красными пятнами стыда? Руки не слушаются, и я не могут завязать ленту. — Я был возбужден, — наконец справляюсь. — Сейчас я не возбужден, и не смогу возбудиться так быстро. — Это поправимо, — смотрит, как я подхожу к радио. — Раньше у тебя не было потребности кончить хотя бы раз в день, а теперь есть, и я прав. «И я прав», ох, какая дикая и спесивая самоуверенность. Интересно, откуда он знает, сколько раньше мне требовалось секса. Включаю радио, не громко, и ложусь на кровать. — Я хочу отдохнуть, Тезан, — отворачиваюсь от него на бок, и надеюсь, что он уйдет. — Отдыхай, — залезает на кровать, и я чувствую, что он садится позади очень близко, почти прикасается к моей спине, — я просто поговорю вслух, мне так много хочется сказать. Ты не против? Будто если я скажу «против», он уйдет. Нет, он сегодня крайне напорист. Играет тихая песня, слов которой я даже не разбираю, и он продолжает: — У меня перед глазами так и стоит твое испачканное лицо, Каин, — после этих слов мне хочется провалиться. Он специально… — Я выплеснул сперму прямо на твою кожу… у тебя были такие мокрые, красные губы, ты был так похож на шлюху… словно я всего уже тебя обкатал. Утыкаюсь носом в подушку и злюсь, и стыжусь, черт побери, этого малолетку. — Когда ты возбужден, ты так податлив, — мерещится, что его пальцы касаются моей спины на секунду. — С тобой можно делать всё, что вздумается… И ты так сильно меня заводишь, — его дыхание учащается. — Ни одна дырка так не возбуждает меня, как твоя. Сомнительный комплимент, да и вранье полное. — Она такая жадная… жадная даже на собственную смазку, — теперь точно его пальцы касаются моей спины. — Но мы это обязательно исправим, научим ее течь для члена правильно. Я научу. Восемнадцать лет, а уже учить меня отдаваться собирается. Когда он был маленький, ему надо было всекать по первое число. Больше чем уверен, что с ним всю жизнь нянькались, хотя и со мной нянькались. Уши горят. — Мне так трудно сдерживаться во всем, что касается тебя, — горячая ладонь проводит по заднице и исчезает. — И я знаю, что нравлюсь тебе, по крайней мере точно нравлюсь твоему телу, — медленно задирает ювенту до самых бедер. — Ты хочешь меня ничуть не меньше, чем дамаски. Стоит ли мне мешать ему поднимать ювенту еще выше? Он оголяет мои бедра, и я слышу скольжение его руки по члену. Оборачиваюсь и вижу, что он одной рукой мнет мое бедро, а другой дрочит. Быстро, жестко, всё что ему хочется — это разрядки. Не открывает затуманенного взгляда от моих ног, и я возбуждаюсь от его откровенности. Никогда не думал, что верхние так открыто могут демонстрировать свою похоть. Он облизывает пересохшие губы и его рука сжимает бедро до боли. Становится немного досадно за него, надо помочь ему кончить. Хочется убрать дрочащую руку и всё-таки отсосать. Поласкать языком, довести его до пика влажным ртом и снова получить сперму прямо в лицо. Но я отгоняю этот постыдный мираж и просто задираю ювенту выше. Подставляю его взгляду мою задницу и раздвигаю ее руками, чтобы он увидел вход. — А-а-ах, — судорожно сглатывает и смотрит только на открывшийся вид. А анус начинает увлажняться. Чувствую, как сжимается и расслабляется… и течет… Потому что Тезан прекрасен, когда дрочит, и еще прекраснее, когда кончает с криком, как сейчас. Задирает голову и показывает кадык. Сперма пачкает мое бедро, и он водит членом по коже, размазывая ее. Быстро отходит от оргазма. Вроде только его получил, а уже тянет руки к моей заднице. Подтягивает мое тело поближе к себе и подсовывает под мой живот подушку. Не очень нравится лежать в этой открытой позе, но уже толкает в меня два пальца. Рыпаться поздно. Тезан смотрит с каким-то благоговением на то, как я принимаю его пальцы. Как сжимается вход вокруг них, и не хочет их терять. У меня так называемое ленивое возбуждение: не нужно поскорее кончить и тело пребывает будто в неге. Пальцы покидают мое тело и больше не наполняют. Тезан просто смотрит на мой анус, облизывает губы… Будучи расслабленным, слишком поздно понимаю, что он хочет сделать. Не успеваю вскочить, прежде чем он делает то, что нельзя, а именно — дотрагивается языком до входа. И как только он это делает, я отпихиваю его бедром и переворачиваюсь, чтобы вообще подняться с постели. — Зачем ты это сделал?! — выключаю радио и поворачиваюсь к нему всё так же сидящему на кровати. — Тебе, что, не говорили, что так делать нельзя?! — Мне просто захотелось попробовать, — Тезан опускает взгляд в пол. — В этом нет ничего страшного. О, Вселенная! Как мне объяснить этому юноше, не знающему, что такое «стыд», что такое «аморальность»?! — Так делать безнравственно! — распаляюсь, потому что никакого возбуждения и никакого страха у меня нет. Только злость и удивление. — Все взрослые знают, что нельзя верхнему касаться языком нижнего там. — Но я видел, что так делали, — облизывает губы и упирается рогом в свою правоту. И интересно, где это он видел… — Не знаю, что у вас там, у тодотейцев, в норме, если для вас секс с публикой в порядке вещей, но, — делаю глубокий вдох, — для меня, ювентианца, такие вещи под запретом, — договариваю и сажусь в кресло. Тезан поднимается и делает шаг ко мне, но я слишком зол для всего, что он может сказать. — Уходи, — отворачиваю голову, и Тезан устраняется, молча понимая, что провинился. Надеюсь, что понимая. Голод заставил меня прийти сюда, в управляющую. Нагеля заменили на Маркуса, которого наняли прямо на Марсе. Именно на него я натолкнулся, когда убегал в каюту после минета. Именно в его зеленых глазах я прочел вопрос: «Что за шлюха?». У него светлые волосы и тонкие губы, а еще он косо на меня поглядывает во время ужина. — Кролик восхитителен, — бормочу, потому что не могу больше сидеть в молчании и слышать только, как все жуют. — Потому что его вымачивают в алкоголе, — подсказывает Ореон и бросает на меня быстрый взгляд, значение которого не распознаю. Дверь открывается, и входит улыбающийся Ним: — Едите и пропускаете веселье, — садится к нам и ставит локти на стол. — Воины много пьют и с минуты на минуту внизу начнется оргия. Никто не воодушевляется вестями, и Ним хмурится: — Только я хочу принять в этом участие? — обводит взглядом всех, даже меня, и останавливается на своем друге: — А ты, Тэ? Тезан отправляет в рот кусочек кролика и, прожевав, говорит: — У меня сегодня дела. — Какие у тебя дела? — Ним недовольно удивляется. — Важные, иди один, — он даже не удосуживается придумать ложь. Ним просверливает меня взглядом, полным ненависти, видно думает, что это я «дела Тезана». И не могу сказать, что он не прав. Скорее всего, Тезан сегодня перед сном надумал разделить со мной еще один оргазм. Я не выдерживаю его растущих потребностей… — Это из-за него, да? — Ним поднимается и смеряет меня новым злобным взглядом. — Решил забросить все развлечения из-за того, с кем ты даже трахаться нормально не можешь? Кажется, Ним выпил вместе с воинами. Немного, но и не мало для лишней смелости. Приподнимаюсь и шепчу Тезану в ухо, чтобы другие не слышали: — Иди, ты сегодня выжал меня как лимон, от меня не будет никакого толку… — нужно подобрать слова, чтобы наверняка убедить. — Так что иди и развлекись, а мне надо побыть одному. Он смотрит мне в глаза, потом на губы и снова в глаза. — Ладно, пошли, — кивает Ниму и встает, не доедая порцию. Они уходят, и мы продолжаем прием пищи в тишине. Я так и не решаюсь с кем-нибудь заговорить, поэтому, расправившись с ужином, поднимаюсь и направляюсь в каюту. Не понимаю, что именно, но что-то не так. И обернуться страшно… не дохожу до двери всего пару метров, как меня хватают за руку и разворачивают к себе. Это Маркус. — Что т… — начинаю я, но он прикладывает палец к моим губам и тянет за собой. Вперед, направо, крайняя дверь перед развилкой. Маркус запихивает меня в каюту и закрывает нас вдвоем. — Что ты делаешь? — в полутьме, царящей здесь, вижу лишь силуэт. Он прижимается ко мне и касается моих губ своими. У меня полная дезориентация, и он этим пользуется — обхватывает за талию и снова целует, на этот раз проходясь языком по моим сомкнутым губам. — Что ты творишь?! — опоминаюсь наконец и отталкиваю его от себя. — А? Ты… — выдерживает паузу, вероятно обдумывая, как лучше сказать, — ты разве не дамаск? Черт. Двойное черт! — То есть я подумал… ох, ну тогда ты с капитаном… ты был такой… в кресле…— продолжает он сбивчиво, — и я просто подумал, что ты… — … местная шлюха, — помогаю ему выражаться точнее. — Да, то есть нет, я… черт, просто когда Ара проводил со мной инструктаж и показывал весь корабль, он сказал, что дамаски часто ходят в ювентах и показал мне, как выглядит ювента и… — запинается, — он не предупредил мне, что есть особенный ты, которой тоже ходит в ювенте… — Ладно, всё-всё, — успокаиваю его, хотя у самого сердце колотится как на месте преступления, — вышло недоразумение, нам сейчас лучше разойтись и никому не рассказывать о произошедшем. Хорошо? Никому, Маркус, никому. Иду к предполагаемой двери, когда слышу вопрос: — Ты его личный дамаск? — Нет, я свободный, — останавливаюсь и думаю, что минут пять у нас есть поговорить, ведь Тезан внизу с воинами и Нимом. — То есть ты с ним, потому что влюблен в него? — чувствую, а не слышу, как Маркус подходит ко мне, потому что он ходит бесшумно. — Закрываешь глаза на его измены? Которые происходят в данный момент? — И это нет, я не влюблен в него, я вообще не с ним, — оборачиваюсь и сам пугаюсь того, как Маркус близок. — Тогда что нам мешает? — пропускает сквозь пальцы ленту моей ювенты. — Нас никто не увидит, никто не узнает… И это заманчиво, потому что Тезан издевается надо мной. Да, издевается, правда немного в переносном смысле и над собой тоже. Я сейчас про то, что Тезан отказывается меня брать недостаточно течным и тем самым оставляет меня подсознательно неудовлетворенным. А с этим Маркусом наверняка не было бы проблем — он просто взял бы меня на слюну, как Афарей, и всё. Трахнулись и разбежались. Может, если бы я нормально получил член в себя, то перестал бы так стелиться под Тезана? Но против того, чтобы заняться сексом с Маркусом, есть всего один, но очень весомый аргумент — Тезан неуравновешенный. Если он узнает, то убьет и меня, и моего новоиспеченного любовника в лучших традициях Империи. Так что на одной чаше весов удовольствие, а на другой страх. — Не стоит, Маркус, поверь мне, — шепчу тихо, — тут на корабле множество дамасков, спустись вниз к воинам, они наверняка сейчас все там, и возьми кого-нибудь. Я всегда был трусом, если бы не был, то два года назад не сбежал бы, а совершил самоубийство. — Но мне хочется тебя, а они совершенно не такие как ты, — его шепот уже похож на интимный. — Тебе понравится, я не такой напыщенный индюк, как Тезан, и я буду очень нежным и… у меня хороший член. — О, Вселенная, Маркус, не искушай меня, поверь, это боком выйдет нам обоим, — пытаюсь донести до него святую истину. — Но никто не узнает! — может он и не напыщенный индюк, но точно упертый баран. — Ним сказал за ужином, что вы не спите с Тезаном нормально, какая у этого причина? — Тебе не нужно знать, тебя не касается, — огрызаюсь и разворачиваюсь к двери: — Откройся. Хорошо, что дверь слушается, и, прежде чем выйти в коридор, обращаюсь к Маркусу: — Расспроси про меня у Рахау или Ореона, у кого угодно, так и спроси: что здесь делает Каин. Только никому не рассказывай, какая ошибка произошла. Запомни: ты ко мне ни разу не подходил и со мной не разговаривал. Буквально лечу по коридору в Тезанову каюту, надеясь, что никого не попадется на пути. Ладони потеют от страха и дыхание сбивчивое, ну точно как у особи, совершившей преступление и убегающей с места событий. Наконец открываю каюту, молясь, что Тезана в ней нет. И молитвы услышаны. Прикладываюсь затылком об дверь и прикрываю глаза. Всё обошлось. Просыпаюсь от запаха алкоголя, такого едкого и душащего. Просыпаюсь и слышу возню, которую вскоре идентифицирую, как раздевающего Тезана. Переворачиваюсь на бок, чтобы снова уснуть, и мне почти это удается. Почти — потому что Тезан обнимает меня раньше, чем я полностью засыпаю. От него разит спиртным, и он всем телом стремится навалиться на меня, подмять под себя. Лезет с поцелуями, поначалу довольно невинными, а потом кусает за шею до одури больно. Шарит руками по моему телу, забираясь под ювенту, и засасывает кожу на том самом месте укуса, судя по всему желая оставить там кровавый засос. — Прекрати! Остановись, Тезан, — вяло отпихиваю его от себя. — Но я хочу, — в подтверждение слов трется об меня твердым членом и снова присасывается к шее, только уже к непомеченной коже. — Ай! — не сдерживаюсь, когда получаю укус и осыпаю колотящими ударами его спину. Знаю, что это не больно, но быть может так он поймет, что я правда против. Перестает ластиться и приподнимается на локтях. Его глаза в темноте кажутся дырами. Настоящими черными дырами. — От тебя пахнет смазками нижних, неужели ты не насовокуплялся еще, — и раз он пьян, могу добавить оскорбление: — животное? — Я не животное, — подносит руку к лицу и втягивает запах, — действительно пахнет. — Иди помойся, — и тихо радуюсь, когда он слушается. Только не долго радуюсь, потому что Тезан и пяти минут не продерживается в ванной, и вот уже снова, мокрый, лезет под одеяло и прижимается ко мне. Ну хоть от него не воняет больше. Почти засыпаю, когда его рука забирается под ювенту и поглаживает живот. — Я люблю тебя, — говорит таким тихим ласковым шепотом эту шутку. — Ты смеешься над моими чувствами? — Нет, — переворачиваюсь на живот, и он сразу же забрасывает руку поперек спины. — Я просто в них не верю. — Почему? — а он забавный, когда выпивший. — Хотя бы потому, что когда любят… — вспоминаю, что значит этот глагол лично для меня, — когда любят, думают прежде всего о любимых. О их желаниях, их потребностях. Любимых не заставляют делать то, что им не нравится, и если они отказывают во взаимности, их стараются не беспокоить больше и любить на расстоянии. Любят… — замолкаю, — в общем, когда любят, не делают только то, что хочется. Не охотятся, не убивают дорогих людей любимых, и не трахают разных особей на стороне. Потому что когда любят, верность появляется сама собой. — Снова замолкаю и поворачиваюсь к нему. — Так что расслабься, у тебя ко мне всё что угодно, но только не любовь. — Судишь по себе, да, Каин? — касается моей щеки, — мне больно слышать, что ты кого-то любил, и главное не ври, что того урода на корабле. Хоть ты и кричал мне тогда, что любишь его, но это чушь, — кажется, он протрезвел. Ничего не отвечаю, и Тезан снова заговаривает: — Ты ведь думаешь, что я не могу влюбиться в такого как ты, верно? — пододвигается ближе, и теперь наши лица в считанных сантиметрах друг от друга. — Верно. — А что мешает тебе влюбиться в такого как я? — дыхание щекочет губы. Ничего, Тезан. Даже твоя жестокость и эгоизм не помеха. Ничего, только разве что… — Разум. Кажется, это всё. Полубредовый разговор про любовь достиг своего апогея, и можно засыпать. — Тогда я лишу тебя его, Каин.