Острое чёрное

— Так что, ты собираешься улетать с Ядра? — насмешливо напоминает Вельзевул и мерзко, звучно прихлебывает чай. — Куда полетишь? — Что он тут делает? — Тезан будто не слышит отца, и Вельзевул не скрывает ухмылки: — Каин теперь мой помощник, тебя это удивляет? — Удивляет? — злобно передразнивает Тезан, зная, что на отца это не подействует, — зачем ты сделал это? Он ведь мой. — Да? — притворно удивляется Вельзевул и неприятными руками тянется к рукам моим. Так же притворно внимательно осматривает мои запястья: — Не вижу ни единого знака, хм, а ты уверен, сын, что Каин твой дамаск? По-моему, он свободная особь, да и у тебя кажется Аве… — Тьма! — Тезан в ярости, и я наконец решаюсь поднять глаза и посмотреть на него. Одной рукой сжимает подлокотник, второй закрыл лицо, видимо, в приступе ярости, сдерживается. Вижу, как напряжена челюсть. Как только убирает руку и поднимает голову, я сразу опускаю свою, чтобы взглядом не пересечься. — Каин, — и меня сразу в пот бросает, одновременно жар и озноб по спине, — Каин, ты серьезно? Ты прислуживаешь моему отцу? Тому, кто отобрал у тебя планету и собирался тебя убить? Ничего не отвечаю, да и ответить нечего. Снова играю против Тезана, снова бешу и раздражаю его. — Значит то, что я убил этого твоего урода, ты мне простить не можешь, а моего отца можешь, — смеется хрипло, осознавая всю иронию, я бы тоже посмеялся, если бы не заледенел от происходящего. — И Нагеля, и… — шепчу, зная, что они оба вслушиваются в каждое слово, — и дело в не поступках, а в том, кто ты, Тезан. — Ну да, я плохой, а ты хороший? — все еще посмеивается и резко прекращает. — Посмотри на себя, тебя от тодотейца не отличить, что это за черный наряд? Этот камень, тебя тьма не душит? Поднимаю взгляд и пропадаю. Знаю, не тот момент, чтобы об этом думать, но меня завораживает его красотой. Его прямолинейностью, возмущением, хочется обнять, прижаться и поцеловать, чтобы успокоился, чтобы только успокоился, не расшатывался в буйстве. Пропадаю, засасывает. Словно находясь слишком далеко и одновременно слишком близко, слышу так же громко, как слышал бы под колпаком, что Тезан обращается к отцу на тодотейском диалекте. Злые, острые, поначалу короткие фразы завершаются некой тирадой без пауз, без межсловесных пространств. Сказанное сыном не веселит Вельзевула, напротив, брови его сдвигаются к переносице, рот искривляется и, судя по повышенной интонации, он тоже говорит что-то нехорошее. Тезан в ответ качает головой, бросает что-то мрачно звучащее и вновь выслушивает длинную тодотейскую речь, по окончании которой резко поднимается: — Да во тьму это все! — и уходит к лифту, огибая им же до этого поваленный книжный стеллаж, оборачивается. — Пойдем со мной, Каин, пойдем. Ты знаешь, что ты — мой. Без злости, без холода, несколько даже мягко просит, и в душе все переворачивается. Я бы пошел, я бы забыл все прошлое, оставил и пошел, но Авель это уже настоящее. Мало что знаю, конечно, но то, что видел… бесконечная, слишком острая, свежая боль. — Каин остается, ведь, в отличие от тебя, я по крайней мере в него ничего не сую, — отшучивается Вельзевул. — Так ты улетаешь? — Я хочу отдохнуть, — и лифт закрывается. — Господин Тезан направляется на минус пятый этаж, — все тот же голос из ниоткуда, и Вельзевул улыбается: — Любопытно, его покои находятся на минус первом. — Он направился к Авелю? Там же держат пленных, да? — спрашиваю, и Вельзевул делает глоток чая: — Не беспокойся, Каин, он явно не настроен заниматься тем, чем ты не хочешь, чтобы он занимался. — Что вы имеете в виду? Вельзевул загадочно улыбается вместо ответа, похоже, намекает на то, что я знаю и без него. О чем беспокоюсь? Что он будет развлекаться с Авелем или мучить пленных? Наверное, моя душа правда потемнела, раз второе не волнует совершенно, и почему-то за это даже не стыдно.               «Мне нужен мой сын», — Вельзевул хочет держать Тезана рядом с собой, и он нашел вариант, как осуществить желаемое. Я — этот вариант, вовремя подвернувшийся и оставленный. И как долго продлится эта игра? До тех пор, пока Тезан не оставит меня окончательно? После ухода Тезана собрался совет, и до самого ужина длился консилиум, разрабатывался план, искался путь к победе. Ни на чем не сошлись. Видел, как Вельзевул то и дело поглядывает на лифт в надежде, что Тезан спустится вновь, но этого не произошло. Признаться, я надеялся тоже. Чем он занимался? Мучил невольников? Прекратив, пошел отдыхать, спать? Или провел время с Авелем? Выхожу из лифта и делаю маленький шаг назад сразу же. Хочется вбежать обратно, но лифт не только закрылся, но и успел уехать, судя по звуку. — Испугался? — холодно спрашивает Тезан и усмехается. Руки скрещены на груди, плечом прижимается к двери в мои покои и дает указания: — Ты сейчас зайдешь к себе и пригласишь меня, да? Медленно киваю, и Тезан отходит, давая возможность исполнить, что он сказал. — Что тебе нужно? — спокойно спрашиваю, проходя в спальню, и поворачиваюсь, наблюдая, как Тезан закрывает за собой дверь. Мы одни, не чувствую безопасности и не хочу провоцировать, например, язвить или садиться на постель. Стою. — Разрядиться, — пожимает плечами и расстегивает «латекс». — А как же Авель? — с трудом сглатываю ком в горле, с трудом нахожу, что спросить, лишь бы остановить его. — Не понимаю, о чем ты, — говорит так, будто правда не понимает, не раздевается, делает несколько шагов ко мне и, прежде чем подумать, что нельзя показывать страх, зеркально делаю несколько шагов от него. Ощущаю исходящую угрозу, некую щекотливость положения, реальный выход из которого лишь один — скрыться в ванной комнате. Нащупываю ручку за спиной, тяну вниз и решаюсь на быстрый рывок, быстро заскочить и закрыться. Секунда, две, прикрываю глаза, вдох, решимость и… — Очень глупо, — Тезан оказывается рядом моментально, его ладонь ложится на мою, опускающую ручку двери вниз, и силой заставляет меня поднять ее вверх. — Дверь должна быть железная, чтобы я ее не проломил. — Пусти, пожалуйста, — взмаливаюсь, — так нечестно и неправильно, я так не хочу. — Нечестно? — Тезан наваливается всем телом, вдавливает и прижимает, слишком сильно, — а прятаться за спину моего отца — честно? Даже его ты ненавидишь меньше, чем меня. — Ты меня бросил. — Отец сменил курс корабля Джая, — развязывает мою ленту и продолжает каким-то пугающе успокаивающим голосом: — Не хотел сообщать, радовать тебя своим предполагаемым долгим отсутствием. — А Авель, это твой кто? — Никто, — и Тезан наклоняется, чтобы поцеловать мою шею, вылизать. — Никто, как и я? — таю под приятными ощущениями, но разум теряю не до конца: — Ты не насильник Тезан, а я не хочу. — Ты по мне не скучал? — шепчет на ушко, и от того, как сильно по нему скучал, стыдно становится. Стыдно и жарко, потому что я скучал, безумно скучал. — Я очень, — тыльной стороной руки проводит по моей щеке. — Постоянно думал о тебе, мечтал трахнуть. Ты же мой котенок, Каин, ты знаешь это, зачем ты пытаешься избежать, — и прижимается сильнее, хотя сильнее уже просто некуда, задыхаюсь. — Отец тебя не похищал, да? Ты сам захотел быть со мной, хочешь меня. Его руки по всему моему телу, и я не могу остановить эти ласки. Тьма, просто закройте его чарующий рот, не слышать бы эти совращающие слова. Но Тезан не затыкается: — Если бы ты признался, что любишь меня, никто другой мне бы и нужен не был, — языком по моей ушной раковине, и сакральный подталкивающий вопрос: — Ты любишь меня? Если признаюсь, он продолжит. Разденет, уложит в постель, потрогает везде и возьмет наконец-то. Если совру, то ничего не получу. А если… — Если бы ты любил меня, тебе никто другой и не был бы нужен, — и эти слова отталкивают его, будто молния между нами сверкнула. И черные глаза Тезана словно загораются, искрятся чем-то нехорошим. — Ты до сих пор не веришь мне? После всего того, что я натерпелся от тебя? После всех твоих выходок? — отходит лишь на несколько шагов. — Если хочешь играть в эту игру, так и быть. Направляется к двери, и я поднимаю ленту, завязываю на талии снова и сажусь на постель: — Знаешь, я думаю, все наши проблемы только от одного вопроса, — это заставляет Тезана остановиться. — Вопроса, который я постоянно себе задаю, с самого начала и вплоть до сегодняшнего момента, — а это — обернуться. — Как ты можешь любить так жестоко такого никчемного меня? — Каин, — начинает так потому, что сам не знает, поэтому перебиваю: — Ответ решит большинство наших проблем, — это должно заставить его хоть на секунду задуматься, понять, насколько важно, но Тезан не утруждается все равно: — Мир так не работает, нет ответов на все вопросы и нет вопросов для всех ответов. «… это фатум. Выбор пал на него, быть может, это и родилось для него, или он родился для этого. Выбор, сделанный тьмой. Как Тезан выбрал вас, вы встретились, и неизбежность запустилась.» И Тезан, будто читая эти мысли, подтверждает их: — Просто все совпало. Расположение планет, окружение, место, настроение, цвета, я не знаю. Но зачем мне было тебе врать? Зачем мне врать до сих пор? — и он садится у моих ног, обнимает колени и преданно заглядывает в глаза: — Когда нашел тебя на том корабле, после нескольких лет поиска, я бы, не изменяя себе, проломил бы твою глупую голову. Да, в моем характере, ты правильно меня знаешь, я бы остатки твои по всему кораблю раскидал и ушел спокойно, покончив с этим. Или кинул бы тебя к стене, утолил жажду мщения, раздробив твои кости, забив тебя. Оставил тебя Дельта или заморил бы в Болотном Доме сам, столько уже мог сделать, но что-то, самое сильное во мне, уберегает тебя от меня, заставляет меня самого тебя беречь. Какое еще чувство может бесконечно продлевать мое терпение? — Жаль, это чувство не помогает тебе не хотеть других. И Тезан смеется, невеселым смехом, хрипло, из самой глубины: — Мне тоже нужно, чтобы меня любили, удивляет? — убирает руки. — Либо признайся, что любишь, либо ничего подобного не проси. Сейчас хочется его ударить, такого наглого, самодовольного. Самообладание берет верх, лишь закатываю глаза от усталости и раздражения. Почему не понимает, что так — не любят. Ну не любят так. Ну не смотрят на других, не целуются с другими, а от предмета воздыхания не улетают и пощечины не дают. Я не понимаю такую любовь, как он не понимает, что мне нужно от него. — Хочу, чтобы ты сам отказался от других, не потому, что я попросил, а потому, что ты сам захотел, — полностью честен перед ним, и Тезан улыбается, осознавая эту честность, видит, что свои карты я вскрыл, и разбивает надежды, не открываясь сам: — Хорошо. — И все? Это значит, ты перестанешь быть с Авелем или с кем-либо еще? — Я просто сказал "хорошо", — и смеется громко, опрокидывается на спину и теперь лежит звездой на полу. — Надо же, какой ты требовательный. — Уходи! — и я вскакиваю, терпение лопается, от него в очередной раз ничего не добьешься. — Уходи или разговаривай со мной открыто. Почему ты не можешь открыто говорить? — Открыто? — заводит руки за голову. — Ты же сойдешь с ума. Сойду с ума? Взгляда от него отвести не могу, лежит весь такой расслабленный, довольный, немыслимое количеств тайн в себе таящий. Тезан редко что рассказывал, а чем-то важным не умеет делиться и вовсе. — Ты чувствуешь себя сильнее, да? — интересуется, пока я в мыслях копаюсь, — ты теперь под крылом моего отца и все такое. И хочешь, чтобы я был честным, но готов ли ты к честности? «Практически каждая его фраза — либо яд, либо ложь». Значит, будет яд. Слова до ужаса знакомы. И достаточно быстро меня осеняет, это же я говорил, я. — Это из моей беседы с Сеселям на Фаязе, откуда...? — Видишь, Каин, ты можешь сойти с ума, — и он поднимается. — Ты не был один, никогда я не оставлял тебя одного, не позволял тебе в одиночестве разбираться в собственном разуме. И не спрашивай, с какого момента за тобой слежу и посредством кого, — и явно, чтобы добить, Тезан договаривает, не переставая усмехаться: — Честно говоря, а ты просил честно, я очень доволен тобой. Ты такой хороший мальчик, не сбежал с Маркусом, порадовал. — Я постоянно чувствовал тьму вокруг себя… — молвлю, оглушенный, и колени подгибаются. — Ты не готов слушать дальше, — Тезан подхватывает, кладет на постель и нависает, — но о том диалоге знай, мне он очень понравился. Ты все это время хотел, чтобы я к тебе пришел, чтобы взял тебя. В Болотном Доме, на Птице, где угодно, чтобы взял тебя. Стыдно смотреть ему в глаза, зажмуриваюсь, хочу, чтобы он ушел, и это быстрее кончилось, но, похоже, ничего заканчиваться не собирается. Руки Тезана скользят телу. — Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, — шепчу в неистовстве, в накрывшем отчаянии и позволяю развязать ленту, снять и отбросить камень с шеи. Чувствую, как обнажаюсь, оголяются плечи, и не могу воспрепятствовать этому. Касается и обжигает, его ласки больше похожи электрические уколы, и каждый крохотный разряд посылает импульс в пах, возбуждает. Тезан выцеловывает мои плечи, вжимает в постель тяжестью собственного тела. Приятно до невозможности. — Посмотри на меня, Каин, посмотри, — и хватает за подбородок, цепко, приказывая: — посмотри. Не смею ослушаться, и теперь и сердце схватывается когтистой лапой, замираю, даже вдохнуть не могу. Вижу только тьму в чужих глазах, самую темную пожирающую тьму, и это уносит, уносит в бескрайность, не описать. — Утром ты спустишься к моему отцу и скажешь, что это была глупая затея, ты передумал, ты принадлежишь мне, хочешь быть со мной, — ровная интонация, ровный темп, подобно гипнозу. — После ты придешь ко мне, разденешься и примешь все, что я захочу сделать с тобой. Ясно? Не подаю никакого знака, и, кажется, Тезану этого и не нужно, не закрывая глаза, наклоняется, целует, и во мне все окончательно сворачивается от страха. Молю, чтобы хоть что-то вошло и остановило это безумие, но как всегда Вселенная благоволит Тезану. — Я не выпущу тебя, пока ты не согласишься, — дает понять, что ночь будет долгой, а после утыкается в шею и звучит уже не так жестоко, — ты не представляешь, как сильно я по тебе скучал… когда увидел тебя… такого бледного, отстраненного, как тогда, во мне сразу все успокоилось, замерло, явственно почувствовал, как щупальца уползли, в один безропотный клубок убаюкались. Так спокойно стало, если бы ты еще мне на колени сел, а не начал пороть весь тот бред, было бы слишком хорошо. Холодными пальцами прочерчивает линию от моего соска до вставшего от этой близости предательского члена. Тезан обхватывает его, полностью довольный собой, и доводит меня до исступления несколькими ритмичными движениями, такими полными, сильно сжимая руку. Вглядывается в мое лицо, наслаждается производимым эффектом, особенно, когда я не сдерживаю стон, и он наклоняется, чтобы в этот момент коснуться своими губами моих и поглотить звук. После разводит мои ноги и почти невесомо касается входа, поглаживает, усиливает напор. И это изводит, делаю попытку уползти подальше, уйти от прикосновения, но силой Тезан ломает это. — Ты теперь подготавливаешься сам, — ядовитая усмешка, и становится стыдно за тело в разы сильнее, — потрясающе течешь. Раздевается и вновь ложится на меня, придавливает, и я понимаю, к чему может привести подобный секс. Надо попросить инъекцию, надо умолять, встать на колени, пообещать что угодно за нее, но, видимо, мысли у нас с ним схожи: — Ты ничего не получишь, — шепчет, насмехается и затем закрывает мне рот ладонью, чтобы и вякнуть не посмел. Отталкиваю из последних сил, прилагаю все, но это ни к чему не приводит, Тезан будто не замечает моих усилий, а я теряю последнее для сопротивления. Его член входит с трудом, даже не смотря на обильную смазку, но входит. Короткими рывками погружается все глубже, и довольно скоро оказываюсь насаженным полностью. Восхитительное ощущение, из-за которого теряются все остальные. И сожаление, и внутренний голос, и стыд, все теряется с толчками Тезана во мне, и его самого ведет не хуже. Чувствую так. Монотонность и ритм, я хочу признаться, что на самом деле люблю его, обожаю. И неважно все, что он наговорил до этого, что сделал, как поступил. Все равно, плохой он или хороший, и мне плевать, как долго будет любить меня, лишь бы продолжал делать это со мной. — Люблю тебя, — не выдерживает Тезан и касается моего члена, тут же сдаюсь и я. Кончаю сильно на собственный живот и не успеваю даже отдышаться, он пользуется моей расслабленностью и грубо переворачивает. В приступе одурения от собственной власти, от того, что все идет, как он хочет, Тезан наваливается на меня сзади и кусает за плечо. Его сперма жжет изнутри, будто раскаленная, и беспомощно сжимаю одеяло. Снова твердый член Тезана касается ягодиц, и его горячий шепот в самое ухо: — Пока не согласишься, Каин, — мокрый язык в ушную раковину, становится еще жарче. — Повторяй за мной: «Я пойду к Вельзевулу», повторяй. — Я пойду к, — стон вырывается из горла, когда Тезан входит в меня, слишком бесцеремонно и глубоко, слишком приятно, — к Вельзевулу... — И скажу, что передумал, что принадлежу Тезану, — цинично продолжает. — Скажу, что передумал... — несколько ахов, подтягиваю одеяло к себе и больше не могу говорить, но стараюсь: — Скажу, что принадлежу тебе, Тезан... — После приходишь ко мне и отдаешься без конца, да? — на мое молчание хватает за волосы и задирает голову, чтобы ничего не мешало отвечать: — Да? — Да, — и не сдерживаюсь: — больно, Тезан, пожалуйста. — Ты слишком быстро согласился, — мягко целует, и хочется заплакать, когда хвалит, когда говорит, какой я хороший дамаск. Ночь затягивается, кожа горит, и спермы внутри становится только больше. Вытекает, пачкает бедра и простынь, но Тезан так и не позволяет выползти из-под него. А когда наконец это заканчивается, проваливаюсь в сон, ощущая себя опустошенным и наполненным одновременно. Просыпаюсь, наверное, спустя всего несколько часов, тело очень ломит, между ног жжет. Весь испачкан в собственном бесчестье и тезановом бесстыдстве, до сих пор липко, печет. Поддаваясь инстинкту самосохранения, откидываю одеяло, собираюсь выползти из кровати, но на грудь ложится чужая рука: — Рано, — говорит и наваливается на меня в сотый раз, целует сонно, сладко и между тем раздвигает мои ноги вновь.               — Ох Каин, совсем не спалось? Застаю Вельзевула за завтраком. Весь стол уставлен блюдами на расписных тарелках. Тут и бекон, и куски пирогов, чего только нет. — Простите, что беспокою, — делаю глубокий вдох. — Просто, просто… — Что случилось? — доносит нагруженную вилку до рта и медленно, смачно начинает пережевывать. — Мне, — снова сбиваюсь, Тьма, — нужна защита. Защита от Тезана. Смех разлетается с эхом, оглушительно, и понимаю сам, насколько глупо происходящее. — Что случилось? — повторяет вопрос с куда большим интересом. — Вчера перед сном он пришел и… — опускаю взгляд в пол, туда же опускаю подробности, — и не покинул мои покои до самого утра. И мне нужна защита, чтобы это не повторилось. — Не повторилось? Защита? — рассматривает мясо, наколотое на вилку. — Он пользует меня и следит, каким-то образом проследил за мной даже на Фаязе, это безумие. — Хм, — отправляет мясо в рот, пережевывает тщательно. — Ну, мы с тобой смогли его удивить, так что «слежка», вероятно, из-за твоих болтливых друзей, подобно которым ты сам развязал рот. Да, верю, что Сесель сливал каждое произнесенной мной слово, но откуда тогда Тезан узнал про Маркуса? Ведь это было только между мной и Маркусом, никаких третьих лиц. — Он пользует меня, — повторяю самую вескую причину, на которую Вельзевул только плечами пожимает: — Я никогда не встану между вами, ты помнишь? — Но вы поставили меня между вами. — Нет, нет, милый Каин, — мерзко улыбается, — Тезан доволен, что ты здесь, я доволен, что Тезан здесь, никаких противоречий. И разве ты не счастлив быть здесь с Тезаном? — накалывает новый кусок мяса. — Да и зачем от него защищаться? Он бы не сделал с тобой ничего, не желай ты этого, разве нет? — Он делает из меня не того, кем я являюсь. — Ты сучка, Каин, уж прости, но так и есть. Так и есть, когда ты с ним. Ты завтракал? — и окликает особь, скрывающуюся за ширмой: — Накрой стол на еще одну персону.