Острое чёрное

Слышу, поднимается, тяжелый шаг, медленный, дающий фору. Прихватывая ключ-карту, через управляющую кабину ухожу в коридор, в темноту. Так как корабль остался неактивированым, свет не включается, датчики движения не реагируют. Слабая полоска света проходит по полу, аварийная дорожка ведет к лестнице, и, не тратя время на размышления, взбираюсь к верхним палубам. Снова коридор с аварийной дорожкой. Слышу, как приходит в движение люк, этот грубый, протяжный звук ни с чем не перепутать. Видимо, Тезан вручную закрывает корабль, запирает внутри. Правой рукой сжимаю бесполезную ключ-карту сильнее, другой держу ювенту на груди, чтобы в такой момент не остаться нагим. Хочется закричать, спросить, как нашел меня и зачем, но выдавать расположение не хочется совершенно. Корабль и так маленький, а паника большая. — Ты же не боишься быть со мной наедине, — Тезан находится еще внизу, вероятно в управляющей, — или боишься? Каин, где же ты? — Уходи, — шепчу еле слышно, продвигаясь дальше, и тщетно пытаюсь открыть дверь каюты — не поддается, и следующая тоже. — Ключ у тебя, верно? Малыш, это ужасно, на твоем месте я бы выкинул куда подальше. Сделал бы вид, что не при чем. Зачем он так? Просто зачем сюда пришел? Впереди лестница, ведущая вниз, вероятно, к самому люку, и не рискнул бы спуститься, но Тезан точно взял мой след. — Ты решил сделать это снова, Каин, да? — и раздается удар, стрекочущий, рокочущий странный удар. — Даже забавно. Завоеванная планета — и ты, под покровом веселья удирающий на корабле, — необычный удар повторяется, определенно, у Тезана с собой оружие. И подсознание уже догадалось, какое, но разум оберегает от правды, и вертится, вертится ускользающая мысль… — Я бы смеялся, я бы очень плохо смеялся, если бы тебе это удалось. Но расстояние между нами сократилось, Каин, — буквально кожей ощущаю, слышу, как Тезан поднимается по лестнице, по которой поднимался я минуту назад, — чувствую тебя, я знаю, где ты. Осторожно, стараясь не издавать ни звука, возвращаюсь на нижнюю палубу, в слепой панике трогаю запертый люк, будто способен разжалобить металл, разжалобить настолько, чтобы открылся и дал уйти. Люк остается холодным и бессердечным, совсем как Тезан. Рокочущий удар об стену, очередной, электрический, и впору за сердце схватиться, у Тезана в руке вырубалочка. Наверное взял у тех тодотейцев, которые перекидывали ее играючи. Он меня точно вырубит. Надо сдаться, надо выйти к нему самостоятельно, может уймет гнев, может даст сказать. Разум понимает что так лучше, тело же подчиняться отказывается. Ни шага назад, бросаюсь вперед и оказываюсь в управляющей. Вставляю ключ-карту, на этот раз верно, и жмурюсь от вспыхивающего, слепящего света, льющегося отовсюду. — Ты не исправим, Каин, — голос с нескрываемой злостью совсем рядом и дверь открывается угрожающе медленно. — Ты заставил меня, ты. Это не я убил ее, это она убила себя. Вырубалочка шкворчит, словно в предвкушении. Управляющая такая крохотная, метра три всего, и он рядом. — Тезан, пожалуйста, послушай, — умоляю, но Тезан делает первый непоколебимо твердый шаг. — Я уже говорил, что вообще тебе не верю, — и заносит вырубалочку, секунда и я свалюсь без чувств — отдохнешь несколько суток. — Пожалуйста, — и инстинктивно не бросаюсь в ноги, хотя разумом осознаю, что нужно, но нет, инстинктивно хватаюсь за рычаг, тяну вверх изо всех сил. Прекрасно осведомлен, что так делать нельзя, что это очень чревато, ведь мои родители умерли при похожем маневре. Когда учат вождению на летающей посудине, прежде всего объясняют, что плавность — залог безопасности. Что даже кнопки надо нажимать так, будто касаешься собственного соска. Плавность и обдуманность, нарушаю эти принципы и сразу же падаю, впечатываясь в пол. Больно ударяюсь всеми костями, проклятущая сила притяжения, помноженная на скорость, сжимаю зубы, зажмуриваюсь. Корабль взмывает ввысь прыжком и грозит взорваться, судя по раздающемуся предупреждающему длинному сигналу. — Что ты творишь?! — злой крик Тезана, и зажимаю уши, кажется, перепонки лопнут от перенапряжения. Тезан дотягивается до панели управления и приводит посудину в чувство, безумный набор высоты прекращается, обрывается скачком, подбрасывает, и вновь впечатываюсь в пол. Мы зависаем в открытом космосе. — Никогда так не делай, — Тезан устало выдыхает, прижимается спиной к панели, запрокидывает голову. Ох, и намучился со мной. — Прости, я просто хочу, чтобы ты меня послушал, — подползаю к нему, прижимаюсь к боку, всем существом взывая к милосердию. Вельзевул говорил, в нем есть уважение к миру, есть что-то абсолютно светлое в его темноте. Может, откликнется. — Я ведь сам пришел к тебе, Тезан, — пытаюсь собраться с мыслями, но замечаю лежащую вырубалочку, не так далеко, и электричество будто жжется, мешает, — клянусь, я не собирался сбегать. Даже если бы был точно уверен, что меня не найдут, не хочу сбегать, не хочу оставлять тебя. — Не верю тебе, я просто не могу поверить тебе, — такой холодный голос способен воду в лед обратить и совершенно не знаю как растапливать. — Если ты любишь меня… — начинает отчаянье, и Тезан жестоко парирует ход: — Ты достаточно использовал мои чувства к тебе, Каин. Не просить же прощения за это? Что же мне такого сказать, ничего не осталось, какой момент бы не поднял, там оборотная испорченная сторона. Сигнал обрывается, корабль замолкает и погружается в темноту, которую нарушают искры вырубалочки. Кома его сердца, но двигатели продолжают держать на плаву. Это пугает. — Даже не могу тебе больше сдаться, да? — какой-то нервный смешок, и идиотская мысль о том что кровью наверняка пачкую его одежду. — Я верил Ленару, он использовал и отобрал эту способность верить. Ты верил мне, пока я не отобрал эту способность у тебя. Вселенная действительно жестока. Тезан не отвечает, вырубалочка не затихает. Зажмуриваюсь, становится немного спокойнее, и проще продолжить: — Я говорю это не потому что боюсь умереть, вот уж чего а смерти больше не боюсь, а потому что боюсь потерять сознание, проснуться и продолжить эту тихую битву. Мечтаю вернуться в начало, не в то начало когда Империя оказалась на Ювенте, а когда Баха расцветал, и мы наблюдали с балкона. Каким легким тогда все было, всего лишь верные слова, подавленный испуг и столько проблем не появилось бы. — Какие слова, Каин? — Слова… что я больше не усну. Что я слишком взволнован, чтобы спать, и достаточно, чтобы свершить глупость. — Каин… — и кажется он смягчается. — Я знаю это глупо говорить при таком освещении, но посмотри на меня, посмотри на меня Тезан, — и хочется закрыться, закрыть глаза и исчезнуть. — Надо мной физически издевались, мучили, насмехались, я ночевал под мостом, у меня кровоподтек на виске, разбита губа, из-за того что Авель избил меня за то что я хотел к тебе подойти. И раз после всего того что я натворил, ты все еще здесь, все еще приходишь за мной, и даже задумываешься перед тем как заслуженно ударить, значит могу тебе доверять. Я верю тебе Тезан, верю в твою любовь. И я сдаюсь. Тезан молчит, электрический заряд понемногу пропадает, света становится еще меньше, и пугающая тишина подбирается когтями. Тишина и темнота страшное сочетание. — Мне хорошо с тобой, и я хочу быть с тобой, без всяких поводов для этого. Свет пропадает весь. Я подошел к тому от чего бежал, от чего сбежал изначально — предательство. И еще никогда я не был настолько повторно близок к нему, настолько искренен и открыт. Тезан может засмеяться и внутренне ожидаю этого, дикого хохота, рассказа о том что изначально это была лишь игра, развлечение, спор, правды о том, что Тезан никогда меня не любил и не любит и что нужен ему только для того, чтобы начищать сапоги. В это так легко поверить, намного легче, чем в то, что такая красивая особь, может любить меня ни имеющего ничего. Даже иллюзий. Но если я сказал что верю ему, надо верить до конца, не бояться быть брошенным. — Ты правда сдаешься? Сил отвечать уже просто нет, поэтому киваю в темноте и Тезан будто видит, будто понимает, насколько происходящее подлинно. Обнимает, крепко прижимает к себе, и вряд ли что либо могло успокоить лучше. Страдание от собственной откровенности окупается в десятикратном размере, даже заслуживаю поцелуй в пострадавший висок. — И я могу делать с тобой все что захочу, и ты хочешь этого? Тьма, как же это по-тезановски. Вместо того, чтобы повторить, что любит меня, убедить, что никогда не предаст, он давит до последнего, выжимает все, что есть, получая свое. Буквально потрошит, не в состоянии насытиться. — Да, Тезан, да, — не уверен, что произношу вслух. Поцелуй в висок повторяется, задерживается на секунду дольше. Его рука заставляет мою разжаться и выпустить шелк, чувствую как ткань сползает, открывая тело. Души Тезану мало. — Ты понимаешь, что означает твое поражение? Возможность стать преданным вновь? Возможность стать поглощенным его тьмой навсегда и безвозвратно? Даже не знаю за что стоит переживать больше. — Всегда понимал. — Ты умница, Каин, — после слов одобрения мимолетные поцелуи по всему лицу, слизывание крови с подбородка, слизывание пролившихся и застывших слез на щеках. Какое-то животное проявление любви, и подавляю зачаток сопротивления. — Ты все-таки совсем не слабый, раз можешь, еще имея, силы сдаваться в плен. Похоже Тезаном этот «зачаток» не остается незамеченным. Я все еще мог бы вырваться. Вырубалочка лежит не далеко, используя расслабленность Тезана, его веру, смог бы успеть дотянуться и приложить по затылку. После смог бы даже убить. Не сердцем и даже не разумом прикидываю идею, корни идут из древнего чувства самосохранения, инстинкт который невозможно выключить, и чтобы снова не наделать глупостей, шепчу: — Пожалуйста, убери эту штуку подальше. Чтобы не было финального соблазна. Тезан усмехается. Утыкается в мою шею, дарит легкий укус, а затем исполняет просьбу и вырубалочка отлетает к стене. — Конечно я верю тебе Каин, — поцелуи становятся жарче, голос ниже — конечно верю. Правильно ли я делаю? Правильно ли кладу руки на его плечи, могу ли притягивать к себе, лишать нас последнего воздуха, последнего расстояния? Верно ли делаю, наощупь раздевая его? Становится действительно душно, и влажно, кожа воспламеняется, бросает в жар, а ведь он еще не касался самого интимного. — Голова кругом, — шепчу прежде чем в темноте найти его губы, прежде чем втянуть в глубокий и страстный поцелуй, во время которого Тезан укладывает меня на пол. Такой металлический пол должен обжечь холодом, но дарит лишь приятную прохладу. И все равно слишком жестко, особо чувствуется когда Тезан наваливается всем телом, придавливает так сильно, что даже руки обнимающие его слабеют, теряют силы. Да, Тезан во всем такой, ему мало поражения, нужна только полная победа и помня это я расслабляюсь полностью отдаю контроль. Пальцы скользят вниз и оставленная дорожка на животе воспламеняется, приятное ощущение заменяется более сильным, обхватывает мой член. Плавные движения, продолжи которые приведет слишком быстро к пику. — Ты думаешь о чем-нибудь? — последний раз проводит по члену и отстраняется, чтобы раздвинуть мои ноги. — Нет, а ты? — голос какой-то охрипший, не могу ассоциировать с собой. — Да, — поглаживает внутреннею поверхность бедер, пугающе нежно. — Если ты сухой… — Я чувствую что мокр как никогда не был, — перебиваю уверенно, не нужны угрозы и запугивания. — У меня низ живота истомой сводит. И Тезан проверяет, пальцем касается входа, вызывая этим мой восторг, запрокидывание головы в забывчивости. Все что угодно лишь бы это продолжалось, лишь бы он зашел глубже. — Течешь, — подтверждает удовлетворенно, и вновь наваливается на меня, — ты даже не хочешь попросить инъекцию? — Только если ты сам хочешь ее дать. — Я хочу совсем не этого, — и только головка упирается во вход, затаиваю дыхание готовясь ко смеси боли и наслаждения, но по мере того как он вставляет член, получаю только последнее. Хорошо мокро, удобно мокро. То чего никогда не было, то что бывает только у примерных нижних, то что никогда не было доступно, я естественно готов к совокуплению. — Нравится? — Тезан спрашивает для утверждения собственного превосходства, — Чувствую насколько этот раз отличается от всех предыдущих. Ты такая умница, Каин. Поцелуй чрезмерно сладкий, язык мокрый и будоражащий хозяйничает во рту, поглаживает небо. И двигающийся член внутри чрезмерно твердый, обжигающий, я кончаю все таки быстро, неожиданно и громко стону, собственная сперма пачкает наши животы. Все еще чересчур приятно, даже после оргазма его член приносит лишь удовольствие, это так дико, ненормально, жажда не отпускает, неужели такое бывает, и такое есть здесь и сейчас, именно так и происходит, возбуждение не угасает. Только наплывает и тону, теряюсь в чувстве. Второй раз накрывает в оргазме, который ярче, из-за того что кончает и Тезан. После мы лежим испачканные, из меня вытекает его сперма, собственная неприятно подсохла на коже. — Давай улетим, Тезан. Долго не отвечает. И может последовать что угодно, но в эти минуты стараюсь не думать, а говорить от чистого сердца: — Давай улетим, далеко, так далеко, куда еще Империя не дотянулась, такие уголки есть, но придется путешествовать долго, — звучит как шутка, и улыбаюсь самому себе. — Только ты и я, больше никого. Ни Вельзевула, ни Нима, там никто не будет нас знать, придется начать заново, вместе, на равных. У нас даже прошлое сотрётся, и будущее появится. Только ты и я. — Это чудесная идея, — кажется, отвечает с усмешкой и поднимается, чтобы, судя по звуку, вытащить и снова вставить ключ-карту. — Но невоплотимая. И зажигается свет, ослепляет, возобновляется прерванная сирена, красным на лобовом стекле мигает надпись «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!». И только собираюсь сказать, что корабль ведёт себя странно, как все становится на свои места. А именно перед нами встаёт стеной другой корабль с яркими фарами, направленными на нас. — И как давно мы в плену? — и вопрос, очевидно, слишком глупый, чтобы Тезан ответил. Он выходит на связь с другими, отключив сирену: — Обеспечьте мягкую посадку на Ядро, — и бодрый, словно ожидавший все это время голос, с готовностью выпаливает: — Слушаюсь, господин Тезан. Спокойно вытаскивает ключ-карту, бросает рядом. И плавно все вокруг приходит в движение, нас тянут мягким ходом, чужие корабли, опускают, ведут, словно рыбу в сетях. Тезан молчит, никак не оправдываясь, а внутри меня что-то нехорошее тягуче разливается. Сомнения, обида, какая-то обманутость, неужели я такой дурак. Горькое чувство, которое не показываю, но Тезан наверняка ощущает мое состояние. — Мы улетим, Каин, — говорит он наконец, — но нужно собрать команду для корабля.