piano man

После визита Чанеля прошло уже две недели, а маленькая Чжиын все не появлялась. Бэкхен не звонил ее родителям: наверняка Чанель уже разобрался, поэтому он облегченно вздохнул, решив, что девочка больше не будет ему надоедать. «Ага, размечтался», — прочитал он в ее взгляде, когда открыл дверь своей квартиры и увидел ее в розовеньком пальтишке с улыбкой во все тридцать два. — Ну привет, сенсей! — и бесцеремонно проталкивает опешившего хозяина квартиры, бросая в коридоре свои грязные ботинки. Бэкхен успевает только заметить ее скрывающуюся фигуру в его гостиной и заливистое хихиканье. Он идет за ней, все еще не в силах осознать реальность, ведь был уверен, что больше ее никогда не встретит. — Чжиын, почему… почему ты пришла? — стоя в дверном проеме гостиной и наблюдая, как девчонка уже по-хозяйски расселась на табурете за пианино и разложила ноты. — Сенсей, ну вы же вроде не глупенький, я музыкой заниматься пришла! — и потрясла в воздухе мятыми нотами. — Это я понял, но я думал, что ты больше не придешь. — Это еще почему? Мой вонючий брат промывал мне и родителям мозги, а еще не пускал к вам целых две недели, но теперь мы с ним договорились. — О чем? — Ну, он сказал, что моя любовь к вам совершенно неправильна и все такое, — опять мотая ногами на стуле, эта ее привычка никуда не делась, — и что я не должна испытывать такие вонючие чувства к учителю. Мои родители отправляли меня к другим репетиторам, но я отказывалась в таких случаях заниматься музыкой. И вот теперь я снова пришла к вам. Правда здорово? Да еще бы. — А в чем условия договора, я все равно не понял. — А, да я просто не должна любить вас и приходить к вам только за музыкой, иначе не смогу видеться с вами. — Так ты… типа больше не любишь меня, да? — Да что вы, конечно люблю. Просто буду сдерживать свои чувства к вам до восемнадцати лет, а там уже посмотрим. Бэкхен смолчал и начал думать. Ну, раз уж один из опекунов девочки знает о ситуации, то в любом случае никаких обвинений в педофилии он может не бояться. Чжиын надоедлива, но сносна до тех пор, пока не будет приставать к нему. Тем более, это же сестрица Пак Чанеля! Теперь хоть как-то Бэк будет связан с ним. — Ну ладно, — с еле слышным вздохом, подходя к фортепиано, — доставай, что мы там в последний раз изучали? Когда занятие закончилось, девочка не торопилась уходить. На вопрос «В чем дело?» она ответила, что ее должен забрать брат. Когда Бэкхен услышал это, его охватила такая вселенская паника, что он начал как ураган носиться по квартире и убирать бардак, тщательно подбирать наряд (не обошлось без советов девочки в роде «Синий идет вам больше, сенсей» или «А вот с этим свитером попробуйте вот эти джинсы», и, Бог свидетель, Бэкхен всецело доверился ее вкусу), причесываться и вообще сходить с ума. Раздался звонок, и Бэкхен, превозмогая волнение, отворил дверь. — Привет, — Чанель слегка улыбнулся, явившись перед ним в сером пальто с засунутыми в карманы руками и в черных джинсах. Наверное, Бэкхен в этот момент понял, что пропал. Нет, фактически, он пропал еще восемь с лишним лет назад, но в этот момент он потерялся в реальности совсем. Ну слишком идеальный. — Привет, — ответная улыбка, получившаяся немного угловатой. — Ты наверное удивился, когда пришла Чжиын? — виновато почесывая затылок. — Прости, что доставляем неудобства. Ну почему именно сейчас ладони так предательски потеют? — В общем, я как мог пытался промыть ей мозги и запретил приходить к тебе, но эта паршивка слишком упряма. Я ее отпустил к тебе с условием, что она не будет клеиться к тебе. Если будет плохо себя вести, то сразу свяжись со мной, — выуживая из кармана телефон. — Скажешь свой номер? Бог существует, раз это со мной происходит. Прямо сейчас парень моей мечты просит мой номер, господибоже, да я свое имя сейчас назвать не смогу, какой номер? И плевать было Бэкхену, что номер у него брали не из-за какой-то личной заинтересованности, а только для контроля мелкой девчонки. — А, эм, да, конечно, — он встрепенулся, когда Чанель выжидающе уставился на него. — Записывай… Чанель набирал на телефоне называемые цифры, а Бэкхен все не мог наглядеться на его пальцы, на пальцы, черт возьми, гениального музыканта. Пак закончил и нажал кнопку вызова, тут же сбросив. — Я кинул дозвон, ты тоже сохрани, — Чанель всегда вот так улыбается: едва заметно, уголками губ? — Да, конечно, — как китайский болванчик кивает Бэкхен. Повисает неловкое молчание между двумя парнями, а девочка все еще копошится в гостиной и не торопится выходить. Бэкхен эту тишину не замечает: он где-то в прострации, все еще не веря, что ему улыбается Чанель. А вот последний немного смущен этой тишиной. Он откашливается и спрашивает: — Если честно, я тогда удивился, когда ты меня назвал по имени. чертчертчертчертчерт Неужели он не забыл? — Правда, я тебя так назвал? — сама невинность воплоти. — Просто… эм, ну, Чжиын про тебя рассказывала, я запомнил. — Серьезно? Мне казалось, что эта девица другим называет меня разве что только «идиотом» и «старпером». Мне жаль, парень, но тебе не кажется. Однако свою ложь раскрывать не собирается. Бэкхен не может не улыбнуться на последнюю фразу парня, осознавая всю ироничность, и наконец появляется одетая и обутая девочка. — Чего встал, пошли уже, — обращаясь к брату. — До скорого, Бэкхен-сенсей! — уже совсем нежным голосом. Чанель дарит ей щелбан в лоб и бурчит что-то вроде «И как ты со старшими обращаешься», а Бэк не может не засмеяться, глядя на этих двоих, таких непохожих и разных. Он улыбается и машет им (прим. автора: нет, пожалуйста, только не думайте о пингвинах в такой милый момент, умоляю), захлопывая дверь. А потом шумно выдыхает, еще раз прокручивает в памяти улыбку Чана и едва уловимый аромат его духов, все еще витающий в его квартире, а потом бежит искать телефон, чтобы поскорее сохранить его номер. А Чанель идет со своей неугомонной сестрой к машине, все еще немного плененный обаянием и смехом Бэкхена, когда девочка говорит: — Он такой красивый, правда, Чанель-ши? — сначала мечтательно вздыхая, но тут же пресекаясь. — Ой, ну, то есть как пианист. Ты не подумай, я его уже разлюбила, мне вообще уже нравится Югем из моей… — и что-то там лепечет, а Чан думает: А у нас с сестренкой, видимо, одинаковые вкусы.