***
Адриана Элизабет Орабэль Аделаида Виктория Грэйс Бомон Кавендиш. Сара повторяла это про себя снова и снова. Слишком большое имя для маленькой девочки. - Какая она? – тихо спросила египтолог. Женщина больше не могла молчать. Сидеть и просто ждать результатов экспертизы уже не хватало сил. Сара, Эбби и Дженни устроились в коридоре престонского* медицинского центра. Проще было договориться о ДНК-тесте с местным учреждением, чем тащить за собой передвижную лабораторию. Ник, Стивен и Беккер остались в машине на парковке, чтоб не создавать толкучку. [*Престон – город в Англии, административный центр графства Ланкашир; прим. авт.] Дженни осторожно улыбнулась. Ей хотелось рассказать о чудесной круглолицей девчушке с ямочками на щеках, но вдруг эта девчушка окажется для Сары посторонним ребёнком? - Маленькая, - выручила Эбби, - ну, то есть нормальная для одиннадцатимесячного возраста, я думаю. С пухлыми щёчками, прямыми волосами. Курносая. Глазастая. - А какого цвета глаза? Эбби растерялась. Она не обратила внимания. Настал черёд Дженни помогать. - Карие. Но ещё зависит от того, как падает свет. Иногда они становятся сероватыми. Серый и карий… Цвета глаз Алекса и Сары. - А она смуглая? - Не слишком, но и не бледная. – Дженни, как и Эбби, понимала, для чего подруга выспрашивает данные детали. – Сара, милая, я не могу сказать, похожа ли девочка на тебя или на Алекса. У неё тёмные глаза и тёмные волосы, но это ничего не значит. В конце концов, и Элизабет темноволосая, а Энтони мы не видели, может, он вообще жгучий брюнет. - Он не вышел к вам? – удивилась Сара. - Видимо, счёл, что это ниже его достоинства, - хмыкнула Эбби. – Или попросту был не дома. Элизабет тоже не проявила большого интереса: привела нас в детскую, представила няне и спокойно ушла. - Да, - протянула Дженни. – Чьей бы дочкой эта девочка ни была, официальные родители за неё сильно не переживают. Элизабет даже не попросила показать документы, оставляя нас с ребёнком! – Пиарщица тут же поспешила успокоить: - Зато физически и материально малышка в хороших условиях. – «Просто она не похожа на ребёнка, развитием которого занимаются всерьёз», - едва не изрекла экс-Льюис. – Должно быть, у меня разыгралось воображение, но сам дом мне показался… - При всём своём опыте общения молодая женщина не сумела сразу подобрать подходящее и точное определение. - Зловещим? Дженни мотнула головой. - Нет. Он не зловещий, он безжизненный. – Вот, оптимальный эпитет! – Я смотрела на холл, на зал, на широкую лестницу, и не получалось представить, что здесь когда-то с хохотом носились пять мальчишек – дружных братьев. Обстановка безупречная и будто даёт тебе понять, что ты её недостоин. Хотя, дело не столько в обстановке, сколько в хозяевах. - Малоприятные граждане, - подхватила Эбби, украдкой поглядывая на крупные настенные часы. - С кем вы виделись, кроме Элизабет? - Был не то дворецкий, не то лакей - кто у графов открывает двери, няня, а из семьи – мимо нас по коридору прошёл какой-то солидный дядька, Элизабет сказала, что это её зять. - Но до официального представления никто из них не снизошёл, - фыркнула Дженни. Она-то и раньше общалась с аристократами, многим из них чувство собственного достоинства отнюдь не мешало быть доброжелательными, приветливыми или хоть элементарно вежливыми. Спесь и ощущение своего превосходства никому не делают чести и со стороны смотрятся забавно, если смотрящий обладает здравым умом и способен иронизировать. - Готово, - объявил появившийся из-за кабинетной двери медик.***
Похищение ребёнка – преступление, и при наказании без полиции не обойтись, по крайней мере, если хочешь сделать всё законно. Государственные законы в ЦИА уважали, да и поддержка полицейских лишней не была бы. К удивлению работников Центра, помимо назначенных стражей порядка сопровождать группу вызвался Джордж МакАйвер, начальник отдела, занимающегося расследованием убийств. МакАйвер был мужчиной под пятьдесят, уже полуседым, однако подтянутым, с небольшими проницательными глазами и резко очерченным подбородком, который так и хотелось назвать упрямым. Этот человек предложил Тэйлор поехать с ним в одной машине. - Вы вели дело Алекса? – догадалась египтолог. - Верно, - вздохнул Джордж, плавно поворачивая руль. В голосе улавливалось раздражение, но оно относилось не к Саре, а к делам давно минувших дней. – И не смог выполнить свою работу до конца, до сих пор жалею. - Я мало знаю о том деле. – Устроившаяся на втором переднем сидении брюнетка произносила слова опасливо. Нет, так не годится. Ей нужна правда. И нужно на что-то отвлечься, чтоб не рехнуться от ожидания. – Пожалуйста, расскажите, что случилось. МакАйвер опять вздохнул. - Дорога до особняка займёт не меньше сорока минут, время у нас есть. Позволите начать с предисловия, чтоб Вы чётче представили себе ситуацию? - Буду признательная. – «Сорок минут. Или чуть больше. И я увижу свою дочь...» - Что ж. Бомоны Кавендиши – нечто вроде местной достопримечательности, самая богатая и знатная семья в округе. Они свято верят, что остальные люди делятся на две части: завистники-обожатели и завистники-ненавистники. На самом деле, большинство чхать хотело на этих аристократов, а вторую по численности часть населения раздражает высокомерие и неоправданная гордость. - Вы, вижу, тоже не фанат Бомонов Кавендишей. - Я не интересовался ими, пока не появилась профессиональная необходимость. Многое я выудил из болтовни и слухов, верить стоит не всему, но в общих чертах неплохо складывается цельная картина. Энтони Бомон Кавендиш-старший, отец Алекса, был у родителей единственным отпрыском. Похоже, талантами не блистал, внешностью обладал заурядной, эдакая серая крыса. Не смотрите так возмущённо, миссис Тэйлор, скоро Вы поймёте, откуда неприязнь. Пока я описываю ситуацию и применяю те сравнения, которые считаю нужными. Ладно, пусть МакАйвер продолжает. - Неудивительно, что себе в жёны Энтони выбрал красавицу. В представлении его семьи Джоан, хоть и принадлежала к аристократии, имела более низкое положение. Возможно, сама Джоан считала так же изначально, возможно, её заставили в это поверить позже. Вероятно, Энтони очень боялся, что их драгоценный род неожиданно прервётся, вот и поспешил настрогать детей. – Джордж стиснул зубы, выдохнул через нос. – У нас с женой двое детей, сейчас всё хорошо, но каждый из них дался не очень-то легко. И в том, что послеродовая депрессия не изобретение какой-нибудь капризной неженки, я убедился. Не могу – и боюсь – представить, каково пришлось женщине, родившей друг за другом, без существенного перерыва, шестерых детей. Подозреваю, Джоан решила утешаться тем, что это богоугодное дело, ведь «Господь велел плодиться и размножаться». Моё предположение не обязательно соответствует истине, но факт остаётся фактом: Джоан Бомон Кавендиш ударилась в религию. Постоянно вещала о благочестии и грехе, цитировала Библию к месту и не к месту. Если кто-то из детей вёл себя неподобающим, по мнению Джоан, образом, она могла схватить их за волосы и начать таскать. Муж, конечно, вступался и ставил её на место, но больше никто не смел. Правда, когда дети подросли, они смогли сами за себя постоять. Все, кроме Илианы – младшей и единственной сестры Алекса, той доставалось до последнего. Сара сжимала губы, качая головой. «И моя девочка в этом доме, рядом с этой женщиной!» Египтолог нервно теребила манжет куртки. Мимо проплывали бугристые поля, расчерченные линиями деревьев и кустарников. После не затянувшейся паузы Джордж цокнул языком, вероятно, обозначая новую часть рассказа. - Семнадцать лет назад в полицию позвонили из особняка Кавендишей, сообщили о смерти хозяина, но лопотали и ничего не объясняли толком. Мы приехали. Факты: Энтони Малкольм… не стану утомлять Вас дальнейшими именами, в этом семействе принято давать одному человеку столько имён, что не уместится в одной строчке; так вот, Энтони Малкольм Бомон Кавендиш, он же граф Хартфорд, лежит мёртвым в коридоре, пардон, в галерее на втором этаже, причина смерти – удар головой об угол декоративного столика, аккурат виском. Это могло сойти за несчастный случай, если б не предсмертный синяк на графской физиономии, явно оставленный кулаком. «Ни капли уважения к усопшему», - не первый раз констатировала Сара. - Знаете, что меня поразило? Никто не попытался защитить Алекса. Трое из старших братьев наперебой расписывали, как он ругался с отцом, потом ударил родителя, а тот, отлетев, натолкнулся на стол. - Но ведь даже если Алекс впрямь ударил, то сделал это неспроста! Должен же он был что-то сказать в своё оправдание! - Ничего вразумительного. Он был до полусмерти перепуган, в участке расплакался. Пятнадцать лет – ещё ребёнок. Да, рослый и довольно сильный, но всё-таки ребёнок. Мямлил, что они с отцом поругались из-за учёбы Алекса, отец раскричался, замахнулся, а Алекс инстинктивно оттолкнул. Но синяк, о котором я упоминал, ясно свидетельствовал: графа не оттолкнули, а именно ударили, возможно, в порыве злости, но вполне намеренно. – МакАйвер прикусил нижнюю губу, неприязненно усмехаясь. Его пальцы вцепились в руль так, что костяшки побелели. – Семья даже не наняла Алексу адвоката. Один толковый юрист мог бы добиться, чтоб к вечеру мальчика выпустили под залог, а в суде признали невиновным или ограничились наказанием в виде условного срока. Но с бесплатным государственным адвокатом, который тащит кучу дел одновременно и физически не имеет возможности тщательно прорабатывать каждый случай… Алекса отправили в тюрьму на шесть лет, но выпустили раньше, за примерное поведение. Насколько мне известно, за всё это время его не навестил никто из близких. - А двоюродная бабушка? Алекс рассказывал, что они были близки. - Та, которая оставила ему наследство? Она умерла незадолго до этих событий. В права наследования Алекс вступил после освобождения. Родственники, кстати, пытались оспорить её завещание, пока он был за решёткой. Безуспешно; даже удивительно, что у них не вышло. Сара развернулась к инспектору, насколько позволяло сидение. - Я мало смыслю в подобных вопросах, но мне сдаётся, что бывшему заключённому нелегко взять и сменить имя. Вдобавок, Алекс работал с детьми, таких сотрудников должны проверять на предмет криминального прошлого, прежде чем принять. - Я законно помог со сменой имени. - Полицейский по-прежнему не глядел на Сару, а сосредотачивался на дороге. - Директор спортивной школы – мой хороший приятель, когда-то мы вместе занимались боевыми искусствами, с попеременным успехом соперничали за первые места на нескольких чемпионатах. Я поручился за Алекса. Объяснил, что он подрался с отцом, защищая сестру, и произошедшее – несчастный случай. Египтолог вконец запуталась. Джордж предвосхитил вопрос. - Я убеждён, что не солгал. Будь это обычная семья, я бы докопался до сути, обязательно бы докопался. – Мужчина дёрнул подбородком и раздражённо хлопнул ладонью по панели. – Понимаю, оправдание выглядит жалким, но… Я рад, что теперь проклятым семейством заинтересовались правительственные структуры, и очень, очень надеюсь, что для них не будут иметь значения деньги, связи и «доброе имя, веками остававшееся незапятнанным». - Не будут, - мрачно произнесла Сара. На её месте Хелен размышляла бы, кому из Бомонов Кавендишей первым вырежет сердце собственными руками. Была ли Сара в ярости? О да! Ненавидела ли людей, посмевших отнять у неё ребёнка? Ещё как! Хотела мести? А почему нет, чёрт подери? Брюнетку трясло от негодования. Одно слово - и Беккер, Стивен, Каттер порвут в клочья Энтони с братцами и жёнами. Но это не то возмездие, которого жаждала экс-Пейдж. Банально, слишком просто, да и ребята могут нажить себе проблемы. Сейчас нет ничего важнее дочери, а о мести Сара подумает, когда будет держать свою девочку в объятьях и твёрдо знать, что больше малышку никто никогда не заберёт. – Почему Вы считаете, что здесь замешана сестра Алекса? - Потому что меня к ней не подпускали. Илиана была не в себе, нервничала не меньше Алекса. Но другие члены семьи делали всё, чтобы отгородить девочку от расспросов. Пожалейте бедняжку, она так любила отца, так любила… Даже на стандартных допросах ей не позволяли оставаться со мной наедине, всегда присутствовали Энтони или Ричард – братья, которые на тот момент были совершеннолетними. А когда я спрашивал Алекса об Илиане, он напрягался и твердил, что она здесь не при чём. - Считаете, она убила отца, а Алекс взял вину на себя? – почти с надеждой спросила Сара. - Не исключено, - протянул МакАйвер, - но сомневаюсь. Я полагаю, что старика Хартфорда действительно убил Алекс - непреднамеренно, нечаянно, как и заключило следствие. Однако это была не ссора, а попытка вступиться за сестру. Я в первую же встречу заметил синяки на её теле, хоть Илиана пыталась скрыть их под одеждой, под волосами. Девочку определённо били. Она, разумеется, уверяла, что сама споткнулась и упала; да неубедительно. Разрешение на медицинский осмотр родственники не дали, обычно в таких случаях запрет обходят через постановление суда, но… - Связи, авторитет, положение в обществе, - пробубнила Сара. – Дьявол, мы же не в стране третьего мира, где закон – пустой звук! Мы в цивилизованном государстве! Как такое возможно? МакАйвер промолчал. Сам себе он этот вопрос задавал тысячи раз.***
Дом был серым, высоким, явно построенным на века, одну из внешних стен густо покрывал изумрудный плющ. Здание окружал воистину великолепный просторный сад. Чудилось, будто это не особняк гармонично вписывается в пейзаж, а пейзаж услужливо подстраивается под особняк, особенно сейчас, когда небо затянуло тучами цвета пепла. Едва Сара перешагнула порог – вслед за Беккером и Хартом, оттеснившими к стене онемевшего дворецкого, - как поняла, о чём толковала Дженни. Изящная богатая обстановка лишь подчёркивала отсутствие смеха, теплоты, настоящей жизни. Позднее египтолог обратила внимание, что ни на одном из видных мест нет семейных фото, только портреты предков царственно поглядывали со стен. Поначалу же брюнетке было не до фотографий и не до портретов. Она видела выбежавшего навстречу «группе захвата» мужчину, слышала, как он недоумевал, возмущался и угрожал, пытался остановить. Повылезали другие домочадцы. Всё это экс-Пейдж отмечала, продолжая двигаться за Эбби и Дженни к детской комнате. Коридор показался нереально длинным. Граф Хартфорд на заднем плане кричал и требовал объяснений, но Саре было наплевать. Она открыла дверь. Перепуганная шумом няня стояла подле постели, ошарашенно пялясь на вошедших. То ли женщина специально загораживала ребёнка, то ли из-за нехрупкой комплекции без всякого намерения перекрывала собой едва не полкроватки. - Не волнуйтесь, Вам ничто не угрожает, - Дженни утянула няню в сторону, когда приблизилась Сара. Тэйлор эти несколько шагов напомнили настойчивый ночной кошмар, где Сара силилась добраться до колыбельки и опаздывала. В последнюю секунду египтолог мучительно живо представила, как всё должно было быть. В палату, полною цветов и воздушных шариков, должен был зайти Алекс, не отрывая взгляда от младенца, которого держала полулежащая жена. Алекс бы шагнул к ним, широко и растерянно улыбаясь. Наклонился, поцеловал Сару, дотронулся до щеки малышки со словами: «Так вот ты какая, - бережно коснулся губами детского лобика, - ну здравствуй, Китти, я твой папа». Он взял бы дочку на руки, осторожно, неумело и растерянно, легонько прижал к себе и долго-долго смотрел на маленькое личико. Позже, когда появились друзья и близкие, посмотрел бы на них, с наивным триумфом кивнул на девочку и тихонько объявил: «Глядите-ка, это моя дочь». А Сара со слабым смехом не преминула бы поправить: «Наша дочь». …Девочка сидела в углу кроватки, спиной к барьеру, и смотрела на Сару тёмными, но ясными глазищами. Без страха, без радости, с обычным детским интересом. - Ну здравствуй, - египтолог протянула немного дрожащие руки, - я твоя мама. - Что Вы делаете? – возопил прорвавшийся в комнату граф. – Отойдите от моей дочери! Адриана!.. - Её зовут Китти! – прорычала Сара, сверкнув глазами. Она сама себя упрекнула за то, что могла напугать ребёнка, однако девочка не проявляла признаков страха и всё с тем же любопытством хлопала ресницами. – И она не твоя дочь. – Египтолог подняла малышку, прижала к себе, приникнув щекой к виску девочки. В этот момент внешний мир перестал существовать. Были только Сара и её дочка – маленькая, лёгкая, такая тёплая, такая живая, будто противоположность этому злосчастному дому и остальным его обитателям. Сара всхлипнула и только тогда поняла, что плачет. Эбби и Дженни находились рядом, охраняя мать и дочь от внешнего мира. Беккер вытолкнул Хартфорда прочь.***
В особняк прибыла делегация адвокатов. Юристы, как натренированные питбули, попытались вцепиться в полицейских и работников ЦИА, оперируя трёхэтажными профессиональными терминами и в каждом втором предложении ссылаясь на законы, статьи и поправки. Это могло бы сработать со стражами порядка, но не с представителями Министерства внутренних дел, к коему относился Центр. Местные власти с Бомонами Кавендишами осторожничали, однако поспешно открестились от всяких покровительств, стоило Лестеру сделать пару звонков. МакАйвер, наконец, получил возможность выполнить свою работу так, как должен был её сделать семнадцать лет назад. Ведь если б не давление сверху, он ещё тогда бы во всём разобрался. Подчинённые Джорджа опрашивали жильцов на предмет похищения ребёнка. Энтони, Ричард и Джонатан всё бурно отрицали, а когда в беседе всплыл ДНК-тест, по совету юристов избрали политику молчания. Четвёртый брат, Кристофер, хихикал и прикидывался полностью неадекватным. Адекватности в нём впрямь было немного, при таком-то нарко-стаже, и всё-таки мужчина переигрывал. Элизабет, впервые осознав, что её муж не всесилен, перепугалась. Она не хотела, она отказывалась, Энтони заставил. Это была его идея. Женщина не спросила, где сейчас «Адриана», шатенке было банально всё равно. Двух других «аристократических жён» происходящее словно не касалось вовсе, они вяло оправдывались. От Джоан полицейские вообще не добились иной реакции, кроме обвинений в грехе и не метко брошенной в сержанта Библии. Слуги, боявшиеся сильнее, чем хозяева, шли на контакт охотней, да мало чем могли помочь. Больше всего на свете Сара хотела уехать из этого дома вместе с дочерью и никогда, никогда не возвращаться. И всё же экс-Пейдж заставила себя не покидать особняк пока. Надо разобраться раз и навсегда. Друзья остались с ней. Текли минуты и часы, оживление понемногу начало спадать, но пока никто не уехал. Сара стояла посреди зала и смотрела на портрет, висевший на одном из самых видных мест. Картина изображала человека с залысинами, непримечательными чертами овального лица, маленькими тёмными глазками и тонкими усиками. Одет человек был вполне современно. - Это граф Хартфорд? – поинтересовалась Сара у проходящей мимо женщины лет, пожалуй, шестидесяти. То была кухарка, отпущенная с допроса. - Он-он. – Женщина остановилась и тоже взглянула на портрет. Потёрла затылок, поправила причёску. Волосы были хорошо покрашены - ни единого признака седины. Кухарка перевела взор на Сару, которая продолжала изучать лицо свёкра. Дочку египтолог по-прежнему держала на руках. Китти недавно раскапризничалась, но после еды утихла. Девочка привыкла к чужим людям. Чужие люди окружали её каждый день и не становились роднее со временем. – Вы правда жена господина Александра? Египтолог отвлеклась от портрета, удивлённо выгнула брови. - Впервые слышу, чтоб его называли господином. - Требование работодателей, - клацнула Дороти. Хозяева бы удивились, узнав, как над ними и их замашками хохочут слуги. Платили Бомоны Кавендиши хорошо, ради такого можно и подыграть аристократическому самолюбию, изображая вышколенный персонал образца позапрошлого века. – Мистеру Александру это никогда не нравилось. Единственному из всех. - А его сестре? – У Сары в подсознании уже сложился образ несчастной, забитой и почему-то доброй девочки. - Наверное, мисс Илиана об этом не размышляла. Она привыкла принимать всё таким, какое оно есть. – Кухарка усмехнулась собственным мыслям. – Надо же такому случиться: шестеро детей, и только из одного вышел толк. - Они что, с самого детства враждовали? - Не то чтоб враждовали. Каждый был отдельно, особенно Александр, как самый младший мальчик. Мистера Энтони баловали и лелеяли, мистера Ричарда тоже – вдруг с мистером Энтони что-то стрясётся, и графом станет мистер Ричард. Совсем уж на всякий случай возились с мистером Джонатаном. Мистеру Кристоферу уже ничего не перепало, он был для галочки. Наверно, потому и скатился. Он не такой уж плохой. Тяжело, когда собственным родителям нет до тебя дела. - А до Алекса им дело было? - Пф! Никакого. Но Александр, он… Он всегда умел сам себя занять и не расстраивался из-за неприятностей. Разбил коленку? Не беда, главное, нога на месте. Родители не любят и вечно придираются? Ничего, когда-нибудь он вырастет, уедет и всё будет делать по-своему. Счастливый дар. – Дороти улыбнулась воспоминаниям. – Прежний граф Хартфорд, говорят, мечтал, чтоб у него были красивые дети, затем и женился на красавице. А первые четверо уродились в него. Не сказать, чтоб страшны, так – обыкновенны. Вы не подумайте, - натруженные руки женщины прошлись по юбке, кухарка привычно поправляла передник, хоть сейчас он и отсутствовал, - я знаю, что по внешности людей не судят, сама я тоже не картинка. Просто в этой семье получилось чудно. Всё самое хорошее, и внешнее, и внутреннее, унаследовали лишь двое младших – Александр и Илиана. Загляденье, а не детишки. Белокурые, ясноглазые, слова худого не скажут. Дочку граф обожал, зато последнего сына недолюбливал и услал в частную школу на другой конец Англии. С одиннадцати лет Александр приезжал домой только на каникулы. - Почему граф так поступил? - Кто ж его знает? Может, досадовал, что Александр получился удачнее, чем старший сын – наследник. Может, не нравилось, что Александр спокойно обходится без отцовской любви и одобрения. - Дороти сделала тяжёлый вдох, вытирая чистые руки о подол, как о фартук. - В детстве Александр и Илиана очень дружили. Между ними была разница всего полтора года. Постоянно вместе играли, Александр никому не давал сестру в обиду. Мисс Илиана всё ему рассказывала, а он всё рассказывал ей. После отъезда дети, естественно, отдалились друг от друга. Мисс Илиана замкнулась в себе и постепенно начала становиться такой, какой хотели её видеть родители. Точнее, отец – матери было не угодить. В последние месяцы перед смертью бедной мисс Илианы госпожа, - сколько презрения Дороти вложила в это слово! – Джоан вконец взбесилась. Обзывала дочь тварью, исчадием ада, богомерзким созданием, даже шлюхой. А тут ещё и отца-защитника не стало. Неудивительно, что бедная девочка вскоре покончила с собой. Повесилась в собственной комнате. – Кухарка поникла. Она не обладала острым умом, но сердце у неё было доброе. Счастье, что Китти ещё мала, она не поймёт и не запомнит этот разговор! Однако египтолог инстинктивно накрыла ладонью одно ухо девочки и переместила ребёнка так, чтоб вторым ухом малышка приникла к материнской груди. - Несчастье с прежним графом случилось во время каникул, в ту ночь меня здесь не было, - снова заговорила Дороти, - другие слуги проснулись не сразу, когда они прибежали, всё было кончено. Никто из них не видел, что произошло. – Помолчав опять, женщина указала на Китти. – Значит, это дочка Александра, не Энтони? - Да. - Сара уже знала, что Элизабет частенько уезжала в круизы на полгода, если не дольше; после очередного вояжа муж привёз её с младенцем, коротко и недружелюбно объяснив, что графиня наблюдалась в иностранной клинике, благополучно родила дочь и теперь вернулась домой. Очевидно, Хартфорд считал слуг идиотами. Те сразу подметили нестыковки, но, посудачив меж собой, решили, что пара пошла на тайное удочерение, дабы хоть формально продолжить род. Непонятно, почему взяли девочку, а не мальчика, ну да это личное дело хозяев (так-то, в будущем мисс Адриана сможет после замужества оставить прежнюю фамилию и передать своим детям – не традиционный ход, но законный). Размера зарплаты хватало, чтоб язык оставался за зубами. - Славно.***
Как бы странно ни прозвучало, из всех ныне живых братьев Бомонов Кавендишей самым порядочным МакАйвер считал наркомана Кристофера. Тот после гибели графа не пытался утопить Алекса в грязи, в отличие от Энтони, Ричарда и Джонатана, которые наперебой обвиняли «отцеубийцу и неблагодарного сына». Спасибо этому капитану Беккеру, который припугнул матёрого юриста до заикания – адвокат помчался звонить своему адвокату, оставив клиента. Бомон Кавендиш натурально поржал вслед ретировавшемуся законнику. - О, Александр, - театрально воскликнул Кристофер. Он был бледным, тощим, с синяками под глазами, преждевременно лысеющим и одетым непонятно во что, уж никак не по аристократической моде. – Братишка Александр, наш ходячий идеал, наш мистер совершенство! – Мужчина процедил это с той жгучей чистой ненавистью, которая обычно лишена подлости. – Кстати, не любил своё полное имя, предпочитал зваться Алексом. Беккер и МакАйвер решили не мешать Кристоферу ударяться в отступления. - Весь из себя благородный, правильный. А в одну прекрасную ночь взял да и прибил родного папашу, прямо так, - русоволосый хлопнул правым кулаком по левой ладони, - с одного удара. Я своими глазами видел. – Графский сын самодовольно оскалился. - Ссора ведь с чего-то началась, - произнёс Джордж. - Вероятно, - с издевательской степенностью согласился Кристофер. В комнате горел один-единственный светильник. Беспорядок приходилось больше угадывать, чем наблюдать. Здесь было душно и затхло. МакАйвер не имел ни времени, ни желания играть в эти игры. Всё равно потом юристы заявят, что показания Кристофера недействительны, поскольку даны в состоянии наркотического опьянения. Главное – получить подтверждение своей догадке и попытаться собрать доказательства. Поиски существенно упрощаются, когда твёрдо знаешь, что ищешь. А в случае невероятного везения Кристофер и в дальнейшем не откажется от своих слов; поглядим, сколько совести осталось в парне. - Вы ничего не собираетесь нам рассказывать? - Угадали, - хихикнул Кристофер. - Тогда позвольте мне поиграть в Эркюля Пуаро, а то и Шерлока Холмса, всю жизнь мечтал. – Полицейский подался вперёд, прищурившись. – Начнём с того, что я видел своими глазами. А видел я синяки на запястьях Илианы, плюс следы былых гематом на лице. Сперва я решил, что её бил отец, но все вокруг только и твердили, как он обожал дочь. - Вы всерьёз подозревали отца в том, что он бил Илиану? Ха! - Сперва, - повторил Джордж. – Потом узнал о привычке вашей матери распускать руки. И по отношению к Илиане это под конец усугубилось до полного сумасшествия. - А маман и есть сумасшедшая. На всю голову! - Это хоть какое-то оправдание. Вы потакали её издевательствам, будучи в здравом уме, наблюдали и бездействовали. Все, кроме Алекса, я полагаю. - Святой Алекс, - скривился русоволосый. – Бывал тут несколько недель в году, не замечал большей части происходящего, а строил из себя рыцаря. - Вначале, может, и не замечал, - «пожал» губами МакАйвер. – Но дураком он не был, да и Вы не так глупы, как пытаетесь изобразить. Даже пятнадцатилетний парень в подобной ситуации будет задавать логичные вопросы, уж если не окружающим, то себе: раз отец настолько любит Илиану и вступается за неё перед мамой, почему он не принимает существенных мер? Почему не отошлёт жену на лечение или хотя бы в другое жилище? Чего он опасается? Что она может разболтать? За приоткрывшейся дверью показалась Сара. Египтолог отправилась искать инспектора, попросив Дженни и Ника присмотреть за Китти. На всякий случай вместе с экс-Пейдж пошёл Стивен. Харт маячил позади учёной. Появление Тэйлор военный и полицейский заметили (не исключено, что аристократ тоже), да проигнорировали – нельзя было отвлекаться. - И почему мать стала обзывать Илиану шлюхой и потаскухой? Для таких, пардон, терминов нужна причина, даже полоумной женщине. Отвращение тошнотой подступило к горлу Сары, и вместе с тем экс-Пейдж не удивилась. Египтологу ещё в машине стало ясно: МакАйвер недоговаривает. Полицейский сам обмолвился, что среди воспитательных методов Джоан было рукоприкладство, отсюда следовало, что от неё Илиане и доставались синяки. Упирайся дело только в побои, разве стал бы Алекс молчать? Несомненно, было что-то ещё. «Попытка вступиться за сестру» - эту формулировку можно трактовать по-разному. Взгляд Джорджа впивался в Кристофера будто игла, и игла стала превращаться в клещи, которыми полицейский намеревался вытянуть признание. - Из слуг той поры здесь осталась лишь миссис Мэйсон, кухарка. Но если я найду ваших бывших горничных, бывшего дворецкого или бывших домашних учителей и обстоятельно с ними побеседую, что я услышу? О каких странностях, мелочах и подозрениях я узнаю? – Условное наклонение и будущее время были лишними. МакАйвер давно, при тех или иных обстоятельствах, успел поговорить с некоторыми людьми. Кристофер не шелохнулся. - Ну же, - жёстковато подбодрил Джордж, - вы со старшими братьями не могли ничего не подозревать. - Кому какое дело до наших подозрений? – невпопад огрызнулся аристократ. МакАйвер не отреагировал. Вспышка гнева Кристофера погасла, оставив послевкусие усталости. – Отец всегда был неравнодушен к красоте. – Бомон Кавендиш обнажил зубы. – Наша четвёрка его разочаровала, а Алекс вообще разозлил - уж лучше б он родился уродом, чем создавал такой контраст, считал папенька. Зато Илианой восторгался с первого дня, она была принцессой, папиной дочкой, папиным сокровищем. Тошнота встала комом у Сары в горле. Беккеру, Стивену тоже было противно. МакАйвер вдруг осознал, что нисколько не рад подтверждению своих подозрений, - оно бы пригодилось, когда расследование относительно Александра ещё велось, или хотя бы пока мальчик сидел в тюрьме, а кому правда поможет нынче? Разве что восстановит справедливость посмертно – лучше так, чем вовсе никак. - Мать перестала за собой следить, отца она больше не привлекала. Он заводил любовниц, но этого ему почему-то было мало. – Кристофер опять замолк. Беккер понимал, что нельзя сбивать допрос, он из последних сил сдерживался, чтоб не высказаться. Зато Сара не стерпела. - Ей же было всего тринадцать лет! – «Гадость, какая гадость!» - стучало в висках. Кристофер вскинул на неё взгляд. - Тринадцать ей было, когда всё закончилось. А когда началось… Я точно не скажу, но продолжалось не меньше двух лет. – Мужчина худо-бедно сфокусировался на брюнетке. – Ты была женой Алекса? Учёная высоко подняла подбородок. - И сейчас как никогда горжусь этим. Кристофер смерил её более пристальным взглядом, щуря красные глаза. - Иммигрантка? – (Египтолог не сочла нужным объяснять какому-то наркоману, что её отец – коренной англичанин, который познакомился с будущей женой, путешествуя по Индии.) – Папочка, небось, в гробу перевернулся. - Очень на это надеюсь, - холодно отчеканила брюнетка, сложив руки. На смену пламенному отвращению приходила ледяная ненависть. – Что произошло в ту ночь? – Неожиданно суровый тон удивил всех мужчин. Кристофер развёл руками, нелепо улыбаясь. - Я не подглядывал. – Он противно хихикнул. – А вот Алекс, видать, да. Спросить у сестры напрямую постеснялся и устроил в коридоре недалеко от её комнаты засаду. – Настроение завернуло очередной зигзаг. Внезапно стало похоже, будто русоволосый искренне сожалеет о произошедшем. – Илиана даже не понимала, что в этом есть что-то противоестественное. Она почти не общалась со сверстниками, у неё не водилось друзей, весь мир сводился к семье, а верхушкой семьи были злая истеричная мамаша и добрый ласковый папочка, угадайте, к кому девочку тянуло больше. Илиана проклинала Алекса за «убийство папы». Ненавидела, обвиняла. Алекс, верно, считал, что она его предала. - Но держался, - встрял-таки Беккер. – Он мог помочь себе, рассказав обо всём, но не выдал секрет, который навредил бы сестре. Кристофер равнодушно причмокнул. - До неё это в итоге дошло. - Как вы могли допустить, чтоб собственный отец… - капитан едва не задыхался от отвращения, - …вашу же сестру? - Она вроде не возражала. - Вроде? – Ещё секунда, и Беккер съездил бы собеседнику по физиономии. - Что случилось в ту ночь? – резко повторила свой вопрос Сара. Равнодушие Кристофера трансформировалось в сплошное безразличие. - Лично я проснулся от шума и ругани. Вышел в коридор, а там Алекс и отец вовсю устраивают разборки, орут друг на друга. Я впервые слышал, как Алекс орёт, у него, оказывается, неплохо получалось. А уж слова какие подбирал – предков на портретах перекосило. Старшие братья тоже вышли, даже маман выползла из своей отдельной конуры. Папенька, недолго думая, влепил Алексу затрещину, встал в позу и прогремел, мол, не позволю какому-то щенку тявкать на меня в моём собственном доме, что хочу, то и делаю! И демонстративно повернулся, чтоб пойти обратно в комнату Илианы. Тут Алекс сорвался и звезданул родителю по тыкве. Нотабене: братец уже был ростом почти с отца, в своей школе, говорят, занимался спортом; а папенька редко поднимал что-нибудь тяжелее ручки. Отец упал – виском о стол. Всё. То же самое Кристофер рассказал полиции семнадцать лет назад, только соврав, что не знает причину ссоры, и умолчав о сестре. Из-за этого старшие братья не рискнули врать о произошедшем и прямо лжесвидетельствовать, но не поскупились на «характеристику» Александра: он-де всегда был вспыльчивым, агрессивным, потому отцу и пришлось отослать младшего сына учиться подальше, ах, бедный папа. Незадолго до этого умерла Констанс Джулия Маргарет Шарлотта Кэй Вивиан Бомон Кавендиш, двоюродная бабушка ребят, сделавшая своим единственным наследником Александра. Ужасная несправедливость, грешно не попытаться исправить её, и чем хуже в глазах правосудия будет выглядеть Алекс, тем больше шансов объявить братца недостойным наследником. К несчастью для предприимчивых юношей, леди Кэй (она всегда предпочитала самое короткое из своих имён, «чудом затесавшееся в список») оставила чёткие распоряжения насчёт наследства. Бомоны Кавендиши любили свой род, но не свою родню. Кичились аристократичностью, богатством, положением, уходящей в глубь веков историей; и каждый был готов живьём сожрать другого за любое преимущество. Младший из сыновей не хотел иметь с этим ничего общего. Он не хотел быть Александром Гарольдом Максимилианом Реджинальдом Эдвардом Фицуильямом Бомоном Кавендишем, он хотел быть просто Алексом Тэйлором. Экс-Пейдж шагнула назад, захлопнув дверь. Прикрыла глаза, прижимая ладонь ко лбу. Прежде чем Стивен успел что-то сказать, египтолог сама к нему обратилась, с нервным, горьким смешком: - Всё ещё считаешь, что это у вас с Хелен были ненормальные семейные отношения?***
- Ты уверена? – Дженни поразила и идея Сары, и тон, и выражение лица. Подругу изнутри обжигал гнев, внешне же Сара была чересчур спокойной. Подобное несоответствие почти пугало. - Да. Только я должна твёрдо знать, что это не навредит Китти. - У нас строгие законы, касающиеся защиты детей. Даже если фотографии Китти где-то мелькнут, лицо будет «затёрто»; а к тому моменту, когда она подрастёт, историю успеют прочно забыть, благо, крупные скандалы случаются не единожды в год. Но твои фото могут появиться без всякой цензуры, и твоё имя пресса будет вправе называть. - Пусть, - сдавленно отрезала Сара. - Ты действительно хочешь пойти к журналистам, чтоб все узнали об этой истории? - Я хочу, чтоб все узнали об обеих этих историях – и о похищении, и о том, что вытворял предыдущий граф. Хочу смешать их семью с заслуженной грязью так, чтоб они никогда не отмылись.***
- Те, кто раньше вам завидовал, будут смотреть с отвращением и презрением. Сверху вниз. Наверняка найдутся семейки, которые порадуются падению Бомонов Кавендишей и с огромным удовольствием обсосут эту новость, смакуя подробности и говоря, будто всегда подозревали, что с вами что-то не так. Очень порадуются те, кого вы считали ниже себя, уж они-то назлорадствуются вволю. Ни одна приличная семья, аристократическая или нет, не станет поддерживать с вами отношения. Так называемые друзья отвернутся. Повезёт, если вам будут плевать в спину, а не в лицо. Вся страна узнает, что ваше семейство – даже не клубок змей, а сборище мелочных, трусливых, скользких червяков, копошащихся в собственной мерзости. Я не в курсе, сколь прочны ваши предпринимательские связи, но не сомневаюсь, что большинство потенциальных партнёров передумает иметь с вами дело, а многие нынешние захотят разорвать отношения, чтоб не подрывать свой престиж. Привыкайте к новой жизни, граф Хартфорд. – Сара ни разу не повысила голос, она словно читала лекцию посетителям музея. Это было в большом зале, через который Энтони выводили полицейские. Графа всё-таки увозили в участок после пятичасовой битвы с адвокатами. Один из юристов молниеносно отреагировал на речь египтолога: - Собираетесь распространять неподтверждённые данные? Отлично. Мы привлечём Вас к суду за клевету. - Охотно заплачу любую компенсацию. И учтите, что минимум одно неопровержимое доказательство у меня есть – ДНК, от этого никуда не денешься. Я завтра же обращусь в лондонскую полицию с просьбой найти пособников похищения в больнице. Я весьма хорошего мнения о Скотланд-Ярде, думаю, они быстро вычислят виновных, а те не захотят покрывать заказчиков. – Брюнетка вновь повернулась к Энтони. Какой он всё-таки мерзкий, вдобавок внешне – копия отца. – О, и ещё – вашей славной фамилии тоже наступит конец, моя девочка не будет её носить. Наша с Алексом дочь – Кэтрин Тэйлор. А Вы все – последние Бомоны Кавендиши, продолжения этот проклятый род не получит, он перейдёт из позора прямиком в небытие. Это стало для графа последней каплей. Без того было трудно не паниковать, узнав сначала, что похищение ребёнка уже доказано, потом - что кретин Кристофер проболтался об отце и Илиане. А эта беспородная сука смеет ставить крест на их семье! - Шалава! – не по-графски выругался Энтони, дёрнувшись к Саре. До этого он вёл себя так тихо, что полицейские расслабились. Мужчина вырвался. – Отребье! Да тебе не жить, чернож… Сара с нетерпением ждала мига, когда Энтони преодолеет разделяющее их расстояние. И никто потом не сможет отрицать, что то, что она сейчас сделает, было самообороной, пускай и превышенной. Добраться до экс-Пейдж аристократ всё же не успел. Он рухнул на пол, одним махом распрощавшись с парой передний зубов и целостностью носа. А мах сей был исполнен капитаном Беккером, теперь возвышающимся над визжащим и извивающимся графом. Адвокат открыл было рот, но закрыл обратно, так ничего и не сказав.***
В Лондон они вернулись под утро. Сару и Китти до дома довёз Беккер. Девочка тяжело перенесла длинную дорогу, последние полтора часа прошли в непрерывном плаче. Саре было очень неудобно перед военным, хотя сам он отнёсся к ситуации с пониманием. По пути их маленькая компания сделала остановку, чтоб купить вещи первой необходимости для ребёнка. Правда, сейчас толку от вещей было мало, Китти не желала отвлекаться на приобретённого медвежонка и продолжала плакать, ёрзая на коленях у мамы. - Спасибо тебе, - вымолвила Сара, когда автомобиль военного остановился возле её подъезда. – И прости за этот концерт. - Всё в порядке. Девочку можно понять, у неё стресс. – Мужчина всмотрелся в лицо Сары. – Не удивлюсь, если у её мамы тоже. - Мама пока сама не поняла, - ухмыльнулась Сара, прикрыв рукой лоб. – Спасибо ещё раз. – Египтолог потянулась к военному и поцеловала в щёку. Беккер донёс купленные вещи до квартиры учёной и попрощался с обеими Тэйлор, после чего поехал домой.***
Джесс этой ночью почти не спала. Поднялась в шестом часу утра, к приезду мужа успела переделать несколько мелких, бессмысленных дел, принять душ и одеться. Когда брюнет зашёл, на шатенке уже было «кукольное» голубое платьице, в руке она держала расчёску и бирюзовую ленту для волос. Босая, с чуть встрёпанными волосами, без косметики, со встревоженно распахнутыми глазами, Джесс была прекрасна. Экс-Паркер прильнула к мужу и лишь после спросила, как всё прошло. - Трудно, - скупо сообщил Беккер, вспомнив о гадости, про которую довелось услышать, - но успешно. Задрав голову, Джесс нежно посмотрела на него. В синих глазах была и возвышенная любовь, и житейская забота. - Ты устал? Может, стоит взять отгул на сегодня? - Нет, я полон сил, - улыбнулся капитан, поглаживая жену по плечику. – Это не было изнурительно. – «Физически». Джесс глянула на часы. Чтоб не опоздать в ЦИА, выйти придётся через сорок минут. - Я соображу что-нибудь на завтрак. Девушка собралась пойти на кухню, но брюнет удержал за руку и притянул обратно к себе. Заключил в объятья. - Я перекусил в дороге. - Но… - Джесс, - очень ласково и с ноткой юмора промолвил военный, - не суетись. - Я пытаюсь быть хорошей женой. – Координатор тоже не обошлась без шутливости, однако тут скорее имелась доля шутки в истине, чем наоборот. Капитан улыбнулся шире, плавно коснулся виска, щеки шатенки. - Тебе не надо стараться. Ты и так прекрасная жена. Джесс хихикнула. - Я, конечно, поняла, что это был комплимент, но почему-то представила себя в чепчике и с рукоделием. - Очень хорошая картина, - с потешной степенностью одобрил Беккер. – Почему бы тебе не научиться вязать? Они одновременно прыснули. Капитан обнял жену за талию, приподнял. Девушка охватила его руками и ногами. Расчёска с лентой упали на пол, и ни один из супругов не обратил на это внимания. Вскоре военный очень убедительно доказал на практике, что действительно полон сил.***
Египтолог корила себя за то, что не затеяла уборку вещей мужа раньше. Сколько месяцев потеряно! Однако могло быть гораздо хуже – вдруг она затянула бы с этим ещё сильнее, попросила кого-нибудь помочь; письмо Алекса имело недурные шансы попросту потеряться. От такой мысли Саре делалось страшно. Но ведь всё случилось, как случилось. Теперь Китти с ней. Сидит после Сары на постели, лепечет что-то на своём детском языке, с энтузиазмом рассматривая мамин браслет. - Нравится? – Сара погладила девочку по затылку, пока та неуклюже трогала пальчиками маленького аметистового ангела (что удивительно, не пыталась его оторвать, во всяком случае, пока). – Это мне подарил твой папа. Он очень любил тебя. – Учёная бережно поцеловала дочь в висок. – Он очень любил меня. Ты подрастёшь, и я расскажу тебе, каким удивительным, порядочным и добрым человеком он был. Мы никогда его не забудем, но нам придётся жить без него. – Сара всем сердцем хотела верить, что где бы ни был теперь Алекс, он видит их сейчас. – Мы справимся, Китти. Экс-Пейдж пока и не начинала думать о том, сколько всего нужно будет сделать. Известить родственников, заняться переоформлением документов, купить детские вещи… навёрстывать время, осознавать свою родительскую неопытность… Это всё потом. Пока Сара была безмятежна и счастлива.***
Заглянем в будущее семьи Бомонов Кавендишей, чтоб больше никогда к ней не возвращаться. Дженни не ошибалась - крупные скандалы случаются периодически. Но почти все они держатся на громких именах и зачастую высосанных из пальца конфликтах. Редко публике предлагают по-настоящему захватывающую историю, в которой сочетаются драма, криминал, постыдные тайны высокородного семейства и успешное расследование давнего преступления. Потому эффект разорвавшейся бомбы ждать себя не заставил и долго не утихал. Экс-Льюис помогла устроить всё так, чтоб внешность Сары фигурировала в деле по минимуму, упор делался на печатную, а не на телевизионную прессу. О том, чтоб «афишировать» Китти, речи не шло, и здесь мощным подспорьем стало законодательство. Разумеется, со стороны Бомонов Кавендишей посыпались отпирательства, обвинения в клевете, иски. Ощутимого эффекта это не возымело, было предостаточно доказательств правоты Сары. Насчёт похищения ребёнка сомневаться не приходилось вообще, насчёт гибели графа Хартфорда и его отношений с дочерью неопровержимых фактов не наличествовало, зато всплывали косвенные улики, в том числе воспоминания бывших слуг (некоторые оказались наблюдательнее Дороти Мэйсон) и педагогов. Кристофер не отрёкся от своих показаний, хотя его свидетельская надёжность у многих вызывала вполне оправданные сомнения. Это был даже не скандал, это была сенсация. Однако Тэйлор являлась сотрудником ЦИА, а ЦИА крайне не приветствовал любой общественный интерес к себе и своим работникам и, через Министерство, имел доступ к определённым рычагам давления. Посему репортёры вскоре отстали от египтолога и её дочери, сосредоточившись на Бомонах Кавендишах. Энтони не сел в тюрьму. Несправедливо, но неудивительно при его связях и средствах. Впрочем, многие связи оборвались. Распалось несколько выгодных сделок, разорвались два контракта. Убытки были ощутимыми, но семья осталась богатой. Зато не осталась уважаемой. Бомоны Кавендиши мало кому нравились по-настоящему, и недоброжелатели, как открытые, так и доселе тайные, получили великолепный повод для ядовитых насмешек. Не говоря уже об обычных людях, выражавших своё мнение весьма незатейливо и радикально. Через полгода Элизабет, подав на развод, сбежала в Австралию с любвеобильным миллионером, который, как выяснилось, оказался женат, и жена его благосклонностью к смазливым длинноногим дамочкам не отличалась. Ричард с супругой тоже расстались, он потребовал отделить свою долю от семейного бизнеса и попытался открыть собственное предприятие в Штатах. Неудачно. Ричард вернулся в отчий дом, где до конца дней жил на птичьих правах нищего родственника, принятого из милости. Джонатан никуда не дёргался, особо не переживал и скончался в сорок восемь лет от болезни сердца, вызванной ожирением из-за неуёмного аппетита. Энтони умер дряхлым стариком, основательно помешавшимся на семейной истории. Он месяцами не выходил из дома, сутками мог сидеть над очередным эскизом генеалогического древа, бубня нечто невнятное себе под нос. К одному из таких эскизов, поверх письменного стола, Энтони однажды и припал, чтоб никогда уже не подняться. Последнего графа Хартфорда нашли скрюченным и окоченевшим. Джоан свои финальные дни провела в психиатрической лечебнице. Туда женщину сплавили, перестав опасаться, что она что-нибудь разболтает, - это уже не имело значения. Если б Джоан попала к специалистам раньше, её могли спасти. …Кристофер ненавидел фамильный особняк, но давно дошёл до стадии, когда ненависть не имела значения. И любовь тоже. И гнев, и раскаяние. Всепожирающим значением обладала лишь новая доза чего-нибудь, что можно вколоть себе в вену и хоть на короткое время забыться. Увы, забытьё не было абсолютным, в него пролезали призраки прошлого, порой принимающие изощрённые формы и образы, а порой оживляющие воспоминания с пугающей яркостью. Чаще всех Кристофер наблюдал девочку с серыми глазами, длинными пушистыми ресницами, молочными локонами – Илиану. Иногда появлялся Алекс, обычно девятнадцатилетний – именно таким его видел Кристофер в последний раз. Брат вернулся после тюрьмы, похудевший, ставший ещё выше. Лицо было совершенно взрослым. Он сознавал, что никто не жаждет видеть его здесь, но собирался сам последний раз посмотреть всем в глаза. Мать посоветовала надевать шапку зимой и попыталась схватить за ухо. Энтони прочитал нудную речь про позор, Ричард и Джонатан поддакивали. Кристофер молчал. …Мужчина стоял на стыке зала и холла, смотря на дверь. Отчего-то уход Алекса врезался в память занозой, которую не получалось выковырять, хоть сотни других вещей забылись давным-давно, выветрившись из изъеденного наркотой мозга. Русоволосый вспоминал взгляд младшего брата, предназначавшийся именно ему, Кристоферу. Брат словно призывал уйти вместе с ним, начать новую жизнь. Кристофер сделал вид, будто не заметил. Даже не потому, что боялся, а потому, что уже привык. Тогда дурь ещё не полностью подчинила его себе, но не хотелось ничего менять. Когда-то парня ранило отношение старших. Сейчас он привык к своей роли «середнячка», от которого ничего не ждут, но и ничего не требуют. Привыкал долго, зато в итоге начал даже находить в этой роли преимущества. Алекс развернулся. Его силуэт мгновенье-другое вырисовывался в дверном прямоугольнике. Широкие плечи, ровная спина, высоко поднятая голова. Блондин перешагнул порог, дверь закрылась медленно и тяжело. Сейчас Кристоферу внезапно остро понадобилось тоже перешагнуть этот порог, выйти, оказаться где угодно, только не здесь! Из последних сил наседая на дверь, мужчина открыл её. И плавно сполз вниз, держась за ручку. Через четверть часа горничная обнаружила тело, лежавшее поперёк порога.