Трис
18 ноября 2016 г. в 23:43
Оказавшись перед входом гостиницы, я невольно замешкалась. Смятение и нерешительность взыграли во мне, а рассудок твердил, что я поступала не совсем честно по отношению к себе самой. Ведь согласилась я на это свидание отнюдь не потому, что мне приглянулся мой новый знакомый, а потому, что хотелось заполнить пустоту и прогнать обиду, которая поселилась во мне после моего визита к Тобиасу Итону. Тогда я еще не понимала, насколько нужным для меня самой окажется это свидание…
Холл огромной гостиницы встретил меня шумом, стоящим от посетителей. Люди в форме сновали туда-сюда, постояльцы гостиницы то входили, то выходили, голоса разносились по огромному холлу, отдаваясь в груди жужжанием, словно я попала в улей.
В углу, на мягком диване, я заметила моего знакомого. Винсент встал с дивана и сложил вдвое газету, которую читал. Его улыбка растопила во мне все сомнения, я поняла, что он ждал меня. Мысль о том, что кто-то тебя ждет, уже радовала меня, потому как у одиночества нет такой черты. Когда привыкаешь к одиночеству, забываешь, что есть такое понятие как «ожидание».
— Трис, я рад, что ты приехала, — сообщил мне Винсент, протягивая руку. — Если честно, у меня были сомнения, что ты не приедешь.
— Если честно, у меня тоже, — улыбнулась я, протягивая ему свою руку.
— Но я рад, что ты все-таки решилась, — снова улыбнулся мне мужчина. — Как и обещал, ужин состоится, все будет чинно, тебе не о чем переживать. Пойдем? — он указал рукой в строну ресторана, располагавшегося чуть дальше холла.
Я согласно кивнула, и Винсент галантно предложил мне свою руку, согнутую в локте. Я нерешительно ухватилась за нее, но увидев его ободряющий взгляд, поняла, что он говорит правду насчет своей порядочности, а значит, я могла расслабиться.
Как только мы вошли в зал ресторана, в нос ударили запахи разнообразной еды, а росший на входе куст жасмина, который эффектно рос в специально огороженном палисаднике, источал тонкий аромат, даруя покой и расслабление.
— Мистер Чейз, позвольте проводить вас и вашу даму? — к нам подошел молоденький парень в форме официанта, и мой знакомый согласно кивнул ему.
Лавируя между столами, официант подвел нас к столику, располагавшемуся в самом углу зала, и указал на него рукой. Винсент предложил мне стул, и я уселась на него, а мой знакомый расположился напротив.
— Бутылку белого сухого 1605 года, салат с кальмарами, сырную тарелку и… — мужчина посмотрел на меня, ожидая моих дополнений к заказу, но я вежливо отказалась. — Можете чуть позже подать мидий. Надеюсь, ты не против мидий? Я взял на себя смелость и заказал нам обоим. Мне кажется, они отлично подойдут к белому вину, — как-то оправдываясь, сказал Винсент.
— У тебя отличный вкус, — улыбнулась я.
Официант будто растворился в воздухе, и Винсент посмотрел на меня. Как будто он что-то увидел в моих глазах, мой знакомый протянул ко мне руку, и я послушно ему дала свою ладонь. Винсент сжал ее в своей ладони и ободряюще улыбнулся.
— Трис, я знаю этот взгляд, — вздохнул он, — и поверь, ничего хорошего он не сулит. В твоих глазах тоска, а в голове туман. Ты винишь себя, вот только действительно ли ты виновата?
— О чем ты? — удивилась я, машинально убирая свою руку.
— Видишь ли… — он поджал нижнюю губу. — Давай-ка я расскажу тебе все по порядку? — мужчина взглянул на меня и чуть улыбнулся. — Как только я увидел тебя на улице, то я понял, что ты опечалена чем-то. Точнее, во всем виновата любовь. Твой взгляд полон тоски и печали, это значит, что ты многое пережила в жизни. Твоя рассеянность свидетельствует о том, что ты слишком много думаешь и часто погружаешься в себя. Но твои глаза излучают любовь. К сожалению, безответную. Я прав? — Винсент взглянул на меня.
— Неужели все это ты увидел в моих глазах? — недоверчиво просила я.
— Знаешь, я сам пострадал от нее, — кивнул он головой в сторону, а я посмотрела туда, куда он кивнул, но ничего не увидела. Винсент тихо рассмеялся: — Трис, я утрирую. Я говорю о любви. Моя жена… — мужчина запнулся, словно споткнулся мысленно. — Моя бывшая жена не хочет видеть и знать меня, а все потому, что я трус. Да, Трис, я трус, каких еще поискать!
— Ты женат? — спросила я, чувствуя облегчение на душе.
— И даже больше, — вздохнул он. — Я все еще люблю Фиби, она единственная, о ком я думаю, кого хочу. Но, в силу своей трусости, я не смог доказать ей, насколько сильно люблю ее. Мы поженились, когда нам обоим было восемнадцать. Тогда нам казалось, что весь мир принадлежит нам. Мы любили и были счастливы! Нас ничто не заботило, нам все равно было, где мы, что мы, что вокруг нас, и есть ли вообще что-то, кроме нас. Я был окрылен ею, Фиби без остатка растворялась во мне, я отдал ей себя всего без остатка. Но мои родители, люди влиятельные и жесткие, не разделяли моих взглядов. Им казалось, что Фиби нужны только деньги, но они ошибались. Любимой были не важны финансы моей семьи, она любила меня таким, какой я был. И вот однажды, когда мой отец сильно заболел, моя мать сообщила мне об этом. Конечно, я был вынужден на какое-то время вернуться домой, но я хотел взять Фиби с собой. На тот момент мы тайно обвенчались с ней, и я сказал об этом матери. Сердце отца не выдержало такой новости, и он скончался. Мать винила меня во всем. Да и я, признаться, начал верить в это. Лишь одна Фиби пыталась внушить мне, что нет в этом ничьей вины. Но тогда давление родственников было сильнее, и я сдался. Моя мать и мой дядя настояли на том, чтобы я встал во главе семейной компании, и Фиби решила, что ей не место в моей жизни. Тогда я верил в то, что смогу вернуть ее, но, если бы знал, что я ошибался, то ни за что в жизни не позволил бы ей уйти. Но тогда я был слеп. Мать быстро подобрала мне кандидатуру, достойную, по ее уверениям, не то, что эта «замухрышка из Техаса», как она называла тогда Фиби. Когда я женился на Мэри, дочке наших компаньонов, я понял, что никто никогда не сравнится с моей Фиби. Но было слишком поздно. Фиби узнала о свадьбе, сказала, что я не тот, в которого она влюбилась. Знаешь, Трис, я и сам понимал, что предавал ее, нашу любовь, наши мечты и желания. Но поделать ничего не мог. Я был трусом, — к концу рассказа мой знакомый совсем поник, а на языке от его слов образовалась горечь.
— А что потом? Что стало с Фиби? — осторожно спросила я.
— Фиби? — Винсент грустно улыбнулся. — Фиби уехала. Спустя много лет я узнал, что она вышла замуж и живет в Нью-Йорке. У нее двое детей, любящий муж, любимая работа. А я… Как был неудачником, так им и остался! Нет, я не о деньгах. Денег достаточно, но только в них ли счастье? Нелюбимая жена, которая старается всеми силами превратить в ад мою жизнь, родственники, которым нужны только деньги — не такой жизни я хотел, не такой.
— Винсент? — я закусила нижнюю губу. — Зачем ты мне все это рассказываешь?
Подошедший в этот момент официант принес наш заказ, Винсент учтиво подождал, когда он уйдет, и продолжил:
— Видишь ли, Трис, в какой-то мере мне нужно было открыться кому-то, потому как иногда легче сказать незнакомому человеку все, нежели близкому. Но и тебе, мне кажется, есть над чем подумать после моих слов, — он загадочно посмотрел на меня, и я чуть покраснела, смутившись. — Разве я не прав? Не хочешь рассказать? — на мгновение я задумалась. Из рассказа Винсента Чейза понятно, что человек сам кузнец своего счастья. Он упустил, не смог сберечь, потерял все по своей же глупости. Впоследствии он пожалел об этом, но было слишком поздно. А что, если и меня это ожидает? Хотя я и дала понять Тобиасу о своих чувствах, я же не сказала ему прямо… — Я хотел сказать, что если тебе есть что сказать, говори, — вздохнул Винсент. — Не нужно бояться слов. Иногда лучше сказать, что чувствуешь, чем просто промолчать, а потом жалеть об этом всю жизнь. Наша жизнь слишком коротка, чтобы молчать. Зачастую от наших слов зависит наше счастье. Видишь, я не смог удержать Фиби, потому что не сказал ей самых главных слов, когда мог. А потом все стало неважным, она не стала ждать меня. И в этом только моя вина.
Остаток вечера прошел в спокойной обстановке, но мысли не отпускали меня надолго. Когда ужин закончился, Винсент вызвал мне такси и поблагодарил за вечер. Дождь на улице не на шутку разыгрался. Сев в такси, я поняла, что внутри меня зародилось тепло, которым я обязана Винсенту Чейзу. Он смог беспрепятственно открыться мне, рассказать о своей судьбе, хоть и печальной, доверился. А я не смогла. Мне казалось это очень личным, хоть и хотелось поделиться с кем-то.
В своих мыслях я не заметила, как такси подкатило к дому. Расплатившись с водителем, я вышла на улицу и подняла вверх голову. Темное ночное небо, казалось, глядело на меня осуждающе. Медленно бредя к дому, я все думала о рассказе Винсента.
Когда же я оказалась возле своей квартиры, не поверила своим глазам. Передо мной стоял Тобиас! Только вот… он был зол? Или мне показалось, что он только что ударил кулаком в стену?
— Тобиас? — вырвалось у меня.
Друг медленно повернулся и посмотрел на меня. Его взгляд был оценивающим.
— Где ты была? — чуть ли не прошипел он, а в глазах зародились недобрые огоньки.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я, игнорируя его вопрос.
— Где ты была? — Тобиас повторил свой вопрос чуть ли не по слогам.
— Тобиас, ты весь промок, — ответила я, уходя от ответа. Я прошла мимо него, но едва коснулась ручки двери, как Тобиас до боли сжал мое плечо своей рукой, потянув меня и разворачивая к себе лицом.
— Мне больно, — почему-то в любой другой ситуации я бы потребовала, чтобы убрали руку, но тогда его касание, хоть и грубое, обожгло кожу. Для меня это было ново, потому как раньше касания Тобиаса Итона никогда не вызывали во мне такую реакцию.
— Нам нужно поговорить, — отрезал друг ледяным тоном.
— Я устала, — взмолилась я, — и хочу спать, — и открыла дверь своей квартиры. Вот уж точно, чего не хотела я на тот момент, так это разговора. Точнее, я боялась его. Но Тобиас, судя по всему, не собирался сдаваться, поэтому стремительно влетел в мою квартиру, нарушая все правила приличия. — Прошу тебя, уходи! — и это была не просто мольба, это был крик души.
— Нам нужно поговорить, — не унимался друг, — но прежде, скажи, где ты была?
— На свидании, Тобиас! — выпалила я, и тут же грозовое облако повисло над нами. Еще чуть-чуть — и случиться что-то страшное!
Взгляд моего друга стал мрачным, полным злости. Почему-то на тот момент мне и в голову не могло прийти, что в глазах Тобиаса Итона была банальная ревность. Та самая, которая съедает изнутри, заставляет творить безумные вещи, толкает на безрассудные поступки, о которых в последствии мы можем пожалеть.
— Кто он? — процедил он сквозь зубы.
— Знакомый, — с вызовом ответила я. — А что? Какие-то проблемы? — раздражительно бросила я.
— Я против, — коротко и ясно ответил друг.
— Что? — от изумления я даже не сразу сообразила, почему в таких ситуациях один бывает против, а другой становится его «мишенью злости».
И в ту же секунду грозовая туча, нависшая над нами, лопнула, словно мыльный пузырь, окатывая нас ледяным потоком. Губы Тобиаса Итона, этого наглого, черствого сухаря, бабника и ловеласа, настойчиво впились в мои, жадно кусая и не давая вдохнуть и глотка воздуха…