***
Спустя несколько часов, уставшие и пресытившиеся открытиями этого дня, они неспешно брели по окраине рынка, возвращаясь из харчевни. - Как долго они здесь пробудут? - Обычно останавливаются в одном городе на два-три дня, но в этом году они слегка меняют маршрут, чтобы посетить земли нового клана, и потому выдвинутся в путь уже завтра. - Нового клана? Они отправляются в Аркадию? - Да. Если хочешь, можешь передать что-нибудь друзьям. До следующего обмена между нами пока далеко. - Спасибо. Эбби кивнула, соображая, успеет ли она составить зашифрованное успокоительное послание для Кларк и остальных за столь короткий срок. Впрочем, выяснить ничего толкового им пока не удалось, что, как ей казалось, лишь подтверждало тот факт, что Трикру не были замешаны в покушении. - Я слышал, что ты интересовалась Фриккру, - меж тем скорее утвердительно, чем вопросительно протянул Маркус, как всегда предвосхищая расспросы, скрывая остроту темы за гомоном толпы. - Решение, что позволило изгонять тех детей, что подверглись мутации, было принято не так давно. Срока за три до того как Кейн возглавил Трикру. - Детей?! - Да. Обычно мутация, даже если она и не сильно очевидна, проявляется в младенческом или совсем юном возрасте. Да и родителям так расставаться проще, пока еще есть шанс, что ребенок не будет считать себя брошенным и преданным, и, возможно, даже никогда не узнает об их существовании. - Не думаю, что это сильное утешение, - вздохнула она, мысленно вставая на их место и ежась от подобной участи. – Но ты сказал, что это повелось не так давно. А до того?.. Эбби в упор глянула на Маркуса, что обернулся к ней, когда отзвучал вопрос. И промолчала, наблюдая за тем, как он отводит взгляд и тянет ее в сторону одного из ярких прилавков. Старуха, торгующая какими-то яркими, резко пахнущими порошками и снадобьями, приветливо кивнула Командующему. Словно старому знакомому. И, что удивительно, он ответил ей тем же. И пока Эбби, привлеченная одним из порошков, внимательно изучала его структуру, окликнул девчушку, что восседала на повозке, пристроенной позади торгового места. - Уна! Черноглазая, пулей слетев с козел, поспешила на зов. - Руна, - поправила она несколько смущенно, и вместе с тем вызывающе глянув в глаза своему бывшему командиру. Многие, оказавшись в лагере кочевников, меняли имена. Но мало кто перекраивал их столь осознанно. На первый взгляд кроме угольно черных глаз в девочке не было ничего необычного. Но острые черты лица и чуть раскосые глаза моментально воскресили в памяти иной образ. Похожий на нее как две капли воды, если отбросить татуировки, шрамы да влияние времени. Маркус подтвердил ее догадку едва заметным кивком. - Удивлен, что Мора еще не у тебя. Помнится, раньше вас было не оторвать друг от друга. - Она уже приходила и обещала вернуться, - девочка расплылась в щербатой улыбке, тут же преобразившей ее до того излишне серьезное личико. – Обещала вернуться, когда избавится от хвоста. Эбби рассмеялась, предполагая, что хвост этот, проклинающий все на свете, уже наобещал ей все круги ада в наказание, когда догонит. - Так вы с Морой подруги? Как удивительно. И давно? - Всю жизнь. Эбби удивленно окинула взглядом и Маркуса, и Руну. Учитывая нюансы изгнания, поведанные им, что-то явно не складывалось. Но с разъяснениями ни один из них не спешил. Как не торопился Командующий и с объяснениями, зачем привел ее сюда и вообще ввязался в экскурсию лично. - Погадать тебе? – Руна, стремясь сгладить неловкий момент, коснулась ладони Эбби, прочерчивая пальчиками извилистые линии судьбы и увлекая вслед за собой под защиту шатра. – Командующий вот всегда отказывается. Ну и как тут быть? Не скажешь же, что не веришь в подобные суеверия, да и в само понятие судьбы не особо? И все же, глядя в огромные черные глаза девчушки, она не смогла отказаться. Кивнула отрывисто, избегая взгляда хмыкнувшего Маркуса, не спешащего оставлять их наедине. В палатке, куда их затянула Руна, резко пахло красителями и дымом, впитавшимся в ткань. Устроившись на топчане, что заменял ей постель, девочка подожгла лучину, чтобы лучше различать прожилки на коже. - Ты обычная. И в то же время особенная, - протянула землянка, прочерчивая одну из линий ярко-красным красителем. - Звучит лестно, - рассмеялась Эбби. – Что-то еще? - Да. Ты развяжешь войну, которую после и остановишь. И все же после этого на Земле останется лишь один клан… Но эту ответственность, - Руна мимоходом глянула на Командующего, - вы уже разделите поровну. Главное держитесь вместе, что бы это ни сулило. Очертив краской еще один причудливый поворот на ее ладони, Руна вновь расплылась в щербатой улыбке, напоминая, что она всего лишь ребенок. - Вот здорово было бы оказаться в таком клане! Хоть Эбби и не видела особой разницы между ее словами и прочими лже-прорицаниями, известными ей по фильмам и литературным произведением, все равно не удержалась от дрожи. Да и Маркус, как ей показалось, дернулся и непроизвольно наклонился вперед, стремясь оказаться ближе к ним. Юная же гадалка смутилась, но от слов своих отказываться не спешила. - Ты расскажешь мне о себе? И о вашей жизни? – Вдруг попросила Эбби. Отчасти из любопытства, что разбирало ее, отчасти от неловкости, вдруг заполнившей паузу. Девчушка же, обескураженная ее искренней заинтересованностью – реакцией, что не часто встречалась им на пути, растерялась. Глянула на Маркуса, уже совладавшего с собой и старающегося скрыть усмешку. И, повинуясь его одобряющему жесту, начала рассказ, дохнувший на нее призраком еще одного неведомого мира. Ладонь Руны, по-прежнему расположенная на запястье Эбби, расслабилась, теряя хватку, и позволяя ощутить ее девичью хрупкость и беззащитность. Окончанием их разговора, в ходе которого в голове у Гриффин разлилось целое море путанной информации, послужило появление Моры, что неожиданно показалась у задней стенки жилища, поднырнув под нее. Или сделала вид, что объявилась только что. Маркус неодобрительно свел брови, но прогонять дочь не стал. ... Ты ненавидишь ее? На самом деле Эбби не ждала ответа на вопрос, который ей и произнести-то было непросто. Но Руну он, казалось, вовсе не смутил. - Вот что ты подумала, впервые увидев меня? - Что ты очень красивая. Мора рассмеялась, явно одобряя ее ответ. А Руна, стараясь казаться равнодушной и оттого лишь еще больше напоминая мать, пожала плечами. - Это вот врядли. Но моя мутация и правда не так очевидна. – И, видя едва скрываемое любопытство Эбби, пояснила, щелчком привлекая внимание к яркому шарфу, что в несколько слоев окутывал шею. – Говорят, я даже могу жить в воде с этими штуками. Но я не пробовала. И если б… она хотела, то могла бы скрыть это. Но желание подняться вверх по службе и стать командующей отрядом пересилило. Как ты думаешь, после этого захочется ненавидеть? - Милая. – Глядя на расстроенное лицо ребенка, подобрать слова было трудно, но все же Эбби, побывавшая в чем-то схожей ситуации, помнила о том, что у медали всегда две стороны. - Но почему ты так уверена, что это правда? Что это вся история? Поверь мне, быть родителем сложно и порой мы вынуждены принимать решения, что разрывают нам сердце. - Возможно, - бросила Руна лишь для того, чтобы уйти от неприятных доводов. Для себя она уже давно все решила. - Вот только я помню, как молила ее не уходить, не оставлять меня здесь, и бежала следом. А она даже не обернулась. Замершая в карауле снаружи Анья, в чьи обязанности сегодня входила незаметная охрана Командующего и спутницы, стиснула зубы. Но пристального взгляда, перескакивающего с путника на путника, что кружили подле шатра, не перевела. Старуха-торговка, изогнув морщинистые губы, сплюнула и отвернулась, бормоча что-то себе под нос. - Но не будем больше об этом, - заслышав что-то, Руна встрепенулась и заулыбалась, оставляя позади нелегкую тему. Вскочила, ухватив подружку за руку. - Идемте! - Куда? Эбби глянула в сторону выхода, что уже должен был быть затянут вечерней темнотой. К этой ранней смене дня ночью ей сложно было привыкнуть. Однако треугольник, открывающий вид на жилые дома города, едва заметно светился, озаряя стены шатра слабыми огненными отсветами. - Радоваться жизни! – Руна усмехнулась и выскользнула из шатра. – Мы будем танцевать на прощание.***
Огромный костер, сложенный за вечер в центре площади, полыхал жарким пламенем. Отчего люди, расположенные вблизи него давно расстались со ставшими чересчур теплыми меховыми куртками и накидками. Песня их началась с протяжных нот, словно впитавших в себя безмолвную тоску северных земель, что ежедневно испытывала человека на прочность. И гибкие танцоры плавно дивнулись ей в такт, кружась подле огня как мотыльки. Склоняясь перед ним, и все убыстряя ход под команды не дремлющих барабанов. Вскидывая, заламывая руки, изукрашенные алыми бликами браслетов. Без слов рассказывая о своей не прошеной судьбе, но не стеная. Мы смирились и просто отдались на волю судьбы. Потому что мы любим жизнь. Всплыли в памяти слова девочки, что сейчас притихла, доверчиво приткнувшись к ее боку. Как-то незаметно и неожиданно для Эбби Руна прикипела к ней за эти недолгие часы знакомства. А может просто последовала примеру подруги, как знать. Вслушиваясь в зов труб, прорывающихся сквозь горловое пение, грохот барабанов да звон инструмента, что не удавалось определить, она почувствовала, как манит за собой эта мелодия, как стремится вслед за ней сердце на поиск не виданных ранее мест. Далеких, труднодоступных, что не открываются человеческому взгляду, пока он не заслужит это право... Заплутав на грани грез и яви, Эбби не заметила, когда и как протяжная, пронизанная плачем ветров, мелодия переросла в быструю, подобную течению крови в жилах некогда пылких испанцев и жителей тропических островов. Как зазвучали по-новому невесть откуда пробившиеся ракушки-трубы и сменили ритм барабаны. С гортанным пением на языке, что врядли до конца понимали даже трикру, закружились танцоры из жарких пустынных и прибрежных племен, ставших частью отверженных, вокруг исполинского столпа пламени. Причудливо сгибаясь, то касаясь руками земли, то словно в молитве воздевая их к небу. Крутили головами, вторя движениям бедер. Склонялись резко, надламываясь, подобно срубленным деревцам, едва не касаясь кончиками распущенных волос жадного пламени. Их низкие голоса, вторящие ритму барабанов, то понижались, то поднимались до верхних нот, провожая в темнеющее небо каскады искр. О том, что кардинальное отличие танцев идет от различия обычаев и уклада жизни народов Эбби догадалась сама. Но откуда им, изгнанным еще в младенчестве, было знать об этом? И откуда тогда старики? Она покосилась на Маркуса, сидящего чуть в отдалении. Кажется, Руна была далеко не единственной «тайной» в кланах. Эбби тяжело вздохнула и покачала головой, напоминая себе, что уж у скайкру точно нет права на осуждение. Да и глупо было осуждать за подобное решение, ведь до того иных просто убивали. То как Маркус отвел глаза, когда она спросила об этом напрямую, было красноречивее слов. И все же, глядя на маленькую девочку, затаившую боль и гнев глубоко внутри, и с ненавистью взирающую на свою мать, Эбби чувствовала, что выход этот был далеко не лучшим. Изгои, пусть и неприкосновенные, все равно оставались изгоями. Людьми лишними и нежеланными. Маркус, словно почувствовав ее взгляд, оторвался от созерцания огня, на танец он не смотрел, и взглянул на нее. И Эбби поспешила ускользнуть от его немого вопроса. Пляска между тем продолжалась, набирая обороты. Цветная одежда танцоров, со все убыстряющимся ритмом танца, все чаще опускалась наземь, устилая древнюю брусчатку разноцветным ковром. Оставшись в набедренных повязках поверх густо смазанных жиром и краской тел, они все изящнее извивались в невообразимых пируэтах. Растворяясь в жаре танца и пламени, не чувствуя колючих поцелуев мороза и не думающего уступать свои права. Постепенно теряли свою устрашающую силу их изувеченные болезнью тела, подчеркнутые чернотой татуировок, и в пылу экстаза быстрого танца вновь засверкали белозубые улыбки. Лишние конечности, недостающие глаза, изувеченные, искореженные с рождения тела уже ни у кого не вызывали тянущего чувства неприязни. Маркус сидел и украдкой любовался ею, завороженной действом. Отблески пламени играли в широко раскрытых карих глазах, придавая им магический дурманящий оттенок. И румянец, вызванный теплом костра, украсил обычно бледные скулы. Сегодня он никого не проверял и не расставлял ловушек, позволяющих больше узнать о характерах людей. Просто жил, вспоминая, каково это было до возложения на плечи обязанностей командующего целым народом. Иногда Эбби задумчиво улыбалась, ероша волосы приткнувшихся по бокам детей. Склонялась к ним, что-то шепча. Мора и Руна улыбались ей в ответ. И он понимал, что мог бы наблюдать за этой картиной вечно. Слабость простительная, если не признаваться в ней никому, кроме себя самого.