***
Ее поступок не обсуждали, словно позабыв о нем до менее смутных времен. И все же Оу казалось, что она видит, как отстранились от нее местные. Как искоса поглядывает Мора, когда они меняют пропитавшиеся гноем или кровью повязки. Как сторонится Индра, стараясь не замечать юное протеже, едва взятое на индивидуальное обучение. Так ли это или просто выдумки, порожденные воспаленным от долгого отсутствия сна сознанием? Сложно сказать. Не придуманной была лишь сухость Командующего. О том, что этим дело не ограничится и ей предстоит отвечать за свои действия, и в первую очередь не перед ним, ей сообщили тем же вечером, когда гости из Аркадии объявились у ворот города... Глядя на Найко, сосредоточенно перебиравшего какие-то травы посреди ночи, Октавия с невеселой усмешкой подумала о том, что врачи чем-то напоминают ей вампиров – никогда не спят в положенное время. А может не отдыхают и вовсе. Ведь когда ни явись, кто-нибудь из этой парочки обязательно оказывался на месте. Сообщение же об исчезновении Эбби и Рейвен, казалось, вовсе не произвело на землянина особого эффекта: своей работы он не оставлял на протяжении всего ее монолога. - Можешь больше не продолжать. Нам нужно все приготовить. Тащи таз с водой и бинты. Да сундук Эбби с набором для оказания первой помощи захвати. - Зачем это? - Ты и правда думаешь, что кровь, что вы нашли, была из разбитого носа? Всего одна фраза, но ее с лихвой хватило на то, чтобы Октавия осеклась, прикусив язык с готовым вот-вот сорваться едким замечанием, да рванула за обозначенными вещами. Как глупо, непростительно глупо она позволила себе проигнорировать очевидные вещи, погрузившись в переживания за судьбу друзей да злость на командира, что отстранил ее в сторону, словно малое дитя не способное ни чем помочь. В том, что Эбби при инвентаризации основательно изменила систему хранения, она убедилась практически сразу. Бинты оказались переложенными в ящики стола, тогда как инъекции заняли их место в старинном шкафу, створки которого возможно было запереть не замок. Куда были убраны оставшиеся капельницы или шприцы сложно было даже предположить. Благо, сейчас они ей не требовались. На месте оказался только набор для первой помощи, что Эбби всегда предпочитала держать под рукой. Оставалось раздобыть лишь снега да дров, чтобы вытопить воды. Местным источникам она по-прежнему не доверяла. Закинув собранные медикаменты к Найко, подготавливающему какие-то жутковатого вида железки, она поспешила во двор. Но на пол пути притормозила, сознавая, что больше не в состоянии бороться с одолевающей ее тревогой, больше похожей на истерический припадок. Она должна была что-то сделать и только одно сейчас было в ее силах. Сунув руку в карман, Оу извлекла из него устройство размером со спичечный коробок, состоящее из кнопки под пластиковой крышкой. Она не знала, что сейчас делал Кейн и планировал ли делать что-то вообще. Об организации поисков пропавших ничего не говорило - за окном не наблюдалось ни аномального движения, ни огней, ни поисковых отрядов. Город спал, как и прежде. Прекрасно понимая, что позже может пожалеть об этом более чем по десятку причин, Оу откинула крышку и надавила на кнопку. Пока еще не успела передумать. Устройство отозвалось на нажатие красной вспышкой крохотного индикатора, расположенного подле кнопки. Она продолжила методично появляться через каждые пять секунд и Октавия судорожно вздохнула, после чего поспешила к поленнице, укрытой в тени здания. Днем прошел снегопад и большая часть дров была засыпана снегом. По чьей-то халатности брезент, прикрывавший поленницу по обыкновению, оказался скомкан и позабыт в стороне. Так что ей пришлось зарыться во внутрь неровной стены из дров, выискивая подходящие по размеру к очагу, не отсыревшие поленья. Свет воткнутого в снег факела, мечущийся из стороны в сторону на ветру, упрямо не желал поддаваться воле стихии, что весьма облегчало задачу. Удар подлый, со спины, настиг ее в тот момент, когда Октавия вытаскивала последнее полено, что могло бы уместиться у нее в охапке. Увернуться умудрилась лишь в последний момент, каким-то чудом заприметив метнувшуюся против направления света тень. Потому тяжесть опустившегося полена не лишила ее сознания, а лишь отбила вмиг занемевшее плечо. Октавия рванула в сторону, уходя от еще одного удара, попутно пнув ведро со снегом под ноги нападавшей. Но задержало это ее ненадолго – уже через мгновение Арья вновь принялась наступать. Времени на глупые вопросы не было, да Октавия и не нуждалась в разъяснениях. Красноречивее любых слов говорило лицо землянки, перекошенное яростью. Тем же неконтролируемым гневом, что она источала на вынесении приговора. Безумие, что породили скорбь и отчаянье, больше не скрывалось за хмурой маской отчужденного спокойствия. Руки, обессиленные болезнью и сведенные холодом, слушались плохо и Блейк вынуждена была только уворачиваться и уходить от ударов, не в состоянии дать отпор. Так уже было когда-то, и Октавия до крови закусила щеку, отгоняя ненужные воспоминания. Это помогло несколько взбодриться, но кто знает, как долго ей удалось бы продержаться в бешенном ритме, заданном землянкой, если бы откуда не возьмись не появился Найко. Растерявший свою невозмутимость и спокойствие, с лицом, обезображенным гримасой гнева и яростным криком, разорвавшим тишину. Сама Октавия почему-то закричать и позвать помощь так и не собралась. Целитель, в отличии от них обеих, привычно вооруженный до зубов, без труда справился с невменяемой женщиной, вырубив сильным ударом рукояти меча по голове. И, судя по выражению лица, на этом бы не остановился, если б Октавия не навалилась сверху, закрывая Арью своим телом. - Подожди! Найко, стой!! Она может знать где Рейвен и Эбби…***
К сожалению, добиться ничего, кроме выкриков ненависти от нее не удалось, и все-таки Октавия не сожалела о своем поступке. Рейвен же, как позже рассказал Линкольн, они нашли лишь благодаря счастливой случайности, удаче, что явно была у той на ставке. Ответвление коридора, в котором механик потеряла сознание, оканчивалось провалом, плотно заваленным снегом и обломками камней, и было тупиком. Лишь тусклый свет угасающего факела да странный шум привлекли к нему внимание спасательного отряда. Норовя уйти от вероятного преследования и знающая о том, что Вик успел за это время изучить ее образ мышления, Рейс пошла тем путем, что в иных случаях, вероятно, рассматривала бы с большим сомнением. Слишком уж долгим и извилистым он был, отклоняясь аж до границ города. И именно этим путем, как оказалось, и пользовался последние годы лазутчик Азгеды, если ему необходимо было проникнуть в город тайно, а не под покровительством печати посла. Когда Линкольн с отрядом наткнулись на нее, Рейвен была распростерта на полу, измазанном капающей с губ слюной, желудочным соком да кровью из разбитого об пол носа. Ее било в конвульсиях, и нескольким мужчинам с трудом удалось удерживать Рейс на протяжении нескольких минут, пока, измотанная, она окончательно не затихла. Это их задержало. До места, где Вик держал Эбби, оставалось чуть меньше трети пути и потому они приняли решение взять девушку с собой. Благо Роан, которому политический статус запрещал участие в каких-либо конфликтах с местными, согласился нести ее. Указанию пути это не мешало, а тяжесть девичьего тела была для землянина смехотворной… Покинув палату Эбби, Октавия все так же подобно тени проскользнула в палату Рейвен. В ней стояла оглушающая, непроницаемая тишина. Неживая. Отчего казалось, что даже воздух, пропитавшийся болью Рейс, сгустился, став непригодным для дыхания, которое и так было едва уловимым. Слезы, что никак не желали заканчиваться, не просыхающими дорожками извивались по бледным, впалым щекам. Когда все, занятые теперь уже лечением Эбби, куда менее восприимчивой к введенным Найко антибиотикам, оставили ее наконец в покое, перестав маячить перед глазами двадцать четыре часа в стуки, боль изменилась, словно бы отступив на пару шагов. То ли время и правда что-то меняло, даже за столь ничтожный отрезок, то ли организм просто выставил блокаду, осознав, что иначе ему не выстоять. На присутствие посторонних Рейвен чаще всего никак не реагировала, превратившись в живое изваяние, с тусклыми, поблекшими глазами. Их лихорадочный блеск сошел на нет вместе с попытками высвободиться и завершить начатое. Сил у нее, и без того истерзанной ранением и переохлаждением практически не осталось, равно как и желания жить. И, если хоть кто-то и вызывал у нее что-то крайне отдаленно напоминающее интерес, так только Роан, что несколько раз показался в палате. В очередной раз почувствовал его присутствие, по обыкновению безмолвное, Рейс поднимала взгляд и долго, не мигая, всматривалась в резкие черты лица. Словно надеясь, что они вновь начнут растворяться в слепящем сиянии, и хоть на мгновение в этой режущей слух тишине зазвучит знакомый голос. Промелькнет знакомая улыбка, увлекая в этот свет вслед за собой… Почему землянин соглашался раз за разом находить время на краткие, но бессмысленные с ее точки зрения посещения совершенно незнакомого ему человека, Октавия не знала. Но подозревала, что не малую роль в этом играет близость палаты Эбби, в которой время от времени можно было расслышать голос Командующего. Опустившись на пол у изголовья кушетки, Оу протянула руку и коснулась кисти Рейвен, слегка сжав ее. Пусть та и не реагировала, Блейк не оставляла надежды на то, что присутствие друга рядом поможет выкарабкаться из этой смыкающейся над головой трясины боли и отчаянья. Поможет не только ей одной. В том, что происходило после вызволения подруг и их появления в лазарете, Октавия мало что понимала. На пару с Морой, одной из немногих, кому позволено было знать о случившемся, она превратилась в тень Найко, послушно исполняющую любое указание. Кипятила и остужала воду для промывания, наполняла ею грелки. Подносила бинты, что быстро напитывались кровью и гноем; поджигала прессованные травы, от которых скоро начали путаться мысли и отступила боль в ссаженном плече. Если не знала чего-то, то повторяла за Морой, сноровисто очищавшей раны. По прибытии раненых в лазарет, в палате, что была рассчитана на четверых, стало неимоверно тесно. Помимо пострадавших и ее самой в небольшое помещение набились Кейн с дочерью, Найко и Индра, еще какие-то люди, то и дело выныривающие из-за двери с данными для командира. После каждого такого донесения тот все больше мрачнел. И вскоре покинул помещение, прихватив с собой и большую часть народа, к немалому облегчению оставшихся по-началу. Во второй палате, почему-то расположенной не рядом, а на следующем этаже, разместили Малыша и Линкольна, выступавшего при нем сиделкой. То ли рана его была серьезной, то ли по какой-то иной причине Найко надолго оказался привязанным к кровати гиганта, передавая Оу лишь отрывистые указания, касающиеся лечения женщин. И на протяжении долгих, бесконечных жутких часов, подле Рейвен и Эбби, мечущихся в бреду, оставались лишь они с Морой. Руки обеих пленниц представляли собой страшное зрелище. Посиневшие, распухшие, покрытые кровоточащими разрывами. И если у Рейвен они были ссажены не так сильно, то, казалось, что у Эбби от запястий осталось одно кровавое месиво. И Октавия искренне не представляла, как она сможет действовать руками, не говоря уже о том, чтобы вернуться к операциям. Первое время, с трудом подавляя страх навредить еще больше, ей чуть ли не силой приходилось заставлять себя коснуться поврежденной кожи. Но вскоре Оу, лишенная альтернатив, могла уже без содрогания менять пропитавшиеся жутким месивом повязки, с напряжением следя лишь за тем, чтобы отек начал отступать. Да вот только делать этого он спешил, и Найко пришлось, наконец, обратить пристальное внимание на их палату. - Держите ее, - целитель был хмур и сосредоточен. Обнажив раны Эбби, вновь затянутые воспаленной кожей и слоем бурого гноя, он осторожно, по капле, вливал в стиснутые губы какое-то поило, что должно было уменьшить боль. В плошке, что высилась у изголовья ее кровати, неспешно копошились белесые черви. -Ты же не серьезно? - Октавию передернуло, но она послушно протянула ремни над плечами Эбби, неподвижно фиксируя ее на кушетке. – Зачем это вообще?.. - Чтобы она сама себе не навредила, - Найко, с руками чище, чем ей когда-либо доводилось видеть, поместил первую партию копошащихся гадов на открытые раны, закинув их сверху слоем полупрозрачной марли. Следом обработал и вторую руку. - Они очистят раны куда лучше, чем это смог бы сделать я. Но ей будет больно. Петли же смогут удержать от лишних движений... Октавия осторожно провела пальцем по бинту, опоясывающему запястье Рейвен. Своим поступком та умудрилась нанести серьезный урон и без того поврежденным мышцам, и Октавия старалась, чтобы ее прикосновения были как можно легче и невесомее. Чуть выше, на уровне локтевого сгиба, руку Рейс украшали бесформенные синяки, порожденные иглами капельниц. Следы от ремней, глубоко врезавшихся в кожу во время попыток высвободиться и довершить начатое, под тканью рубашки видны не были, но Октавия, не глядя, могла бы воспроизвести карту повреждений, простершихся на коже, которую она обрабатывала изо дня в день. Эбби, вопреки убеждениям Найко, не кричала, даже стонала едва слышно. Словно силясь что-то произнести, что-то отрывистое и не различимое. Но рвалась из пут, угрожая навредить самой себе, с силой, не свойственной обессилевшему телу. Боролась, пока не затихла, окутанная забытьем, порожденным давящим наркотическим дурманом от дыма, пропитавшего комнату. И если в случае с Эбби такое лечение, пусть и варварское, явно было на пользу, то с лечением Рейвен что-то шло не так. Конвульсии, пусть и слабее чем в первый раз, начинались еще дважды. Ее тошнило. И Октавия совершенно не представляла, что с этим делать, пока Эбби не пришла ей на помощь. Откуда она знала, что что-то не в порядке? Что нужна им? Как поняла, что ввела Рейвен инсулин вместо адреналин? Да и вообще умудрилась вспомнить о нем, когда сознание то и дело предательски ускользало? Октавия не знала. Помнила лишь сколько уверенности было в глазах Гриффин, когда она ненадолго очнулась во время очередной перевязки. Да силу руки, сжимавшей отворот ее кофты. А если уверена была Эбби, то какое право имела сомневаться она?.. Октавия воззрилась на Мору, в растерянности замершую над бледной Рейвен, обложенной грелками. Игла капельницы с физраствором, который должен был вымыть из крови препарат, которого там быть не должно, замерла в паре сантиметров от вздувшейся вены. - Давай же, чего ты ждешь? Мы еще должны ввести ей глюкозу. Эбби так велела! - Мы не уверены. И это может лишь ухудшить ситуацию, если Эбби вдруг ошиблась... или ты не верно расслышала... Девочка могла оказаться права, Октавия понимала это, равно как и то, что может принять на себя ношу не по плечу, если что-то пойдет не так. Да вот только альтернативных вариантов не было и помощь все не приходила. - У тебя есть варианты получше? - Нет. Но этот точно плохой! - Девочка непроизвольно сорвалась на крик. И на мгновение показалось, что в прозрачных глазах мелькнули слезы, столь не свойственные ей. - Я ведь даже не знаю, что это вообще за раствор и от чего он. Я же не целитель. - Тогда просто коли. - Октавия… - Коли! – Она ухватила со стола второй пакет с прозрачной жидкостью и метнула испепеляющий взгляд на девочку, толком не зная, кого больше подстегивая и этим взглядом, и криком. – Иначе я сама это сделаю! - Хватит самодеятельности. Лучше дайте мне пару минут, чтобы подтвердить диагноз, - раздался за спиной знакомый голос, заставив Октавию задрожать. Силы словно разом оставили ее и потрепанному Джексону, что показался на пороге палаты, без труда удалось отнять из ослабивших хватку пальцев драгоценную капельницу. Не хватало только, чтобы они извели ее без надобности.***
Эбби так и не поняла отчего вдруг встрепенулась и резко повернулась к двери, что оказалась притворена столь же плотно, как и несколько часов назад. Посетителей, оставивших ее в покое после настоятельной просьбы Маркуса, не было. И все же Эбби казалось, что она что-то упустила, слишком погруженная в себя, и кто-то кроме него нарушил ее невольное затворничество. Она резко опустила руку на кровать, нащупывая шероховатый пластик рации. И только обнаружив устройство на нужном месте, успокоилась. До назначенного времени для связи с дочерью оставалось еще несколько часов, теперь казавшихся непростительно долгими. А ведь еще этим утром ей казалось, что часы таяли быстро, незаметно сменяя друг друга. От резкого движения боль в запястьях напомнила о себе и Эбби поморщилась, силясь перетерпеть ее. Трата обезболивающих на себя в сложившихся обстоятельствах казалась едва ли не преступлением, и она предпочитала довольствоваться малым, а то и вовсе заменять их на успокоительные прикосновения. Теперь, когда она окончательно пришла в себя, Эбби сознавала, что Маркуса не должно было быть рядом. Как бы она этого ни хотела, как бы ни нуждалась. И все же, когда боль становилась нестерпимой и казалось, что она не выдержит ее больше, он неизменно оказывался рядом. Как давно сидящий подле? От каких важных дел оторвавшийся? Эбби не знала и не спрашивала, понимая, что иначе самолично выставит его прочь из палаты. Она просто откидывала голову, устраиваясь на груди, и закрывала глаза, на сетчатке которых, казалось, навеки запечатлелся проклятый скол на стене. И каждый раз его рука оказывалась прочно обвитой вокруг ее плеч, дрожащих словно в припадке. Вот и в этот раз ладонь привычно скользнула вверх по рукаву, ощущая исходящий от ткани холод. И замерла лишь наткнувшись на что-то непривычное. Липкое. Эбби рефлекторно сомкнула пальцы, растирая по коже след от подтаявшей жидкости с одежды. И, не открывая глаз, глухо поинтересовалась: - Чья?.. - Сейчас тебе не стоит думать об этом. - Маркус. Чья она? - Арьи. Ее казнили. И сразу захотелось отстраниться. Как в том дурном сне, навеянном наркотическим дурманом. Отстраниться, умчаться как можно дальше. От него. От себя. От всего происходящего. Но вместо этого она лишь закусила губу, как можно глубже задвигая недовольство. Пусть этого она не успела предотвратить, растратив драгоценное время на раздумья, и все исполнилось как в ее кошмаре, но что-то еще можно было исправить. Если она все еще хотела верить в то, что человечество имеет право на жизнь. - Я понимаю, что Арья нарушила один из основных законом клана. Но вы же не могли так просто казнить ее. Ведь нам же нужны были доказательства того, что именно они с Виком устроили эту эпидемию. Что у нас есть общий враг и … Маркус прервал ее словоизлияния на середине, непроизвольно поведя плечами и сжимая руку в кулак. Словно отгоняя что-то, о чем не хотелось бы вспоминать. Резко бросилось в глаза, что костяшки на его руке сбиты. - Малыш умер. - Ч-что? Это слишком спокойное заявление об очередной смерти, к которой она не была готова, осадило ее, лишив не только сил на борьбу и аргументов, но и способности нормально дышать. Ей не нужно было напоминать за кого он получил жало стрелы, торчащее из спины. - Как? - Когда они боролись с Виком, пузырек с отравой повредился. Инфекция попала прямо в рану. Эбби застонала, понимая, какова была цепочка последующих событий. Уткнулась лбом в колени, подтянув их к груди, и все крепче прижимая к бокам локти, сломанная, согнутая пополам накатившей волной боли. Маркус же продолжал, словно спеша избавиться от этой информации, никому не доставляющей радости. - Он был сильным и боролся. Но мы ничего не смогли сделать, хватило суток, чтобы он истаял. Вирус был в какой-то концентрированной форме. Я не очень понял вашего парня, но, кажется, болезнь сразу попала в кровь, быстро распространилась и поразила внутренние органы. Другого доказательства никому не потребовалось. Эбби кивнула. Представила, как вытекает жизнь из этого могучего исполина, иссушая по капле. Также, как с каждой тягучей каплей крови выходила она из Арьи, распятой на позорном столбе. Тысяча ножевых ударов. Кровь за кровь. Словно отвлекая внимание от этой картины, за стеной зашумела Октавия, что-то чрезмерно эмоционально выговаривая пустоте. А по глазам ударили лужи крови, застывшие на полу. - Синклер не ответит, Рейвен. Он мертв. Глаза Джексона воспаленные, слезящиеся. Странно, что после услышанного ей думается лишь об этом. Да о том, что они еще и бесконечно печальные. Виноватые... Слепящий солнечный свет, слишком яркий, чтобы быть реальным, вновь заполнил собой помещение. Переливаясь и оглушающе треща. А за светом мелькнула знакомая улыбка, что только и удерживала ее, утопающую в снегу, на грани сознания, когда было уже совсем невыносимо… За всем этим нагромождением бед и разочарований, преследовавших ее с самого рождения, это стало последней каплей, сломав что-то у нее внутри. Финн борется за жизнь, Вик предал ее, а Синклера больше нет... Совсем нет. Слишком больно даже думать об этом, не то что верить. И словно бы тугой обруч сжимает грудь, не позволяя вдохнуть. Опоясывая и сковывая. Остановить это может лишь тонкое серебристое лезвие, что легко взмывает вверх и столь же легко обагряется кровью… И на этом полу-сон полу-явь обрывается. А после проигрывается вновь и вновь, скалываясь на одном и том же фрагменте. Вновь и вновь. И Рейвен воет, не в состоянии вместить в себя эту боль и тоску. Бьется, нанося увечья, в душащих ремнях, удерживающих ее на постели…***
Самая желанная помощь, какую только можно было представить - Джексон, пусть и в неожиданной компании, появился у ворот Тондиса через день после отправки ею сигнала С.О.С. И то, как они смогли преодолеть подобное расстояние за столь краткий срок, еще долго оставалось для Октавии загадкой. С какими-либо вообще объяснениями эти двое, выглядевшие так, словно продирались через дремучие дебри, не спешили, а сразу по приезду устремились в лазарет. Едва оказавшись в палате экс-канцлер направился к кушетке Эбби и опустился на край так осторожно, словно бы на ней лежал не человек, а фарфоровая статуэтка. Она была бледной, осунувшейся, став словно бы тенью самой себя. И противный голосок, до того надоедливо зудящий в мозгу о том, что он все-таки был прав - землянам доверять не следовало, поперхнулся и затих. Эбби сейчас требовалась их помощь, а не выяснение правоты. Джексон же, чувствующий себя в этом медицинском аду, как рыба в воде, уже избавился от куртки и старательно намывал руки, спеша осмотреть раны Рейвен и Эбби. Найко, проникшийся к помощнику Гриффин симпатией еще при прошлой встрече, не теряя времени рассказывал что-то о проведенном до того лечении. И все же их действия не казались ему достаточно быстрыми. И когда врач в первую очередь обратил свое внимание на Рейс, Джаха с трудом подавил приступ необоснованного гнева. Лоб Эбби, едва слышно стонущей в бреду, был покрыт испариной, и убедиться в том, что у нее жар, можно было и при визуальном осмотре. И все же он склонился над нею, бережно убирая с кожи прилипшие волосы и касаясь губами горящей кожи. Такой тонкой в сравнении с его, огрубевшей под воздействием ветра и морозов, что, казалось, даже легчайшее прикосновение щетины было способно причинить ей боль. Чем он вообще думал когда-то, поддерживая ее кандидатуру на пост пленницы у этих варваров? На что рассчитывал? Глупец. Безумец... Запястье, скованное белизною бинтов, казалось не толще хрупкой веточки, и в оковах его огромных ладоней казалось чем-то чужеродным, не принадлежащим к этому миру. От приторного дыма, пропитавшего помещение насквозь, свербело в горле. И большого труда стоило не раскашляться. Пользы от него сейчас не было никакой, да и разговор с Командующим, встретившим их отнюдь не любезно, не стоило откладывать. Теллониус отлично знал, что за дверями его уже поджидают. И все же, уйти, едва убедившись, что она жива, как и намеревался по началу, и оставить Эбби такую беспомощную, заплутавшую в собственном сознании, было крайне непросто. И плевать, если его тайна перестанет быть тайной. - Джаха. Джаха! Джексон, облаченный в перчатки и ее халат, смешно смотревшийся на его долговязой фигуре, отвлек советника от размышлений. С первичным осмотром Рейвен было покончено и теперь только он стоял на пути к оказанию помощи Эбби. В прямом смысле перекрывая собою подход к кушетке. И наконец до сознания Джахи дошло, что сейчас он только мешает здесь, и его, пока еще тактично, просят уйти. Пожалуй, даже забавным при данных обстоятельствах было то, что он не сомневался - будь Эбби в сознании, она бы их поддержала. - Позаботься о ней, слышишь? Джексон скривился, демонстрируя, что уж ему то не стоит об этом напоминать, но все же выдавил торопливо: - Конечно. Всегда. Прежде чем оставить их, не зная, сможет ли вернуться еще раз, Джаха склонился над Эбби и поцеловал покрытый испариной лоб. Понимающий, с потаенной насмешкой, взгляд Джексона он проигнорировал. У дверей, переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо поджидала Блейк. И ему вновь предстояло стать для нее дурным вестником...